Мать Вероника подвизается в Свято-Вознесенском женском монастыре на горе Елеон с 1956 года. Попав сюда маленькой девочкой, она осталась здесь на всю жизнь. Сердце арабки хранит не только верность Христу, но и любовь к русской истории и культуре. В молитвах, постах и бдениях среди инокинь разных национальностей прошли годы ее жизни на Елеоне, благодать и красоту атмосферы которого можно почувствовать только во время монашеских служб, наполненных особым молитвенным духом.
***
– Матушка Вероника, говорят, вы оказались в монастыре еще девочкой и ни за что не хотели его покидать, несмотря на слезы и уговоры родственников.
Монахиня Вероника (Рахеб)
– Да, я пришла в наш Вознесенский монастырь еще в восьмилетнем возрасте. Я тогда уже неплохо знала на русском языке три молитвы: «Отче наш», Трисвятое и «Господи, помилуй». Выучила их в моем родном городе Вифлееме, откуда ровно 55 лет назад с моей бабушкой Азизой приехала на Елеон. Назову и памятную для меня дату – 2 марта 1956 года.
Наша арабская семья имела и греческие корни, а фамилия Рахеб в переводе с арабского на русский означает «монашеский». Родительский дом в Вифлееме располагался рядом с базиликой Рождества Христова, где меня и крестили. Так уж случилось, что мои родители развелись, и я до 8 лет воспитывалась бабушкой. Сама она какое-то время посещала русскую школу для арабских детей в Бейт-Джала; там мы бывали с ней на службах в православных храмах. Бабушка с детства любила русских людей и даже неплохо изъяснялась на русском. Это от нее я узнала первые русские слова и молитвы.
В нашем доме часто останавливались русские монахини из Елеонского монастыря, когда приезжали в Вифлеем на большие праздники. В доме бывала и монахиня Татиана, которую мы с братиком Ильей называли «русской бабушкой». Илью убили на фронте в Иордании, когда ему было только 23 года. Наш отец был военным, и вот в 1956 году моя бабушка должна была уехать к нему в Кувейт, где он в то время служил. А меня она тогда и привезла в монастырь – «только на пару месяцев», а получилось – на всю жизнь.
– В то время настоятельницей обители была матушка Тамара?
 |
| Игумения Тамара |
Помню, когда мы с бабушкой приехали, мне, тогда самой маленькой арабской девочке в монастыре, сразу вручили русскую азбуку и серый подрясничек. И вот прошли два месяца, бабушка возвратилась в Вифлеем, а потом приехала на Елеон, чтобы забрать меня. А я – ни в какую: «Бабушка, как же так? Я уже ведь монашка! Я учу здесь русский язык. К нам приходит и арабская учительница. Я уже кушаю русский борщ и каши, они мне нравятся…» Бабушка, слушая меня, улыбалась, но глаза ее были полны слез: «Нельзя тебе здесь оставаться, ты еще маленькая. И что отец твой скажет?» Я тоже в рев и бегом к матушке Тамаре. Матушка Тамара стала уговаривать бабушку: «Оставьте ее еще на время, а там видно будет. У нее здесь все есть, она учится и арабскому, и русскому…»
Помню, потом еще два раза приезжала за мной моя 80-летняя бабушка. Конечно, лились слезы и были уговоры, но я все-таки не вышла из монастыря. До 25 лет за мной «охотились» родственники, даже мама приезжала, но все напрасно.
Конечно, приезжал забирать меня и мой отец, а матушка Тамара его убеждала: «Елена (это мое мирское имя) уже у нас на клиросе поет, знает нотную грамоту, научилась шить…»
Я выполняла самые разнообразные послушания: пела, делала свечи, плела четки, помогала в иконописной. Причем русскому языку и швейному делу меня учила сама матушка Тамара, а вышивать – матушка Феоктиста. Мое воспитание проходило в игуменском доме под руководством матушки Тамары. И 25 лет я не отлучалась от нее – до самой ее кончины.
– Сколько же лет вы провели в монастыре, пока не приняли постриг?
