На Северном Кавказе происходит "перезагрузка" терроризма как политической практики. Трагические события в Нальчике 13 октября 2005 года показали, что теперь главным террористическим оппонентом Российского государства будет не защитник "свободной Ичкерии", а участник "кавказского исламского террористического интернационала". В этом смысле российский Северный Кавказ всего воспроизводит исторический опыт стран исламского Востока. Подобный этап "смены поколений" террористов и терроризма уже пройден государствами Ближнего Востока и Северной Африки. Если в 60-80-е годы прошлого века главными субъектами террористической борьбы были светские этнонационалисты (Ясир Арафат и ООП), инструментально и конъюнктурно обращавшиеся к религиозным ценностям и лозунгам, то с начала 80-х первую скрипку начинают играть поборники "чистого ислама" ("Братья мусульмане", "Исламский джихад"). Теперь Северный Кавказ с некоторым отставанием пройдет схожую эволюцию.
В начале 90-х, в период пресловутого "парада суверенитетов, в северокавказском регионе доминировали этнонационализм и идея этнического самоопределения. На практике это привело к реализации принципа этнического доминирования в политике, управлении и бизнесе. Радикальные этнонационалисты активно использовали и террористические методы борьбы. Кто сказал, что всплеск терроризма в Дагестане касается только сегодняшнего дня? За первую половину 2005 года здесь было совершено 80 терактов. Между тем, в 1989-1991 годах в Дагестане было совершено более 40 политических покушений, а в 1992-м - чуть менее 40, в 1993-м - около 60 покушений и вооруженных нападений. Были в начале 90-х и знаковые теракты. В июне 1993 года боевики аварского Народного фронта имени имама Шамиля и лакского движения "Казикумух" захватили сотрудников райвоенкомата в Кизляре и потребовали выведения из города подразделений спецназа российского МВД. Но в отличие от терактов образца 2005 года тогдашние террористические вылазки имели не религиозные, а политические мотивы. Та же мотивация отличала действия чеченских сепаратистов, с 1991 года боровшихся за "независимую Ичкерию".
Во второй половине 90-х этнонационализм уступает место лозунгам "чистоты ислама". Во-первых, этническая пестрота Кавказа на практике делает радикальный этнонационализм политической утопией (особенно в регионах, где нет сильного численного перевеса одной этногруппы, как в Карачаево-Черкесии). Во-вторых, борьба за превосходство "своего" этноса фактически приводит к победе этноэлиты, которая быстро коррумпируется и отрывается "от корней", замыкаясь на собственных эгоистических устремлениях. Народные же массы довольствуются ролью митинговой пехоты. Как следствие во второй половине 90-х на Кавказ пришли идеи радикального ислама, или "ислама молящегося", противопоставляющего себя "исламу обрядному (погребальному)". По словам политолога Константина Казенина, "многовековая укорененность ислама в жизни народа периодически приводила к спору ислама "традиционного", связанного с народными религиозными устоями и практикой, и ислама "чистого", декларирующего свою свободу от "примесей", народных традиций. При этом, в исторической перспективе, одно и то же направление ислама могло играть роль "традиционного", то роль "чистого"". Если в XIX в. роль "чистого" ислама сыграл мистический суфизм, то в конце ХХ в. эта роль была отведена салафийе ("ваххабизму"), сторонники которого объявили войну "традиционалистам" - суфиям.
Процесс распространения "чистого ислама" затронул Чечню (особенно после Хасавюрта), Дагестан и другие субъекты российского Кавказа, включая и относительно мирную Западную часть региона (Адыгею, Кабардино-Балкарию). Появились яркие проповедники "обновленного ислама", хорошо подкованные в основах исламского богословия в отличие от косных провластных ДУМов - Духовных управлений мусульман. В Адыгее таким проповедником выступил репатриант из Косова Рамадан Цей, в Карачаево-Черкесии - Рамзан Борлаков и Ачимез Гочияев, в Кабардино-Балкарии - Мусса (Артур) Мукожев, в Дагестане - братья Кебедовы.
