Вымираем?
- ООН включила Саратов в список вымирающих городов мира, ощущаете ли Вы, что живете в - депрессивном регионе?
- С моей точки зрения регион, безусловно, депрессивный, но о Саратове мне очень трудно говорить отстранено. В этом городе я живу чуть больше девяти лет, но это время для меня было более насыщенным, чем вся моя предыдущая жизнь. Слишком со многим за это время сроднился, слишком во многое врос.
Саратов - это разбитые дороги, которые на протяжении последнего десятилетия безуспешно пытаются привести в порядок. Это - городские предприятия, которые когда-то были славными и сильными, а теперь от них осталось одно воспоминание. Это - уродливые городские окраины, где вырастают дети. Уровень образования который они получают, не оставляет надежд на поступление в вузы. Неизвестно, смогут ли они пробиться в жизни, не удивительно, что, вырастая, многие из них вливаются в ручейки, питающие реку преступности.
На окраинах вечерами опасно, там можно получить удар битой по голове, там происходят убийства из-за какой-нибудь ерунды вроде мобильного телефона. Все это - впечатления от Саратова. Можно, конечно, сказать, что в городе есть исторический центр, а в нем консерватория, поблизости целый ряд вузов. Но окраины населены гораздо гуще. Да и сам центр запущен, скорее печалит, чем радует.
А с другой стороны, Саратов - это люди, среди которых очень много и живых и хороших. Поэтому смириться с мыслью о том, что город вымирающий лично мне трудно. Город, как общественное пространство, да, вымирает. Но люди-то - живут! Чувство боли от того, что происходит с городом, у меня есть.
Что касается проблем... Как человек, который успел побыть членом региональной общественной палаты и как священник с очень широким кругом общения, одну из самых главных бед я вижу в удивительной разобщенности людей в Саратове. Вот человек видит, как другого постигла какая-то беда, он ему не друг, но и не враг. Но у него возникает не желание помочь, а злорадство по этому поводу: «Пусть он утонет». И полное отсутствие понимания того, что завтра будешь тонуть ты, и некому будет тебе помочь. Вот это для Саратова, к сожалению, очень характерно.
Два храма
Когда в Саратов прибыл владыка Лонгин, в городе было 15-16 приходов, сейчас их более 35. И в целом по митрополии количество храмов сильно возросло. Не просто выросли стены, появились купола и на них водружены кресты, нет. Это - живые, действующие приходы, в которых люди рождаются для вечности и так или иначе начинают к ней готовиться. Я не буду говорить о том, что все идеально, что кадровый вопрос в отношении духовенства решен, что удается дать людям на 100% то, в чем они нуждаются, но в церковном отношении Саратов - не умирающий город, а оживающий.
Я являюсь настоятелем небольшого храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», в центре города. Этот храм - одна из городских достопримечательностей. Туда многие люди заходят просто из любопытства, а зайдя, нередко остаются.
А еще я настоятель храма во имя святых апостолов Петра и Павла в одном из окраинных районов Саратова, Ленинском. Этот храм еще только строится, службы пока проходят во временном. Два разных прихода, два различных мира. Во временном храме больше пожилых людей, потому что район отдаленный, а временный храм еще очень маленький. Вмещает он 70-80 человек, а когда собирается больше, кому-то приходится стоять на улице. Внутри оказываются пожилые люди и дети. Те, кто помоложе, и в силах добраться до центра, едут туда, особенно на большие праздники.
Сам Петропавловский храм сейчас находится в стадии отделки, из новых храмов в Саратове он на сегодня самый большой. И вот, с одной стороны я мечтаю о том, что можно сделать в большом храме, а сделать можно немало, а с другой - осознаю, что у маленького храма есть свои, несомненные достоинства. В маленьком храме священник гораздо раньше может увидеть результаты своей работы, та малая закваска, которую он помещает в церковную среду, приносит здесь плоды гораздо раньше. И помочь людям приобрести правильные представления о церковной жизни, а не искаженные, основанные на легендах и мифах, в маленьком храме тоже можно быстрое.
