Временами встречаются такие экстравагантные утверждения, что де Спаситель входил в дома мытарей и грешников и вкушал от пиров, которые были собраны неправедно. Да, вкушал, но только для того, чтобы духовно и нравственно заставить владетелей этих неправедных имений вернуть их законным владельцам. После того как Господь вошел к Закхею, свечерял с ним, то потрясенный великодушием Господа, «Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». (Лк.19:8).
В дальнейшем похвалу нищете Церковь пронесла через века. В течение жизни Церкви было разное. Она знала и скорби бедности и искушения богатством, но, тем не менее, идеал добровольной нищеты всегда был перед глазами церковных людей, даже когда им приходилось в силу тех или иных социальных обязательств нести золотое бремя богатства. Император Константин при жизни был облачен в пурпур и золото. Но обратим внимание на трогательное описание его кончины Евсевием Кесарийским. Будучи облаченным лишь в простую льняную одежду, он был уже чужд всего земного. Он предстоял перед Господом.
В чем состояло величие земных властителей и просто богатых людей, не в отречении ли от богатства? Рассмотрим кончину духовного отца сербского народа святого Симеона, в миру великого сербского князя Стефана Немани. Некогда грозный властитель, повелевавший тысячами сербов, построивший величественный монастырь Студеницу, добровольно отрекается от всего земного богатства и уходит на Афон к своему сыну святому Савве. Вместе с ним он строит монастырь Хиландар, в котором живет как простой монах. В свой смертный час, несмотря на настойчивые уговоры сына, он не желает покинуть своего обычного ложа - каменного пола, и не желает переменить на подушку свое возглавие - камень. И как пишет святой Савва, было дивно смотреть как тот, кто повелевал народами, умирал как нищий, будучи покрыт худым одеянием, совершая всё это добровольно. Перед кончиной осветилось лицо св.Симеона и он воспел со ангелами «Хвалите Бога во Святых Его, хвалите Его во утвержении силы Его».
Посмотрим на судьбы знатных римских аристократов на Востоке и Западе. Семья святителя Василия Великого. Это были далеко не последние люди Каппадокии. Владельцы значительных имений. Святитель Василий получил дорогое хорошее образование соответственно тому времени. Но когда настал час, он, как апостол Павел, оставил всё и пошел вслед за Христом. Часть имения он потратил на создание монастырей. Большую часть он раздал во время страшного голода 368 года голодающим. Когда в 372 году император Валент через своего вельможу хотел запугать его отнятием имений, то оказалось, что конфисковывать нечего, всё уже роздано, и он не имеет ничего, кроме одежды.
Ещё более удивительно житие преподобной Макрины, сестры Василия Великого. После кончины её даже не во что было облачить. На ней была только её одежда и пара стоптанных сандалий. А между тем перед этими добровольно нищими людьми благоговели цари и трепетали вельможи. Поэтому разговор по поводу того, что современные люди нас не поймут, если Патриарх будет ездить на менее «крутой» машине, чем муфтий, безоснователен. Они не поймут нас, если Патриарх будет менее духовен, менее праведен, менее молитвеннен, чем муфтий.
До недавнего времени в православном мире наибольшим духовным авторитетом пользовался почивший Святитель сербский Патриарх Павел, который сам себе чинил обувь, ездил на трамвае и в поезде третьего класса, который сиял светом святости. Те, кто стремятся сравнить Церковь и государство в блеске, силе, амбициях, временами не понимают природы Церкви. Власть наша иная, Царство наше не от мира сего. А если мы хотим во всем равняться на государство, давайте введем в Церкви телесные наказания, можно смертную казнь возобновить, создадим церковные вооруженные формирования. Но понятно же, что сие всё противоречит святым канонам. В канонах напрямую не осуждается церковная роскошь, но осуждается расточение церковного имущества. Осуждается ростовщичество, осуждается лихоимство, которое есть идолослужение.
К сожалению, надо признать, что временами церковная среда была невосприимчива к заповеди Господа и к учениям святых, временами занималась дружной травлей тех иерархов, которые всерьез воспринимали заповеди о нестяжательстве, добровольной бедности и благотворительности. В частности, именно поэтому был затравлен великий святитель Иоанн Златоуст, которого на беззаконном суде обвиняли в том, что он ест один и не роскошно, живя «жизнью циклопа», что он деньги, предназначенные на церковный мрамор, раздает нищим и т.д. В результате Святитель по навету таких любителей «церковного престижа», мраморных полов и блестящих обедов кончил свою жизнь в ссылке в Каманах. С опозданием потом император каялся над его гробом.
