Тимоха

Самым ходовым транспортом в станице Должанская был велосипед. На работу, в магазин, к морю - милое дело прокатиться. Мотоцикл, а тем более «Жигули» или «Нива» были для станичников роскошью. На владельцев этих видов транспорта они поглядывали с некоторым укором.

Приехав сюда отдыхать, я первым делом купил велосипед. И нисколько не пожалел об этом. Он не только экономил время и силы, но и доставлял удовольствие. Я без устали гонял по гладким песчаным дорогам и тропинкам, делал стремительные броски на пустынную охровую косу, которая гигантским серпом вдавалась в море, а иногда навещал знакомых пасечников (их ульи были вблизи гречишного поля).

Станица, а особенно море так мне понравились, что я задержался до конца сентября; для меня, северянина, лето еще как бы продолжалось, и я купался почти каждый день. Вскоре, однако, подул северный ветер, и, к большому сожалению, купания пришлось прекратить.

-Домой собираешься?- спросил меня знакомый пенсионер Андреич (мы ехали на велосипедах по центральной асфальтированной улице станицы).

-Да.

-А велосипед?

-На нем и поеду.

-До самой Москвы?

-Конечно.

Я, разумеется, пошутил - велосипед я решил оставить в станице до следующего года. Мой собеседник шутки не понял и сказал:

-А что, дней через...- он, соображая, наморщил лоб...- дней через семь будешь дома! Ну, не через семь, так через десять! Молодому, оно в охотку прокатиться... Один мой годок в Краснодар катался. Триста километров - не фунт изюму! Да еще с одной ногой!

-Неужели?

-Да.

-А что если и мне прокатиться по этому маршруту? - неожиданно для самого себя сказал я. - Для тренировки. На юг ехать приятнее, чем на север. Тем более у меня еще целый месяц свободного времени.

-Прокатнись, - одобрил Андреич. - Не пожалеешь! Может, и на Черном море побываешь, от Краснодара до него рукой подать.

-Действительно.

Идея мне нравилась все больше и больше.

-Там еще тепло, успеешь позагорать. Загляни к моему годку - он тебе дорогу обскажет.

-А где он живет?

-На краю станицы. Да тебе любой пацаненок укажет; мол, где живет Тимоха?

Его дом я нашел быстро, он стоял в проулке, вблизи обрыва, откуда открывался прекрасный вид на море. Я прислонил велосипед к полисаднику и подошел к калитке. Хозяин столярничал под деревянным навесом. Я кашлянул. Тимоха оставил работу и, припадая на протез, подошел ко мне; среднего роста, сухощавый, мускулистый, он походил на подростка; загорелое, почти коричневое, морщинистое лицо, светло-синие, как две морские капли, глаза смотрели пытливо, но доброжелательно; он сразу расположил меня к себе.

-Оторвал, небось, от дела?

-Ничего,- махнул рукой Тимоха, - работа не медведь - в лес не уйдет.

Узнав о цели моего приезда, он сказал:

-За милую душу прокотишься. Сухо, тепло, крути да крути. Остановился, отдохнул чуток в тенечке, под шелковицей, и дальше...А может, и мне с тобой? - загорелся вдруг Тимоха, его лицо оживилось, он стал как бы выше ростом.- Хотя,- он глубоко вздохнул,- и рад бы в рай, да грехи не пускают - я человек занятой, маслобойню сторожу...

-Дорога сносная? - спросил я.

-Накатанная. По-над морем проедешь, а дальше и вовсе асфальт начнется. Домчишься в два счета. Я ехал вдоль железной дороги, по тропинке - одно удовольствие!

-Часто останавливался?

-Часто. Я люблю погуторить с людьми. Человек - что книга: погуторил - прочитал книгу.

-А ездил для чего?

-Землю посмотреть. И людей - чем они дышут. Да... -Тимоха поскреб затылок. -Скрозь все изменилось супротив прежнего... При Сталине и Брежневе было терпимо. А счас... ни коня, ни возу, ни что на-воз положить...

-Н-да, подзанесло нас...

-А знашь, паря, станичники не озлобились, шутят: была шуба - шубу нашивали; нет шубы - в шубе хаживали. Вот это мне пондравилось...

На дороге появилась фура с бидонами; пегая кобыла еле плелась, но возница ее не подгонял, хотя и держал кнут в руке; Тимоха кивнул ему, тот ответил тем же.

-Я люблю эту землю, потому и ездил, - продолжал мой собеседник. - Я за нее кровушку проливал; она мне дороже собственной жизни... А то, что все кругом скособенилось... -Тимоха распрямил плечи, посмотрел поверх моей головы. - Зато я не скособенился! Как мать любит увечного ребенка больше здорового, так и я - мою землю. Так-то, паря...

-До Берлина, наверно, дошел? - полюбопытствовал я.

-Не привелось. В южной Польше забуксовал.

-Как, если не секрет?

-Какой же тут секрет? - Тимоха взялся обеими руками за перекладину калитки. -Дело было вблизи Кракова. Наша рота расчищала путь к переправе через Вислу и попала под перекрестный огонь; многие наши полегли; а Федюху, моего лучшего дружка, тяжело ранило в живот; я взвалил его на себя и пополз - а он дюже грузный, да еще боекомплект. «Брось ты меня, - говорит Федюха, - оба пропадем». «Нет, - отвечаю, - не брошу. Сам погибай, а товарища выручай». Кусаю губы в кровь, но ползу - метр за метром, сантиметр за сантиметром; а пули так и свистят. «Господи, - выдыхаю, - помози!» До ольховой рощицы бы дотянуть, там, среди деревьев, спасение; остановился, сил больше нет, только свалил Федюху на бок, чтобы чуть-чуть отдохнуть, а неподалеку взрыв как бабахнет - мои ноги буквально изрешетило...

-А дальше?

-Думал, конец, но Господь помиловал. Подоспела подмога, и нас обоих доставили в полевой госпиталь. Я за Федюху больше всего волновался, но ничего - откачали. И я жив остался: одну ногу спасли, а другую - нет.

Мы помолчали. Тимоха пошире раскрыл ворот ситцевой рубахи.

-В Краснодар частенько ездишь? - спросил я.

-Не так уж часто, но бываю.

-И все время на велосипеде?

-На нем. Смальства, можно сказать, не слезаю. Не надоть мне ни мотыциклета, ни "Жигулишек", ни «Побед»... велик - вот это да! Самая лучшая техника: ничего не пропустишь, все увидишь; куда надо, завернешь; посидишь, подумаешь о жизни; никакой спешки: тише едешь - дальше будешь. И переночевать есть где - у меня почти в каждой станице кореш. Утром встал пораньше - и в путь.

-А не боишься?

-Чего?

-Ну, разные лихие люди..

-А чего мне бояться - я же с Богом; ну, а если, не дай Бог, приставят нож к горлу и пинджак снимут, я и рубашку отдам.

Он расстегнул на рубашке две верхние пуговицы, словно готовясь отдать ее прямо сейчас.

Я поблагодарил Тимоху за беседу, пожал его сухую мозолистую руку, вывел на дорогу велосипед. Мой собеседник уходить однако не торопился. Отъехав на некоторое расстояние от его дома, я оглянулся: старый солдат смотрел мне вслед; он (я догадывался об этом) по-хорошему завидовал моему предстоящему путешествию...

Картина Леонида Баранова