Недавно федеральный канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что христианство - «наиболее преследуемая религия во всем мире». При этом она отметила, что внешняя политика ФРГ должна быть «более чувствительной» к проблемам христианских меньшинств в других странах.
Это высказывание, как сообщается, вызвало немалый гнев у ее политических оппонентов и представителей правозащитных организаций. Никто не оспорил самого факта - в вину Меркель поставили то, что она упомянула этот факт. По мнению представителей правозащитных организаций, "ранжировать религии по степени их гонимости - бессмысленно", мусульмане в Мьянме и иудеи в ряде других мест тоже подвергаются гонениям.
Правду ли сказала Меркель? Да, и, ещё раз, ее никто не оспаривает по существу. Разумеется, христиане не являются единственной преследуемой группой - Меркель этого и не утверждала, но христиане являются наиболее преследуемой группой. Почему ряд политиков так раздражены тем, что на этот всем известный факт обратили внимание?
В политике сложным и малопредсказуемым образом переплетаются три фактора (на самом деле, конечно, гораздо больше, но мы рассмотрим три). «Реальная политика», которая предполагает, что государство руководствуется стремлением к умножению своего могущества и к уменьшению могущества соперничающих государств, «принципиальная политика» которая предполагает, что государство руководствуется принципами - например, принципами демократии и прав человека, и «идеологическая политика», которая исходит из определённой идеологической картины мира.
Государства проводят «реальную политику», с лёгкостью идя на полное пренебрежение к принципам - поддерживают силы, известные самыми свирепыми нарушениями прав человека, сами устрояют пыточные тюрьмы, ввергают народы в бедствия, при которых уже не до прав - быть бы живу. При этом они в обязательном порядке декларируют, что проводят принципиальную политику - то есть, что все перечисленное продиктовано отнюдь не волей к власти, а самым глубоким и искренним попечением о справедливости, мире, и избавлении угнетённых. Разумеется, очевидный конфликт между заявляемыми принципами и реальной политикой приводит к тому, что любое могущественное государство - со времён ассириян, вавилонян и римлян - непрестанно лжёт. Как сказал поэт, «холодно лжёт оно, холодное чудовище». Государство (или могущественный союз государств) обычно старательно игнорирует одни вещи, искажает другие и просто лжёт в отношении третьих.
Ангела Меркель нарушила негласное соглашение - игнорировать некоторые факты, которые, с одной стороны, отлично известны западной политической элите (они вообще всем известны) с другой - о них не принято говорить.
Потому что начать говорить о них - значит признать, что Запад систематически предаёт декларируемые им принципы. Никто не отрицает, например, что после свержения Саддама Хуссейна Ирак потерял (по меньшей мере) половину своего христианского населения. Никто не отрицает, что сирийские христиане вынуждены поддерживать Барака Асада потому что отлично знают, что по его падении их ждёт, по меньшей мере, такая же участь. Но политики не могут просто так вслух сказать, что права человека вообще и христианского меньшинства в особенности являются для них далеко не первым приоритетом. Есть вещи, которые для всех очевидны, но о которых не говорят вслух.
На этом фоне Ангела Меркль проявила удивительное для политика качество - у нее, оказывается, есть принципы. Она отказывается игнорировать то, что в ее среде принято игнорировать. Чтобы политик такого уровня вслух говорил такие вещи - это скандал в благородном семействе западных лидеров. Есть отчего разозлиться.
Если раньше общим правилом западной элиты было аплодировать «арабской весне», и игнорировать ее реальные последствия для прав человека вообще и положения христиан в особенности, то выступление Ангелы Меркель может знаменовать определённое осознание того, что проблема приобрела слишком большие масштабы, чтобы ее не замечать. В той картине мира, где смелые борцы за свободу низвергают кровавых диктаторов при помощи западных друзей свободы, обнаруживаются явные трещины.
Но у происходящего есть ещё одна сторона - идеологическая. В борьбе за права гонимых всегда сплетаются самые разные элементы - искреннее сочувствие к жертвам несправедливости может превосходно уживаться с желанием продвинуть определённую идеологию и достигнуть определённых политических целей. Причём последнее желание может все более и более определять, кто будет сочтён «правильной» жертвой несправедливости, заслуживающей кампании в свою защиту, а кто будет проигнорирован.
Христиане в этом отношении - «неправильные» жертвы. В сознании части европейской политической элиты христианство видится как раз не жертвой, а притеснителем и врагом, который мешает человеческому прогрессу, каким его видят либералы - расширению «права на аборт», введению однополых «браков» и, конечно, всяческому выдавливанию любых проявлений христианской веры из общественного пространства. Христианство, как уверяет соответствующих взглядов западная пресса, враг женщин (потому что выступает против абортов) враг «геев» (потому что в катастрофическом уровне заражаемости ВИЧ при таком образе жизни виноват, как убеждены либералы, Папа Римский) враг «гармоничного многорасового общества» потому что служит основанием европейкой культуры и идентичности.
Разговоры о том, что христиане в странах Ближнего Востока и в других местах подвергаются гонениям плохо гармонируют с желанием прижать христиан в Европе - более того, они могут вызвать неприятные ассоциации с пока значительно менее суровыми, но уже явными притеснениями христиан в самой Европе под предлогом «борьбы с дискриминацией».
Поэтому многие западные политики и правозащитники реагируют на упоминания гонений на христиан с нескрываемым раздражением. Вот то, что в России в храмах плясать нельзя - это да, попрание прав. То, что союз двух гомосексуалистов не признают браком - это ужас какое попрание. А вот то, что людей убивают, похищают, пытают, изгоняют из их домов - это не та проблема, на которую прилично обращать внимание.
В этой ситуации мужество Ангелы Меркель, конечно, достойно похвалы. Неизвестно, как это отразится на реальной политике Германии, но уже то обстоятельство, что проблема вслух обозначена политиком такого уровня, обнадёживает.