XIV век занимает особое место в русской истории. Если начнем просто вспоминать о лицах этого века... Святой благоверный князь Дмитрий Донской, святой преподобный Сергий Радонежский, святой митрополит Алексий Московский, преподобный Андрей Рублёв... Даже один такой человек мог бы прославить любой народ. А ведь удивительных и замечательных людей тогда было много.

Это время по праву может считаться временем Русского Возрождения и потому, что Русь поднималась и набирала силу после ордынского погрома XIII века, и потому, что в эту эпоху зародился наследник древнерусского этноса — новый великорусский этнос, ныне примерно 130-миллионный (с учетом русских во всем мире).

Еще до нашествия Батыя на Руси наступил период раздробленности, упадка и постыдной общей вражды. Лучше всего это выразил автор «Слова о полку Игореве»: «...ибо сказал брат брату: “Это мое и то мое же”. И стали князья про малое “это великое” молвить и сами на себя крамолу ковать. А поганые со всех стран приходили с победами на землю Русскую». Увы, эти слова и сегодня звучат актуально...

Вот как описывает этот всеобщий «раздрай» Л.Н. Гумилёв: «Сразу после смерти Михаила Тверского Тверь стала противницей Москвы. Суздаль и Нижний Новгород... тяготели к самостоятельности. Рязанцы <...> столь же охотно “ратились” с москвичами, как и с татарами. Республиканский Новгород временами вообще переставал считать себя частью Русской земли... Устойчиво сохранял Новгород и свои западнические симпатии. Например, некоторые новгородские попы принимали западных вольнодумцев... Не случайно... Новгород в ХIV–XV веках становился источником церковных ересей на Руси» (имеется в виду прежде всего опаснейшая ересь — антисистема «жидовствующих»)[1].

Какова же была сила, которая могла связать все это воедино? «Единственной связующей нитью для всех русских людей ХIV века оставалась православная вера. Всякий, кто исповедовал Православие и признавал власть русского митрополита, считался своим, русским... И потому только Православная Церковь противостояла тогда распаду Руси. Дальнейшие события подтвердили безусловный рост авторитета духовной власти среди народа»[2].

Великий собиратель русских земель Иван Калита (тот же славный век) принимал на государственную службу людей разных этносов: русских, татар (после победы ислама в Орде многие татары-язычники и христиане бежали на Русь), православных литовцев, бежавших из Литвы из-за нетерпимости католиков. «Силой, связующей всех “новонаходников”, в Москве стала православная вера». Креститься было необходимо для поступления на службу и для вступления в брак. Нередким явлением стали смешанные браки между русскими и татарами. «Так, исподволь, во всей Северо-Восточной земле восторжествовало Православие, хотя при этом сохранились и некоторые языческие обычаи[3]»[4]. При этом наиболее пассионарная часть язычников, не принимавших Православия, поступала на службу к татарам, после чего направлялась вместе с ордынцами на восток, вплоть даже до Китая[5].

В итоге «русские православные люди на Москве (общность, сложившаяся из различных субстратов), считали <...> главой духовного владыку Руси — митрополита, — и потому... поведенческой доминантой у возникшей новой этнической целостности стало действенное Православие... Именно в это время, в XIV столетии, Русь получила название “Святая”. Характерный эпитет указывал, что на месте старой Киевской Руси возник совершенно новый этнос — великорусский, со своей этносоциальной системой — Московской Русью»[6].

Так Русская земля обрела новое государство и новый этнос — наследник прежнего, с сохранением языковой и религиозной общности, то есть общности культурной. То обстоятельство, что этнос сложился из разных этнических субстратов, существенного значения не имеет. Ведь на Руси, в отличие от Запада, всегда имела определяющее значение не «кровь», а почва, не кровное родство, а привязанность к земле. И то обстоятельство, что «русский» и «православный» в ту эпоху стали синонимами, свидетельствует: понятие Православия включало в себя и понятие Отечества, родной земли. Это была эпоха великих патриотов — св. Дмитрия Донского, святого преподобного Сергия Радонежского, святых воинов-монахов Пересвета и Осляби и многих других.

