Путь не святых

Читатель, хотя бы немного знакомый с аскетическим творчеством русских православных людей второй половины прошлого века, поймет, что название сей публикации противоположно основному стержню того творчества. Ибо тогда было принято рассуждать о пути святых; подобно сему, к примеру, назывался известный аскетический труд Сергея Иосифовича Фуделя «Путь отцов».

Определенная логика в таком аскетическом творчестве была. Ведь христианская святость, коей уже тогда было без малого две тысячи лет, прошла длинный путь. И святые отцы, носители сей святости, оставили нам множество своих творений, в коих описали оную и сей путь. Поэтому существовал, да и сейчас существует соблазн, исходя из чтения святых отцов, собственного аскетического опыта и, главное, соображений своего ума (а люди сейчас ой какие умные!), обобщить этот путь отцов, исчерпывающе и полностью начертав его в какой-нибудь своей книжице; заметим, не обязательно предназначенной для публикации - можно и лишь для своего личного пользования.

Что же касается меня, то я всегда с недоверием относился к сему направлению современного аскетического творчества. И это недоверие было обусловлено как теоретическими, так и практическими соображениями. Согласно первым выходит, что если весь путь отцов, т.е. все то, что есть в Добротолюбии, Житиях святых и множестве других святых книг, можно исчерпывающе и полностью вкратце изобразить в какой-то одной книжице, то тогда не совсем понятно, а зачем нужно-то само Добротолюбие, Жития святых и другие подобные им книги?! Надобно было сразу, т.е. еще две тысячи лет назад написать сию книжицу, «вполне изображающую этот самый путь отцов», а «не создавать такие многочисленные сложности в сем аскетическом творчестве и его восприятии»!

Понятно, что последнее - нелепо, поэтому такая книжица в принципе написана человеком быть не может. Точнее, эта Книга уже была написана почти две тысячи лет назад, и в сокращенном варианте называется Евангелие, а в более широком - Новый Завет. Однако, во-первых, даже и здесь не одна Книга, а гораздо больше: только Евангелий - четыре, а всех Священных Книг Нового Завета - двадцать семь. Во-вторых, все эти Священные Книги Нового Завета - богодухновенные. И сие означает, что они, в конечном счете, написаны не человеком, а Духом Святым, т.е. Богом. Самому же человеку писать такие Книги не дано: невозможно изобразить все многообразие пути святых отцов в какой-то одной книжице!

Ведь слово Бога Духа Святого, «слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные. И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр.4: 12-13). Человеческое же слово такими священными и чудесными свойствами не обладает. Поэтому, как следует из сих теоретических соображений, человек в принципе не может написать такую Книгу!

Это же я в свое время понял и практически. Помню в середине 70-х годов прошлого века, будучи еще совсем молодым христианином, я мечтал, что вот буду читать святые книги, узнаю из них путь спасения и святости - путь святых отцов, и сам пойду этим путем. Но когда мне чудом (это же 70-е годы - разгул советского атеизма) попадала такая духовная книга, и я, томимый духовной жаждой, жадно начинал ее читать, то... ум скользил по ней как нож по чрезвычайно твердому и прочному стеклу, не оставляя в душе каких-то существенных следов. Посему она, моя душа, подобно Лазарю на пиру богача, получала лишь ничтожные крохи сего изобильного святоотеческого учения, и, естественно, не могла ими досыта напитаться.

В весьма значительной степени это было связано с амбициозным, проистекающим от гордости ума желанием найти путь спасения чисто рациональным способом - только через чтение книг святых отцов и нахождение в них оного пути. Что, как было показано выше, - несостоятельно. Ведь кроме всего вышесказанного следует заметить, что сей путь спасения есть Господь наш Иисус Христос, как Он Сам о Себе и сказал: «Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин.14: 6). И христианин идет сим путем, т.е. соединяется со Христом не путем рациональных выкладок, рассуждений и одних лишь чтений, а через Таинства Православной Церкви (особенно Таинство Евхаристии) и духовную жизнь.

И однако же, это важное обстоятельство не должно скрывать и маскировать весьма странную малость пользы - какие-то крохи, которые я вначале получал от чтения святых отцов. Действительно, весь путь спасения, путь святых это чтение само по себе, рациональным путем не нарисует; но существенная духовная польза от него ведь должна была иметь место?! Ведь чтение святоотеческой литературы и стремление жить в соответствии с этим святоотеческим учением - это христианский подвиг и определенная добродетель, которая должна приносить большую духовную пользу. А я ее вначале не получал, точнее получал очень мало - весьма недостаточно.

