3 марта заслуженному художнику России, руководителю Гильдии живописцев Санкт-Петербурга Александру Федоровичу Полозову исполняется 70 лет. В преддверии славного юбилея с ним встретился главный редактор Русской народной линии Анатолий Степанов.
Редакция РНЛ от души поздравляет Мастера с юбилеем. Желаем Александру Федоровичу доброго здоровья, творческого вдохновения, помощи Божией в его трудах на благо нашего Отечества. Нам особенно приятно, что А.Ф. Полозов является нашим автором и единомышленником.
Сегодня мы предлагаем вниманию читателей РНЛ беседу с известным художником в цикле «Старейшины. Разговоры с теми, кого нужно слушать». См. видео версии беседы в рубрике РНЛ ТВ.
Александр Федорович рассказывает о своем детстве, первых опытах рисования, творческих удачах. Он признается, что в живописи его всегда волновала тема «Человек и стихия». Себя он называет романтическим реалистом. Полозов размышляет об истории нашей страны, политике, судьбе России.
Анатолий Степанов: Здравствуйте, уважаемые друзья, зрители и читатели «Русской Народной Линии»! В эфире очередной выпуск программы «Старейшины. Разговоры с теми, кого нужно слушать». И сегодня мы предлагаем вам послушать рассказ о себе, о времени, в котором жил, нашего дорогого автора, известного петербургского художника Александра Федоровича Полозова, которому вскоре исполнится 70 лет.
Александр Полозов: Совершенно верно. Добрый день!
А.С.: Спасибо, Александр Федорович, что Вы согласились принять участие в нашей программе.
А.П.: Спасибо Вам.
А.С.: Мы находимся в мастерской художника, среди его картин. Они будут участниками, можно сказать, нашего разговора. Я думаю, мы об этом поговорим. Но начать хотелось бы, конечно, с детства, с того, откуда, наверное, и происходят корни, феномен такого явления... Я прочитал в Вашей биографии, что Вы родились в Вене?
А.П.: Совершенно верно. Я родился в Вене, на Опернгассе дом пять, рядом с Венской оперой, в семье фронтовиков. Отец и мать освобождали Вену и служили затем три года в Вене в оккупационных войсках. Отец прошел Финскую и Отечественную войну, защищал Ленинград, под Сталинградом познакомились с матерью моей, Ольгой Александровной Полозовой. Отец - Полозов Федор Михайлович, ветеран двух войн, в общем, сложная и интересная биография у него.
А.С.: А в каких войсках он служил?
А.П.: В начале войны он был командиром взвода связистов, потом был на Волховском фронте ранен на передовой, там мина разорвалась, тяжелое ранение было. Потом, после госпиталя, он попал под Сталинград, на Курской дуге был, освобождал Румынию, Венгрию.
А.С.: То есть, он связист?
А.П.: Потом, после ранения, под Сталинградом он стал служить в разведотделе корпуса. Когда они уже в Румынии и Венгрии ходили в тыл, он с солдатом или с двумя, они устанавливали, где находятся немцы, языка какого-нибудь схватят, немца какого-то. Сложная была у него работа.
А.С.: А в Вене он кем служил?
А.П.: Вена была разделена на оккупационные зоны. Он знал несколько иностранных языков, в совершенстве владел. Его задачей было посещать, бывать в гостях у французов, у англичан, у американцев и привлекать их на свою сторону.
А.С.: Вы прожили в Вене три года, получается?
А.П.: Я родился, год прожил, а семья три года. Я родился в сорок седьмом, а в сорок восьмом мы уехали... Я помню... Представляете, я помню Вену. Жили мы в особняке князя Лихтенштейнского. Отец - капитан разведки, ему дали дом. Князь Лихтенштейнский сотрудничал с фашистами, бежал, дом дали отцу. Я помню - огромная комната, освещенная солнцем, занавеска, музыка, звучали вальсы Штрауса. На втором месте «Застольная» (Верди «Травиата»), еще другие, но в первую очередь там Штраус звучал, я помню это. Голубые обои, огромные пилоны такие...
А.С.: Раннее детство прошло в атмосфере музыки венской.
А.П.: Да, и отец мой любил музыку, любил искусство вообще, и живопись. Любил поэзию, знал наизусть «Евгения Онегина» Пушкина. Пушкин - это было все для него. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, Есенин - вот такой ряд.
А.С.: Любовь к искусству, к поэзии...
А.П.: Да, к поэзии особенно.
А.С.: Понятно. А переехали вы в Россию, точнее, в Советский Союз когда?
А.П.: В сорок восьмом году мы переехали.
А.С.: Куда?
А.П.: Станция Кирилловская, там мы жили. Отец преподавал в школе. Потом переехали в Репино... Там «Пенаты» Репина. В «Пенатах» дом еще не был восстановлен, были такие стенды с фотографиями. На фотографиях кто посещал «Пенаты», - там и Маяковский бывал, и многие другие...
А.С.: А рисовать когда начали?
А.П.: А рисовать я начал, когда мне было, наверное, годиков пять. Я попросил отца нарисовать мне паровоз. Отец рисовать не умел, нарисовал бак, два колеса, трубу, кабину. А я смотрю: «Папа, а там колес больше, труб больше». Я стал совершенствовать. Я очень любил паровозы. Когда несся там, в Репино, паровоз мимо, я бежал и смотрел, как он пыхтит. Такой спектакль был для меня, конечно. А потом я стал этот паровоз совершенствовать.
