Целый месяц те, кого Александр Исавеич Солженицын назвал образованщиной, поливают его грязью за двух томник "Двести лет вместе". Симптом характерный. Что поливают именно за этот труд, а не за что-нибудь другое. А ведь до того, как вышло исследование о русско-еврейских отношениях, писатель не молчал. Он работал, публиковал свои произведения, но на них не обращали никакого внимания. И только произведение, которое затронуло "национальную гордость", вызвало такое злобное внимание к великому русскому писателю.
Мы же хотим обратить внимание на то сочинение, которое прошло незамеченным, а на самом деле является впервые столь подробно написанной историей последних 3 десятилетий - "Угодило зернышко промеж двух жерновов". Первая часть мемуаров-дневников была напечатана в "Новом мире", N 9,N 11 за 1998 год, N 2 за 1999 год, вторая часть - N 9 за 2000 год, третья часть - N 12 за 2000 год, N 4 за 2001 год, последняя часть опубликована в свежем 11 номере за 2003 год.
Даже отрывки из этого труда Александра Исаевича доказывают, что звание пророка, которое ему когда-то демпресса дала в насмешку, - он может носить по праву. Первая запись относится к средине 80-х, вторая к началу 90-х гг, третья и четвертая сделаны перед возвращением в Россию.
+ + +
Но и такое: говорят-то говорят, да кто же что-нибудь делает? что закрепляется на деле? Все события - пусть сами собой теперь льются? ЕщЈ ж и Запад благосклонный нам во всЈм поможет. Поскорей бы у нас стало всЈ "как у них", как у взрослых!
И как же это всЈ мне знакомо из Февраля Семнадцатого! И бескрайний восторг общества. И пьянящий туман надежд. И эта безоглядность выражений. Сколько счастливого долгожданного упоения! - но в нЈм теряются, искажаются все масштабы. И - небрежение к историческим путям России, бесчувствие к еЈ особенностям, безмыслие о каких-либо задачах сбережения их.
А между тем по всему Западу - и Перестройка и Гласность советские вызывали неутихающее ликование. И осенью 87-го затревожились и в западной прессе, вослед эмигрантскому хору (начала "Вашингтон пост", за ней другие): а почему Солженицын молчит? такие грандиозные события в СССР - а он молчит? что это означает? да впрочем, что он может сказать - "монархист, реакционер и мистик".
Ну да, естественно было ждать от меня восторга от Гласности, которую я же призывал двадцать лет назад. Но если я вижу, что все остальные перемены ведутся обвально? Мне - страшно смотреть на эти катящие события. Что я могу? С одной стороны - счастье, что хоть что-то, хоть что-то под коммунизмом начало сдвигаться. Значит: против "перестройки" говорить не время. А с другой стороны, всЈ делаемое (кроме раскачки Гласности) - так несущественно, или недальновидно, или уже вредно, - ясно видно, что заметались, пути не ведают. Так и хочется остеречь ГорбачЈва: "Не пори, коли шить не знаешь".
Но если нельзя ругать и трудно хвалить - что остаЈтся? Только - молчать. Вот и молчу. (Однако в эйфории восторгов и этого изъяснить нельзя.)
Пора перехожа, а всЈ не гожа.
+ + +
А - где же были в России русские патриоты? О, горе: нынешнее патриотическое движение безнадЈжно переплелось с коммунизмом, и, видимо, им не расплестись. "Фронт Национального Спасения" возгласил в октябре 1992 - "историческое примирение белых и красных", "подведЈм черту под Гражданской войной". За кого мирились? и где средь них были белые? А "черту подвела" ЧК уже к 1921 году.
Целебный, спасительный, умеренный патриотизм придЈтся - если придЈтся... - строить совсем на чистом месте и на новых основаниях. А как? ЕщЈ сам не понимаю, но ясно, что: 1) из провинции; 2) исходя как из неизбежной данности, что наш народный характер расплывчат, ненастойчив, плохо сознаЈт ответственность и плохо поддаЈтся самоорганизации.
