Обычно в рубрике «Человек» мы рассказываем о наших современниках, верующих людях, чей духовный опыт может оказаться полезным для всех нас. Но сегодня мы отступим от этого правила и расскажем о Владимире Николаевиче Ситникове, жившем в Саратове в первой половине XX века. Владимир Николаевич вел дневник, который был случайно обнаружен писателем-историком Юлием Песиковым. Записи отражают мировоззрение человека религиозного, который в испытаниях уповает лишь на одного Бога.
Владимир
Николаевич Ситников родился в Казани в 1884 году в семье, где было
семеро детей. Отец его был страховым агентом. В доме у Ситниковых
соблюдали традиции православного воспитания, не формально, а очень живо,
учили детей «молитвой услаждать душу». Взрослые стремились дать детям
единственно крепкую опору в жизни - веру.
Владимир учился в Казанском императорском университете на юридическом факультете - он хотел стать адвокатом, чтобы помогать обездоленным, защищать обиженных. Но этой мечте не суждено было сбыться - еще в детстве Владимир Николаевич оглох после скарлатины. У недуга был «плавающий» характер - глухота то появлялась, то почти полностью исчезала, но из-за этого юрист Ситников не смог работать в суде и стал экономистом. В 1911 году он вместе с родителями переехал в Саратов, где до 1917‑го работал в казенной палате. После революции он сменил огромное количество мест работы и должностей - таково было время.
«Человечество переживает грозную эпоху. Идет процесс разрушения старых государств и создания новых государственных формаций. Этот процесс особенно тяжел для России», - с этих слов начинается саратовский дневник Владимира Ситникова. Дата - 10 января 1918‑го. 5 февраля он продолжает: «Жизнь проходит под углом полной неизвестности и неопределенности будущего... Жизнь ломает старые рамки, но новые пока не создает».
В 1918 году Владимиру Ситникову - 34 года. Несмотря на трагизм происходящего вокруг, он готовится стать мужем для женщины по имени Эмилия. Но все-таки больше в его дневнике рассказов о том, что он видит вокруг, читает в газетах. Начинается Гражданская война, и Владимир Николаевич пишет о нехватке необходимых продуктов, грязи на улицах, жутких морозах, общей неразберихе. И - «тирании одной партии». 11 октября 1919 года Ситников впервые записывает словосочетание «красный террор». «Условия жизни из-за отсутствия многих продуктов и дороговизны становятся все более и более невыносимыми. Когда кончится вакханалия смертей - сказать трудно. Расстрелы и аресты еще более сгущают краски наших дней».
А вот что пишет Владимир Николаевич 8 ноября 1920 года: «Советская власть входит в 4‑й год своего существования. Этот факт чрезвычайной важности, который уже нельзя вычеркнуть из истории. Но идея мертва! Вместо всеобщего процветания - во всем большая разруха. То, что обещал социализм, в действительности не осуществляется: бедные и богатые остались. Пошлость и обман царят повсюду. Все то, чем так была черна прежняя жизнь - кумовство, прислужничество, - осталось. Теперь высоко держит голову только то, что раньше мелко плавало. Смело можно сказать: на практике задачи революции не оправдались».
Одна из самых страшных записей дневника датирована сентябрем 1921 года: «На улицах много голодных, с впалыми щеками, желтыми лицами. Дети лежат на тротуарах и плачут. Милосердие спит». И вот еще, 2 марта 1922 года: «За Волгой людоедство... Живем без всяких культурных устоев, никаких перемен. Из церкви отбирают золото и серебро. Для каких целей - неизвестно».
В последующие годы - а дневник продолжается до 1931‑го - Владимир Николаевич живописует и другие «завоевания революции»: постоянное недоедание, мизерная зарплата, низкие должности из-за «соцпроисхождения», жилищные перемены - и тоже не к лучшему... И самое тяжелое - повсеместное унижение думающей и тонко чувствующей личности. С какой болью Ситников рассказывает о том, как у него изъяли на «народные нужды» пианино!
В дневнике столько «горестных замет», что иногда с удивлением думаешь: как же можно выносить все это? Однако Владимир Николаевич много читает и пишет о прочитанном: в круг его чтения входят и зарубежные, и отечественные авторы. Правда, ближе к 30-м годам Ситников жалуется, что в новых книгах совершенно нечего читать - изображение действительности плоское, конъюнктурное, без Божества, без вдохновения... Его душа не приемлет этого и стремится к прекрасному: посещение театров, кинематографа и общедоступных лекций не прерывается даже в самые голодные и холодные времена.
Владимир Николаевич был дважды женат (после Эмилии была еще супруга-медичка, Женя), но оба его брака были неудачными. О, сколько нежных, трогательных слов он произнес в адрес своих возлюбленных! Как горевал, что нет у него «друга-жены»! Как мучился от одиночества! И по-человечески его можно понять - в трудные времена особенно стремится человек не быть одиноким, потому что душевная близость всегда дороже хлеба...
