Прочитал на днях у русской парижанки Татьяны Масс:
«Рассказала Л. Ездили они недавно навещать свёкра в деревню. Он остался один, жена умерла, дети давно живут отдельно, по очереди приезжая навещать старого отца.
Сидел старик на террасе и дремал под тёплым осенним солнышком. Вдруг слышат - дед плачет. Испугались - бегут к нему: "Что случилось, папa"?
Ему на голову упал жёлтый пятипалый кленовый лист. Старику в это время снилось, что его мама по голове гладит. И вдруг правда - гладит его по голове! Лист!
Дед плачет и рыдает, остановиться не может.
А ведь он не сентиментальный, говорит Л. Суровый, жадный, выпить любит, жене изменял налево-направо. Короче, закоренелый эгоист. И даже его разобрало от нежного прикосновения осени».
Наверное, у каждого нашего читателя хранится в памяти несколько подобных сюжетов. Было бы интересно с ними познакомиться, так что присылайте, будем рады. Почему я начал именно с этого? Уже девять месяцев живу тем, что происходит на Украине, лишь изредка в силах отвлечься. Татьяна Масс, кстати, тоже, судя по её блогу, в Живом Журнале. Украина - это такой очаг боли, что не отвлечься, не забыться, не заглушить темпалгином и цитрамоном, как если бы просто болела голова. Вдобавок я простыл, съездив в командировку, и уже месяц сижу дома. Не смог толком походить за грибами, хотя очень хотел. Осень, можно сказать, пропустил, застав лишь её начало. И вдруг этот рассказ про упавший лист, благодаря которому я смог коснуться одного из любимых времён года.
Мы часто зацикливаемся на чём-то, теряя меру. Это опасно, даже когда речь идёт о вещах сугубо положительных. Например, погружается человек в православную литературу, усердно ходит в храм, говорит только на эти темы. По идее, должен просветляться. Но окружающим становится с ним не очень уютно. Человек это видит, сердится, ему кажется, что его не понимают или, даже того хуже, настолько обмирщились, что не желают вместе с ним созерцать горних высот.
Это плохая постановка вопроса. В Питере я ходил в храм Рождества Иоанна Предтечи, что на Каменном острове. И, пребывая там на службах в эйфории, после в метро думал: «Ужасно! Какие лица бездуховные, пустые, то ли дело прихожане нашей церкви». Потом, когда восторженность начала немного проходить, «бездуховные лица» куда-то почти исчезли: кто-то в вагоне сидел, прикрыв глаза от усталости, иной грустил, другой улыбался чему-то. И все они любимы Богом. Я хоть немного, но начал видеть их Его глазами.
Будучи человеком увлекающимся, я постоянно погружаюсь в какие-то области, поразившие воображение, и перестаю замечать окружающий меня мiр Божий - слепну. Потом выздоравливаю, слава Богу, сожалея о том, как много упустил. Даже представить не могу сколько, лишь смутно догадываясь.
Вернусь к рассказу о своих путешествиях в метро. Мне больше всего запомнились тогда два эпизода, оба грустные. Первый назову «Три одиночества». Как-то воскресным вечером я присел рядом с двумя рыбаками в плащах и со снастями - это были мальчишка лет двенадцати и его отец. Не знаю, что они там наловили, но вид у моих соседей по вагону был невесёлый. Не огорчённый, а скорее какой-то привычно-печальный. На коленях мальчик держал клетку с попугаем, который внимательно смотрел на своё отражение в зеркальце. «Зачем они его взяли с собой за город?» - подумал я. Когда взглянул на них последний раз, перед тем как выйти, задержал взгляд на птице, и вдруг понял: им не с кем оставить его дома. Их мать и жена, возможно, умерла, а в зеркало попугай смотрит, чтобы не было так одиноко. Почему ему не купили подружку, не знаю.
Вторую историю можно назвать «Розовая сумка». Напротив расположился немолодой преуспевающий мужчина в норковой шапке. Он просто излучал благополучие и самодовольство, с важным видом читая газету «Аргументы и факты». Рядом сидела его спутница, миловидная женщина лет сорока, в сером изящном пальто. Выглядела она, как и спутник, безупречно, но на этом их сходство заканчивалось. Женщина была какой-то доброй, беззащитной, а крепко держалась за большую розовую сумку, напрочь не сочетавшуюся с её одеждой. Такую даже в деревне не всякая станет носить, а тут что-то необъяснимое, она словно сигналила о чём-то миру, о каких-то несбывшихся мечтах. Мы вместе вышли на станции «Приморская». Когда мужчина складывал газету, блеснуло обручальное кольцо. Я без всякой задней мысли посмотрел на руки женщины. Кольца не было, и я понял, что она любовница солидного человека в норковой шапке. Не думаю, что это был мимолётный роман. В них чувствовалась усталость друг от друга, от невозможности что-то в своей жизни изменить.
Вообще-то, «Хронограф» должен быть посвящён другому. Взгляду православного человека на текущие события, с чем-то вроде вывода в конце. С текущими событиями у меня в этот раз получается плохо, уж очень я от них устал. Но вывод всё-таки сделаю. Если бы мы чаще смотрели друг на друга, откликаясь на сигналы бедствия, вроде безвкусной розовой сумки или попугайчика, тоскующего по подруге, наша жизнь стала бы совсем другой. Более счастливой. И на Украине сейчас не ненавидели бы друг друга, люди были бы как-то нужнее своим близким.
Мы почему-то боимся это делать - вглядываться. Почему - я не знаю, но мне кажется, что это связано со страхом смерти, не только своей, а в первую очередь близких. Мы так боимся их потерять, что стараемся заглушать чувства, отстраняемся, с готовностью погружаясь «в себя», точнее - в безмыслие и бесчувствие, забывая слова Спасителя: «Не бойтесь». Болезнь моя немного затянулась, и я стал задумываться, а не происходит ли со мной что-то совсем худое. Накануне того дня, на который был назначен рентген, начал читать акафист Николаю Чудотворцу - и вдруг понял, что впервые в жизни не боюсь смерти. Это был, конечно, подарок от святителя, он посылает их нечасто, но они очень дорогие.
Обследование не показало ничего серьёзного, а значит, у меня есть ещё время что-то изменить. Не знаю, получится ли. Это трудно.
Владимир ГРИГОРЯН
