С тех пор - все они мои дети!

Хотела написать от третьего лица, возможно, было бы правильней спрятаться за выдуманный образ, но что-то остановило. Раз уж правду жизни пишу, так максимально правдиво писать и надо, документально - от первого действующего лица.

Как-то - в начале битвы за Луганск - приехал сын домой на побывку и говорит:

- Собирайтесь все, я вас утром на нашу базу отвезу.

Все - это моя восьмидесяти пятилетняя мама, муж - инвалид второй группы и я.

Мама сразу отрезала:

- Никуда я не поеду, пусть хоть сколько бомбят.

Муж вроде не против был, но как тещу одну бросить? Я растерялась, не зная, что и ответить:

- Сереженька, да куда мы поедем? Молиться буду, чтобы дом цел остался, и за тебя...»

Но сын перебил:

- Ты не понимаешь. Сейчас решается: или-или. Если не удержим Луганск, придется в Россию уходить. Ты же у нас «засвеченная» - не пощадят. А если еще кто-то «капнет», что сын - ополченец, и вовсе «хана». Да и, скорее всего, на нас на всех уже в Киеве данные есть. Мне спокойнее будет, если вы эти несколько дней побудете рядом.

Так мы с мужем попали на одну из баз ополченцев под названием «Горизонт». Я с первого дня самоопределилась помогать поварам, двум Ольгам, на кухне, а потом и на самостоятельные дежурства по столовой перешла. Мужу, не смотря на его плохое состояние здоровья, доверили автомат, и он в паре с кем-то из ополченцев сидел «на тумбочке». Мама, сколько не уговаривали, осталась дома. Мы по очереди с мужем приезжали на ночь домой, чтобы охранять ее. Она плохо слышала, практически не реагировала на звуки выстрелов, и даже когда мы ей командовали встать с постели и спрятаться за несущей стеной в коридоре, подальше от окон, она не каждый раз соблаговолила подчиниться. Была в ней уверенность, что эти снаряды не про нее - и все тут.

Денег мы тогда никто не получали, поэтому привыкали жить без них. Из солдатской столовой брали для мамы баночку каши и какой-нибудь бутерброд, чтобы не оголодала совсем, набирали воду в пластиковые баклажки и ждали попутную машину, чтобы с ополченцами добраться на восточные кварталы. Благо, Олег «Снабженец» с женой Оксаной жили неподалеку, частенько выручали. Им также приходилось проведывать отца и свою квартиру. Как выживали в это время соседи, которые не имели запасов на «черный день», трудно даже представить. А таких было немало.

Слава Богу, благодаря стойкости наших ополченцев, угроза захвата Луганска постепенно сошла на нет. Но мы так и продолжали с мужем дежурить по части. В отсутствии телефонной связи для меня это было спасительно, потому что не знать где и что с твоим сыном - очень тяжело. А так - твой «Охотник» на глазах. Но речь в этом повествовании пойдет не о нем.

Еще в первые дни моего дежурства по кухне я обратила внимание на невысокого парнишку, который, для его лет, довольно взвешенно рассуждал, давая оценку ситуации вокруг того, что происходит на Донбассе. Мы разговорились. Оказалось, что он из п. Хрящеватое Луганской области, ему - 23 года. До войны работал на шахте г. Свердловска электриком. Когда в соседский дом упала мина, более не раздумывая, пошел защищать Родину. Имя паренек называл, но запомнила я только его позывной «Малой». Он был во взводе «Всадника», уезжал со своей группой на боевые дежурства, затем возвращался на базу, во время принятия пищи обычно делился впечатлениями, кто в кого, сколько раз и из чего стрелял и, отдохнув, снова отбывал на свой блокпост.

Время шло. В череде «приходящих» и «исходящих» проходило раскаленное засушливое лето (без воды в водопроводе). К его исходу с большим трудом армии ЛНР удалось отвоевать Луганский аэропорт. На очереди были поселки Георгиевка, Хрящеватое и Новосветловка. Украинский батальон «Азов» там так успел окопаться, что без больших потерь освободить эти важные в стратегическом отношении поселки (дорога Жизни на Изварино!), не представлялось возможным. Но ради луганчан, оказавшихся в кольце блокады, это было сделать архиважно, жизневажно, это нужно было сделать любой ценой.

Помню то спонтанное совещание ротных накануне наступления на пос. Георгиевку, которое возникло прямо в столовой во время обеда. Поэтому и только поэтому я стала свидетелем жарких обсуждений. Где-то «наверху» какой-то «Морпех» из высоких чинов планировал впереди пустить пехоту, а затем уже танки и БТРы. Батальон «Лешего» (Алексея Анатольевича Павлова) вместе с батальоном «Зарей» под командованием «Коммуниста» должен был принимать участие в этой операции: идти с автоматами впереди техники на укрепрайоны.