"Чистый ислам" как нельзя лучше подходил к кавказским условиям. В отличие от "традиционализма", эта система ислама обращена к надэтническим универсалистским и эгалитарным ценностям - эдакий "зеленый коммунизм". Для сторонников "молящегося ислама" не имеет значения принадлежность к тейпу, клану или этнической группе. Отсюда и возможности формирования "горизонтальных связей" между активистами из разных кавказских республик. В условиях отсутствия внятной идеологии и концепции российского нациестроительства салафийа стала интегрирующим фактором на Кавказе. Весь фокус, однако, заключается в том, что если "исламский национальный проект" развивался как антироссийский, то многие лидеры "обновленцев" не грешили русофобией и были готовы на российскую юрисдикцию на Северном Кавказе при условии его тотальной исламизации. Одновременно авказские "ваххабиты" отвергают светский характер российской государственности, и институты российской власти в регионе. Постепенно количество перешло в качество, и радикалы перешли от проповеди к террору, и к началу нового века этнонационализм повсеместно (включая Чечню) уступил место религиозному исламскому радикализму. В Нальчике в октябре 2005 года, а ранее в Дагестане лозунги отделения Ичкерии от России не выдвигались, зато умами овладевает идея формирования особой социально-политической реальности без России и вне России.
Это означает то, что в наиболее нестабильном и конфликтном российском регионе принципиально изменится характер угроз. Теперь вызов российской власти будет исходить не только и не столько из Чечни. В ближайшем будущем весь Северный Кавказ превратится в поле жесткой борьбы. И очень важно правильно понимать суть этой угрозы. Беда, когда лидеры государства не осознают, с каким противником борются, какие ресурсы этот противник имеет. Министр обороны Сергей Иванов высказал гипотезу о противостоящем России "бандполдполье". Еще раньше сам президент Путин призвал вести борьбу с бандитами. Значит, следуя этой логике, сегодня России на Кавказе угрожают группы "щипачей", медвежатников или "гопников". Между тем российской власти и, кстати сказать, либерально-модернизационному проекту в целом угрожают не подпольщики-бандиты, а политически и идейно мотивированные люди, понимающие свои цели и задачи. В отличие от коррумпированной и развращенной российской элиты, как властной, так и оппозиционной.
При этом далеко не все исламские "обновленцы" перешли линию, разделяющую терроризм и борьбу с Россией от простого негодования по поводу коррупции и закрытости местной власти. Сегодня еще не поздно отделить "работников ножа и топора" от фрустрированной региональной интеллигенции и обыкновенных "лузеров". Было бы фатальной ошибкой записать в ваххабиты и русофобы всех оппонентов республиканских властей. Если такой шаг будет сделан, Россия не досчитается многих своих сограждан. В том смысле, что лояльность нашему государству у многих сменится лояльностью салафитским джамаатам. И самое главное: Российская власть должна отказаться от рассмотрения борьбы за Кавказ как программы социальной реабилитации. Сегодня речь идет не столько о деньгах, сколько о серьезном идеологическом противоборстве. И выиграет в этом противостоянии тот, у кого будут крепче нервы, сильнее воля, чьи аргументы окажутся убедительными, а идеи и цели более привлекательными. И главное, чья вера окажется сильнее.
Автор - заведующий отделам проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа
http://www.prognosis.ru/news/secure/2005/10/21/rk.html/
В начале 90-х, в период пресловутого "парада суверенитетов, в северокавказском регионе доминировали этнонационализм и идея этнического самоопределения. На практике это привело к реализации принципа этнического доминирования в политике, управлении и бизнесе. Радикальные этнонационалисты активно использовали и террористические методы борьбы. Кто сказал, что всплеск терроризма в Дагестане касается только сегодняшнего дня? За первую половину 2005 года здесь было совершено 80 терактов. Между тем, в 1989-1991 годах в Дагестане было совершено более 40 политических покушений, а в 1992-м - чуть менее 40, в 1993-м - около 60 покушений и вооруженных нападений. Были в начале 90-х и знаковые теракты. В июне 1993 года боевики аварского Народного фронта имени имама Шамиля и лакского движения "Казикумух" захватили сотрудников райвоенкомата в Кизляре и потребовали выведения из города подразделений спецназа российского МВД. Но в отличие от терактов образца 2005 года тогдашние террористические вылазки имели не религиозные, а политические мотивы. Та же мотивация отличала действия чеченских сепаратистов, с 1991 года боровшихся за "независимую Ичкерию".
Во второй половине 90-х этнонационализм уступает место лозунгам "чистоты ислама". Во-первых, этническая пестрота Кавказа на практике делает радикальный этнонационализм политической утопией (особенно в регионах, где нет сильного численного перевеса одной этногруппы, как в Карачаево-Черкесии). Во-вторых, борьба за превосходство "своего" этноса фактически приводит к победе этноэлиты, которая быстро коррумпируется и отрывается "от корней", замыкаясь на собственных эгоистических устремлениях. Народные же массы довольствуются ролью митинговой пехоты. Как следствие во второй половине 90-х на Кавказ пришли идеи радикального ислама, или "ислама молящегося", противопоставляющего себя "исламу обрядному (погребальному)". По словам политолога Константина Казенина, "многовековая укорененность ислама в жизни народа периодически приводила к спору ислама "традиционного", связанного с народными религиозными устоями и практикой, и ислама "чистого", декларирующего свою свободу от "примесей", народных традиций. При этом, в исторической перспективе, одно и то же направление ислама могло играть роль "традиционного", то роль "чистого"". Если в XIX в. роль "чистого" ислама сыграл мистический суфизм, то в конце ХХ в. эта роль была отведена салафийе ("ваххабизму"), сторонники которого объявили войну "традиционалистам" - суфиям.
