Предлагаем вниманию читателей очередную главу книги нашего друга и постоянного автора Ранко Гойковича «Знаменитые сербы в Русской истории». Ранее мы публиковали переводы пяти глав этой книги: «Семен Гаврилович Зорич в исторической судьбе Белой Руси», «Милорадовичи», «Иоанны Шевичи - дед и внук», «Герой Баязета Фёдор Эдуардович Штоквич», «Николай Антонинович Княжевич. Последний губернатор Тавриды» и «Анна Якшич Глинская. Внучка Сербского воеводы, бабушка Грозного Русского Царя».
Несколько лет назад в одном из
радиоинтервью переводчик книги Йована Дучича «Граф Савва Владиславич, серб при дворе Петра Великого и
Екатерины Первой», В.Н.Соколов посетовал на то, что вплоть до самого недавнего
времени о выдающемся сподвижнике Петра Великого в России буквально ничего не
знали. В качестве иллюстрации приводится тот факт, что в капитальном труде
Н.Н.Молчанова «Дипломатия Петра Первого» Савва Владиславич упоминается
лишь раз и вот каким именно образом: «Сербский
авантюрист Рагузинский уговорил Петра Первого двинуться в поход на Прут».
Впрочем, что говорить о нас, если в самой Сербии вплоть до начала XXI века о русском графе сербского происхождения Савве Владиславиче Рагузинском знали, в основном, только лишь по вышеупомянутой книге Йована Дучича.
Сербская Герцеговина и герцеговинцы старого времени
В связи с этим, наверное, стоит начать наш рассказ с цитаты великого сербского поэта: «Савва Владиславич был типичным представителем своего края: воплощение серба из Герцеговины, духовного настолько же, насколько и душевного; гибкого настолько же, насколько и горделивого; осторожного, но, в то же самое время, неустрашимого. Таков характер герцеговинца, представляющий собою уравновешивание почти эллинским чувством меры как положительных, так и отрицательных качеств. Серб-герцеговинец - это, скорее, житель Средиземноморья, нежели Балкан: романтик, но, в то же самое время, обладающий способностью к рациональному мышлению; мечтатель, но способный к созиданию. Владиславич, уходя из нашего горестного XVII века, сотворил себе большое имя дипломата великого славянского народа, и заслуги его в огромном славянском мире столь же огромны. Он первым поднял в России Сербский вопрос в качестве главной проблемы Балкан». [1]
Савва Владиславич происходил из древнего средневекового дворянского рода Владиславичей, проживавшего в окрестностях г. Гацко в Сербской Герцеговине. По некоторым данным именно там, в селе Ясеник около города Гацко, и родился в 1668 году Савва. (В различных энциклопедиях в качестве места рождения указывают и г. Херцег-Нови, и Дубровник, и Фочу).
По народному преданию на власть Владисавичей (которая частично сохранялась даже при турках) покушались местные беги из семьи Ченгичей. Эти самые Ченгичи намеревались публично опозорить Владисавичей, а затем присвоить себе их имения. Члены другой соседской мусульманской семьи, Хасанбеговичи, предупредили Владисавичей о том, что Ченгичи собрали большой отряд для расправы над ними, и шансов нет. Тогда Владисавичи бежали в Дубровник. Брат Саввы, Дука, между тем, остаётся в Требинье, и от него происходит знаменитый герцеговинский род, украшением которого и стал Йован Дучич.
Прежде, чем мы продолжим разговор о Савве Владиславиче, хотелось бы вкратце рассказать одну весьма занимательную историю, весьма колоритно изображающую создателей этого текста, сербов Герцеговины. Дучич в своей книге приводит герцеговинскую легенду, описывающую «месть Владисавича Ченгичам».
«Месть» эта, согласно легенде, осуществлена была после взятия русскими Очакова в 1737 году.
После того, как турецкие войска Очакова капитулировали, согласно легенде, Савва вопрошал пленников: «Нет ли среди них Хасанбеговичей?» После этого Хасанбеговичи были одарены и отпущены восвояси.
«Нет ли здесь кого с Герцеговины?
Славного рода Ченгичей?
Чтобы их я одарил по совести?»