И такое чувство сей недостаточности возникало не только у меня. В этом отношении очень симптоматично весьма и весьма своеобразное описание пира у одного из самых великих аскетических писателей последнего времени святителя Игнатия (Брянчанинова). Тут надо сделать небольшое отступление, заметив, что этот образ, образ пира впервые использовал Платон в своем знаменитом одноименном диалоге («Пир»). Дело в том, что там у этого великого философа данное действо отнюдь не было тривиальным насыщением плоти, а было пиршеством ума и мысли. Чем, вероятно, Платон хотел мысли и чувства своих современников, древних греков язычников - рабов чрева возвысить над ним и, особенно, над тем, что ниже его. Сие в целом похвально; правда, не знаю, насколько было тогда плодотворно.

Однако следует отметить, что евангельский пир (Мф.22: 1-14; 25: 10-13; Откр.19: 7-9), хотя и идет в том же самом высоком направлении, но неизмеримо более философии Платона возвышает христианина! Возвышает не только его ум, но и всю душу, потому что это всеобъемлющее духовное пиршество всякой христианской души. Конечно, основная часть этого духовного пира проходит после разрешения праведника от уз плоти и совершается в Царстве Небесном. Но начинается сие христианское духовное пиршество на земле, начинается, когда христианин идет путем православно-христианской аскезы. Ибо, как говорят по сему поводу святые отцы: «Насколько истощается вследствие сей аскезы тело, настолько утучняется душа», - очевидно, утучняется она вследствие участия ее в сем духовном пиршестве.

Св.Игнатий (Брянчанинов) в своих проповедях и письмах неоднократно обращается к теме последнего. Но в его творениях есть одно совершенно уникальное и своеобразное поучение на сию тему, о котором я и хочу сказать. Итак, святитель говорит приблизительно следующее: пир (надо понимать, тот самый - евангельский) закончился (!); в опустевшую после сего пиршества царскую палату входит опоздавший на сей пир человек, с коим, по-видимому, отождествляет себя сам св.Игнатий (!). И что же он там видит? Остатки удивительных кушаний (объедки), по которым лишь очень и очень приблизительно можно судить о том, какой на вкус была та, насыщающая душу, духовная пища. Он также видит диковинные музыкальные инструменты, и даже приблизительно не может представить себе, какие же чудесные звуки, «ихже плотское ухо николиже слыша» (ср.1 Кор.2: 9), они издавали, и т.д...

В общем, читатель, ты заметил сходство моих вышеописанных ощущений при моем первом знакомстве со святоотеческой литературой и сим рассуждением святителя Игнатия?! У меня, как и у евангельского Лазаря, желание напитаться хотя бы крохами сего духовного пиршества, а у него - стремление хотя бы приблизительно узнать вкус сей духовной пищи по ее остаткам (объедкам). У меня ум скользит по страницам святых книг, как нож по стеклу, практически ничего не понимая и не получая пользы, а у него то же самое с абсолютно непонятной «духовной музыкой» невиданных на земле «музыкальных инструментов». Короче говоря, такое сходство аскетических ощущений свидетельствует о каком-то объективном явлении, существенно затрудняющем аскезу в последнее время существования человечества; во всяком случае, весьма и весьма существенно затрудняющем передачу аскетического опыта предыдущих поколений христианских подвижников нынешним.

И если ты, о читатель, это понял, то сравни себя и меня со святителем Игнатием (Брянчаниновым)! Не знаю, как ты, а я ему в подметки (в том числе и богословско-аскетические) не гожусь! Так что если уж он скорбит о том, что вынужден питаться «духовными объедками», то мне что сказать?! Как говорится, «если такой великий праведник едва спасается, то такой великий грешник, как я, куда денется» ?! И потом, если уж мы говорим, что эта наша общая со святителем беда есть следствие последнего времени, то давайте сравним: св.Игнатий (1807-1867 г.г.), как видите, жил, творил и совершал свои аскетические подвиги в относительно спокойном 19 веке; а отошел он ко Господу почти 150 лет тому назад. И при этом святитель сетует на какую-то аскетическую беду последнего времени, мешающую ему подвизаться так, как делали сие древние подвижники!

А тогда нам, живущим через 150 лет, за кои всеобщая апостасия весьма усилилась; и живущим отнюдь не в относительно спокойном 19 веке, наоборот, пережившим 20 век, «век-волкодав», - что нам говорить о «последнем времени» ?! Очевидно, в наше время та аскетическая беда, которую ощущал своей праведной, всеми силами стремящейся к Богу душой святитель Игнатий (Брянчанинов), чрезвычайно усилилась. Что и я также достаточно ощутил в своих вышеупомянутых первоначальных аскетических опытах.