Если в приходе 120-150-200 человек, то сразу становится заметно, когда кто-то пропадает. Причем прихожане это, скорее всего, заметят даже раньше, чем священник. Они разглядят бабушку, которая ослабела настолько, что не может сама дойти до храма, и найдут того, кто будет возить ее на службу. Или, наоборот, сам настоятель увидит, что ни на исповеди, ни у Причастия, ни у креста нет кого-то, кого он хорошо знает или просто привык видеть, и уже он даст кому-то задание «расследовать и доложить».
Маленькая община скорее превращается в семью, которой и должен быть приход. Знаете, было такое известное в древнерусской церковной практике выражение: «покаяльный поп» - синоним современного слова «духовник». И еще было выражение: «покаяльная семья» - это те, кто у одного священника исповедовался, фактически это был в то время весь приход.
- Приходит ли сейчас интеллигенция в Церковь? Или все, кто хотел, уже пришли 20 лет назад? И нужен ли к этим людям какой-то особый подход?
- Мне,
честно говоря, такого рода обобщения кажутся немного надуманными:
«интеллигенция и Церковь», «Церковь и байкеры»... Вспоминаю то время,
когда я сам ходил в храм в качестве прихожанина.
Если бы тогда меня кто-то попытался классифицировать, мне бы это было не то, чтобы обидно, но чудно. Для меня все прихожане и тогда, и теперь - просто люди. Ни по социальным группам, ни по профессиональной принадлежности делить их не хочется.
Наверное, если священник сам достаточно образованный, думающий, начитанный человек с тем кругозором, который и должен быть у священника, то он не станет общается с представителем творческой интеллигенции как с каким-то диковинным зверем и ему не придется искать какой-то специальный подход, это будет обычное общение - на равных.
В саратовские храмы ходят преподаватели вузов, которых в городе очень много, приходят артисты, художники, музыканты, режиссеры... Я не думаю, что приток интеллигенции в Церковь закончился. Мне кажется, что представители этого «сословия», как и любого другого, будут приходить в Церковь до последних дней существования нашего мира.
Не превратиться в «небожителя»
- Приходилось ли сталкиваться с проявлением неуважения к священникам? Случается, ли что миряне делают Вам какие-то замечания?
- Я считаю, что делать священникам замечания обязательно нужно. Проблема в тоне и характере этих замечаний. Однажды, довольно давно, я попал в больницу. К тому времени я уже прожил достаточное время в монастыре, был в сане и уже привык к тому, что люди со мной общаются, как со священником. Но вот, внезапно угодил в больницу.
Врач, которому я достался, был человеком нецерковным и никакого уважения к духовным лицам не испытывал. То, что я священник, его скорее раздражало, что находило свое выражение - в тоне, словах, порой - поступках. Сначала меня это возмутило. А потом я подумал: «А почему собственно, это тебя возмущает? Ведь еще недавно ты помнил о том, что твой черный монашеский подрясник символизирует цвет твоей души. Теперь забыл, что ли?» И я порадовался тому, что попал в то место, где меня вернули к реальности.
Я считаю, что лично для меня даже полезно, когда со мной говорят в самом нелюбезном тоне. Да и для любого священника это полезно. Это то, что помогает не превратиться в «небожителя» - не в лучшем, конечно, смысле этого слова.
Но полезно ли это людям, которые так общаются со священниками? Безусловно - нет. Особенно, если делает замечание человек верующий и, как принято сегодня говорить «позиционирующий себя в качестве православного христианина». Ведь уважение к священнику - это уважение не только к сану, но и к Церкви, уважение к Главе Церкви, ко Христу.
Хотя... уважение к сану сегодня в Церкви, похоже, уже в принципе перестало быть нормой. Все чаще и чаще приходится сталкиваться с тем, что люди ищут не священника-наставника, руководителя, а того, кто, по слову апостола Павла, «льстит» им (2 Тим. 4:3-4), того, кто будет не помогать им бороться со слабостями, а потакать им и даже хвалить за них.