Там был такой дом отдыха «Сталинец», и там столб стоял и репродуктор. И, конечно, колоссальную пользу мне пользу принес этот репродуктор... Постоянно там звучала классическая музыка в советское время. Потом литературные произведения - Гаршина «Лягушка-путешественница», Марья Григорьевна Петрова читала, жена народного художника РСФСР Ярослава Николаева. Я потом с ними познакомился... Там звучала музыка Мусоргского, увертюра к «Хованщине». И я видел, там эти курочки бегали, петушки. И у него там звучит - петушки какие-то, потом рассвет брезжит, скрипочки вибрируют - «Рассвет над Москва-рекой», потом колокол начинает звонить. И я все это вижу в жизни, фантазия работала.
А потом я нашел в огороде в «Сталинце» краски... Мы там огурчики подтягивали, значит, из огорода... Краски в газете были, особенно много желтых, зеленых много было. Бабушка мне сделала кисточку из спички, расщепила ее, и я стал маленькие этюдики писать - березки там... А отец о Репине мне рассказывал, причем, он говорил с придыханием. Если бы он говорил просто - Репин да Суриков - ничего бы и не было. А он говорил: «Репин! Суриков! Пушкин! Лермонтов! Вот это то самое!»
А.С.: Но Вы все-таки стали не поэтом, а художником.
А.П.: Художником. Тянуло вот именно туда, к зрительным образам.
А.С.: Это еще до школы было?
А.П.: Да, до школы. А потом... Моя мама воспитательницей была в Зеленогорске, там отдыхала девочка, родственница одного режиссера. А у нее бабушка там была, как они ее называли «чекистка», «бабушка-чекистка». Она увидела мои рисунки и говорит: «Мальчику надо учиться». И вот они меня повели... По Таврической улице мы идем, бабушка эта идет первая, такая энергичная женщина, мама, и я иду. Художественное училище находилось на Таврической улице. Это квартира генерала Куропаткина, героя Порт-Артура.
А.С.: Русско-японской войны...
А.П.: Да. Там располагалось на втором этаже художественное училище, тогда было имени Серова, сейчас имени Рериха, и художественная школа. И вот меня туда привели, там как раз экзамены начались. Я сдал экзамены, меня приняли.
А.С.: И потом больше сомнений не было?
А.П.: Уже нет, всё. Мало того, я год отучился в художественной школе... Я ведь сначала хотел в училище поступить, а потом год я отучился, говорю: «А что я в училище? Я сразу в Академию». У меня мечта возникла, я стал готовиться, ходил на скульптурное отделение училища, рисовал гипсы, обнаженную модель, знал уже, какая программа в Академии. И тогда я, в общем-то, единственный, кто после художественной школы поступил в Академию, потому что обычно из художественного училища поступали. Я много самостоятельно работал. Страсть такая появилась к зрительным образам художественным. Ну и потом, отец очень любил Левитана, рассказывал много... «Над вечным покоем»... Он очень хорошо понимал искусство, суть и тему. Левитан считал «Над вечным покоем» главной картиной своей жизни.
А.С.: Да, это философская картина...
А.П.: Да. А мощь какая! Это - такая подлинная Русь! Отец рассказывал о многих художниках. Он любил репинский «Крестный ход в Курской губернии», «Запорожцев». Он сам же из-под Одессы, отец, из крестьянской семьи. Большая крестьянская семья, но потом все сыновья выучились, все получили высшее образование. Один из его братьев на протяжении нескольких десятилетий заведовал кафедрой иностранных языков в Минском государственном университете. Там в Минске много родственников. У меня на Украине в девяти городах родственники, поэтому все, что происходит на Украине - это такая боль... В Одессе родственники, правда, со смертью отца потерялись связи, а вот из Каменец-Подольского, из Хмельницкого я поддерживаю связи. В Запорожье у меня тоже родственники, я бывал там много раз. В последний раз я был на Украине в двенадцатом году в Каменец-Подольском и Хмельницком. Я там писал, у меня целая серия «Украина». Я помню шестьдесят третий, когда я ехал в первый раз в Каменец-Подольский к своим родственникам. Украина... Все поля были засеяны - подсолнечник, кукуруза, все там было. Это что-то колоссальное. В двенадцатом году еду - все поля пустуют. Это такая боль для меня... Если бы лет тридцать назад я знал, что произойдет с Украиной вот такое, я бы нашел этого Горбачева, этого Ельцина, стащил бы их оттуда сверху вот этими руками... Это такое невероятное предательство...
А. Полозов. «Руська Брама в каньоне реки Смотрин» (Украина. г. Каменец- Подольск), 2012
А.С.: Да. А Вы закончили Академию в каком году?
А.П.: В семьдесят втором.
А.С.: В семьдесят втором году... Ваше становление, первые шаги пришлись на то время, которое потом стали называть временем застоя. Как Вы его помните?
А.П.: При «застое» Советский Союз 22 процента в мировой экономике был. Сейчас между двумя и тремя процентами. А сейчас у нас уже и в минус пошла экономика. И это не называют застоем. А если в минус, то как это называется?! Поэтому это всё проекты. Застой, застой... Развивалась страна...
А.С.: Это пропагандистский штамп?