Продолжает свой замысел хитрый герцеговинец, обуянный жаждой кровной мести. Беги этого рода также подумали, что земляк, оказавшийся в стане неприятеля, отпустит их из плена. Так что оказалось целых семьдесят семь «Ченгичей» - в основном, конечно, мнимых.
После этого момента в балладе описывается, как два ворона улетели из «Озии, что под Московией», в родную Герцеговину, а прилетев во дворец Ченгичей, прокаркали о том, что старый Владисавич хитростью выманил и изрубил всех родичей в мелкие куски.
Ну, что тут скажешь... В 1737 году во время штурма Очакова Минихом граф Рагузинский находился в своей усадьбе под Петербургом, и никого рубить не мог в принципе. Однако нужно же понимать менталитет герцеговинцев. Их сородичи ведь не просто самые отважные, но ещё и самые хитрые.
А разве возможно достичь того, чего достиг русский граф сербского происхождения, не обладай он этими - воспетыми незамысловатым народным фольклором - качествами...
Вновь цитируем Дучича: «В течение четверти века он был вовлечён во все ключевые события русского царства: он заключал военный союз с великим князем Молдавии в Яше, мирное соглашение с султаном в Пруте, конкордат с папой в Риме, пакт о сотрудничестве при принятии первого постановления о разграничении России и Китая с китайским царём в Пекине. Но, кроме того, заслуга Владиславича заключается в том, (до настоящего момента это не было известно сербскому народу, однако имеет первостепенное значение), что он был первым сербом, который еще закате смутного для нас XVII века убедил Россию, и лично Петра участвовать в освобождении сербского народа и Балкан...» [1]
Навыки торговли и наблюдательности
В свои неполные двадцать лет Савва оказался в Дубровнике, где получил образование, а также приобрёл некоторые коммерческие навыки, которые ему впоследствии весьма пригодились. В 1698 году торговые пути привели Владиславича в Константинополь, где он стал представлять интересы жителей Дубровника, исполняя некоторые важные поручения.
Знакомство в 1699 году с иерусалимским патриархом Досифеем II, проживавшим большую часть времени в столице Османской империи, стало для героя нашего повествования началом серьёзной карьеры. Патриарх Досифей II Нотара, имевший репутацию русофила, был весьма влиятельной личностью в православном мире в то время.
И вот Савва Владиславич появляется в поле зрения святителя Досифея как раз в то время, когда между Турцией и Россией начинают налаживаться прерванные с 1686 года дипломатические отношения. Московской царство примкнуло тогда к Священной Лиге (Габсбургская монархия, Речь Посполита и Венецианская Республика), которая в результате 15 лет войн сумела лишить Османскую империю многих европейских владений. После окончания войн в Константинополь прибыли посланники Москвы, и дипломатическая деятельность патриарха возобновилась.
Как доверенное лицо российского посланника в Константинополе, патриарх руководил сетью источников информации Московского правительства в различных местах Османской империи. Информация, поступавшая от купцов, позволяла делать верный анализ ситуации в турецком государстве, и обеспечивать Москву важной информацией.
В свою очередь, патриарх Досифей, как утверждает в своём исследовании Н.Ф. Каптерев, «для того, чтобы правильно судить о ходе дел и иметь возможность вовремя давать послу надлежащие советы, не раз настойчиво требовал от Толстого, чтобы тот своевременно и подробно извещал его о ходе всех переговоров, какие тот вел с турками и высказывал сильное неудовольствие, когда посол не исполнял или медлил исполнить это требование.
Услуги Досифея Толстому получают особую ценность ввиду того, что турецкое правительство иногда держало русского посла как бы под арестом, не дозволяя ему ни с кем видеться и говорить». [2]
Связи купца Саввы Владиславича с русскими стали известны турецким властям. Учитывая тот факт, что в то время в Турции всерьёз накалялась атмосфера, российский посол Толстой в 1702 году принял решение на время скрыть Савву в России. Рагузинский отправляется в Россию морем, и привозит Петру свой труд «Изучение дороги Чёрным морем в Москву». В этом тексте, наполненном сведениями разведывательного характера, описаны порты, места базирования флота, а также гарнизоны и их вооружение. Пётр Алексеевич, неудовлетворённый результатами Карловацкого мира, высоко оценил сведения, полученные от Саввы Владиславича. За «черноморскую разведку» Рагузинскому - помимо ежегодного пансиона - позволили свободно торговать на территориях Московского государства.