Одному человеку нравится искать врагов и драться с ними и он находит себе духовника, который это благословляет. Другой сконцентрирован на масонах и находит себе духовника, который тоже занимается борьбой с масонами... с велосипедистами, с коммунистами, с евреями, с «Единой Россией» - кому что ближе. Так в Церкви появляются партии. Появляются, а потом начинают враждовать друг с другом, а потом действовать и говорить - от имени Церкви - и при том одновременно диаметрально противоположные вещи.
- И в чем Вы видите спасение от этой «партийности?»
- Мне кажется, что здесь очень важна позиция священноначалия. Если не будет постоянно звучать мысль о том, что разделение людей в Церкви по каким бы то ни было интересам и пристрастиям беда и боль, что этого не должно быть, то эти тенденции будут нарастать, усиливая отчуждение между людьми «разных направлений» в Церкви. Надо как можно чаще напоминать, что направление у нас может быть лишь одно - Христос. И цель лишь одна - бытие с Богом. И все, что этой цели не служит, от лукавого. В момент, когда придет испытание, Церковь должна быть единой, чтобы выстоять.
- Вы тоже считаете, что испытания не за горами, что начинаются новые гонения на христианство в России?
- Могу определенно одно сказать: мне кажется, что пора покоя уже прошла. Насколько близки испытания и какие именно, говорить трудно. Я не отношусь к тому, что сейчас происходит, как к гонениям. Мне кажется, что сравнивать то, что мы видим, с гонениями ни в коем случае нельзя. Никакие это еще не гонения. Чтобы в этом убедиться, достаточно почитать воспоминания о новомученниках. Сейчас нет гонений, идет борьба - идеологическая, информационная, какая-то иная. Другое дело - гонения могут рано или поздно разразиться, база для этого существует.
Потому что он - не врет
- Лесков писал о праведниках, без которых не стоит земля. Встречались ли такие люди Вам?
- По милости Божией, когда-то мне довелось побывать и у отца Иоанна (Крестьянкина), и у отца Николая Гурьянова с острова Залит. А у отца Кирилла (Павлова) на протяжении примерно семи лет я мог регулярно исповедоваться и получать разрешение возникавших у меня вопросов. Но могу я также вспомнить и множество «обычных» людей в повседневной жизни, о которых можно было бы так, наверное, сказать: «праведники в чем-то». Потому что праведников в широком смысле этого слова, в библейском, сегодня встретить достаточно сложно. Слишком немощны мы, и слишком сложна наша жизнь.
Очень трудно работать над собою по-настоящему и созидать того человека, которого хочет в нас видеть Господь. Это получается фрагментарно, по частям. Часто бывает, что в обыкновенном, казалось бы, человеке, со множеством немощей и недостатков, вдруг видишь такую удивительную силу, такие стороны его личности, что только удивляешься и радуешься. Понимаешь, что ты можешь многому у этого человека научиться. Вот с этим сталкиваться, слава Богу, приходится. Не только с немощью человеческой, но и с силой.
Мне памятен один случай. Как-то Москве, для того чтобы добраться из типографии на подворье Троице-Сергиевой лавры, я поймал попутку. В машине были иконки, но вид водителя подсказывал мне, что этот человек немало времени провел в местах, о которых обычно туманно говорят - «не столь отдаленных». Водитель стал со мной разговаривать, задавать вопросы. Оказалось, что он в этот момент читал «Моя жизнь во Христе» святого Иоанна Крондштадского, а до этого -что-то из творений святителя Феофана Затворника. Вопросы, которые он задавал мне, были достаточно осмысленными и серьезными. Потом речь зашла о его собственной жизни.