– Мне все говорили, что в детстве девочки должны еще в куклы играть, а не спешить в монахини. Я, конечно, несмышленая была и торопила всех, чтобы меня в 9, в 10 лет уже одели по-монашески. Однажды подошла к матушке Тамаре (мы за глаза называли ее по-арабски «ама», то есть мамой) и спрашиваю, когда же наконец я стану монахиней. А она меня по-матерински гладит по голове и говорит: «Тебе еще рано, ты же еще девочка». А я чуть не плачу от обиды, так мне тогда хотелось быть взрослой! После этого разговора матушка Тамара подарила мне большую куклу, и я для нее втайне от всех сшила полное монашеское облачение. Показала ее матушке и так жалобно, с хитрецой произнесла: «Вот, уже даже куклу Татиану постригли, а меня еще нет…»
«Ама», посмотрев на куклу в черном, только улыбнулась, а потом позвала сестру Сусанну, обшивавшую всех монахинь, и попросила ее изготовить пару белых апостольников: «Начнем пока с них…»
И я с детства в монастыре полюбила все-все русское, и даже «Божьи каши» и борщи. По национальности-то я была арабкой, а по самосознанию всегда чувствовала себя русской. Меня так и звали: «арабка с русскою душою».
Послушницей я стала на Вознесение Господне, инокиней – под праздник Похвалы Богородицы. А полное монашество приняла под праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи.
В инокини меня постригал архимандрит Димитрий (Биакай), в монахини – архимандрит Антоний (Граббе). Монашеский постриг приняла в 33 года и, помню, была самой молодой из пострижениц. Вот так и проходил мой Елеон длинною долее, чем полвека. Я всю жизнь прожила здесь, никуда отсюда не уходила, никогда не было у меня и мысли блуждать по монастырям или менять их.
– Значит, в детстве арабскую школу вы не посещали, а русский самостоятельно выучили в монастыре?
– К нам приходила два раза в неделю арабская учительница. И, правда, она на меня жаловалась матушке Тамаре, что я не желаю учиться арабскому языку. А я с удовольствием постигала русскую грамматику и разговорную речь. Конечно, овладевала и английским языком. Но особенно любила русскую историю и литературу. Вместе со старшими арабскими девочками русский язык учила сначала стихийно, а в начале 1960-х годов у нас в обители появилась Евгения Клепцова – духовная дочь Иоанна Шанхайского, тогда архиепископа Западно-Американского. Позже наша учительница стала монахиней Иулианией. Вот она со всей серьезностью преподавала нам русский язык. Трудности были у нас с ударениями и письменной речью. Нужны были хорошие учебники, и наша учительница заказала их у своей сестры, жившей в Москве. Две учебные книги пришли к нам по почте только через несколько месяцев. Конечно, эти учебники были насыщены советским духом и соответствующей идеологией: там и октябрята, и пионеры, и Ленин. Все пропагандистские тексты и неудобные предложения сестре Иоанне приходилось, словно цензору, беспощадно вымарывать черным карандашом или чернилами. А нам, детям, было интересно: что же там скрывается за этой чернотой на испорченных страницах? Однажды мы даже согрешили, подшутив над учительницей. Она как-то проходила мимо наших окон, и мы мгновенно превратили обыкновенный стакан и ручку с пером в «барабан с палочками». И вот под барабанную дробь и смех в один голос мы протараторили ей речевку: «Мы – ребята-октябрята!» Учительница даже присела от ужаса: можно ли в монастыре читать такие вещи?! Мы, конечно, потом исповедовали все эти шалости.
– А кто вам преподавал в монастыре историю России?
– Закон Божий и историю нам преподавал архимандрит Димитрий, тогда – начальник Русской духовной миссии Зарубежной Церкви. У него были редчайшие ум и память, а еще и неиссякаемая энергия. Он обладал особым тактом, знал всех сестер поименно и ни одну из них не обделял вниманием. Отец Димитрий глубоко знал ветхозаветные и новозаветные предания, историю Палестины и замечательно их преподавал в монастыре. Он очень любил Россию, много рассказывал нам о ней и часто вспоминал Киево-Печерскую лавру, где он принял монашеский постриг.