Вскоре государь отправляет купца в Константинополь с письмом к послу графу Толстому. Однако, в Османской империи произошли важные перемены - султана Мустафу II сменяет Ахмет III, ярый враг России и союзник Карла XII. Визит Владисавича оказался непродолжительным, и уже в 1705 году он навсегда переселяется в Москву.
Кроме прочего, Савва привёз молодого эфиопа Ибрагима Ганнибала, которого он купил на невольничьем рынке в Стамбуле. Как известно, этот юный африканец, подаренный Петру Первому, был прадедом великого Пушкина.
Говоря о купеческих способностях Саввы, стоит упомянуть как его толковую деятельность в качестве интенданта во время войны со шведским королём Карлом XII, так и цикл мероприятий, связанных с упорядочением финансовой деятельности государства. На этом остановимся несколько подробнее.
Основными изменениями, которые произошли в денежной системе России во время царствования Петра Алексеевича, стала стандартизация внешнего вида монет (т.е. привычные для средневековой Руси «чешуйки» постепенно были полностью вытеснены круглой монетой); а также упорядочивание номиналов. Переход счёта с «деньги» на «копейку», что облегчило переход на простую десятичную монетную систему: 1 рубль = 100 реальных монет номиналом в 1 копейку. Монеты мелкого номинала: полушка, деньга, копейка и 5 копеек чеканились из меди, полностью вытеснив из обращения «мелкое серебро». И если полвека тому назад подобные эксперименты приводили к «медным бунтам», то теперь, учитывая силу государственной власти, переход на медь не вызвал противодействия со стороны населения.
Однако, этого было недостаточно в условиях затяжной войны с могущественной тогда Швецией и перспективой возобновления войны со всё ещё крепкой Турцией.
Савва Рагузинский выдвинул один из проектов путей выхода из финансового кризиса. Суть его предложений заключалась в том, что если без податей не обойтись, то нужно вводить такие, при которых «не выйдет ни копейки от убогого народа, но все с людей, которые имеют силы и способ платить». Иными словами назначение новых налогов с крестьянства приведёт к тому, что земля останется без крестьян. А вот с тех, кто способен заработать, можно и увеличить подать. Но увеличивать налогообложение только в обмен на предоставление большей свободы предпринимательства. Оставив в казённой торговле вино, соль, табак и меха, Савва Рагузинский порекомендовал Петру Алексеевичу все остальные товары отдать на откуп, чтобы «каждому человеку промышлять и торговать всяким товаром с платежом надлежащей пошлины».
Итак, герой нашего повествования выступил автором плана пополнения царской казны, разработав и реализовав идею монетарной и налоговой реформы. План был осуществлён - казна была наполнена. За это Русский Царь наградил - как бы сейчас сказали - экономического аналитика званием придворного советника
Изворотливость мандаринов и двуличность богдыхана разбились об энергию и стойкость посла
Но кульминацией дипломатической
деятельности Рагузинского стало исполнение им поистине исторической миссии в Китае.
Формально посольство направлялось к Китайскому императору ради того, чтобы
сообщить ему о кончине императора Всероссийского и восшествии на российский
престол Екатерины I. Однако, подлинной задачей Рагузинского было решение
пограничных вопросов между Россией и Китаем и урегулирование торговых
отношений.
Прежде, чем мы расскажем о дипломатической миссии Рагузинского, стоит сделать небольшой обзор проблемы русско-китайского пограничья.
Изначально Московское государство и Китай разделяли огромные малозаселенные или вовсе пустынные территории. Северной границей Китая являлась Великая Китайская стена, находящаяся на расстоянии более тысячи километров к югу от нынешней границы. Между Амуром и Великой стеной жили воинственные маньчжуры, этнически далекие от коренных китайцев - ханьцев.
