Иван Антонович Сильвай. Имя этого общественного деятеля, писателя, просветителя ныне на Украине основательно подзабыто. Позволю себе предположить, что и на малой родине - в Закарпатье - знают о нем немногие. Между тем в свое время он был широко известен за пределами родного края, а в самой Угорской Руси (так Закарпатье называлось ранее) во второй половине ХIХ века являлся самым читаемым автором. 15 марта исполнилось 175 лет со дня его рождения.
Родился он в провинциальной глуши - в небольшом горном селе Сусково. Угорская Русь в то время входила в состав Австрийской империи, исторически же считалась землей Венгерского королевства. Отец будущего выдающегося деятеля служил сельским священником, но по происхождению принадлежал к дворянскому роду, был человеком образованным, увлекался античной литературой, в оригинале читал Цицерона, а произведения Вергилия и Овидия знал практически наизусть.
Иван оказался последним ребенком в семье. И единственным сыном (кроме него у священника росли две дочери). А потому - жизненная дорога его была предопределена изначально: следовать по отцовским стопам.
К духовной карьере мальчика готовили с юных лет. Отец занимался с ним языками - латинским (тогдашним официальным) и церковно-славянским (языком богослужения). Считая, что занятия музыкой облагораживают сердце (качество, немаловажное для священника), Антон Сильвай учил сына игре на скрипке и флейте.
Значительную роль в воспитании играла и мать ребенка. Она была превосходной рассказчицей, знала множество интересных историй. Наверное, именно ей Иван обязан первоначальным развитием творческих способностей, позволивших ему впоследствии стать известным писателем.
Детство Сильвая пришлось на бурные годы. В 1848 году в Венгрии вспыхнула революция. Через Закарпатье, преследуя друг друга, то и дело передвигались отряды повстанцев и правительственных войск. Огромное впечатление на мальчика произвел приход в край войск русской армии, направленных Николаем I по просьбе австрийского императора для подавления восстания.
«Москалей» в Закарпатье ждали со страхом. Венгерская пропаганда уверяла, что они беспощадны и кровожадны, обликом похожи на диких зверей, как саранча опустошают все вокруг и питаются живыми младенцами. Когда в Сусково пришли первые вести о том, что пришедшие русские совсем не звери и даже разговаривают на понятном языке, таким известиям не поверили.
Однако очевидцев, непосредственно общавшихся с русскими солдатами, становилось все больше. «Все они твердили одно, что они свободно разговаривают с москалями и без затруднения понимают их язык», - вспоминал позднее Сильвай.
Вскоре и сам он увидел издали русскую воинскую часть, расположившуюся на привал. А после того, как выяснилось, что царская армия местных жителей не грабит, не обижает (в отличие, между прочим, от австрийских и венгерских войск), Иван вместе с отцом решился сходить в русский лагерь.
«Мы в самом деле убедились, что за исключением очень немногих слов понимаем речь московскую, - напишет он потом в мемуарах. - Воины охотно пускались в разговор с моим отцом и, как узнали, что он священник - относились к нему с почтением и называли батюшкою».
Собственно, с тех пор и стало пробуждаться в юном сердце чувство принадлежности к великой русской нации. Тем более что обстоятельства этому благоприятствовали. В Ужгородской гимназии, где учился Иван, по инициативе крупного угрорусского общественного деятеля Адольфа Добрянского особый упор делался на изучение русского языка как общего культурного языка для всей Руси (Угорской в том числе).
И в дальнейшем Сильвай, продолжая обучение в чужих краях (румынском Сатмаре, венгерском Пеште), ощущал себя русским, углублял познания в русском литературном языке и отмечал, что для угрорусов-интеллигентов «за малыми изъятиями - это совершенно родной язык». Окончательно он убедился в том после знакомства с произведениями Николая Гоголя, когда удостоверился, что языком гоголевских повестей можно рассказывать и о жизни угрорусов. Вместе с тем Сильвай хорошо владел многими другими разговорными языками - немецким, словацким, венгерским (на последнем он даже пробовал писать стихи).
После окончания Центральной духовной семинарии при университете в Пеште Иван Антонович женился, принял священнический сан. Его ожидала, в общем-то, заурядная духовная карьера - с переходом (если повезет) из менее богатого прихода в более богатый. Однако сам Сильвай являлся незаурядным пастырем. Он не замыкался в стенах храма - изучал историю родного края, писал краеведческие работы, собирал фольклор.
