"Так стали мы дроздовцами навсегда, - написал уже в эмиграции о смерти шефа А.В. Туркул. - Дроздовцев, как и всех наших боевых товарищей, создала наша боевая, наша солдатская вера в командиров и вождей русского освобождения. В Дроздовского мы верили не меньше, чем в Бога. Вера в него была таким же само собой понятным, само собой разумеющимся чувством, как совесть, долг или боевое братство (выделено мной. - Р.Г.). Раз Дроздовский сказал - так и надо, и никак иначе быть не может. Приказ Дроздовского был для нас ни в чем неоспоримой, несомненной правдой. Наш командир был живым средоточием нашей веры в совершенную правду нашей борьбы за Россию... Полнота веры в наше дело преображала каждого из нас. Она нас возвышала, очищала. Все пополнения, приходившие к нам, захватывало этим вдохновением... Наши командиры несли страшный долг. Как Дроздовский, они были обрекающими на смерть и обреченными. Всегда, даже в мелочах жизни, они были живым примером, живым вдохновением, олицетворением долга, правды и чести".
Как и другие шефы-командиры добровольческих частей, Дроздовский еще при жизни стал легендой, человеком, которому всецело верили и к памяти которого относились с благоговением; он был подлинным вождем добровольцев: "Только человек, глубоко верящий в правоту своего дела, верящий сам в себя и умеющий передать эту веру окружающим его людям, может быть вождем. Яркий пример этой силы являет собой наш бессмертный Суворов. То же мы видим у Скобелева, в нашу эпоху - у Врангеля и Кутепова. В большой степени обладал ею легендарный герой Белого движения генерал С.Л. Марков. Только наличием чудодейственной веры в себя, этой силы, и можно объяснить, что вчера еще никому не известный полковник становится подлинным вождем и ведет доверившихся ему добровольцев в поход через разбушевавшуюся русскую стихию вдаль, в полную неизвестность".
Пожалуй, ни одно именное соединение на белом юге не относилось к памяти своего командира так, как дроздовцы. Конечно же, и марковцы, и корниловцы также помнили своих командиров и чтили их память, но дроздовцы все же стоят здесь особняком. Безусловно, что соратники идеализировали сложную и многогранную фигуру Михаила Гордеевича, но, возвышая его образ, они и сами стремились соответствовать его требованиям. "Дроздовский с нами. Мы помним его заветы и где бы мы не находились - блюдем традиции, в которых нас воспитал ОН (выделено в документе. - Р.Г.), и ждем с нетерпением зова Вождя, чтобы двинуться на завещанное нам Дроздовским возрождение Родины", - писали спустя много лет добровольцы.
Показателен следующий пример. Во многих добровольческих частях на командные должности выдвигались почти исключительно собственные офицеры, и здесь Дроздовская дивизия не отличалось от других "цветных" формирований Добровольческой армии. Однако после смерти Михаила Гордеевича произошло назначение, которое вполне справедливо вызывало возмущение дроздовцев. Начальником 3-й дивизии был назначен генерал Асташов, тот самый, который участвовал в формировании добровольческих бригад на Румынском фронте, и который в конце концов не только отказался идти с Дроздовским, но и распустил своих подчиненных. Этим было нанесено оскорбление не только дроздовцам, но и памяти их командира, всех погибших товарищей. Однако Асташов "прокомандовал дивизией всего три дня: вокруг него образовалась такая густая атмосфера, что ставка принуждена была срочно убрать его подальше от дивизии", - вспоминал очевидец. В итоге дроздовцы благосклонно встретили на посту начальника дивизии только своего офицера - генерал-майора В.К. Витковского. Не менее выразительно о любви дроздовцев к своему командиру говорит и то, что его прах не был оставлен в Екатеринодаре, где после ухода белых над ним могли бы надругаться большевики. С риском, из оставляемого города, он был вывезен дроздовцами для перезахоронения в Крым.
Один из добровольцев написал на чужбине фразу, в полной мере отражающую всю меру уважения и любви дроздовцев к своему командиру, следованию его заветам: "Вся жизнь Михаила Гордеевича Дроздовского - пример для всех нас, русских людей, как нужно любить свою Родину, бескорыстно, жертвенно служить ей, отдавая все силы и самую жизнь за славу и величие России".
Как и другие шефы-командиры добровольческих частей, Дроздовский еще при жизни стал легендой, человеком, которому всецело верили и к памяти которого относились с благоговением; он был подлинным вождем добровольцев: "Только человек, глубоко верящий в правоту своего дела, верящий сам в себя и умеющий передать эту веру окружающим его людям, может быть вождем. Яркий пример этой силы являет собой наш бессмертный Суворов. То же мы видим у Скобелева, в нашу эпоху - у Врангеля и Кутепова. В большой степени обладал ею легендарный герой Белого движения генерал С.Л. Марков. Только наличием чудодейственной веры в себя, этой силы, и можно объяснить, что вчера еще никому не известный полковник становится подлинным вождем и ведет доверившихся ему добровольцев в поход через разбушевавшуюся русскую стихию вдаль, в полную неизвестность".
Пожалуй, ни одно именное соединение на белом юге не относилось к памяти своего командира так, как дроздовцы. Конечно же, и марковцы, и корниловцы также помнили своих командиров и чтили их память, но дроздовцы все же стоят здесь особняком. Безусловно, что соратники идеализировали сложную и многогранную фигуру Михаила Гордеевича, но, возвышая его образ, они и сами стремились соответствовать его требованиям. "Дроздовский с нами. Мы помним его заветы и где бы мы не находились - блюдем традиции, в которых нас воспитал ОН (выделено в документе. - Р.Г.), и ждем с нетерпением зова Вождя, чтобы двинуться на завещанное нам Дроздовским возрождение Родины", - писали спустя много лет добровольцы.
Показателен следующий пример. Во многих добровольческих частях на командные должности выдвигались почти исключительно собственные офицеры, и здесь Дроздовская дивизия не отличалось от других "цветных" формирований Добровольческой армии. Однако после смерти Михаила Гордеевича произошло назначение, которое вполне справедливо вызывало возмущение дроздовцев. Начальником 3-й дивизии был назначен генерал Асташов, тот самый, который участвовал в формировании добровольческих бригад на Румынском фронте, и который в конце концов не только отказался идти с Дроздовским, но и распустил своих подчиненных. Этим было нанесено оскорбление не только дроздовцам, но и памяти их командира, всех погибших товарищей. Однако Асташов "прокомандовал дивизией всего три дня: вокруг него образовалась такая густая атмосфера, что ставка принуждена была срочно убрать его подальше от дивизии", - вспоминал очевидец. В итоге дроздовцы благосклонно встретили на посту начальника дивизии только своего офицера - генерал-майора В.К. Витковского. Не менее выразительно о любви дроздовцев к своему командиру говорит и то, что его прах не был оставлен в Екатеринодаре, где после ухода белых над ним могли бы надругаться большевики. С риском, из оставляемого города, он был вывезен дроздовцами для перезахоронения в Крым.
Один из добровольцев написал на чужбине фразу, в полной мере отражающую всю меру уважения и любви дроздовцев к своему командиру, следованию его заветам: "Вся жизнь Михаила Гордеевича Дроздовского - пример для всех нас, русских людей, как нужно любить свою Родину, бескорыстно, жертвенно служить ей, отдавая все силы и самую жизнь за славу и величие России".
