Для читателя, интересующегося современной российской словесностью, Валентин Васильевич Сорокин, пожалуй, в особых представлениях и не нуждается: благо, пишет он уже более полувека - и в течение этого же срока широко публикуется. Сорокин известен, в первую очередь, как поэт патриотическо-гражданской направленности, как автор, много размышляющий о судьбах родной страны. Его новый сборник, получивший говорящее название «Купола Кремля» («У Никитских ворот», М., 2016) включает в себя стихи разных лет и драматическую поэму о маршале Жукове. Издание красочное, хорошо проиллюстрированное.
Думается, что составитель сборника Лидия Сычева не случайно сделала данную поэму смысловым центром книги - судьба знаменитого военачальника волновала Сорокина в течение многих лет. Еще в 1978-м он дописал большое эпическое произведение «Бессмертный маршал», а в течение 80-х неоднократно пытался опубликовать. Однако дубинноголовая советская цензура раз за разом вымарывала из нее сотни и тысячи строк - и полностью поэму впервые опубликовали лишь в 1989-м. Примечательно, что в «Куполах Кремля» прославленному маршалу посвящены ещё два произведения - стихотворения «На Эльбе» и «Еще о Жукове». Есть тут и другие стихи о войне, той войне, которая осталась глубоким рубцом всех будущих русских поколений.
Чем же именно личность маршала Жукова так привлекает внимание поэта Сорокина? Видимо тем, что если брать отечественную историю 30-50-х гг., то трудно найти человека (за исключением разве что Сталина), вокруг которого так бурно ломались идеологические копья. Почитавшийся в качестве «спасителя России» Георгий Константинович в период «либеральной революции» оказался, по выражению Сорокина, «распятым, оклеветанным молвой». Жукова посмертно назначили «кровавым мясником», погубителем сотен тысяч солдатских жизней, которые он-де без всякой жалости швырнул в пасть Молоху войны ради личной славы. Исследования ряда современных военных историков эту точку зрения представляют несостоятельной: Жуков, где это было возможно, солдата старался беречь. Ну а что касается Валентина Сорокина, так он никогда и не сомневался в том, что Жуков - «любимец народа, герой». Также, очень важно, что для поэта советский период - который очень многие сейчас так хотели бы вычеркнуть, замарать, запретить! - оказывается естественной и героической частью истории России. И, описывая поле боя, поэт выдает замечательные строки:
А на холмах под Вязьмой пушки, пушки
И танки наши в гари и в пыли.
И древнее рыдание кукушки,
Как будто плачет чья-то мать вдали,
А на холмах под Вязьмой густо, густо
Лежат солдаты в мураве-траве.
И - тишина. И - в мире страшном пусто.
Лишь крик кукушки тает в синеве.
Лежат бойцы недвижно на опушке.
Свежит цветы кровавая роса.
И древнее рыдание кукушки.
И древние над Русью небеса.
Здесь сам Кутузов
Присягал на верность
Отечеству, - разрушенный собор
Хранит преданье!
Для Сорокина маршал Жуков в значительной степени остаётся современником: ведь он в своё время спас Россию от того «похмельного коричневого зла», которое, как мыслится поэту, и сейчас нависло над внешними границами нашей страны. «Рабы - славяне, русские - рабы. Им, холуям, варить, стирать и строить!..», - разве не подобные же послания urbi et orbi периодически возглашает наша «либеральная интеллигенция», добросовестно обслуживающая интересы заокеанского гегемона?! Впрочем, и внешние границы - те, которые когда-то отвоёвывал Жуков - давно уже взломаны. «Куда мне деть повинные глаза? Простите, ростовчанки, киевлянки, простите, деды, недруг на порог насел», - говорит поэт, и в этих словах жёлтым ястребиным зраком вдруг проглядывает день сегодняшний. Как актуальны и сейчас «тезисы», которые Сорокин вложил в уста Гитлера, размышляющего о природе мирового господства: «Верхушка приручается развратом, банкетом, путешествием, парадом, пайком из продуктовых погребов». «Мешайте русским думать и рожать!», - подхватывает Ева Браун. Тогда, семьдесят с лишним лет назад, русское воинство, руководимое Жуковым, поставило неодолимый заслон вражескому нашествию - но, увы, спустя десятилетия сыновья и внуки тех солдат бездумно растранжирили отцово-дедовское наследие, пустили врага в наш общий дом. Нынче вновь встаёт вопрос о существовании России: и тем дороже нам память о людях, которые однажды её уже спасли.
Широкими мазками Сорокин рисует жизнь великого маршала - с детства, когда «бутуз, а не ребенок» стал материнской радостью, до невесёлых размышлений пожилого человека о миллионах жертв, что отечество положило на ужасный алтарь войны. И маршалу, который несмотря на все перенесённые тяготы и испытания, остался честным и совестливым человеком, память постоянно напоминает об этих жертвах: «Мне двадцать миллионов не дают Покоя: Из могил они встают, Я виноват, и Сталин виноват, Могилы - нескончаемые волны!»