+ + +
Конечно, когда я передавал полномочия Диме - никто ещЈ не представлял, какая жестокая, беспощадная полоса - вот налегает на Россию. И сколькие, сколькие собьются с толку, потеряют себя в разыгравшихся соблазнах "Рынка".
В эту струю - изневольно? беспомощно? - угодил и наш давний друг. Перестали совпадать наши сердечные биения.
Боль - и за него, и за всЈ - за всЈ, что стало твориться на родине.
+ + +
Впрочем, ненависть ко мне одновременно с разных сторон - довольно веский признак, что линия моя верная.
Прощай, ласковый к нам, благословенный Вермонт! Однако остаться бы тут доживать - было бы закисание векторной судьбы. Напротив, я боялся дожить в Вермонте до смерти или до последней телесной слабости. Умереть - я должен успеть в России.
Но ещЈ раньше успеть - вернуться в Россию, пока есть жизненные силы. Пока - ощущаю в себе пружину. Есть жажда вмешаться в российские события, есть энергия действовать. Плечи мои ещЈ не приборолись, у меня даже - прилив сил. Только вот нарушается пословица: "Молодой на битву - старый на думу".
Еду я - быть может, на осмеяние, в духе сегодняшней безкрайней развязности прессы, журналистов, любых "комментаторов", кто хочет плюнуть. Но - оравнодушел я к тому за долготу двух травель - промеж двух жерновов.
А в друзьях своих числю - русские просторы. Русскую провинцию. Малые и средние города.
Что-то ещЈ успею сказать и сделать?
А книги мои, в правильно понятых интересах России, могут понадобиться и много позже, при более глубокой проработке исторического процесса. В бороздимых по России крупных чертах Истории есть своя неуклонимость, она ещЈ проявится.
Проявится какое-то позднее долгодействие, уже после меня.
И уж всяко помню Ломоносова: "Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети Отечества пожалеют".
Вермонт.
Март - апрель 1994.
В книге мы находим и авторское объяснение названия: " Эта соработка двух жерновов за годы и годы уж до того была мне не нова, уж до того привычна. А между жерновом советским и западным - Третья эмиграция была безотказной связью, перемалывающей образ "монархиста, теократа, изувера".
"Но когда-то же должны соотечественники прийти в ясную мысль о себе?
Уже немало лет жил я с невесЈлым одиноким чувством, что в тяжком знании забежал от соотечественников вперЈд - и нет нам кратких путей объяснения".
Мы же хотим обратить внимание на то сочинение, которое прошло незамеченным, а на самом деле является впервые столь подробно написанной историей последних 3 десятилетий - "Угодило зернышко промеж двух жерновов". Первая часть мемуаров-дневников была напечатана в "Новом мире", N 9,N 11 за 1998 год, N 2 за 1999 год, вторая часть - N 9 за 2000 год, третья часть - N 12 за 2000 год, N 4 за 2001 год, последняя часть опубликована в свежем 11 номере за 2003 год.
Даже отрывки из этого труда Александра Исаевича доказывают, что звание пророка, которое ему когда-то демпресса дала в насмешку, - он может носить по праву. Первая запись относится к средине 80-х, вторая к началу 90-х гг, третья и четвертая сделаны перед возвращением в Россию.
+ + +
Но и такое: говорят-то говорят, да кто же что-нибудь делает? что закрепляется на деле? Все события - пусть сами собой теперь льются? ЕщЈ ж и Запад благосклонный нам во всЈм поможет. Поскорей бы у нас стало всЈ "как у них", как у взрослых!
И как же это всЈ мне знакомо из Февраля Семнадцатого! И бескрайний восторг общества. И пьянящий туман надежд. И эта безоглядность выражений. Сколько счастливого долгожданного упоения! - но в нЈм теряются, искажаются все масштабы. И - небрежение к историческим путям России, бесчувствие к еЈ особенностям, безмыслие о каких-либо задачах сбережения их.
А между тем по всему Западу - и Перестройка и Гласность советские вызывали неутихающее ликование. И осенью 87-го затревожились и в западной прессе, вослед эмигрантскому хору (начала "Вашингтон пост", за ней другие): а почему Солженицын молчит? такие грандиозные события в СССР - а он молчит? что это означает? да впрочем, что он может сказать - "монархист, реакционер и мистик".