«Первое упоминание реки Амур в международных документах появляется 25 июня 1670 года. Именно в тот день император маньчжуров Сюанье подписал послание русскому царю, в котором сообщал, что «в районе Амура мелкие разбойники, твои подданные, напали на наших сборщиков соболя».
К тому времени русские первопроходцы, именно их небольшие отряды маньчжурский император именовал «мелкими разбойниками», уже почти четверть века собирали на берегах реки меховую дань и строили укреплённые остроги. Первый официальный представитель власти приехал из Москвы на берега Амура ещё в 1653 году, чиновники русского царя планировали основать на этих землях новое воеводство.
Но за то время, пока первые русские люди осваивали Приамурье, южнее возникла огромная империя. В июне 1644 года, когда отряд первопроходцев Василия Пояркова впервые вышел на берега Амура, а в полутора тысячах вёрст к югу армия маньчжурских племён захватила Пекин. За следующие десятилетия маньчжуры покорили почти весь Китай, основав свою империю Цин. И когда в 1670 году император Сюанье отправлял письмо московскому царю с первым упоминанием Амура, на берегах этой реки находилось не более тысячи русских, да и всё население России не превышало 14 миллионов человек, тогда как в новой китайской империи насчитывалось почти 100 миллионов подданных.
Ранее китайцы, хотя и бывали на берегах Амура, но почти не интересовались этими северными для них землями. Маньчжуры же считали «Чёрную реку» своей сферой влияния, так как здесь, среди не знавших государственности малочисленных племён, издавна проживали и их дальние родственники - народности дючеров и орочёнов. Русские называли их «тунгусами». Сами маньчжуры, впервые столкнувшись с русскими первопроходцами, изначально тоже посчитали пришельцев «неизвестным сибирским племенем».
В итоге берега Амура стали спорной территорией между русским царством и маньчжурской империей Цин. Первое вооруженное столкновение произошло уже в 1652 году, когда казаки Ерофея Хабарова разгромили атаковавший их маньчжурский отряд, в три раза превосходивший первопроходцев по численности. <...>
К концу XVII века в России реку Амур уже считали новой линией границы. Не случайно, изданный в Москве в 1678 году большой географический труд «Описание первыя части вселенныя, именуемой Азия», завершается главой «Сказание о великой реке Амуре, которая разграничила русское селение с китайцы».
Однако маньчжуры, новые властители Китая, думали иначе. Но они смогли вплотную заняться Амуром, только тогда, когда покорили все китайские земли, включая остров Тайвань. Спустя Через 14 лет после первого письма, в 1684 году, из Пекина в Москву отправилось новое обращение маньчжурского императора. Фактически это был ультиматум, требовавший от России отступить с Амура аж за Байкал, к реке Лене. «Вам, русским, следует побыстрее вернуться в Якутск, который и должен служить границей», - писал император Сюанье.
К тому времени маньчжурские войска уже год вели необъявленную войну против русских. На реке Зее, (сейчас принадлежит современной Амурской области), появился маньчжурский «фудутун» (генерал-губернатор) Лантань с 10-тысячным войском при 172 пушках. Воины Лантаня, среди которых были маньчжуры, китайцы, корейцы и даже два десятка голландских офицеров-наёмников, уничтожили несколько «острожков» и зимовий русских первопроходцев, а затем осадили Албазинский острог. В нём оборонялись четыре сотни казаков всего при 3 орудиях. Одновременно в Забайкалье русским острогам угрожали монголы, союзные маньчжурскому императору. При этом Российское государство на всём огромном пространстве от Байкала до Амура имело не более двух тысяч стрельцов и казаков при 21 пушке.
Казалось, ещё чуть-чуть - и осуществится ультиматум императора Сюанье, грозившего «вернуть русских в Якутск». Но бои вокруг Албазина, не смотря на численное превосходство маньчжурских войск, продлились два года, ошеломив империю Цин упорством и боеспособностью русских воинов. В итоге два государства в августе 1689 года начали первые переговоры о том, где же пройдёт их общая граница.
С русской стороны вопрос о будущей границе решал приехавший из Москвы боярин Фёдор Алексеевич Головин. Русское правительство соглашалось признать за империей Цин земли к югу от Амура.