Отсюда возникают два вопроса. Первый самоочевидный и само собой напрашивающийся: о какой аскетической беде, в особенности затрудняющей передачу духовного опыта предыдущих поколений православных христиан нынешнему, идет речь? Второй вопрос не такой очевидный, но зато гораздо более животрепещущий. И действительно, Евангелие ведь еще никто не отменял и до конца веков отменить не может (ср.Мф.5: 18). Оно как и прежде, как и две тысячи лет назад зовет и нас, современных христиан ко спасению, зовет нас на евангельский брачный пир. И что же, мы приходим туда и... обнаруживаем, что «пир окончен»; что еще во времена святителя Игнатия там остались одни «объедки», а в наше время вообще одни крохи, да и те проблемно получить?! Так что же, нас обманули?! Я, к примеру, сорок с гаком лет тому назад пришел ко Христу, достаточно многим пожертвовав ради духовной жизни и подразумевающей ее православной аскезы. И что я получил на этом сорокалетнем пути? Ровным счетом ничего - как был великим грешником, так им и остался!

Так что отсюда следует? Что христианство окончательно оскудело? Что любовь Божия, обильно изливающаяся на христиан прошлых веков, в наше последнее время полностью иссякла, и нам уже ничего не осталось?! Такое мнение богословски совершенно неосновательно, поскольку противоречит догматическому учению о свойствах Божиих. Одно из коих, т.е. эта самая любовь Божия, Его человеколюбие иссякнуть не могут. Любовь Божия как и две тысячи лет назад в полной мере изливается и на нынешнее до крайности падшее человечество, но при этом она принимает другие формы.

Короче говоря, я вот что думаю по этому поводу. Бог человеколюбив, милосерд и праведен точно также, как и две тысячи лет назад, и каким был всегда. Поэтому если мы, православные христиане нынешнего последнего времени, как видим, в чем-то аскетически и духовно чрезвычайно умалены по сравнению с древними подвижниками, то в чем-то другом, согласно праведности и любви Божией, мы должны иметь преимущество! И так думаю не только я. Вот что говорится по сему поводу в одном древнем патерике («Достопамятные сказания»):

«Некогда святые отцы рассуждали о последнем роде. «Что мы сделали?» - говорили они. Один из них, великий Авва Исхирион, отвечал: «Мы исполнили заповеди Божии». Спросили его: «А что сделают те, которые будут после нас?». «Они, - сказал Ава, - сделают вполовину против нас». Еще спросили его: «А что будут делать те, которые после них будут?». Авва Исхирион отвечал: «Люди века того ничего не сделают. Но к ним придет искушение. И те, кои в то время окажутся добрыми, - будут выше нас и отцев наших!».

Так вот второй, самый животрепещущий вопрос таков: в чем же мы, православные христиане сего последнего времени выше, по словам того великого Аввы, древних подвижников - «выше их и отцов их»? В чем наше перед ними духовное превосходство, компенсирующее вышеозначенную нашу перед ними духовно-аскетическую умаленность, а, лучше сказать, ничтожность?

Отвечая на этот вопрос, уже в первом приближении очевидно, что мы, православные последнего времени, в отличие от древних отцов, обладаем всей святоотеческой сокровищницей. Но... это возвращает нас к началу сей статьи: обладать-то этим сокровищем мы обладаем, но полноценно пользоваться им, как выше было сказано и показано, не можем, т.е. обладаем им лишь номинально. Почему? А это возвращает нас к первому заданному вопросу, не ответив на который, мы не сможем ответить на сей второй.

Итак, почему же мы не может полноценно пользоваться как никогда изобильной в наше время сокровищницей святоотеческой духовно-аскетической мудрости? Думаю, вследствие духовной брани, которую издревле ведет против рода христианского враг-диавол. Ведь не один я, С.И.Фудель или еще кто-то понял наше преимущество в обладании всем святоотеческим сокровищем; сатана умнее нас, он это также понял. Поэтому и постарался неким образом нивелировать сие наше преимущество.

Вероятно, он применил какое-то особое оружие (по моему мнению, это даже не оружие, а некая новая стратегия духовной брани против нас), позволившее, как было выше показано, весьма затруднить передачу духовно-аскетического опыта святых отцов нынешнему поколению христиан. Чем он в определенном смысле победил святых. О чем, кстати говоря, есть пророчество в Апокалипсисе, относящее к последнему времени и зверю из бездны - антихристу, которому «дано было... вести войну со святыми и победить их» (Откр.13: 7). Здесь под сей «победой» разное разумеется, но, думаю, и то, о чем мы сейчас говорим.

Так что же это за оружие или что за особая сатанинская стратегия в духовной брани?!

(Продолжение следует)