Не верили. Никто...
- Опять блажит Матрона!
С испугу, видно: лютый был пожар.
Сгорело всё... Какая там икона!
Не выветрит никак из головы угар.
И дело ль есть кому сейчас до этих баек!
И так живём в нужде кромешной наугад,
О хлебе мним одном - не о заветном рае,
Греша и каясь по привычке, невпопад.
Казанский дух - смесь ереси и тлена,
Крестом смирённый, лицемерный змей,
Покуда дышит он - таится в нём измена,
Коварней яда и золы черней.
Тягаться с ним невмочь посулами и плахой,
Лишь вера озарить способна дикий край,
А тут - стрельцова дочь, вопящая от страха:
- Почаще, слышишь, мать, ей сопли вытирай!
Смеются уж вокруг, а той никак неймётся, -
Мол, пламенем святым разверзлись небеса,
И сердцем под землёй явленный образ бьётся:
- Когда ж вы, наконец, откроете глаза!?
Стен крепостных оскал, церковная ограда,
Дворов неровный ряд, уткнувшихся в овраг...
Зачем смущать народ зря чудесами надо?
Авось, с грядущим днём мы справимся и так.
Не бдит архиерей, не внемлет воевода...
Под ропот мужиков, ухмылки бессермян
Спасительная весть вновь рвётся на свободу,
Упрямым колоском сквозь гибельный бурьян.
Над пепелищем душ в прозрении суровом
Забрезжила любви небесная заря...
Бессилен ветхий змей перед заветным словом:
Явленное сбылось, случилось всё не зря.
Пускай дивится свет - от мала до велика -
Осилившей судьбу невинной чистоте:
Сошла земная плоть с сияющего лика,
И озарился град, погрязший в суете.
Узрите же, слепцы, и рцыте во языцех:
Простёрла Божья Мать над нами свой покров!
Что сотня лет, что тысяча промчится,
Он так же будет греть и душу вам, и кров.
Молитвами крепясь святого Гермогена
И с образом Её идя на смертный бой,
Растерзанная Русь не встанет на колена
Пред подлых латинян злоплевельной ордой.
Не одолеют нас ни шведы, ни французы,
С предстательством святым Марии Всеблагой
Погонят прочь врага Пётр Первый и Кутузов,
И смоет немцев в Рейн возмездия рекой.
Не верили. Никто...
Но Бог нас не покинул.
А значит нужно жить, надеясь и молясь,
И, человечий век пока ещё не минул,
Нести благую весть, упрёков не стыдясь.