Но маньчжурские послы требовали куда большего: в Пекине хотели, чтобы граница прошла по реке Селенге и озеру Байкал. Император Сюанье всё ещё собирался отодвинуть русских далеко на северо-запад - «вернуть в Якутск». Маньчжуры никогда не владели землями у Байкала, но, как пересказывал их доводы в докладах московскому начальству посол Головин, логика требований из Пекина была простой: «...что все те земли от Байкала-моря были владения хана монгольского, а монгольцы все издавна подданные их китайского хана».
Для России переговоры были сложными. Далеко на западе страна вела тяжёлую войну с Турцией, русские войска в те дни безуспешно пытались прорваться в Крым. Непростым было и внутреннее положение: в 1689 году как раз началась открытая борьба за власть молодого царя Петра I с царевной Софьей и её сторонниками.
Поэтому Россия не имела на Дальнем
Востоке достаточно сил, чтобы вести большую войну с маньчжуро-китайской
империей. Но и пекинский «богдыхан», после жестоких боёв за Албазин, опасался
серьёзной войны с упорными русскими, если будет настаивать на их отступлении за
Байкал.
В итоге обеим сторонам пришлось пойти на компромисс. 27 августа 1689 года представители Москвы и Пекина подписали первый для обоих государств договор о границе, вошедший в историю как Нерчинский трактат. <...>
О так до конца и не установленной дальневосточной границе задумались лишь по окончании долгой войны за Балтику. В Китай отправился один из лучших дипломатов Петра I граф Савва Рагузинский. Одной из его задач было «учинить, сколько возможно будет, обстоятельное описание и карту» земель к северу от Амура, чтобы, наконец, понять, где же точно среди тайги и гор проходит русско-китайская граница, и где она упирается в Охотское или Японское море.» [3]
Но задача исследования тайги в то время оказалась невыполнимой, несмотря на то, что Рагузинского сопровождали несколько офицеров-геодезистов. Вот, как докладывал об этом сам посол: «Об оных местах подлинно ныне ничего проведать не можно было, ибо дважды геодезистов для описания посылал, кои девять недель ехав от Якутска до реки Уды и пожив в тамошнем острожке, возвратились ни с чем».
До Бэйпина (Пекина) русское посольство добиралось из Москвы 10 месяцев. Переговоры тянулись полгода и были поистине изнурительными.
Вот, как это описывается в книге Дучича:
«Наконец после
двадцати двух заседаний китайцы согласились с тем, чтобы обе империи оставили
за собой те территории, которыми они владеют, не отдавая и не присваивая новых
земель. Однако два дня спустя китайские министры известили Владиславича, что
они согласились на это от своего имени, и потому эти решения не являются
обязательными.
Китайский император не принимает точку зрения своих министров, потому что монгольские князья не разрешили ему уступать свои земли Российской империи, которая и без того захватила многие их территории.
Китайские министры представили новый проект договора, по которому большая часть русской Сибири отторгалась от России. Состоялось ещё семь встреч с упрямыми китайскими министрами, которые, то угрожали русскому посланнику, то пытались подкупить его.
Савва Владиславич, как он сам писал в Россию, ответил китайцам с «холодной гордостью», что он не предатель и потому не собирается подписывать договор в таком виде.
Тогда китайцы начали притеснять его, не выдавая ему и его свите никаких продуктов, кроме соленой воды, отчего многие разболелись. Упомянутый министр Цуньли Ямин угрожал Владиславичу расправиться с ним и его свитой как с врагами, сослать их на вечное поселение в пустыню.
На это граф Савва Владиславич ответил, что не допустит этого, хотя бы и ценой собственной жизни, а русская императрица достаточно сильна, чтобы отомстить за издевательства над своим посланником.
На это китайцы ответили ему:
«Ты приехал сюда раздавать подарки, а не договариваться с китайцами. Забери свои подарки и возвращайся с пустыми руками».
Явившись на верховный совет китайских министров, Владиславич заявил:
«Российская империя дружбы богдыхана желает, но и недружбы не очень боится, будучи готова к тому и другому!»