Процесс распространения "чистого ислама" затронул Чечню (особенно после Хасавюрта), Дагестан и другие субъекты российского Кавказа, включая и относительно мирную Западную часть региона (Адыгею, Кабардино-Балкарию). Появились яркие проповедники "обновленного ислама", хорошо подкованные в основах исламского богословия в отличие от косных провластных ДУМов - Духовных управлений мусульман. В Адыгее таким проповедником выступил репатриант из Косова Рамадан Цей, в Карачаево-Черкесии - Рамзан Борлаков и Ачимез Гочияев, в Кабардино-Балкарии - Мусса (Артур) Мукожев, в Дагестане - братья Кебедовы.
"Чистый ислам" как нельзя лучше подходил к кавказским условиям. В отличие от "традиционализма", эта система ислама обращена к надэтническим универсалистским и эгалитарным ценностям - эдакий "зеленый коммунизм". Для сторонников "молящегося ислама" не имеет значения принадлежность к тейпу, клану или этнической группе. Отсюда и возможности формирования "горизонтальных связей" между активистами из разных кавказских республик. В условиях отсутствия внятной идеологии и концепции российского нациестроительства салафийа стала интегрирующим фактором на Кавказе. Весь фокус, однако, заключается в том, что если "исламский национальный проект" развивался как антироссийский, то многие лидеры "обновленцев" не грешили русофобией и были готовы на российскую юрисдикцию на Северном Кавказе при условии его тотальной исламизации. Одновременно авказские "ваххабиты" отвергают светский характер российской государственности, и институты российской власти в регионе. Постепенно количество перешло в качество, и радикалы перешли от проповеди к террору, и к началу нового века этнонационализм повсеместно (включая Чечню) уступил место религиозному исламскому радикализму. В Нальчике в октябре 2005 года, а ранее в Дагестане лозунги отделения Ичкерии от России не выдвигались, зато умами овладевает идея формирования особой социально-политической реальности без России и вне России.
Это означает то, что в наиболее нестабильном и конфликтном российском регионе принципиально изменится характер угроз. Теперь вызов российской власти будет исходить не только и не столько из Чечни. В ближайшем будущем весь Северный Кавказ превратится в поле жесткой борьбы. И очень важно правильно понимать суть этой угрозы. Беда, когда лидеры государства не осознают, с каким противником борются, какие ресурсы этот противник имеет. Министр обороны Сергей Иванов высказал гипотезу о противостоящем России "бандполдполье". Еще раньше сам президент Путин призвал вести борьбу с бандитами. Значит, следуя этой логике, сегодня России на Кавказе угрожают группы "щипачей", медвежатников или "гопников". Между тем российской власти и, кстати сказать, либерально-модернизационному проекту в целом угрожают не подпольщики-бандиты, а политически и идейно мотивированные люди, понимающие свои цели и задачи. В отличие от коррумпированной и развращенной российской элиты, как властной, так и оппозиционной.
При этом далеко не все исламские "обновленцы" перешли линию, разделяющую терроризм и борьбу с Россией от простого негодования по поводу коррупции и закрытости местной власти. Сегодня еще не поздно отделить "работников ножа и топора" от фрустрированной региональной интеллигенции и обыкновенных "лузеров". Было бы фатальной ошибкой записать в ваххабиты и русофобы всех оппонентов республиканских властей. Если такой шаг будет сделан, Россия не досчитается многих своих сограждан. В том смысле, что лояльность нашему государству у многих сменится лояльностью салафитским джамаатам. И самое главное: Российская власть должна отказаться от рассмотрения борьбы за Кавказ как программы социальной реабилитации. Сегодня речь идет не столько о деньгах, сколько о серьезном идеологическом противоборстве. И выиграет в этом противостоянии тот, у кого будут крепче нервы, сильнее воля, чьи аргументы окажутся убедительными, а идеи и цели более привлекательными. И главное, чья вера окажется сильнее.
Автор - заведующий отделам проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа
http://www.prognosis.ru/news/secure/2005/10/21/rk.html/