То, что знатное положение и высокая иерархическая степень не мешают человеку хранить обеты добровольной бедности, показывает пример святителя Григория Великого (540-604, память 12 марта). Вчитаемся в скупые строки статьи из Православной Энциклопедии: После смерти отца решил оставить политическую деятельность и принять монашество. Он основал 6 монастырей в наследственных поместьях на Сицилии (Greg. Turon. Hist. Franc. X 1; Ioan. Diac. Vita S. Greg. Magn. I 5) и в 574/5 г. превратил свой дом в Риме, находившийся на склоне Целийского холма близ ц. мучеников Иоанна и Павла, в мон-рь во имя св. ап. Андрея Первозванного (Ioan. Diac. Vita S. Greg. Magn. I 6). Распродав оставшееся имущество, Григорий Великий раздал деньги бедным и стал вести строгую подвижническую жизнь в Андреевском мон-ре простым монахом в посте, молитве, изучении Свящ. Писания и святоотеческих творений. Его мать, Св. Сильвия поселилась в келье недалеко от основанного сыном мон-ря (Ibid. I 9). Строгая аскеза ухудшила физическое здоровье Г. В., остававшегося слабым всю последующую жизнь (Greg. Turon. Hist. Franc. X 1; Beda. Hist. Angl. II 1) . В дальнейшем, когда свт.Григорий стал папой, он контролировал огромные средства и все их направлял либо на выкуп пленных и мира у лангобардов, либо на церковные нужды, либо на бедных. Сам себе не брал ничего, продолжая вести прежний очень скромный монашеский образ жизни. О его скромности и смирении свидетельствует хотя бы рассказ преп. Иоанна Мосха о их приезде в Рим с буд. Святителем Софронием: когда они увидели папу Григория на его пути в храм, тот земно поклонился им. И однако одного слова этого скромного, смиренного, тяжело больного человека в невзрачной одежде оказалось достаточным, чтобы огромное полчище лангобардов в 593 году отступило от Рима.
Из наших русских святых можно привести множество примеров добровольной бедности и нищеты. Один из наиболее ярких - преподобный Сергий Радонежский. Вот что рассказывает о нем его житие: «Рассказывали некоторые из монастырских старцев о преподобном Сергии, что одежда новая никогда не прикрывала тело его, ни сукно немецкое нарядное, разукрашенное, - ни синего цвета, ни багряного, или коричневого, ни других многих различных ярких цветов, ни белая или пышная и мягкая одежда: "Мягкие одежды носящие, - сказано, - находятся в домах царских". Но только из сукна простого, то есть из сермяги, одежду, из шерсти и из руна овечьего спряденного связанную, и ту простую, и не окрашенную одежду носил, ветхую, не раз перешитую, а иногда даже и с заплатами. Отсюда можно понять, сколь усерден был Сергий в своем смирении, если ходил в облачении нищего».
И временами поборники церковной роскоши напоминают того неразумного крестьянина, который пришел увидеть преподобного Сергия, но увидев, как он в худой одежде копает огород, с досадой и насмешками сказал братии: «Я пророка увидеть пришел, вы же мне сироту показали. Издалека я шел, надеясь получить пользу, а вместо пользы ничего не получил. Хотя я и в честный монастырь пришел, но никакой здесь пользы не получил; вы глумитесь надо мной, думаете, что я обезумел. Я святого мужа Сергия, как я слышал о нем, надеялся увидеть в большой чести, и славе, и величии. Ныне же из всего этого в человеке, указанном вами, ничего не вижу, - ни чести, ни величия, ни славы, ни одежды красивой и дорогой, ни отроков, служащих ему, ни спешащих слуг, ни множества рабов, прислуживающих или честь воздающих ему; но все на нем бедное, все нищенское, все сиротское. И думаю я - не он это». Что же делает преподобный Сергий? Он принял этого насмешника с любовью и вниманием, поклонился крестьянину в землю, «и не только поцеловал его, но взял его за руку преподобный и посадил справа от себя, едой и питьем насладиться предлагая ему, с честью и любовью обходился с ним. Крестьянин же печаль свою объяснил: «Сергия ради я постарался сюда прийти и его увидеть, но не исполнилось желание мое». Преподобный же Сергий сказал ему: «Не печалься! Здесь милость Божья такая, что никто печальным не уходит отсюда. И о чем ты печалишься, что ищешь и чего желаешь, - тотчас даст тебе Бог». И в то время, пока еще Сергий говорил, вдруг князь некий подошел к монастырю в великой гордости и славе, и полк великий окружал его, бояре, и слуги, и отроки его. Идущие впереди телохранители князя и подвойские крестьянина этого взяли за плечи руками своими и далеко куда-то отбросили его от лица князя и Сергия. И еще издалека князь поклонился Сергию до земли. И Сергий благословил его; и поцеловались они, и сели вдвоем только, а все стояли. Крестьянин же тот бегал вокруг. И кем он прежде пренебрегал и гнушался, к тому теперь стремился, - где бы только посмотреть на него, - и не находил места, и как бы ему ни хотелось приблизиться, он не мог этого сделать. И спросил он одного из стоящих там: «Кто этот монах, который сидит справа от князя, скажи мне?» Тот посмотрел на крестьянина и сказал ему: «Разве ты не здешний? Не слышал ли ты о преподобном отце Сергии? Говорящий с князем он и есть». Услышав это, крестьянин ощутил стыд и трепет». И потом великим покаянием он искупал свое неразумие.