Он рассказал, что отсидел за кражи в общей сложности около 18 лет, был он форточником. И вот когда он сел в последний раз, задумался о своей жизни. По его словам, к этому моменту он успел уже попробовать все, что может попробовать человек, но ничего его не интересовало, ничего не утешало. И вот он открыл Священное Писание. Попал на послание апостола Павла, начал его читать и вдруг понял, всем существом ощутил, что автор... не врет. А раз он не врет, то и все остальное в этой книге правда. Так для него началось узнавание христианства. Каким-то чудом его из тюрьмы выпустили, со своей прежней профессией он больше не связывался.
Почему я сейчас, отвечая на Ваш вопрос, об этом вспомнил? Потому что это очень важно: встретить в своей жизни - нет, не праведника, а просто верующего человека, взглянув на которого, услышав его, сразу понимаешь: «Он не врет!». Дай Бог, чтобы мы сами длякого-то смогли стать такими людьми. Потому что нет проповеди о Христе действенней, чем жизнь, которая вот такая «не ложь».
- Есть ли среди Ваших прихожан люди, которые были противниками Церкви, а потом изменили свое мнение?
- Однажды я познакомился с человеком, который впоследствии стал моим близким другом. Он - бизнесмен и политик, человек достаточно молодой, мой ровесник. К сожалению, он пока еще не пришел в Церковь по-настоящему, но однозначно может относиться к числу православных христиан по убеждениям и исповеданию своей веры.
Наше общение началось с достаточно жесткого и нелицеприятного разговора. Он предъявлял претензии к Церкви, в том числе и почему-то ко мне лично, я на эти претензии отвечал. Для того, чтобы он меня лучше понял, мне пришлось предъявлять такие же претензии к нему.
И в какой-то момент я спросил: «А что вы о нас думаете?» Сначала этот вопрос поставил его в тупик, а потом он, будучи человеком искренним, ответил: «Когда вы приехали сюда несколько лет назад, я к вам присматривался - что вы будете делать? За это время я понял, что от вас есть польза. Вы ничего не разрушаете, вы строите, организуете, вокруг вас собираются люди. Значит вы, по крайней мере, умеете работать. У нас в области мало кто это умеет».
Это было первое его впечатление, которое привело к тому, что он нам в чем-то поверил. Сейчас этот человек принимает участие в строительстве храмов. Он делает много дел, которые его в Церкви предваряют. Его самого еще в Церкви нет, а его дела - уже есть. Так тоже бывает, знаете ведь?
Диагноз - «свинья»
- Мне кажется, все публичные выступления могут что-то дать людям, которые уже задали себе и Богу вопрос и хотят получить на него ответ. Человек идет и думает «Господи, ну почему?» И тогда он может этот ответ услышать. А если он его не задает...
- Думаю, вы правы. Апостолы не метали бисер перед свиньями, по заповеди Христа. Слово «свинья» здесь не какое-то ругательство, не унижение того или иного человека, нет, это просто свидетельство состояния: человеку сейчас интересна земля, как свинье, которая постоянно к земле обращена. Не надо пытаться накормить его небесным, потому что он от него отвратится и ничего хорошего из этого не выйдет. Предлагать небесную пищу надо тому, кто хотя бы чуть-чуть ее ищет.
Болезни роста
- Помимо того, что Церковь постоянно за что-то критикуют извне, сегодня у нее немало и внутренних критиков. Значит ли это, что в церковной жизни и вправду немало недостатков?
- В начале90-ху меня, как и у многих, было очень острое чувство, что происходящее со страной и Церковью -какое-тонеожиданное чудо Божие. Никто не смел надеяться на то, что Церковь получит свободу и вернется в общественную жизнь, как полноправный ее участник. Казалось что состояние, в котором Церковь пребывала около 70 лет, уже стало для нее естественным и другого не будет. И вдруг все изменилось - открылись новые храмы, куда буквально хлынули люди в поисках той истинной жизни, без которой просто невозможно было существовать дальше.
У меня было тогда очень острое ощущение, что все это - ненадолго, потому что мир вокруг нас меняется только к худшему и он не может быть дружелюбен по отношению к Церкви, не может ее любить, может лишь притворяться - до какого-то определенного момента. Лично для меня было совершенно очевидно, что Господь дает нам возможность покаяния и изменения, дает нам для этого время. Но насколько продолжительно будет это время - большой вопрос.