Ну да, естественно было ждать от меня восторга от Гласности, которую я же призывал двадцать лет назад. Но если я вижу, что все остальные перемены ведутся обвально? Мне - страшно смотреть на эти катящие события. Что я могу? С одной стороны - счастье, что хоть что-то, хоть что-то под коммунизмом начало сдвигаться. Значит: против "перестройки" говорить не время. А с другой стороны, всЈ делаемое (кроме раскачки Гласности) - так несущественно, или недальновидно, или уже вредно, - ясно видно, что заметались, пути не ведают. Так и хочется остеречь ГорбачЈва: "Не пори, коли шить не знаешь".
Но если нельзя ругать и трудно хвалить - что остаЈтся? Только - молчать. Вот и молчу. (Однако в эйфории восторгов и этого изъяснить нельзя.)
Пора перехожа, а всЈ не гожа.
+ + +
А - где же были в России русские патриоты? О, горе: нынешнее патриотическое движение безнадЈжно переплелось с коммунизмом, и, видимо, им не расплестись. "Фронт Национального Спасения" возгласил в октябре 1992 - "историческое примирение белых и красных", "подведЈм черту под Гражданской войной". За кого мирились? и где средь них были белые? А "черту подвела" ЧК уже к 1921 году.
Целебный, спасительный, умеренный патриотизм придЈтся - если придЈтся... - строить совсем на чистом месте и на новых основаниях. А как? ЕщЈ сам не понимаю, но ясно, что: 1) из провинции; 2) исходя как из неизбежной данности, что наш народный характер расплывчат, ненастойчив, плохо сознаЈт ответственность и плохо поддаЈтся самоорганизации.
+ + +
Конечно, когда я передавал полномочия Диме - никто ещЈ не представлял, какая жестокая, беспощадная полоса - вот налегает на Россию. И сколькие, сколькие собьются с толку, потеряют себя в разыгравшихся соблазнах "Рынка".
В эту струю - изневольно? беспомощно? - угодил и наш давний друг. Перестали совпадать наши сердечные биения.
Боль - и за него, и за всЈ - за всЈ, что стало твориться на родине.
+ + +
Впрочем, ненависть ко мне одновременно с разных сторон - довольно веский признак, что линия моя верная.
Прощай, ласковый к нам, благословенный Вермонт! Однако остаться бы тут доживать - было бы закисание векторной судьбы. Напротив, я боялся дожить в Вермонте до смерти или до последней телесной слабости. Умереть - я должен успеть в России.
Но ещЈ раньше успеть - вернуться в Россию, пока есть жизненные силы. Пока - ощущаю в себе пружину. Есть жажда вмешаться в российские события, есть энергия действовать. Плечи мои ещЈ не приборолись, у меня даже - прилив сил. Только вот нарушается пословица: "Молодой на битву - старый на думу".
Еду я - быть может, на осмеяние, в духе сегодняшней безкрайней развязности прессы, журналистов, любых "комментаторов", кто хочет плюнуть. Но - оравнодушел я к тому за долготу двух травель - промеж двух жерновов.
А в друзьях своих числю - русские просторы. Русскую провинцию. Малые и средние города.
Что-то ещЈ успею сказать и сделать?
А книги мои, в правильно понятых интересах России, могут понадобиться и много позже, при более глубокой проработке исторического процесса. В бороздимых по России крупных чертах Истории есть своя неуклонимость, она ещЈ проявится.
Проявится какое-то позднее долгодействие, уже после меня.
И уж всяко помню Ломоносова: "Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети Отечества пожалеют".
Вермонт.
Март - апрель 1994.
В книге мы находим и авторское объяснение названия: " Эта соработка двух жерновов за годы и годы уж до того была мне не нова, уж до того привычна. А между жерновом советским и западным - Третья эмиграция была безотказной связью, перемалывающей образ "монархиста, теократа, изувера".
"Но когда-то же должны соотечественники прийти в ясную мысль о себе?
Уже немало лет жил я с невесЈлым одиноким чувством, что в тяжком знании забежал от соотечественников вперЈд - и нет нам кратких путей объяснения".