А.П.: Да, это пропагандистский штамп. Или возьмем сталинский период послевоенный. Смотрите, в сорок шестом году экономический рост превысил сороковой год. Сорок шестой! Война катком прошлась по стране! А потом одиннадцать процентов экономический рост был! Но Сталин плохой... А плохой он знаете почему стал? Потому что в сорок четвертом году он отказался войти в мировую систему. Американцы предложили: «Слабая страна, вы ослаблены во время войны, переходите на доллары». Бреттон-Вудский проект предложили ему. Он отказался. Вот почему он стал плохой! Если бы согласился, всё проглотили бы, и тридцать седьмой год, всё проглотили бы. Смотрите, он ведь не ездил за границу. Ну был в сорок третьем году в ноябре в Тегеране, и затем на Потсдамской конференции, когда для проезда даже специально рельсы проложили, потому что у нас разные колеи были... А так он по заграницам-то не ездил, а развитие экономики было 11 процентов. Хрущев стал ездить по заграницам - 3 процента развитие стало. Я считаю, это был троцкистский реванш. Хрущев - уцелевший троцкист.
А.С.: Понятно. Но во время «застоя» больше всего претензий, недовольства как раз проявляли представители творческой интеллигенции. Говорили, что было давление, цензура, душили деятелей культуры. Вас душили?
А. Полозов. «Часовой. Песнь вагонных колес», 1979
А.П.: Нет. Я тогда был более свободным. Я писал то, что хотел. Вот «Часовой. Песнь вагонных колес». Я захотел такую картину написать, три с половиной метра размером картина, я сам служил в армии, сопровождали грузы, - и я написал. Мне нравились кузнецы Кировского завода... Я практику, когда я учился в школе, проходил там, токарь второго разряда. Когда я проходил мимо первого цеха кузнечного Кировского завода, я, как завороженный, смотрел. Как они работали красиво! С огоньком! И заработки у них были хорошие. Но такое мастерство! Подкидывают эти болванки сложные для подводных лодок...
А.С.: Вы видели поэзию труда?
А.П.: Да, это - поэзия! Как они делали эти дифференциалы для подводных лодок, для вала... Я написал там целый цикл. У меня был ряд этюдов, тут у меня в мастерской они не выставлены, там часть... Я бы и сейчас туда вернулся, но я боюсь, а вдруг этого цеха уже нет или этих молотов паровых там нет... Они с задором работали, глаза горели...
А.С.: Вот тут у Вас много картин, посвященных Северу - Арктика, Антарктика. Я знаю, что Вы дважды бывали в Антарктиде, дважды бывали в Арктике. Что тянуло туда?
А.Полозов. «Мыс Гранат. Антарктическое кладбище», 1989
А.П.: Тянула стихия. Завод - это стихия. Люди в своей среде, в стихии. Там в цехах жара, здесь наоборот - холод. Какие люди! Мужественные люди. Как они живут там, как они работают, как они мыслят.
А.С.: Человек и стихия.
А.П.: Да, Вы точно сформулировали. Я давно уже сформулировал, когда мне задавали вопрос: «Как Вы могли бы сформулировать?» Я сказал: «Человек и стихия». И вот Вы точно повторили, угадали. Мне это интересно всегда - изобразить человека в какой-то среде - в своей или в какую-то новую он попадает. Это же все очень интересно. И людям это интересно. Они себя узнают там, на выставках.
А.С.: Именно экстремальные ситуации?
А.П.: Экстремальные - это еще интереснее. Там проявляются какие-то качества, которые, может быть, в спокойной атмосфере не проявляются, а здесь вот... Это очень интересно. К сожалению, этот проект прервался в девяносто первом году. Ведь чтобы картину написать, нужны и средства, и время. Государство финансировало, был государственный проект. Американцам не нравилось, что наше государство финансирует культуру. Почему не нравилось? Потому что изобразительное искусство объединяет нацию. Левитан, Шишкин, Репин, Суриков, Серов, Айвазовский объединяют нацию. У людей создается ощущение устойчивости Отечества, что государство защитит их. А американцам это не нравилось. Почему? Потому что это страна протестантская на 80 процентов. Это протестантский фундаментализм, основанный на государственном фундаментализме. Это страна государственного фундаментализма, основанного на философии протестантского индивидуализма. Это по существу тот же неофашизм. И смотрите, сколько крови пролили... Это сотни переворотов, постоянно льют кровь. Для чего? Чтобы овладеть миром и высасывать ресурсы. Они же в девяностые годы, Сергей Глазьев говорил, в девяностые и нулевые годы высосали из России два триллиона долларов (коммунисты говорили три триллиона долларов). В девяносто первом году, в девяностые годы, страна покрылась густой шпионской сетью, стали по инструкциям действовать наши чиновники... Вот у нас говорят - коррупция... Да самая страшная форма коррупции - когда одна страна подкупает чиновников, политических и государственных деятелей другой страны, и дает им инструкции, что надо делать, разрушает страну и высасывает ресурсы. Экономист Никита Кричевский сказал, что в девяностые годы в России погибло 18,9 миллиона человек. Представляете, какую войну надо организовать, чтобы... Это была настоящая война. Как она называлась? Теплая или нет? Вот что это такое! Это чудовищное преступление, чудовищная война против России. А сколько людей не родилось?! Потом пришел Путин. И это было спасение, он отодвинул от края пропасти страну, но по инерции продолжалось вымирание населения.
