В дни «великого отступления» Русской армии, начавшейся после осуществленного германцами Горлицкого прорыва, в полной мере дала о себе знать проблема, о которой заговорили буквально все ‒ оказалось, что нашим войскам катастрофически недостает артиллерийских снарядов. Российская промышленность не поспевала за нуждами фронта, в результате чего соотношение в артиллерийских боеприпасах выглядело примерно следующим образом: если немцы имели по 1200 снарядов на каждое легкое орудие и по 500‒600 снарядов на тяжелое, то русские артиллеристы располагали всего лишь по 30‒40 снарядов на каждую пушку. Это обстоятельство в скором времени стало одним из главных козырей либеральной оппозиции при обвинении царского правительства в несостоятельности и преступной халатности...
Как могло получится, что к весне-лету 1915 года Русская армия была лишена возможности адекватно отвечать на артиллерийский огонь противника? Неужели в военном министерстве действительно ничего не делалось для того, чтобы достойно подготовить нашу армию к грядущей войне или причины возникших трудностей заключались в чем-то другом? Попробуем кратко ответить на эти вопросы.
В начале XX века требования к запасу артиллерийских снарядов постоянно росли. Учтя опыт войны с японцами, военное министерство в 1908 г. утвердило норму артиллерийского запаса в 1 тыс. зарядов на орудие (в Русско-турецкую войну 1877‒78 г. норма составляла 100 снарядов). Предполагалось, что такого запаса вполне хватит на войну продолжительностью в полгода, но на всякий случай для некоторых видов орудий норму увеличили до 1,2 тыс. снарядов. В 1912 г. обсуждалось увеличение запаса снарядов до 1,5 тыс. на каждое орудие, но произведено оно не было, так как учитывая относительно небольшой срок хранения артиллерийских боеприпасов (до 10 лет) возникло опасение, что это будет пустой тратой средств. При этом, как, увы, бывает довольно часто, военное ведомство недополучало средства из бюджета, а потому к 1912 г. сумело лишь на 50% обеспечить артиллерию необходимым запасов зарядов. Но в 1913 г. недостаток снарядов практически удалось покрыть. С учетом опыта прошлых войн казалось, что имеющихся запасов должно было вполне хватить и на возможную войну с Германией, которая, по подсчетам Генштаба, не должна была продлиться более полугода.
Однако разразившаяся в 1914 году Первая мировая война практически сразу же разрушила это ложной представление. Война нового типа потребовала самой активной роли артиллерии и расход снарядов по сравнению с Русско-японской войны увеличился почти в 100 раз! Военный эксперт «Биржевых ведомостей» подполковник К.М.Соломонов-Шумский писал по этому поводу в июне 1915 года: «В нынешних армиях, конечно, главным образом, в армиях перволинейных, главная роль перешла к артиллерии, на долю которой выпадает не только подготовка атаки, но отчасти и ее решение, - одним словом ⅔ всей работы, а пехоте нужно только занять разрушенные и исковерканные своей артиллерией неприятельскую позицию. Этого громаднейшего значения артиллерии никто не предвидел, и, хотя все знали, что артиллерии будет суждено играть большую роль, но всегда считалось, что артиллерия будет только "подготовлять", а "решать" боевую задачу будет пехота». Поэтому с первых же месяцев войны генералы стали настойчиво требовать от военного ведомства новых поставок артиллерийских снарядов.
Военный историк генерал Н.Н.Головин отмечал, что «едва начались боевые действия, как с обоих фронтов и из Ставки Верховного главнокомандующего буквально градом посыпались в Военное министерство требования, одно другого настойчивее и тревожнее, на пушечные патроны». Уже 8/21 сентября 1914 г. Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич счел нужным обратиться непосредственно к Императору, сообщая в телеграмме: «Уже около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены в местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов».
Но если в 1914 г. проблема заключалась в плохой поставке имеющихся в запасе снарядов на передовую, то с весны 1915 г. она приобрела совершенно иной характер ‒ мобилизационный резерв снарядов был исчерпан, а развивающаяся отечественная промышленность не имела технических возможностей моментально восполнить его. Сказывались и проблемы в химической отрасли, так как значительная часть необходимых для производства снарядов химических веществ ранее ввозилась из-за границы (так, в 1915 г. выяснилось, что потребности фронта в порохе в 20 раз превышают возможности имевшихся в России пороховых заводов).
Генерал А.И.Деникин вспоминал: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии ‒ отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость ‒ физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть... Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-ой стрелковой дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали ‒ нечем. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой ‒ штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы... Два полка почти уничтожены ‒ одним огнем... (...) Когда, после трехдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи, ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением... И какой тогда тяжелой, обидной иронией звучало для нас циркулярное послание Брусилова, в котором он, не имея возможности дать снаряды, с целью подбодрить, "поднять дух войск", убеждал нас не придавать такого исключительного значения преобладанию немецкой артиллерии, ибо были неоднократно случаи, что тяжелая артиллерия, выпустив по нашим участкам позиции огромное число снарядов, не наносила им почти никаких потерь...»