Я смотрю на то, чем мы занимаемся более 20 лет. Покаяние приносим? Изменяемся к лучшему? Становимся такими, какими нас хочет видеть Господь? У меня нет такого чувства. Мне кажется, мы занимаемся совсем другими вещами, которые ничего общего с покаянием и изменением себя не имеют. Мы просто пользуемся тем, что Господь нам дал. Но слишком часто - не на пользу себе пользуемся. И значит, в какой-то момент это все прекратится, и Господь снова подвергнет нас испытаниям, отделяя пшеницу от плевел и агнцев от козлищ.
И значит, в какой-то момент это все прекратится, и Господь снова подвергнет нас испытаниям, отделяя пшеницу от плевел и агнцев от козлищ. И очень страшно самому оказаться в числе плевел или козлищ. Но, тем не менее, есть ощущение, что испытания нам необходимы. Потому что мы движемся не в ту сторону и надо это движение остановить. Слишком мы прилипли к земле, слишком основательно забываем, зачем на самом деле все и зачем мы сами...
Чем мы сейчас занимаемся? На что направлены наши главные усилия? Как человек, живущий внутри Церкви, как человек, который не только служит и общается с людьми, но и занимается какой-то административной работой, я думаю, что могу об этом говорить. Огромная часть наших усилий обращена вовне, на внешнюю миссию, внешнюю деятельность. Мы отапливаем улицу, а у нас холодно. Здесь, на земле мы, безусловно - Церковь воинствующая. Но войну нужно вести по правилам. Когда полководец бросает армию вперед, не позаботившись о том, чтобы был прикрыт тыл, армия будет разбита. О чем я говорю? Мы на сегодня имеем в Церкви огромное количество болевых точек, множество проблем. Если бы эти проблемы находили разрешение, можно было бы вздохнуть с облегчением. Но нет положительной динамики, проблемы умножаются и усугубляются. Вот что по-настоящему печально.Безусловно, при этом, что многие недостатки, которые мы видим сейчас в церковной жизни, можно назвать болезнью роста. Появление этих недостатков, этих болевых точек закономерно. В начале 90-х Церковь была маленькой точкой и вдруг за считанные годы она стремительно разрастается - не на порядок, а на порядки. Откуда взять столько опытных, знающих священников, чтобы окормлять новые храмы, работать с огромной массой людей которые пришли в Церковь? Неоткуда!
И естественно, что священниками становятся молодые неподготовленные люди, у которых недостаточно не только знаний, но и опыта -жизненного, духовного. Если бы эти люди советовались со своими старшими собратьями, искали у них ответы на вопросы, которые предлагает им жизнь, было бы еще полбеды. Но многие из молодых священников не обрели, к сожалению, дара ученичества, каждый из них действует по собственному усмотрению, предпочитает делать собственные ошибки, порой трудно исправимые, порой же неисправимые вовсе.
В Церковь устремилось огромное количество людей, которые имели о ней самое смутные, зачастую неправильные представления. И придя в Церковь, далеко не все эти люди свои представления изменили. Множество людей в Церкви живет с совершенно неверными представлениями о ней, о сути христианства. Они читают святых отцов, но они это оружие обращают острием не в собственное сердце, а против тех, кто их окружает. И именно так появляются люди, которые считают нормальным хамить священнику, говорить с ним свысока, без уважения относиться к священноначалию. Для этих людей нет ни авторитетов, ни констант. Все это тоже присутствует в Церкви.
Окружающая жизнь буквально заваливает нас огромным количеством вопросов, с которыми мы никак не можем разобраться. И каждый пастырь, каждый мирянин пытаются решать их по-своему. И это«по-своему» оказывается нередко столь разным, что даже в рамках одного прихода, епархии, не говоря уже обо всей Церкви теснится, клокочет огромное количество разнородных мнений, они сталкиваются, бьются друг о друга, и из-за этого как раз единства нет.