Сама я очень любила заниматься историей России, с самых ранних ее времен, еще с династии Рюриков. Причем так старалась в учении, что всегда выигрывала призы на конкурсе лучших знатоков истории, которые устраивал в монастыре отец Димитрий. Из его рук я получала то иконочку, то ткань и нитки для вышивки, то новую рясу, а однажды он вручил мне даже магнитофон. Когда-то была и знатоком библейской истории и могла перечислить и назвать всех фараонов и библейских царей. Но меня увлекала и классическая русская литература. Религиозная поэзия Пушкина и Лермонтова особенно нравилась. Грешна: «Евгения Онегина» я тоже знала почти наизусть. С трудом читала (смеется) гоголевские «Мертвые души», но высоко ценила книги Достоевского и роман «Война и мир» Толстого.
– А со стихотворениями поэта «К.Р.» вы, наверное, тоже были знакомы?
– А как же! Своего отца, великого князя Константина Константиновича, публиковавшегося под псевдонимом «К.Р.», матушка Тамара очень любила, хотя и очень мало рассказывала в монастыре о его и своей жизни. У нее был небольшой сборник стихов отца, и она часто поручала мне к праздникам Пасхи Христовой, Вознесению Господню или к своим именинам учить наизусть стихи – поэта «К.Р.». Несколько раз на Елеон приезжала княжна Вера Константиновна, младшая сестра нашей игумении Тамары. Мы ее тоже любили, называли «щедрой, заботливой, но строгой тетей Верой».
Когда родные по крови сестры погружались в воспоминания, то по просьбе матушки Тамары я читала им стихи:
Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу Тебе посвятить,
И всю жизнь с каждым сердца биеньем…
Стоило однажды мне запнуться в этом месте, как чтение продолжила Вера Константиновна:
Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердную волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.
Потом я подхватила и завершила чтение:
Всех, которых пришел искупить
Ты Своею пречистою кровью, –
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить!
– А какой вам запомнилась матушка Тамара?
– Впервые я увидела ее 2 марта 1956 года, когда в детстве с бабушкой взошла на Елеон. А в этот день в монастыре отмечали праздник Державной иконы Божией Матери. С этой иконой состоялся крестный ход в монастыре – по ограде с ее внутренней стороны. Возглавляли процессию архимандрит Димитрий и матушка Тамара, которая позже стала и для меня «амой» – мамой.
 |
| Матушка Тамара и ее родная сестра Вера Константиновна |
– В вашей обители живут 16 арабских, 13 русских и 7 румынских монахинь, а монастырь все-таки остается русским. Не могли бы вы рассказать о монахинях арабского происхождения?
– Одной из самых известных является, конечно, наша 89-летняя матушка Феоктиста (Ягнам). С 16-летнего возраста она подвизалась сначала в Горненской обители, а с 1948 года – на Елеоне. Происходила из церковной и очень зажиточной арабской семьи. Вся монастырская мука была пожертвованием ее отца Фомы. Он был очень церковным человеком и много благотворил для обители. До 1965 года он снабжал наш монастырь белой мукой высшего сорта. А когда он строил храм святого Георгия Победоносца над пещерой в своем селе, то пригласил расписывать его стены наших монахинь, чтобы деньги за работу попали именно в наш монастырь. Матушка Феоктиста была очень грамотной, она получила хорошее образование и воспитание в колледже в Берзете. Кроме родного арабского она знала английский и русский. Ее жизнь была связана с матушкой Тамарой, которой она была очень предана. 24 года матушка Феоктиста была главной помощницей игумении Тамары, а до и после нее – помощницей игумений Павлы, Феодосии и Параскевы. Может, это и не всем нравилось в монастыре, но к этой деятельности подвигало великолепное знание ею нескольких языков и в первую очередь арабского. Ни игумения Тамара, ни отец Димитрий не знали арабского языка, а языком всех учреждений в арабском селении Атур, где находится наш монастырь, был только арабский. Матушка Феоктиста была настоящей и скромной монахиней. Она была так предана монашеству, что, навещая своих родителей, не покидала монастырь больше, чем на два дня. Она никогда не говорила о мирских делах, никого не осуждала и если и разговаривала с мужчинами, то никогда не смотрела им в лицо. Несмотря на ежедневную занятость, она вела уроки вышивки и сама составляла узоры для вышивания. Она была еще и художницей, профессионально изучавшей живопись. Сейчас матушку Феоктисту поразила болезнь Альцгеймера, и она находится в арабской больнице на Елеоне. Очень мужественно переносит свою немощь. И говорит с нами только о духовном. Вечером она не ест – только глоток чая: завтра причастие!