Но не все так просто было с византийским духовным влиянием, ведь в то время Второй Рим переживал сложные и далеко не лучшие времена. Он оказался «меж двух огней» — между католическим Римом и исламским Востоком. Католики обещали (только обещали) Константинополю помощь в борьбе с мусульманской экспансией, но взамен требовали унии. Императоры были готовы уступить. В этих условиях противники унии из столицы начали уходить на Афон.

На Руси знали об этом и, формально признавая духовную власть Константинополя, «не могли не понимать, что поскольку патриарха ставил император, склонный к унии, то практически подчиняться ему означало действовать во вред себе... А вот учение афонских монахов вполне соответствовало устремлениям Москвы, поэтому исихазм и киновии (монашеские общежития) получили в XIV веке на Руси заметное распространение. Основателем первой киновии <...> был великий русский подвижник Сергий Радонежский... Вокруг обители Сергия создался ореол святости и уважения, а ученики подвижника стали сами, по его благословению, основывать общежительные монастыри... Каждый монастырь играл роль не только церкви, но и школы, и больницы, и библиотеки. Конечно, врачей среди монахов было меньше, чем в современной поликлинике, а книг — меньше, чем в библиотеке Академии наук, но врачи лечили, а книги читались»[7].

В XIII — первой половине XIV века на Руси было основано, как отмечал В.О. Ключевский, «каких-нибудь десятка три новых монастырей. Зато в следующее столетие, в 1340–1440 годах <...> из куликовского поколения и его ближайших потомков вышли основатели до 150 новых монастырей». При этом «русское монашество было отречением от мира (собственно, от мирской суеты. — С.Ю.) во имя идеалов, ему непосильных, а не отрицанием мира во имя начал, ему враждебных... Эта связь русского монастыря с миром обнаруживалась и... в перемене самого направления монастырской жизни во времена преподобного Сергия. До половины XIV века почти все монастыри на Руси возникали в городах или под их стенами; с этого времени решительный численный перевес получают монастыри, возникшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне, ждавшей топора и сохи (то есть среди девственной природы. — С.Ю.) <...> Но, убегая от соблазнов мира, основатели этих монастырей служили его насущным нуждам»[8].

Прежде основная часть русского населения была «сбита» враждебными Руси силами в междуречье Оки и Верхней Волги, находясь между двух огней — между Ордой и Литвой. Открыт был путь на север и северо-восток, в «глухой, непроходимый край». «Монах-пустынник и пошел туда смелым разведчиком. Огромное большинство новых монастырей... возникло среди лесов костромского, ярославского и вологодского Заволжья... Многочисленные лесные монастыри становились здесь опорными пунктами крестьянской колонизации. Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах бежал от мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и... заводил в этом лесу новый русский мир. Так создавалась верхневолжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество преподобный Сергий»[9].

Тут важно еще отметить, что в эту эпоху крестьянин и монах, создатели «нового русского мира», жили и работали на земле. А это был расцвет русской монастырской жизни.

Между тем «влияние игуменов и монахов подвижников росло. Люди, приходившие в монастырь, начинали верить, что православная Русь может жить, помогая сама себе, не опираясь на силы татар или литовцев. И это крепнущее убеждение принципиально отличало русских от византийцев, у которых без турок или итальянцев ни одна партия не достигала успеха. Растущая пассионарность русских людей оказалась направлена ортодоксальным Православием к единой цели строительства Святой Руси»[10].

О великом историческом значении Куликовской битвы[11] написано очень и очень много. После нее русские великие князья перестали испрашивать ярлык на княжение у ханов. Но главное не в этом. Как резюмировал Л.Н. Гумилёв, «этническое значение происшедшего в 1380 году на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликовом поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому... Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность — Московская Русь — стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения»[12].

Святая Русь в дальнейшей истории не раз еще возрождалась после катастроф — так было и после Смутного времени, и в ХХ веке, причем дважды. Недавно было 75-летие даты, символизирующей это возрождение. Но исторически первым было то русское возрождение XIV века. И этот пример дает великую надежду на новое возрождение нашей страны, признаки чего уже появились в последние годы. Для этого нужно то же, что и в XIV веке: активное Православие, любовь к Родине и связь с землей (лучше, если не только в образном, но и в прямом смысле, как это было у крестьян и монахов той эпохи).