Вера как технология?
- А Вам не кажется, что есть еще одна проблема церковной жизни - проблема ее формализации? Есть ведь всегда соблазн пойти по этому пути, он проще.
- В нашем храме, как, наверное, и в любом сегодня, есть соцработник. Круг внешних обязанностей этого человека мне хорошо знаком: это и получение документов для прибившихся к храму беспаспортных людей, и ежедневное кормление и одевание бездомных, отчаянные попытки вернуть их в жизнь, отправить их туда, откуда они приехали и куда не могут вернуться, потому что нет денег. Это помощь малоимущим людям, больным - деньгами, продуктами, медикаментами, чем получится.
Мне все это хорошо знакомо, потому что прежде я сам этим всем старался заниматься, пока по распоряжению Святейшего Патриарха не была введена должность соцработника официально. Для меня это была огромная радость. Но вот я смотрю как-тона нашего социального работника вижу, что он ежедневно в течение нескольких часов в день посещает специальные вебинары в интернете. Времени на это уходит изрядно, но что поделать: есть много практических вопросов, на которые надо знать ответ.
А потом как-то я решаю тоже послушать: чему соцработников учат? И попадаю на лекцию, речь в которой идет о богословском обосновании добродетели милосердия. Мне стало страшно... Если мы представляем себе в качестве социальных работников людей, которым необходимо богословское обоснование милосердия, то мы живем в каком-то очень страшном мире и плохи наши дела, совсем плохи... Милосердие это то, что в сердце человека либо есть, либо нет. И теперь мне слово социальный работник очень не нравится.
Получается, что это человек, которому платят зарплату за то, чтобы он был милосердным, а на самом деле он, может, и не такой совсем. А в Церкви не так должно быть. Что, на приходе нет человека, который искренне любит других людей? Такой человек обязательно есть. Вот его надо брать и ставить ответственным за тех, кто в этой помощи нуждается. И можно даже не называть его социальным работником... Это я, может, эмоционально, но просто - к вопросу о формализации.
Почему люди уходят из Церкви
- Есть такая реальность, которую трудно игнорировать: люди не только приходят в Церковь, но и уходят из нее. Это случается и с теми, кого можно назвать воцерковленными. Почему так происходит?
- Возможно, дело в недостатке моих знаний, но я убежден, что словосочетание «воцерковленный человек» относится к нашему ненормальному времени. В требнике мы найдем обряд воцерковления, который совершается либо в отношении ребенка только что крещеного, либо в отношении взрослого человека, когда его заводят из притвора в храм. Вот таким образом человек воцерковляется.
То, что происходит далее, называется церковная жизнь. Я думаю, что в условиях нормальной церковной жизни не шла речь о воцерковлении человека. Человек просто приходил в Церковь и жил в ней. А мы сегодня ищем какие-товнешние признаки воцерковленности человека, и по необходимости это искусственное слово употребляем.
Я попытаюсь провести аналогию. Что такое семейный человек? Почему человек уходит из семьи? Может быть потому, что он утратил любовь. Или потому что он не находит там любви к себе. Что касается Церкви, то если человек пришел туда всерьез, даже если он не встречает любви со стороны людей, ему будет достаточно любви Божией, которая в Церкви есть и которая на человека ищущего преизливается изобильно. Но он может сам потерять любовь к Церкви, потерять желание жить с Богом.
Он может перестать чувствовать в этом потребность. И тогда он из Церкви уходит, каким бы «воцерковленным» ни был. Как только человек утрачивает любовь к Богу, он уходит из Церкви. Если его, конечно, не удерживают там какие-то иные мотивы. Но речь ведь у нас о другом, так?
- А если он не успел эту любовь приобрести, даже в самой малой мере, если его ребенком начали туда водить и не больно-то спрашивали?