Большую известность принесла священнику литературная деятельность. Иван Антонович обрел славу крупнейшего поэта Угорской Руси, являлся автором многих повестей и рассказов. В центре его произведений - народный быт Закарпатья, радости и печали обитателей края, людские достоинства и грехи. Даже в тех случаях, когда действие переносилось в какую-нибудь вымышленную страну или за тридевять земель, было очевидно: он пишет о русинах и для русинов.
Ну а писал Сильвай, разумеется, на русском литературном языке. Укреплению позиций этого языка в Закарпатье он придавал большое значение. Русский литературный язык, по мнению Ивана Антоновича, способен был спасти томящихся под многовековым иноземным игом угрорусов от окончательной денационализации.
«При всем истощении сил угрорусского народа, - замечал он, - есть одно обстоятельство, которое его предохраняет от конечного исчезновения. Именно: его язык есть язык исполинского народа, литература которого стоит на уровне прочих культурных народов Европы и обладает силою по мере своего величия в культурном успеянии идти вперед громадными шагами... В отношении культуры, если великий народ можно сравнить с корнями и со стволом великого дерева, одноплеменные отрасли его, на основании единства языка, можно сравнить с его ветвями. Пока ветвь не отсекается от ствола, дотоль не только живет жизнью дерева, но, как составная часть целого, не перестает соблюдать присущие свойства целого».
Сильвай, не желая угрорусам (и всем малорусам) судьбы отсеченной ветви, решительно выступал против украинского движения, стремившегося разделить малорусскую и великорусскую части русского народа, натравить их друг на друга. Такое движение при поддержке австрийских властей набирало силу в соседней Галиции. Категорически возражал Иван Антонович против разработки в противовес русскому самостоятельного украинского языка.
Сильвай констатировал, что украиноязычную газету, которую власти пытались издавать в Закарпатье, «никто не читает, кроме наборщика».
«По эту сторону Карпат, - сообщал писатель видному деятелю украинского движения в Галиции Владимиру Гнатюку, - нет ни одного образованного русского человека, который увлекался бы вашею самостийною правописью и самородными мечтами. Понапрасну станете Вы утверждать, уж хоть с клятвою, что Вы русин. Вас все будут считать поляком, портителем прекрасного русского языка. Издаваемой Вами книги Вы мне не посылайте. Мне довольно муки причинило одно прочтение вашего самостийного письма, а не то еще целой самостийной книги».
Иван Антонович сотрудничал в издававшейся в Закарпатье на русском языке газете «Свет» (пока ее не запретили власти). Энергично участвовал в работе литературного Общества святого Василия Великого, также ведшего свою деятельность на русском литературном языке, что специально было оговорено в уставе (позднее власти закрыли и это Общество).
Наряду с этим, Сильвай с помощью литературы боролся со страшным народным недугом - пьянством. Проблема усугублялась тем, что в свободное от работы время закарпатским крестьянам нечем было занять себя. Единственным местом досуга в селе оставалась корчма, где и пропивались кровно заработанные гроши, иногда - все до последнего.
Открывать в селе библиотеку являлось бессмысленным - почти все сельские жители были безграмотны. Но священник нашел выход. Он собирал крестьян у себя и вслух читал книги и газеты. Таким способом люди отвлекались от корчмы.
Терпящие из-за этого убытки корчмари строчили на священника доносы, жаловались в различные инстанции (как светским, так и духовным властям). Оттуда подкупленные чиновники слали Ивану Антоновичу распоряжения - прекратить публичные чтения. Но он не сдавался.
А еще Сильвай был замечательным проповедником. Послушать его приходили люди не только из соседних приходов, но и из дальних сел. Сборник поучительных слов священника был издан впоследствии в двух томах и стал хорошим подспорьем для сельских батюшек.
До самой смерти отстаивал Иван Антонович интересы своего народа, включая сюда и право населения на пользование русским языком. Умер Сильвай в 1904 году.
В 1938 году в Закарпатье (входившем тогда в состав Чехословакии) отметили столетие со дня его рождения...
Забывать его стали уже во времена советской власти. Безусловно, это не справедливо. Иван Антонович, как общественный деятель, сделал для своего края немало. Что же касается его литературного творчества, то могу утверждать: лучшие произведения писателя ничем не уступают, например, повестям Ивана Нечуя-Левицкого, рассказам Ивана Франко, Архипа Тесленко, других литераторов, официально признаваемых украинскими классиками.
Вот только писал Сильвай по-русски. А это никак не вписывалось в навязываемое представление о том, что родной язык здесь украинский, а не русский. Потому и замалчивается личность и творчество Ивана Сильвая.
Относительно давно, в 1957 году, в Чехословакии (в Братиславе) вышла на русском языке книга «Избранные произведения» писателя. А в СССР - нет. В независимой Украине, конечно же, тоже. А жаль.