 |
Все мы пришли в монастырь, чтобы спасать свои души. И отстаивали здесь все русское и зарубежное – я говорю о Зарубежной Церкви. Мы приняли в свою душу все русское и даже не хотели знать уже ничего арабского. Мы пели на клиросе, где 33 года регентом была арабская монахиня Афанасия. Мы могли, но даже никогда и не думали пропеть что-то на арабском языке, чтобы не нарушать устава.
– Сейчас ваше послушание проходит в сувенирном киоске, куда ежедневно приходит много паломников. Наверное, они задают вам немало вопросов.
– О да! Но и в этом киоске, и в моей келье я ни днем, ни ночью не оставляю нить молитвы. Многих интересуют некоторые детали истории нашего монастыря. Вопросы бывают разные, некоторые довольно трудные. Например, паломники с Урала меня как-то спросили, жил ли в нашей обители игумен Серафим (Кузнецов; 1873 –1959), тот, который на Святую Землю доставил из России через Харбин гробы с мощами новых русских святых – мучениц за Христа великой княгини Елисаветы и инокини Варвары. Всем известно, что заслуга отца Серафима заключалась в обретении и сохранении святых мощей преподобномученицы Елисаветы Феодоровны.
Покойная мать Минодора (Чернова) мне рассказывала, что отец Серафим жил в нашей обители с 1920-х годов вплоть до 1945 года и одно время был даже духовником. К нему приехали из Урала несколько сестер. Однако иеромонах Серафим не поладил с нашим монастырским начальством и вынужден был переселиться в Малую Галилею, расположенную на Елеоне. В причины произошедшего конфликта не буду углубляться. Под конец своей жизни он подвизался в монастыре святых апостолов в Малой Галилее, где находилась резиденция Иерусалимского Патриархата. В этой обители отец Серафим и отошел ко Господу в 1959 году. В Малой Галилее находится и его могила. Надпись на камне звучит как обращение к соотечественникам…
Помню, когда я поступила в монастырь, в нем жили 60- и 90-летние монахини, многие из которых приехали с Урала. Думаю, потому что отец Антонин (Капустин) был из тех краев. Вот молва о нашем монастыре туда и докатилась.
– Вам, вероятно, не раз приходилось рассказывать о себе паломникам и гостям обители?
– Конечно, поневоле что-то рассказываю им. Обидно только, что многие из них думают, что мы, арабки, только в монастыре перешли в христианство из… ислама. Спрашивают: «А вас крестили в монастыре? И давно?» «Нет, – отвечаю, – меня крестили в младенчестве в Вифлееме, прямо в пещере, где родился Господь!»
Мне приходилось много раз сталкиваться даже со священниками, которые не знали или не понимали, что христианство проповедовалось здесь, на арабской земле, еще во времена апостолов, что на Святой Земле живет немало арабов-христиан. Их с арабами-мусульманами связывает только общий язык.
Жители арабской деревни Атур, где находится наша обитель, тоже сначала удивлялись, почему это вдруг арабские девочки идут в русский монастырь. Потом они привыкли и поняли, что мы не мусульмане, а христиане. Мне еще в молодые годы приходилось слышать, как священники и паломники спрашивали наше монастырское начальство: зачем вы принимаете в русский монастырь арабок? И местные греки с упреками выговаривали нашему отцу Димитрию: «Почему вы, не согласовывая с нами, принимаете к себе арабских девочек из наших приходов? Это же дети наших прихожан?»
А отец Димитрий отвечал так: «А вы не открыли им православный монастырь, вот и идут многие к нам. А некоторые уходят в католические монастыри. Кто же будет хранить Православие на Святой Земле?»
Вот мы и храним Православие на Елеоне.
В молитвах, постах и бдениях среди инокинь разных национальностей прошли мои долгие дни на Елеоне. Благодать и красоту его атмосферы можно почувствовать только во время наших монашеских служб, наполненных особым молитвенным духом.