А.С.: К общественным процессам мы еще вернемся, а сейчас я хотел бы поговорить о Вашем творчестве. Вот мы сидим на фоне интересной картины - Орест Кипренский рисует Александра Сергеевича Пушкина. Как родился такой сюжет?
А.П.: Замысел родился неожиданно. В конце девяносто восьмого года неожиданно мне позвонила Августа Михайловна Сараева-Бондарь. Она была хранительницей Фонтанного дома, а там была огромная коллекция. Ее муж, Стрекалов-Оболенский, потомок Оболенских, заведовал фотолабораторией в Академии художеств. Я его знал. У них была колоссальная коллекция. При Собчаке они не решались городу подарить. Они сделали подарок при Владимире Анатольевиче Яковлеве. Там огромное собрание - клавесины, ваза воронихинская огромная, потом офорт рембрандтовский, эскиз картины «Портрет Нелидовой»... Готовился юбилей - двухсотлетие Пушкина. И в аванзале Шереметьевского дворца, где, кстати, это событие и происходило...
А.С.: То есть, Кипренский рисовал Пушкина там?
А.П.: Да, по заказу Антона Дельвига. Причем, Кипренский приехал из Италии, там у него сгорела мастерская, в мастерской сгорела натурщица, мальчишки забрасывали его камнями. И он приезжает в Петербург...
А.С.: В тяжелом состоянии...
А.П.: Да. Это двадцать седьмой год... И неожиданно ему заказывает Антон Дельвиг, друг Пушкина, портрет поэта, этот знаменитый, который мы знаем. А он дружил с Дмитрием Николаевичем Шереметьевым, который писал музыку на стихи Пушкина, в частности, «Я Вас любил. Любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем»...
А.С.: Он был одним из хозяев Шереметьевского дворца?
А.П.: Да. Кипренский написал там портрет Дмитрия Николаевича Шереметьева в военной форме. И вот эта аванзала, здесь как раз в аванзале он писал в мае-июне двадцать седьмого года портрет. Пушкин ему позировал. И Августа Михайловна хотела, чтобы я написал для аванзалы, чтобы там картина стояла. Я стал работать над эскизами, потом меня пригласили. Ирина Викторовна, она совсем другого плана человек. Сама Августа Михайловна на встречу не смогла прийти, у врача задержалась. И мне Ирина Викторовна говорит: «А мы будем писать картину вот такую». И показала картину в четыре раза меньше. «Мы будем писать»... А у меня никакого договора нет. Но потом я пригласил их в свою мастерскую. Ирина Викторовна приходит с сотрудницей, и Августа Михайловна была. Августа Михайловна стояла задумчивая. Я им показываю эскиз вот примерно такой, а они говорят: «Нет, мы так не хотим писать. Мы хотим, чтобы Пушкин стоял у окна, а Кипренский сидел у мольберта». Я говорю: «Это иллюстративный вариант, и это мне не подходит, потому что я художник станковист-монументалист. У меня должно быть ясно все. Вот человек подходит к картине и ясно, что там происходит, и не надо объяснять». Я даже могу не называть Пушкин и Кипренский. Я даже назвал знаете как? «Поэт и художник». Все смотрят и говорят: вот это - Пушкин, это - Кипренский. А, оказывается, в это время работал другой художник, и он написал картину уже именно так, как они мне предлагали. Я не знал. Вот почему Августа Михайловна стояла в стороне такая задумчивая. Она все это знала, и ей неудобно было, видимо, передо мной. А потом картину они выставили другого художника, потом она попала в запасник. Сначала они не хотели полностью рассчитываться, он готов был подарить, потом все-таки они с ним рассчитались, картина оказалась в запаснике. А в это время мы сделали выставку в здании Администрации города, в Смольном. Там был выставочный зал, директор Тютчева Валентина Сергеевна, она предложила, и мы, Гильдия живописцев, которую я возглавляю, организовали выставку «Пушкину посвящается». Там, кстати, и скульптура Чаркина была, и там многие художники участвовали. И вот мне рассказали, подошли две женщины какие-то, стояли, лица руками закрывали и стояли долго около моего холста. Я понял, кто это по описанию, и примерно о чем они думали, что уже обратно ничего не вернуть. Поэтому картина вернулась в мастерскую ко мне. Их уже нет в живых. Вот такая почти детективная история.
А.С.: Но для Вас это не просто заказ?
А.П.: Нет. Это по велению души. Я показываю ее периодически на выставках и продолжаю работать над ней. Уже восемнадцать лет, всё что-то добавляю, что-то там меняю. У меня есть еще варианты. Один поменьше вариант, и есть такого же размера вариант, он сейчас в Китае, там экспонировался. Эта тема мне очень дорога, тем более, это связано с именем моего отца. Можно сказать, я посвятил картину своим родителям, которые любили Пушкина.
А.С.: Поэтому и называется «Художник и поэт», нечто обобщенное?
А.П.: «Поэт и художник». Все здесь конкретно, все так и было в основном, даже можно определить, где сидел Пушкин, потому что окно с этой стороны, свет, так что все это во многом достоверно. Пушкина я писал с известного портрета Тропинина, чтобы его сразу узнавали. Ну а тот портрет Кипренского в Третьяковской галерее.
А.С.: Понятно. Картина одновременно конкретно-историческая, и это некое обобщение.