- «Ты объявляешь нам войну!» - воскликнули китайцы.
Владиславич отвечал:
«Войну объявить указу не имею. Но если вы Российской империи не дадите удовлетворения и со мною не обновите мира праведно, то с вашей стороны мир нарушен, и, если что потом произойдет противно и непорядочно, Богу и людям, будет ответчик тот, кто правде противится».
Тогда китайцы потребовали от Владиславича представить собственный проект договора с тем, чтобы передать его императору.
Говорят, что тот перечитал его несколько раз и решил вообще ничего не заключать в Пекине и не вести здесь никаких переговоров, поскольку им сильно мешали монгольские князья, а перенести переговоры на границу и там обо всем договориться с Владиславичем». [1]
В конце концов, в 1727 г. в Нерчинске был подписан, а в 1728 на реке Кяхте ратифицирован договор между Россией и Китаем согласно которому граница между Россией и Китаем в районе Монголии была установлена в соответствии с принципом uti possidetis (каждый владеет тем, чем владеет теперь). Вплоть до середины XIX века Кяхтинский договор оставался правовой основой взаимоотношений Российской империи и империи Цин.
Главная роль в заключении Кяхтинского договора принадлежала мужественному и мудрому дипломату Савве Владиславичу Рагузинскому, который, проанализировав реальное положение дел в китайском государстве, сумел стойко защищать интересы России.
По результатам поездки Савва написал труд «Тайная информация о силе и состоянии китайского государства», который был опубликован в журнале «Русский вестник» лишь в 1842 году.
«Как можно видеть из всех их поступков, они войны сильно боятся, но от гордости и лукавства не отступают; а такого непостоянства от рождения моего я ни в каком народе не видал, воистину никакого резону человеческого не имеют, кроме трусости, и если б граница вашего императорского величества была в добром порядке, то все б можно делать по-своему; но, видя границу отворену и всю Сибирь без единой крепости и видя, что русские часто к ним посольство посылают, китайцы пуще гордятся, и, что ни делают, все из боязни войны, а не от любви.
В мою бытность в Пекине имел я письменные сношения с тамошними иезуитами и многие известия чрез них получил; они очень усердствовали, однако могли оказать мало помощи, потому что сами терпят большие притеснения от нынешнего богдыхана; некоторые бояре китайские, которые приняли было римскую веру, казнены за это, и всякая религия, кроме китайской, подвержена гонению, поэтому преосвященному Кульчицкому, хотя и договор заключится, в Пекине быть нельзя.
Государство Китайское вовсе не так сильно, как думают и как многие историки их возвышают; я имею подлинные известия о их состоянии и силах, как морских, так и сухопутных; нынешним ханом никто не до волен, потому что действительно хуже римского Нерона государство свое притесняет и уже несколько тысяч людей казнил, а несколько миллионов ограбил; из двадцати четырех его братьев только трое пользуются его доверием, прочие же одни казнены, а другие находятся в жестоком заключении; в народе нет ни крепости, ни разума, ни храбрости, только многолюдство и чрезмерное богатство, и как Китай начался, столько золота и серебра в казне не было, как теперь, а народ помирает с голоду; народ малодушный, как жиды; хан тешится сребролюбием и домашними чрезмерными забавами, никто из министров не смеет говорить правду, почти все старые министры отставлены, как военные, так и гражданские; на их местах молодые, которые тешат хана полезными репортами и беспрестанною стрельбою, пушечною и ружейною, будто для воинских упражнений, а более для устрашения народа и ханских родственников, чтоб не бунтовали». [1]
За заслуги на дипломатическом поприще он получил чин тайного советника и был пожалован орденом Александра Невского. В знаменитой Энциклопедии Брокгауза и Эфрона дипломатический подвиг Владиславича комментируется остроумно и ёмко: «изворотливость мандаринов и двуличность богдыхана разбились об энергию и стойкость посла, благодаря чему 3 апреля 1728 г. был подписан выгодный для России мирный договор». [4]
Герцеговинцы остаются герцеговинцами
Конечно, герцеговинцы не были бы герцеговинцами,
если бы память об их великом соплеменнике оставалась бы достоянием архивов и
старинных энциклопедий.