- Значит он и не приходил в Церковь. Что такое приход в Церковь? Это обращение человека к Богу. Внутреннее, сознательное, производящее некий разворот всей его жизни.
- А если подросток вырос и ушел из Церкви, он может вернуться?
- Безусловно, вернуться может. И многие возвращаются. Потому что семя веры в человеке прорастает. В момент, совершенно непредсказуемый для него самого и для того, кто его сеял. Бывает так, что оно прорастает и снова увядает. Но если говорить о ребенке, то как бы жестоко это не звучало, причина тут только в родителях. Нет ничего красивее светлее и теплее, чем подлинно христианская жизнь. Если родители смогли показать ребенку свет, тепло и любовь этой жизни, то ребенок никуда не уйдет от этого блага. А если они показали эту жизнь с какими-тоискажениями, то может быть все...
- А если человек обратился к Богу, а в Церковь ему ходить особо некогда? Бывает такое?
- Представьте себе человека, который полюбил бы девушку, полюбил бы всем сердцем, но никогда бы с ней не встречался, потому что ему... некогда. Так не бывает. Одно из двух - или он все бросит и побежит к избраннице, или он ее не любит. Если церковная жизнь тебе дорога, ты будешь в церкви так часто, как сможешь. Ну, а если ты работаешь вахтенным методом на крайнем севере, то твое сердце будет за тебя в Церкви и мысли твои будут о ней.
Почему человек утрачивает любовь к Богу и уходит из Церкви? Человек всегда спотыкается на пути в Церковь (или в своей жизни в Церкви) только об одно препятствие - о себя самого. Чем дальше мы идем этой дорогой, тем более сужается путь и более тесными становятся врата. Если в начале нужно было отказаться только от грубых, страшных грехов, то потом Господь шаг за шагом начинает нам показывать, что еще мешает нам за Ним идти. Обстоятельства сами показывают нам, от чего нужно отказаться. Наши глаза открываются постепенно. Господь к нам очень милостив и долготерпелив.
Но если человек не хочет отказаться от чего то, что встало между ним и Богом, то дорога вперед закрывается. И он уже не чувствует Бога сердцем. Тогда человек начинает Церковью тяготиться, недостатки церковной жизни, до которых ему прежде не было дела, поскольку на первом месте для него было главное, спасение, «вдруг» становятся очень заметны. Он видит пред собой несовершенное сообщество несовершенных людей. И уходит. Но уходит только лишь по своей вине. Никто не виноват - ни «жестокий» священник, ни «злые» прихожане, а только лишь сам человек.
Дед Мороз отдыхает
- Когда представители Церкви встречаются с людьми нецерковными, создается странное ощущение, будто бы мы, занимаясь миссионерством, издавая журналы и газеты, 20 лет разговаривали сами с собой, а там, на улице, нас не слышат и не знают, и дискуссия по-прежнему ведется на уровне: «Эй ты, дядька в платье!»
- Года
три тому назад Саратов был столицей празднования дней славянской
культуры и письменности. По главной улице города шел большой крестный
ход. Центр был перекрыт, чтобы мы могли пройти. И вот мы идем.
А по сторонам дороги стоят люди, которые куда-то шли и ехали, а теперь ждут, когда мы пройдем. Ведут себя все по-разному: кто-то просто стоит, кто-то с нетерпением переминается с ноги на ногу, кто-то смотрит с участием, кто-то даже вливается в процессию, кто-то крестится и молится.
И посреди всего этого стоит уже не молодой, краснолицый, не совсем трезвый мужчина и говорит по телефону. Когда мы поравнялись с ним, я услышал слова, которые он в восторге кричал в трубку: «Представляешь, тут - такое! Тут какие-то мужики с бородами и в коронах! Дед Мороз отдыхает!»
Для меня этот эпизод стал очень ярким примером, в котором, как в капле воды, отражаются взаимоотношения значительной части Церкви и значительной части общества.