А.П.: Я считаю, что для нашей истории это выдающееся событие, что Кипренский увековечил Пушкина. Уже тогда ощущали, что Пушкин - гений России. В двадцать шестом году, после декабрьского восстания, Николай Первый встретился с Пушкиным. Час с ним беседовал, это когда он предложил ему стать его цензором. После встречи он сказал: «Я разговаривал с умнейшим человеком России». Я сейчас учу наизусть Пушкина... Меня в девяностые и в нулевые годы, в самый трудный период, спасал Пушкин. Я учил наизусть, я почти всего выучил «Моцарта и Сальери», из «Полтавы» учил отрывки, там потрясающий блеск мысли, образы колоссальные. Недавно «Клеветникам России» выучил. Это - наше время! «Славянские ль ручьи сольются в русском море?// Оно ль иссякнет? вот вопрос.// Оставьте нас: вы не читали// Сии кровавые скрижали;// Вам непонятна, вам чужда// Сия семейная вражда».
А.С.: Да, это сильное стихотворение Пушкина. Пушкин действительно пророк, провидец. Многие его произведения читаются как актуальные. «Клеветникам России» особенно... Расцвет Вашего творчества пришелся на крушение страны - конец восьмидесятых, девяностые годы. И больнее всего это ударило по искусству, наверное.
А.П.: По всем. Вот Вы говорили, что культурное сообщество все время недовольно. Смотря какое. Там же, знаете, тоже есть часть интеллигенции, которую Ленин назвал одной коричневой субстанцией. Она всегда в периоды какой-то истории переломный, она вдруг начинает возбуждаться, бродить эта коричневая субстанция, и выплескиваться. И потом мы видим результат... А есть интеллигенты, которые живут по принципу, как говорили на Руси, «кому многое дано, с того много и спросится». Вот это настоящая творческая интеллигенция
А.С.: Корневая, коренная... Люди, чувствующие свою связь с народом.
А.П.: Служение Родине, служение народу, служение государственности. Я делаю акцент на этом, потому что нас все время обвиняют, что мы служим чиновникам... Не чиновникам служим, а государственности, Родине, народу. Вот моя позиция.
А.С.: Как Вы всё это переживали? В девяностые годы... Вот как раз поменяли фон у нас, мы видим эту мрачную картину, передающую ту тяжелую, трагическую ситуацию. Мусорный бак, в котором, действительно, искали себе пропитание, а над ним портреты вождей эпохи безвременья - Горбачев, Ельцин. Кстати, Горбачев и Ельцин - это явления одного порядка?
А.П.: Конечно.
А.С.: Но они ведь боролись друг с другом...
А.П.: Они-то боролись. Но как бы это сказать - один у другого дубинку пытался украсть, как говорится. Дело вот в чем. Мы сейчас заглядываем в историю и видим, что и при Иоанне Грозном, и при Иоанне Третьем, и раньше и позже - всегда на суверенитет России был покупатель. Всегда! Но если есть покупатель, то найдется и продавец. А продажа-то за деньги идет, а в восьмидесятые-девяностые продажа за доллары, естественно, шла, доллар ведь мировая валюта. Торговля шла суверенитетом... Шло размывание государственности. У нас к двадцатипятилетию развала страны историки подробно рассказывали про каждый день, что происходило... Но что-то забыли они сказать, что у Горбачева стоял на столе телефон прямой с Вашингтоном, и Буш снимал трубку... Сначала Рейган, потом Буш... И говорил, что надо делать. А ряд встреч с глазу на глаз был, мы не знаем, о чем они там говорили. А потом у Ельцина такой же телефон стоял... Ельцин же сдал по всем направлениям нашу страну.
А.С.: Фактически, Ельцин продолжил дело Горбачева?
А.П.: Продолжил! Тоже торговля суверенитетом шла. Торговля по всем направлениям... Ельцин объявил о суверенитете Российской Федерации за год еще до ГКЧП, более чем за год - 12 июня 1990 года. А что это означало? В республиках всполошились, конечно, люди. Россия выходит, значит, каждый спасайся как может. Это спровоцировало и Украину. Это спровоцировало какие-то силы на Украине и в других республиках. После Беловежской Пущи Ельцин первым позвонил кому, отчитался? Бушу. Горбачева и Ельцина, их использовали. Использовали не бесплатно для разрушения страны. А сейчас американцы говорят: «А мы не хотели, мы не думали». Это все информационная игра. Есть сведения, что 31 января 1982 года Рейган подписал план разрушения СССР.
А.С.: Скажите, а как Вы сейчас уже оцениваете, был какой-то шанс Советскому Союзу сохраниться при той элите?
А.П.: Конечно, был. Вот я вчера фильм смотрел про Евгения Максимовича Примакова. Это какой человек был!
А.С.: Примаков все-таки наверх взошел попозже. А в конце восьмидесятых?
А.П.: Вот если бы такие люди были... А уже система выборов во власть была другой... Горбачев еще не был генеральным секретарем, а он уже в Англию поехал. Горбачева все стали называть гением. У него головёнка вскружилась, и он - надо наверх, самым первым надо быть. Вот он лез, лез. А потом же Громыко сказал... Он же его поддержал, Громыко, а потом сказал: «Не по Сеньке шапка».
А.С.: А как Вы, как художник, понимаете фигуры Горбачева, Ельцина? Кто они, какие-то влюбленные во власть люди?