От ужаса и безнадежности Владимира Николаевича спасает вера. Вот что он пишет 6 января 1921 года, в Рождественский сочельник, после того, как вернулся со всенощной: «Этим вечером удалось забыть многое плохое, отдохнуть душой от переживаний. Сегодня люди поют гимны вечно живущим Правде и Любви. Зеленая елочка с огнями напоминает о том, что придет весна. Огоньки зовут к жизни. Дай Бог, чтобы наша страна обновилась».
Через два года, 6 января 1923-го: «Рождественский сочельник. Несмотря на яростную газетную травлю религии сегодня все церкви полны молящимися. И кому же не почитать сегодняшний день? Ведь все лучшее, что вложено в человека, ощущаешь во время церковного стояния, когда наши чувства как бы очищаются от всего злого и скверного. В каком еще месте можно почувствовать такое? Для каждого человека необходимо осмысление, оценка своих дел, самого себя. Иначе человек потеряет компас в жизни - внутренний голос его совести».
Внутренний голос совести... Записи Владимира Николаевича кратки, местами даже сухи, но этот голос явственно слышен в них. И даже когда совсем не остается сил - «Страшное безразличие и сознание бессилия гнетет меня» (27 января 1923 года) - автор записок все равно пытается бороться: «Только мысль о Боге дает мне утешение и надежду»; «Прошел еще один год: мне 39 лет. Но как я уже стар! Ослабели желания... Пойду к Солнцу. Может, Солнце даст мне силу, бодрость, чтобы я мог перенести грядущие испытания» (18 апреля 1923 года); «Наступают, видимо, сумерки моей жизни. Впереди - беспросветность, туман. Позади - жизнь, полная тоски, тревоги, страха. Я знал, испытал любовь к женщине, но отклик этой любви мне мало импонировал. Сейчас на моем мрачном небосклоне единственная спасительная звезда - это идея Творца» (1927 год).
О гонениях на Церковь Ситников пишет немного и кратко, словно констатируя погоду. Слова о том, что с очередной церкви снимают купола, соседствуют с картинами тяжелой жизни вообще - поэтому дополнительной рефлексии и не требуется. К примеру, 7 ноября 1923 года Ситников записывает: «Демонстрация. Толпы организованного народа. Красные флаги, красные огни. Лужи грязи. Веселый девический смех. Молчащие церкви... Словом, все та же революция». И в том же году: «Если бы можно было взглянуть на Землю с высоты хотя бы Солнца, то наши города предстали бы как еле заметные точки. А нас самих и не увидишь. Неужели можно утверждать, что не существует Творца Вселенной? Какой самообман!».
Горькие мысли и надежды на лучшее сменяют друг друга. Но нет-нет да и доверит Владимир Николаевич своей тетрадке нечто такое, что зародилось в самой глубине души, несмотря на всю «грубость» жизни. 21 ноября 1926‑го: «Сегодня день Архангела Михаила. Вчера на всенощной была масса народу, служили оба архиерея - Досифей и Андрей. Хор был усилен... На Волге - ледоход. Сижу один в доме, в нашем старом доме. Тихо так. А десять лет тому назад здесь было шумно, людно... Матери и сестры Сони нет. Грустно. Впереди - беспросветно. От этой жизни все устали. Просто доживаем свой век... А там придут чужие люди, перестроят все по-своему. И от нас не останется никаких воспоминаний, никаких следов. Заканчивается род, старый купеческий род Ситниковых. На обломках старого строится новый быт». Грусть, но ясное понимание того, что грядет. И тут же, в дневнике, словно предостережение: «Никогда не будет процветать страна, где все заботы, помыслы, желания, стремления жителей - исключительно о хлебе насущном, о том, как бы прокормить себя, свою семью; где люди не могут удовлетворять свои духовные потребности» (7 сентября 1931 года).
Дневниковые записи Владимира Ситникова прерываются в декабре 1931 года на словах: «Хочется все же надеяться, что грядущий, 1932 год, возможно, улучшит нашу серую жизнь»... А в 1940 году Владимир Николаевич Ситников был арестован по доносу. Дневник стал основным свидетельством обвинения: в нем увидели антисоветскую пропаганду. Ситников был осужден, получил семь лет. Дальнейшая его судьба неизвестна, за исключением того, что в 1994 году он был реабилитирован. Будем надеяться, что он нашел покой и награду в обителях Того, Кому верил всю свою жизнь.
17 июня 1931‑го: «Большевики не верят в Бога. Отрицать Бога - значит отвергать жизнь. А это абсурд».
Дневник цитируется по книге: Ситников В. Н. Пережитое: Саратовский дневник 1918-1931 годы/2-е изд., испр.; публикация Ю. Песикова. Саратов, 2010. 96 с.
Фото из открытых интернет-источников
Газета «Православная вера» №2 (502)
http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2014-poydu-k-solncu