В первом десятилетии нашего века инициативная группа герцеговинцев из г.Нови Сад, а также прямых потомков Савиного отца из рода Вукоманович, выдвинули инициативу воздвигнуть несколько памятников своему великому земляку. Первый памятник был воздвигнут в Сремских Карловцах, затем - в родном городе Гацко, и, наконец, в Шлиссельбурге.
Памятник был установлен недалеко от монумента Императору Петру Великому, поскольку именно в Шлиссельбурге граф Апраксин представил в 1703 г. Государю Петру I молодого серба, который впоследствии стал ближайшим сподвижником великого преобразователя России и, можно сказать, основателем русской военной разведки.
В рамках торжественных мероприятий, связанных
с чествованием памяти великого сербского и русского государственного деятеля, в
Благовещенской усыпальнице Александро-Невской Лавры была установлена плита на
месте упокоения графа Саввы Лукича Владиславича-Рагузинского. Место его
упокоения было утрачено еще до революции, и лишь благодаря исследованиям
российских и сербских ученых, оно было восстановлено. Как оказалось, могила
Владиславича-Рагузинского находится рядом с местом упокоения выдающегося
русского полководца - генералиссимуса Александра Васильевича Суворова.
Торжества были организованы Центром национальной славы в рамках программы «Служение Отечеству: события и имена» и возглавлялись председателем попечительского совета Центра национальной славы президентом ОАО РЖД Владимиром Якуниным.
Памятник освятил настоятель храма святителя Николая в Шлиссельбурге, затем в самом храме была отслужена панихида по графу Савве Рагузинскому. После церемонии открытия памятника торжественные мероприятия продолжились в Эрмитаже. Выступающие отмечали различные грани личности великого серба, причём порою яркие и ёмкие выступления говорили не меньше, нежели скрупулёзные хронологические исследования жизненного пути выдающегося разведчика и дипломата.
Так советник Российской Академии наук Владимир Мясников, автор книги о графе Рагузинском, в своём выступлении отметил, что «Господь послал России такую масштабную личность, когда это было особенно необходимо нашей стране».
Директор Санкт-Петербургского университета Людмила Вербицкая в своём выступлении подчеркнула, что граф Савва Рагузинский верно служил России и его высокий профессионалом проявлялся в том числе и в том, что он был незаменим на своём месте, несмотря на то, что служил не только в эпоху Петра Великого, но и в непростое для придворного время череды дворцовых переворотов.
Виктор Петраков в своём выступлении подчеркнул, что Савва Рагузинский был человеком энциклопедических знаний, обладавший недюжинным литературным дарованием. Язык его сочинений настолько изыскан, что лингвисты не могут поверить, что родным языком для Саввы был не русский, а сербский.
Известный сербский историк профессор Славенко Терзич отметил, что граф Савва Рагузинский верно служил двум Императорам и двум Императрицам, за что был награждён многими русскими орденами вплоть до ордена святого благоверного князя Александра Невского. Именно графу Савве Рагузинскому принадлежит идея необходимости выхода России к Чёрному морю, которую стал реализовывать Пётр Великий.
В составе сербской делегации помимо профессора Терзича были также известные сербские ученые - профессор Жарко Димич, профессор Драган Аврамов, мэр города Гацко, где родился граф Рагузинский - Милош Радмилович и его заместитель вице-мэр Йован Ковачевич, а также предприниматели, принимавшие участие в увековечивании памяти Саввы Рагузинского - Марко Милошевич и Славко Гойкович, переводчик и издатель Ранко Гойкович, а также потомки графа.
«Пырейное место» или Троицкосавск?
На мероприятии присутствовал мэр города Кяхта из Бурятии Евгений Степанов, что очень символично, поскольку следующий памятник графу Савве Рагузинскому планируется открыть в городе Кяхта.
До революции город, бывший вплоть до второй половины XIX века был главным пунктом торговли между Россией и Китаем, назывался Троицкосавском. Город на реке Кяхте, где, как уже упоминалось выше, был ратифицирован исторический договор с Китаем, Савва Рагузинский посвятил своему небесному покровителю - Святителю Савве Сербскому. В XIX веке Троицкосавск, богатый купеческий город, назывался современниками Песчаной Венецией.