А.П.: Горбачев же сказал: «Власть - это даже сильнее чувство вызывает, чем обладание женщиной». Я слышал эту фразу. Я помню, когда Горбачев побывал в Германии... Это восемьдесят восьмой год, по-моему... Коль предложил ему объединить две Германии за 20 миллиардов долларов. И Горбачев вдруг говорит: «А мы за 2 миллиарда можем». А чего так он сбросил в 10 раз? Просто так сбросил или это уже какой-то торг шел?
А.С.: Зато он сейчас гражданин Германии, живет там... Но вот тип человека. Откуда это? Ведь, казалось бы, из глубинки Горбачев, тракторист. Что за тип человека? Почему такой человек вдруг поднимается на вершину?
А.П.: Жажда власти и денег. Жажда власти что у Ельцина, что у Горбачева. Он же, Горбачев, когда был в Южной Корее, ему же дали чек на 100 тысяч долларов, Ро Дэ У дал. Он же взял его, а потом говорили, что, когда они ездили в Англию, Раиса Максимовна покупала... Англичане удивлялись, драгоценности скупала. На какие деньги?
А.С.: Простонародное происхождение не является гарантией того, что человек связан с корнями?
А.П.: Моральная, внутренняя основа должна быть.
А.С.: Вот А.Н. Яковлев, он ведь фронтовик, участник Великой Отечественной войны. Родину защищал, кровь проливал. И оказался тоже предателем.
А.П.: Он же 10 лет в Канаде был послом. Ненависть какая-то в лице у него была. Даже черные очки надевал, прятал. И Ельцин ненавидел Россию, и этот ненавидел. Они страну использовали.
А.С.: Это какая-то личная мотивация?
А.П.: Конечно! И они потом таких же во власть и тащили... Говорят: «Как может один человек разрушить страну?» Когда этот человек - первое лицо, может, он приходит, начинает менять кадры, подбирает людей... Вот Яковлева достал, еще других там... И пришли люди абсолютно безнравственные, у которых мотивы - деньги, власть.
А.С.: А почему народ не сопротивлялся? Ну вот так, массово?
А.П.: Информационное пространство было захвачено, и там обработка мозгов шла уже. Всем же внушили, что Горбачев пришел, будет лучше, лучше, лучше. Все ждали, что будет лучше. Какие-то реформы... Всех затягивало... Горбачев как козел-предатель... Животные идут за ним, бодренько так шествуют, думают, куда-то к лучшему месту тянут, а их на скотобойню потащили.
А.С.: Ну а сейчас, на Ваш взгляд, в народе произошло какое-то понимание того, что произошло? Горбачев же пытался потом избраться в президенты и получил 1 процент.
А.П.: Мизер какой-то. 300 тысяч за него голосовало.
А.С.: Это показатель?
А.П.: Да ведь и с Ельциным было. Поначалу у него было 5 процентов поддержки, а потом его раскрутили. Думаю, за счет раскрутки Ельцина у Горбачева понизилось все. Две эти фигуры вместе не могли сосуществовать уже. И, конечно, один валивал на другого. Ельцин обвинял Горбачева, что это он всё развалил.
А.Полозов. Портрет С.Н.Ковалёва, 1999 г.
Вот мне как-то рассказывал Сергей Никитич Ковалев, дважды Герой Соцтруда, лауреат Ленинских и Государственных премий, патриарх атомного судостроения. Он рассказывал, как к ним в «Звездочку» приехал Чубайс выступать. Так рабочие стали кричать: «Рыжий, гони бабки!» И не дали ему выступить. А потом и Ельцин приехал туда. Его прижали к стенке в Северодвинске: «Что ты наделал?» И он стал оправдываться: «Это не я, это Горбачев». Я дружил с Сергеем Никитичем Ковалевым, писал его портрет. Сейчас его проекты - «Борей», «Юрий Долгорукий» - это наш щит ядерный. Может, поэтому и войны-то сейчас не произошло, что у нас есть мощные подводные крейсера атомные, ракетоносцы стратегического назначения. Уникальный был человек...
А.С.: А сейчас Вы над какими-то новыми картинами работаете?
А.П.: У меня ряд картин стоит в запаснике... Там много...
А.С.: Картины последнего времени?
А.П.: Да. Возвращаюсь периодически к ним.
А.С.: Вы дописываете старые задумки?
А.П.: И старые, возвращаюсь к старым. Вот у меня была такая картина, триптих, его приобрело Министерство культуры, «Мама, здравствуй!». Сын звонит из Северобайкальска, ночью, из конторки, домой в Москву, к маме. А между ними байкальская тайга. Наверху портрет мамы - этюд. Такой триптих был. И сын - конкретный человек, Эдуард Борисович Корыгин, и у него в лице столько было чувства, столько переживаний, ощущение расстояния. У меня два варианта было. Один вариант Министерство культуры приобрело, а второй вариант у меня остался здесь. Центральная часть у меня была похищена, сибирская тайга. А боковые - сын и мама - остались. Я хочу сейчас вернуться, хочу закончить.
А.С.: Ну а кого сегодня Вы пишете? Кто сегодня является Вашим героем? Или пейзажи, природу? Или все-таки людей?