Возвращаясь к вопросу, который мы с вами обсуждали выше, я скажу снова, что я не очень верю в эффективность общения с большой аудиторией. Это может быть средством обучения, распространения информации, но способом миссионерской деятельности - в самую последнюю очередь. Почему? - Потому что православие - религия, которая может передаваться лишь от сердца к сердцу.
И вот мне кажется, что для того, чтобы мы смогли наладить контакт с внешней аудиторией, нужно, во-первых, перестать считать людей «аудиторией». Перестать обращаться к аудитории, а обращаться к каждому конкретному человеку, с которым нас в жизни сводит Господь, не проходить мимо этого человека, не пропускать его. Мы ведь так часто стремимся к каким-то великим и на самом деле так и не реализующимся свершениям, что просто не замечаем тех дел, тех ситуаций, которые нам посылает Господь - малых, скромных, но при том самых нужных.
Наша жизнь настолько чудна и вызывает так много вопросов, что люди часто пытаются объяснить это тем, что мы - лицемерные лжецы. В нашей искренности невозможно убедиться, когда мы говорим с телеэкрана, со сцены или с трибуны. Только при личном общении.
Более того, это возможно, когда люди не просто нас слышат или видят на расстоянии, а когда у нас с ними общая жизнь и общие дела. Мне кажется, что те средства, которые сегодня предлагаются как средства миссии, именно поэтому и не достигают своей цели. Миссия - это обычное человеческое общение. Оно может быть везде - в метро в троллейбусе, в магазине, в поликлинике, не обязательно проповедь должна звучать с амвона или с трибуны. Самая идеальная миссия - естественная.
Человек в Церкви, и ему там хорошо - а ему будет хорошо, если там все именно так, как должно быть, если настоятель заботится об этом. И вот он приходит на работу, а там кому-то очень плохо. Он приводит своего коллегу в храм, к священнику, который может его утешить и успокоить, который и его самого неоднократно утешал и успокаивал. А еще он может простыми и ясными словами сказать о том, что важнее всего - о Боге и о жизни с Ним. И вот еще один человек - в Церкви.
А дальше все разрастается в геометрической прогрессии. И хорошо, когда сам священник думает об этом и учит своих прихожан приводить людей в Церковь, сообщает им необходимый для этого настрой. Таков самый действенный, самый продуктивный способ миссии, другого подобного нет.
Мне бы не хотелось ни с кем спорить, время само покажет все. Я не хочу так же сказать, что все, что делалось, и делается сейчас, абсолютно напрасно. Нет. И встреча с большой аудиторией, возможно иногда оправдана и проповедь в интернете, и выступления по радио и телевидению Просто нужно считать это не то что даже второстепенным делом, а вообще чем-то очень периферийным... Не в эту сторону должен быть смещен акцент церковной жизни.
Христианство - это, прежде всего, внутренняя жизнь человека. Потому что если человек не работает над собой, если он не меняется к лучшему, если он не ставит главной целью своей жизни совлечься ветхого человека и облечься в человека нового, то это не христианская жизнь, а в лучшем случае принадлежность к какой-то партии. Так вот и появляются люди, которые от имени Христова требуют чего то, то с именем Христовым и Его учением просто не совместимо.
В какую же сторону должен быть смещен акцент церковной жизни? Мне попалась как-то архивная запись беседы митрополита Вениамина (Федченкова) с благочинными. Знаете, о чем он с ними беседовал? О стяжании Духа Святаго. Просто очень беседовал, как любящий отец с детьми. Это было в послевоенное время 1955-1957 год, в те времена владыка был Саратовским архиереем.
Я допускаю, что кому-то он при этом казался чудаком,кто-то над ним даже смеялся в душе: тут же рядом злоупотребления какие то, укрывательство епархиальных взносов и - стяжание Духа Святаго... Но мне кажется, что именно на подобные «чудачества» и должен делаться акцент в жизни церковной - и сегодня, и в любое другое время.
http://www.pravmir.ru/igumen-nektarij-morozov-v-vymirayushhem-saratove-zhivy-lyudi-i-xramy/
_иеромонах.png)