«Снарядный голод», охвативший Русскую армию в самый неподходящий момент, испытывали и наши союзники, однако их более развитая промышленность позволила его быстро преодолеть. В итоге уже в декабре 1914 г. снабжение Русской армии снарядами уменьшилось по сравнению с августом примерно в 3 раза. А зиму-весну 1915 г. русский фронт получил снарядов еще меньше. Особенно остро сказывалась нехватка снарядов для тяжелой артиллерии (как и ее самой), значение которой в новой войне российское военное ведомство не смогло предугадать. И если при ведении маневренной войны это было не так катастрофично, то при переходе к позиционным оборонительным боям ситуация изменилась в корне.
«Развитие этой промышленности требовало продолжительного времени, в течение которого наши запасы пушечных патронов обречены были на катастрофическое падение, ‒ писал генерал Головин. ‒ Достаточно сказать, что в течение декабря 1914 г. и первых месяцев 1915 г. мы могли ожидать к поступлению на пополнение расхода в пушечных патронах к легким пушкам ежемесячно не свыше 12 парков, что составляло менее 25% потребности в них. В еще худшем положении находился вопрос о пополнении огнестрельными припасами тяжелой артиллерии. И если этот вопрос не приобрел столь же острой формы, как вопрос об обеспечении боевыми припасами легкой артиллерии, то лишь потому, что количество полевых тяжелых батарей в нашей армии было совершенно ничтожное и пользование ими составляло для наших войск как бы исключение. Тяжелой же артиллерии и совсем не было. Таким образом, со стороны нашего Военного министерства требовалось проявление сверхэнергии. Как раз этого и не было. Руководители нашего Военного министерства во главе с Сухомлиновым не желали считаться с требованиями жизни. Первым делом они стали искать виновных, и таковыми оказались опять войска. В этом отношении крайне характерны различные доклады лиц, причастных к работе в Военном министерстве и посылаемых в войска для расследования патронного голода. Вывод, который можно было сделать из этих докладов, тот, что войска слишком много стреляют. Теперь, когда мы знаем данные опыта наших врагов и союзников, это заключение поражает своим полным непониманием современного боя».
К.М.Соломонов-Шумский, объясняя читателям «Биржевых ведомостей» суть проблемы, писал: «Вопрос о снабжении армии снарядами, всегда имевший крупное значение, с началом весенней кампании стал особенно острым решительно у всех армий воюющих сторон. Несомненно, что наши союзники в течение долгого стратегического затишья на западном фронте заготовили весьма большое количество снарядов, что было вполне возможно при сильно развитой во Франции и в Англии "военной промышленности". Однако, когда немцы выкинули свыше миллиона снарядов во время первой недели галицийского сражения, естественно, возникло опасение, что при таком расходовании снарядов не хватит никаких запасов, и никакая, самая сильно развитая заводская деятельность не в состоянии будет справиться со снабжением арии огнестрельными припасами».
Главным виновником «снарядного голода» «назначили» начальника Главного артиллерийского управления генерала Д.Д.Кузьмина-Караваева. 24 мая 1915 года он был отстранен от должности и лишен содержания. По подозрению «в упущениях по службе» в отношении генерала было начато расследование, однако, Кузьмин-Караваев сумел оправдаться перед следственной комиссией. Советский генерал-полковник И.И.Волкотрубенко так писал по этому поводу: «Можно только пожалеть начальник ГАУ генерала Кузьмина-Караваева и войти в его тяжелое положение... Кто установил норму 1000 на орудие? Генштаб. Кто собирался за шесть месяцев закончить войну? Генштаб. Кто считал, что 1000 снарядов на орудие обеспечат кампанию и больше снарядов не потребуется? Так же генштаб». (Заметим, что генерал Кузьмин-Караваев в годы Гражданской войны добровольно вступил в ряды РККА и в 1944 г. был награжден орденом Ленина «за многолетнюю службу и выдающуюся деятельность в области развития русской артиллерии»).
Для преодоления «снарядного голода» потребовалась мобилизация промышленности, а также закупки за рубежом. Усилиями Химического комитета и Главного артиллерийского правления под руководством генерала А.А.Маниковского удалось относительно быстро поднять производительность казенных и частных заводов. Проблему с нехваткой снарядов удалось решить к 1916 году. «Зимою 1915-1916 гг. снарядный кризис начал проходить, ‒ признавал генерал Головин. ‒ И к летней кампании 1916 г. наша легкая артиллерия оказалась уже в удовлетворительной мере обеспечена огнестрельными припасами. Труднее было со снарядами для легких гаубиц и для тяжелой артиллерии...»
Если за первые 5 месяцев боев 1915 года Русская армия могла истратить только 311 тыс. снарядов, то за такой же период 1916 года по неприятелю было выпущено уже 2 млн 229 тыс. снарядов. В 1917 год Русская армия вступала с запасом в 3 тыс. снарядов на каждое полевое орудие, а к апрелю того же года он составлял уже 4 тыс. снарядов, что даже перекрывало реальные потребности фронта. Исправлена была ситуация и с тяжелой артиллерией ‒ ее численность к 1917 году выросла в 2,5 раза, а запас снарядов к ней в 5 раз превосходил предвоенные показатели. Но Февральская революция и последовавший за ней развал фронта не позволил воспользоваться всеми этими запасами по назначению.
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