А.П.: Вы знаете, я сейчас пишу и природу... Много чего у меня... И людей пишу портреты... Мне многое интересно, но сейчас... Дмитрий Анатольевич Медведев вот заявил в одиннадцатом году по телевидению, что мы изобразительное искусство поддерживать не будем, оно во всем мире, мол, не поддерживается. Что мы будем поддерживать современное искусство. А современное искусство - это американский проект, разрушительный проект. Я подумал, что он не прав. Например, Китай ориентируется сейчас на наше изобразительное искусство, на классику, Китай развивается бурно. А у нас сейчас строятся музеи современного искусства, сейчас в Эрмитаже так называемое провокативное современное искусство. Это же разрушение души.
А.С.: Там целая идеология.
А.П.: Да, это идеология, мощная. Они захватили культурное пространство России в девяносто первом - девяносто втором году, создали по требованию из-за океана при наших выдающихся музеях - Эрмитаже, Русском музее и Третьяковской галерее - отделы новейших течений. И вот этой тошниловкой эти отделы занимаются за государственный счет. Мы же знаем, что происходило... Выставка Чапменов в Эрмитаже в тринадцатом году называлась «Конец веселья». Эта выставка сначала экспонировалась на Украине. Надо расшифровать, что это за «конец веселья». Там, например, эсэсовцы в натуральную величину, в черной форме, и они находились в здании бывшего Главного штаба - там теперь отдел новейших течений - они занимались соитием, эти эсэсовцы. Что это такое? Как это расшифровать? Фашистов во время войны на территории Ленинграда не было. Так вот сейчас они, эсэсовцы, появились в центре у нас. Вот как это расшифровывается. А организаторы опусов этих, братья Чапмены, они знали, что Украина будет готовиться против России, знали что такое «Конец веселья».
А.С.: В сфере культуры идет идеологическая борьба?
А.П.: Да, идеологическая... Мощный, разрушительный напор идет сейчас. Причем, насколько мне известно, сейчас строятся по всей России центры современного искусства вот в этом формате американском. И нам навязывают эту тошниловку... Вот было в Перми, по-моему, в тринадцатом году, там Марат Гельман делал жуткий эксперимент. И все за счет бюджета. Для них очень важно, для американцев, чтобы это было за счет нашего бюджета. Манеж сейчас переформатирован под американский проект так называемого современного искусства на деньги Комитета по культуре. В Академии художеств нынешний ректор Михайловский сейчас продвигает эти проекты.
А.С.: То есть нам пытаются навязать такой образ искусства?
А.П.: Да. Они хотят уничтожить наше традиционное искусство. В 90-е годы раскручивали «Черный квадрат». Везде - «Черный квадрат», «Черный квадрат»... Хотели чернотой этого квадрата закрыть все русское искусство.
А.С.: Идеология пустоты, бесформенности, разрыва традиций...
А.П.: Попытка переформатировать. Промывание мозгов... Вот, например, недавно на кафедре графики Института им. Репина были показаны порнографические вещи. И ректор Михайловский написал - «похвала ректора». Неудивительно, ведь он одновременно комиссар Венецианского биеннале, которым после сорок пятого года завладели уже американцы, и они диктовали миру формат и разрушили все европейские школы. После захвата, оккупации американцами Западной Европы они переформатировали все изобразительное искусство.
А.С.: Но при этом Восток интересуется русской традицией.
А.П.: Да. Китай интересуется. У них многотысячелетняя культура. Они понимают живой образ. Поэзия, красота жизни, красота мира, драматические темы - их все это интересует. И картины тематические, и портреты, и пейзажи. Вот мы ездим в Китай, работаем. Пленэр там, с удовольствием. И сотрудничество.
А.С.: К представителям русской традиционной школы проявляют интерес, прежде всего, в Китае, а не в Отечестве?
А.П.: Вы знаете, сейчас наше государство нас не поддерживает. Сейчас поддерживает нас Китай. Вот. Русских художников поддерживает Китай.
А.С.: Парадокс.
А.П.: Да. Не только студенты Академии художеств, но и художники известные благодаря Китаю я могу написать какую-то картину для души. Китай поддерживает нас. И я очень признателен вообще китайским друзьям.
А.С.: Заказывают они какие-то работы?
А.П.: И приобретают. И выставки там организуются... Они наши пейзажи, российские, покупают. Тематические картины приобретают тоже. Я не думал... Но им это близко. Мой друг, крупнейший искусствовед России Владимир Петрович Сысоев как-то возил выставку русской живописи из Третьяковской галереи в Пекин. Вы знаете, сколько посетило человек? 14 миллионов китайцев посетило выставку в Пекине! Представляете, какой интерес бурный к русской культуре?!
А.С.: Получается, что христианская по корням Европа интересуется упадничеством, декадансом в русском исполнении...
А.П.: Они знаете, почему интересуются? Европу переформатировали американцы, этим так называемым «современным искусством» переформатировали. Там же знаменитые школы были - Парижская... Они сейчас не существуют уже! А в Германии какое было искусство!
А.С.: А современное русское реалистическое искусство, которое опирается, собственно, на христианскую традицию, интересует языческий Китай. Интересно...
А.П.: Да-да. Дело в том, что у нас же традиция какая... В Православии икона - «образ» в переводе с греческого. У нас в церквях этот образ постоянно входил в души людей и воспитывал. А в протестантизме нет образа, нет иконы, поэтому Америка в вопросах изобразительного искусства весьма отсталая страна.