Жизнь Жукова подаётся сквозь призму широкой русской истории: Сорокин в своей поэме вспоминает и трагедии великих русских поэтов, Пушкина, Лермонтова и Маяковского, и великие нашествия, и неразрывную связь поколений. В числе героев поэмы - Сталин, Берия, Гитлер, Гудериан и Паулюс: автор наделяет их репликами, соответствующими историческому характеру этих персонажей. И, несмотря на модную сейчас концепцию «двух тиранов, стоивших друг друга», сорокинский Сталин оказывается фигурой противоречивой, мятущейся - в отличие от Гитлера, от вполне однозначно выписанного («рога б тебе и хвост тебе для виду») Берии. Поэт не идеализирует вождя, признавая за ним вину за море пролитой крови - но он же и не готов мазать Сталина исключительно чёрной краской. «А счастлив я и дал кому я счастье? Не дал и проклят, кажется, в веках!..», - горько сетует вождь в поэме. Размышляя над доносом, поданным Берией на Жукова, Сталин произносит знаменательные слова:
Умру я - на могилу на мою
Заявится субъект, еще лисее,
И примется топтать, а ротозеи, -
Расскажет всяк про то в своём краю.
Искал я смысла в юности, ищу
И в старости итогового смысла.
Репрессии, война на мне повисла,
Ему прощу, себе же не прощу.
Окончательный приговор Жукову, который так и не решился вынести Сталин, изрекает устами Сорокина сама История: «Георгий, знай, победоносец, знай, Ты дом помог нам сохранить и май».
Вошедшие в сборник стихи являются важным смысловым дополнением к поэме. Автору этих строк особенно запомнилось «Генералу Ватутину» - Сорокин сумел найти для замечательного военачальника, так и не увидевшего победы из-за бандеровской пули (как знакомо выглядит, не правда ли?), точёные, прочувствованные строки:
Ветер волны вздымает и крутит.
В пенных глубях снуют катера.
И стоит на граните Ватутин
Высоко у седого Днепра.
Мглой багровою полдень окрашен.
Гром сверкает в просторах долин -
Это движутся армии наши
По дороге прямой - на Берлин!
Памятник Ватутину в Киеве всё грозятся снести в рамках «программы декоммунизации» (как убрали в своё время монумент генералу Черняховскому в Вильнюсе) - яркое свидетельство того, что маховик истории, во многом, крутнулся вхолостую: и сейчас мы вынуждены стоять лицом к лицу с тем же самым злом, что когда-то видели перед собой наши деды и прадеды. Вообще, тема Украины, творящейся там трагедии, не даёт покоя Сорокину: «Не отнимайте Киевскую Русь у сыновей её, великороссов». И робкая, несмелая надежда: «На берегу былинного Днепра брат перед братом смолкнет виновато»...
Перед читателем сборника проходит вереница пейзажей, образов и фактов. Сорокин признаётся в любви к Москве («Жила, как мать, в простой моей судьбе»), где испытал радость признания, рассуждает об особенностях русского характера («Нам, русским, квёлость не знакома»), размышляет о тысячелетнем прошлом («где вы, идолы гордых славян»), о глухих временах татарского ига, проводя от них связующую нить к сегодняшнему нелегкому времечку - «тоска по Дмитрию Донскому тихо заворочалась в груди». Поэт не желает оставаться безучастным свидетелем: «Я, кричащий в своей стороне: - Дайте Родину выручить мне!» И тут же спокойная уверенность: «Иноземцу меня не осилить!» Душа поэта впитала в себя великую вековую боль, выплеснувшуюся в отчаянных строках:
На их стрелу мечом я отвечал,
И, воскресая средь родимых улиц,
Я над могилой ворогов качал,
Чтоб никогда они не встрепенулись.
Голодный, непричесанный, босой,
Лицом закаменев над Русью жалкой,
Я их сшибал оглоблей, стриг косой,
Я их лупил простой дубовой палкой.
Россия для Сорокина - высший смысл жизни, неутихающая подсердечная боль и высокая гордость одновременно. При этом, что очень важно, Валентин Васильевич далёк от вселенского пессимизма, унылого упадочничества. Он, напротив, спорит с современными модными «пророками», поторопившимися списать Русь со счетов:
Я пророчествам вашим не верю,
Встанут русские, мир окрыля,
А иначе - не сдюжит потерю,
Не осилит святая Земля.
Говорю я друзьям: разрушайте
Заказного распутства мосты
И рожайте, рожайте, рожайте,
Дети - русских просторов цветы!
Мы поднимемся зорям навстречу,
В миг, когда мы шагнем за порог,
В наше здравие звездные свечи
Во Вселенной затеплит сам Бог.
И да исполнится по слову Сорокина. Ведь поэты, они - провидцы.