Большевики в 1934году переименовали город Троицесавск в Кяхту. Слово «кяхта» происходит от бурятского «хаяг та», «место, поросшее пыреем». Так город Святой Троицы и Святителя Саввы стал «местом, заросшим сорной травой». Горько и символично.
Собор во имя Троицы Живоначальной, некогда бывший крупнейшим православным храмом Забайкалья, нынче пребывает в полуразрушенном состоянии. Изначально храм был устроен графом Саввой Рагузинским для новых поселенцев пограничной крепости. В письме он обратился к святителю Иннокентию Иркутскому с просьбой освятить храм, приписать его к Посольскому монастырю и оттуда присылать ежегодно священнослужителя для отправления службы Божией. Храм был поставлен в центре селения и освящен в 1728 году. В этой первой Кяхтинской церкви был устроен главный престол во имя Святой Троицы и придел во имя святителя Саввы Сербского.
На смену деревянной церкви в начале XIX века на средства кяхтинского купечества был возведен каменный Троицкий собор. С 1854 года в соборе содержался список иконы Божией Матери «Споручницы грешных», который прославился чудесными исцелениями.
В 1934 году храм был закрыт, а в 1963 - подожжён. В 1997 году руины собора были возвращены Церкви. Силами прихода Успенской церкви собор огородили, но средств, достаточных для восстановления храма, у прихода не было. Поэтому большая часть строения осталась в неотреставрированном состоянии и постепенно разрушается.
С 2009 года в полуразрушенном соборе клирики Кяхтинского Успенского храма стали совершать регулярные молебны о благопоспешении в деле возрождения храма. В 2010 году на пожертвования компании «Металлы Восточной Сибири» ЗАО «Улан-Удэархпроект» начал работы по созданию проектно-сметной документации по реставрации собора. На Троицын день в том же году в соборе состоялось первая литургия за 80 лет, которая с тех пор совершалась ежегодно в главный престольный праздник.
Делом восстановления собора занимается священник из Кяхты о.Олег, который в мае 2014 года совершил паломничество в Сербию и преподнёс Сербскому Патриарху список чудотворной иконы «Споручница грешных».
Батюшка из далёкого городка на монгольской границе призывает своих земляков не быть «Иванами, родства не помнящими»:
«Грешно забывать своих родителей, учителей, благодетелей. Грешно также и то, что мы предали забвению своего небесного покровителя - Святителя Савву Сербского. Через 13 лет наступит три века, как его имя было дано нашему городу. Сейчас, к сожалению, нет знаков его духовного и физического присутствия в Кяхте, кроме двух икон... Было бы хорошо, если бы в ознаменование трёхсотлетнего юбилея городу было возвращено его законное, Богом данное имя. А нам всем - сильного наставника и заступника пред Господом, Святителя Савву Сербского».
Дай Бог, чтобы его слова легли на душу жителям Кяхты, «места, поросшего сорняком». И тогда души, откликнувшиеся на призыв священника, возревнуют о своём полузабытом небесном покровителе.
Хочется верить, что память о жизни и удивительных подвигах великого сына Сербской Герцеговины останется не только строчкой в истории русско-сербских отношений. Но станет одним из тех импульсов, подталкивающих нас к тому, чтобы на «месте, поросшем сорной травой», возродилось то главное, что роднит русских с сербами - желание жить в согласии с верой Православной.
Литература:
[1] Дучич Йован. Граф Савва Владиславич, серб при дворе Петра Великого и Екатерины Первой. СПб., Скифия, 2009 г.
[2] Каптерев Николай Федорович. Сношения иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством (1669-1707 гг.). М., Типография А.И. Снегиревой, 1891 г.
http://dugward.ru/library/kapterev/kapterev_dosifey.html#esli
[3] Волынец Алексей. Как Россия потеряла Амур на 169 лет
[4] Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона: в 86 т.,12т.(6А) СПб., 1892 г.
[5] Лещиловская И.И. Сербы в России. М.: Наука, 2003