А.С.: Ну что ж, это интересное наблюдение. И интересная тенденция. Получается, что Вы занимаетесь миссионерством. Миссия на Востоке.
А.П.: Настоящий художник, деятель культуры, он должен своим служением нести добро, правду нести...
А.С.: То, что идет к нам с Запада, что мы видим и в общественно-политической сфере, и в сфере идеологической - пропаганда нетрадиционных отношений, разрушение семьи...
А.П.: Да, это все направлено на разрушение, чтобы создать хаос в стране.
А.С.: Европейский мир, по истокам христианский, разрушился.
А.П.: Разрушился. Началось это давно. Еще в 1054 году Церкви разделились. Уже Иоанн Грозный переписывался с Римским Папой и сказал, что вы отступили... Два года переписывался. Римский Папа не нашел аргументов, чтобы опровергнуть отступление от православных канонов. И эта православная нравственность потом перешла к нам в Советский Союз, иначе бы не победила Советская власть. Основа-то была та же самая, Моральный кодекс строителя коммунизма... Был идеал - воспитание нового человека. Потом Ельцин разрушил. А без идеала не бывает страны. Классики марксизма говорили: «Всякое послабление социалистической идеологии ведет к усилению буржуазной идеологии». Если переиначить - всякое послабление национальной идеологии ведет к усилению чужой, чуждой идеологии. Работает на разрушение, захват и владение. Америка живет за счет захвата. Очень сложная система, разный инструментарий - современное искусство, гей-проекты, даже и педофилию продвигают уже потихонечку. Уже назначены Норвегия и Нидерланды для продвижения педофилии. Там партия создана в Нидерландах уже.
А.С.: А как Вы ощущаете, в стране есть сейчас какие-то изменения к лучшему, именно в народе? Не в политике, а в атмосфере общественной?
А.П.: Я думаю, медленно происходит какое-то прозрение благодаря нашему лидеру. И я хочу сказать, что на Путина набрасываются в мире все, а вот Медведева не трогают. Когда он был президентом, Запад его не трогал. И сейчас он вне критики. Удар критики направлен на Путина, его чуть ли не убийцей называют... Хотя там хватает убийц... Обама - палач ливийского народа, Буш-младший - палач иракского народа. Там такие сатрапы вообще... А у нас Ельцин превратил страну в лагерь. Всю страну в лагерь превратил. Почему столько людей погибло? Кладбища росли в 90-е годы, они выросли до гигантских размеров. Они пожирали города, села.
А.С.: Парадокс. Те лидеры, которые не популярны у себя в стране, популярны на Западе.
А.П.: Если тебя хвалит твой противник... Америка наш патологический противник, я так считаю. Патологический...
А.С.: Александр Федорович, а Вы как бы могли определить то направление в творчестве, в живописи, к которому Вы принадлежите?
А.П.: Я - художник-реалист. Романтический реализм такой вот.
А.С.: Романтический реализм?
А.Полозов. «Караул в пути», 1977 г.
А.П.: Да. И драматический, и романтический реализм. В пейзаже и в портрете возможны и лирические ноты, и в картинах моих тоже - «Караул в пути», «Часовой. Песнь вагонных колес» - там есть лирические нотки. Лирико-романтическое направление.
А.С.: Понятно. Ну что ж, я думаю, романтизма в наше такое корыстное время не хватает. И реализма не хватает, трезвомыслия. Поэтому у нас люди либо покупаются на какие-то сентиментальные обещания, либо действуют чисто из корысти. Между этими двумя искушениями пребываем. А Вы как раз пытаетесь этому противостоять средствами живописи.
А.П.: Как Пушкин говорил: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Конечно, художнику, и другим тоже нужны средства для работы. Но одно дело, если искусство становится целью, а деньги средством, тогда все нормально. И так в других областях. Но когда искусство становится средством, а цель - деньги, вот это ненормально... Во власти то же самое. Когда у Горбачева и у Ельцина главные цели - власть и деньги, а Родина становится средством, вот так и получается.
А.С.: Теряется смысл, и нет служения. Ну что ж, это действительно русское понятие - «служение».
А.П.: Это наше, православное понятие...
А.С.: Наверное, самые главные качества, которые всегда отличали русского человека - служение Богу, служение Отечеству и служение ближним...
А.П.: На этом Россия-то и стоит до сих пор. И дай Бог, чтобы стояла.
А.С.: Ну что ж, на этой оптимистической ноте мы, наверное, завершим. Мне остается лишь только пожелать Вам доброго здоровья и сил для Ваших трудов. Вы в свои семьдесят можете дать фору и людям помоложе.
А.П.: Спасибо. Я купался на Северном полюсе. И сейчас до сих пор холодной водой обливаюсь. Вот это для меня поддержка. И Пушкин, конечно, поэзия, русская классика.
А.С.: В общем, такой рецепт - холодная вода и Пушкин, обливания и Пушкин.
А.П.: Да. Все должны читать нашу классику.
А.С.: Ну что ж, я напомню, что мы беседовали с Заслуженным художником России, руководителем Гильдии живописцев Санкт-Петербурга Александром Федоровичем Полозовым, которому вскорости исполнится 70 лет. Мы от души поздравляем Вас. Дай Бог Вам здоровья и сил!
А.П.: Спасибо. Всем желаю здоровья.
А.С.: Это была передача «Старейшины. Разговоры с теми, кого нужно слушать». До свидания.