Не будут ли из народной жизни и памяти точно также выкинуты и те, кто славу церковную и достоинство Церкви полагает во внешней роскоши? И еще - как бы мы относились к преподобному Сергию, если бы по примеру князя он окружил бы себя «телохранителями и подвойскими», которые далеко отбрасывали бы незадачливых верующих, спешащих к нему под благословение?
Преподобный Иоанн Кронштадтский действительно носил дорогие шубы и подрясники, дареные ему, но при этом он остался прежним человеком, готовым снять сапоги и отдать бедняку. До последних своих дней он скорбел о бедных людях, говоря: «Бедные наши нищие, никто на них и смотреть не хочет и не желает им благотворить. Все их презирают». Сам он благотворил широко, пользуясь теми возможностями, которые перед ним открылись.
Ближайший к нам пример, новомученики и исповедники российские, которые характеризовались удивительной скромностью, нестяжательностью и простотой жизни и величием святости. Вот их понимали все, в том числе и их гонители, некоторые из них, побежденные сиянием их святости, говорили, что если бы все были такие, то их бы не преследовали. Слова эти действительно подтверждены опытом.
Странной выглядит логика, по которой, если верующие несут самое дорогое на храм, то совершенно симметрично все самое дорогое должен получать и священнослужитель. Подобная симметрия означает, что протоиерейский дом должен быть минимум высотою с кафедральный собор. Ну, в общем, это в духе эпохи, когда новостроенные храмы бывают в десять раз ниже тех высоток, которые громоздятся над ними. То только каковы плоды духовные такой позиции? Святитель Николай (Велемирович) справедливо замечает: «Раньше великими были только храмы. Дома были маленькими. Но в них жили великие люди. Теперь в великих домах живут маленькие люди».
Временами такая симметрическая логика приводила к известной асимметрии: дома некоторых представителей иерархии иногда возвышались выше небес, а храмы не поднимались выше фундамента. Но даже если обходиться без крайностей, то все равно несколько не по себе от таких аналогий: так и представляешь себе плывущий по Москве или Питеру ходячий храм Христа Спасителя, увешанный всеми мыслимыми и немыслимыми наградами. Двумя крестами, например. Вспоминается горькая шутка одного греческого архимандрита: «Два креста и только один разбойник». Мне немедленно возразят: «Но св. апостол Павел называет нас храмами Духа Святаго». Совершенно верно, но это касается ВСЕХ ВЕРУЮЩИХ, не только духовенства. Иначе получается кастовость какая-то. В духе Ветхого Завета. Или даже Древней Индии. Значит и материальные украшения сих одушевленных храмов должны распределяться с известной равномерностью. Не в силу некоей обязаловки. А прежде всего - пастырской совести. И понимания своего ответа на Страшнем Судище Христовом.
Вспоминается, как однажды некий молодой батюшка с гордостью мне заявил: «Священник у нас с голоду умрет последним». Я посмотрел на него и только сказал: «Да? Я-то грешный думал, что должен умереть первым. По долгу совести». И действительно, умирали. Из блокадного духовенства в живых осталась ПОЛОВИНА. Вот лишь один из примеров того, как себя не берегли. Уже старый протоиерей Владимир Дубровицкий каждый день ходил в Князь-Владимирский собор на службу за 5 километров. Дочь плакала, умоляла: «Папа, не ходи, умрешь по дороге». А он: «Не имею я права, доченька, не идти. Надо Богу служить, людям помогать, утешать их». И он милостью Божией выжил.
Сейчас мы никого не удивим роскошью, равнением на миллионеров и президентов. Мы удивим способностью от всего этого отказываться. Я не призываю батюшек ездить на осликах, в нынешнее время это затратно и по времени, и по содержанию этих полезных животных, но хотелось бы призвать их не равняться на светский мир, не сообразовываться с лукавым веком сим, а делать то, что предписывает церковный долг, послушание и любовь к Богу и ближнему. И помнить, ради чего они пришли служить в Церковь. В день Великого четверга мы воспеваем: «Не лобзание Ти дам яко Иуда» и отрекаемся от жребия иудина, безумного сребролюбца, ради денег предавшего Христа.
Диакон Владимир Василик, специально для «Русской народной линии»
2. «Не бедных ли мира избрал Бог?»
1. Снова вместе