Ротные в один голос говорили, что по всем законам стратегии, сначала должна отработать артиллерия, затем - танки, и под прикрытием танков и БТРов уже вступать в бой пехота. А так - ребят просто пошлют «на мясо». Обсуждение было очень бурное. В воздухе витали крепкие словечки, среди которых можно было услышать и «предательство», и «отказ», и «долг». Но что могли ротные сделать против приказа высокого командования? Только еще раз поехать к начбату «Лешему» и еще раз вместе с ним попробовать надавить на «Морпеха».

Кто был прав в этом споре, судить не берусь, но на следующий день я узнала, что давление на «Морпеха» принесло результат. Было принято решение, что пехота поедет частично внутри брони, частично - на броне танков и БТРов, затем десантируется и вступит в бой под прикрытием «железных коней». Это известие несколько снизило накал страстей, но понимание того, что потерь все равно может быть много, угнетающе висело в воздухе. Наступление было запланировано на 4 часа утра, выезд с базы - на 2 часа раньше.

Многие из солдат, собираясь с духом, допоздна сидели в столовой, за разговорами цедя чай и кофе. Я ночевала в комнате сына, но заснуть так и не смогла. Волнение бойцов передалось и мне. Когда голоса смолкли, пошла в столовую, чтобы навести там порядок. Электричество в то время добывалось электрогенератором, который на ночь выключали. Но если бы оно даже было, свет в ночное время был под запретом. Нельзя было включать даже маленькие фонарики на лестничных маршах и в тех помещениях, окна которых выходили на улицу, чтобы не демаскировать базу ополченцев. Коридор и столовая тускло освещалась садовыми светильниками на солнечных батареях там, где было можно.

В отсутствии воды и освещения требовать от ополченцев, чтобы они мыли за собой посуду, не приходилось, поэтому я не удивилась, в полутьме увидев на столе батарею чашек. Я сполоснула одну из них, налила себе минералки и только тут заметила, что не одна. В торце сдвинутых столов, привалившись к стене, сидел «Малой».

- Что, не спиться? - сочувственно спросила я.

- Угу... Вы простите, что мы тут беспорядок вам устроили.

- Ладно, не привыкать. До время «Ч» пару часов осталось, может, попробуешь заснуть?

- Вряд ли...

И тут я услышала такое, что заставило меня оцепенеть:

- Мне только одного жаль - с мамкой не успел попрощаться. Связи ж нет...

- Стоп. Это что еще за пессимизм? Не впервой же... - попыталась я приободрить «Малого».

- До сих пор мы оборонялись, а теперь вот... наступаем. Это разные вещи.

- Ты в Бога веришь?

- Ну, так... немного.

- А веришь, что сколько вы будете в бою, столько я буду молиться Ему о тебе и о всех наших ребятах?

Он не ответил, но в его взгляде я увидела тот спасительный росток надежды, который способен был вывести героя из плена страха смерти. Расчувствовавшись, я обняла паренька, прижала к себе, поцеловала, как родного сына и сказала:

- Сегодня - я буду твоей мамой. Ты мне позволишь? Молитва матери чудеса делает. Я буду тебя держать молитвой. Все будет хорошо! Ты вернешься. Обязательно вернешься...

Перемыв посуду, я ушла в комнату сына и под Иисусову молитву заснула. Будильник был поставлен на 4 утра, чтобы выполнить обещание и к началу боевой операции начать молиться за жизнь ребят. Но разбудила меня вовсе не мелодия будильника, а «прилет» нескольких крупнокалиберных снарядов, разорвавшихся рядом с нашей базой. И ведь ровно в 4 утра прилетело! И как раз туда, откуда в 2 часа ночи отъехали наши БТРы и танки. Украинского корректировщика не раз видели на крыше, но поймать его никак не удавалось. И все-таки в это утро он немного опоздал. «Коробочки» ушли в бой. День прошел в волнении за ребят при отсутствии какой бы то ни было информации. Затем наши вернулись. «Снабженец», «Всадник» и «Дед» немного прояснили ситуацию.

Непредвиденные слабые места в плане наступательной операции дали о себе знать в реальном бою. Сначала на пути атакующих сил препятствием стало (только представьте!), стадо баранов, которое мирно паслось в это раннее утро на своем пастбище в высокой траве. Ополченцы подумали, что это засада ДРГ и открыли по ним огонь. Пока разгоняли обезумевших от страха баранов, потеряли скорость и время. Затем вступили в бой с нац. батальоном «Азов». Часть пехотинцев десантировалась, отработала стрельбой и пошла за танками, но танки ехали быстрее, не дожидаясь ополченцев. Огня укрофашисты не жалели, «поливая» ополченцев из всего, что у них было.

Операцией на месте командовал «Коммунист» из батальона «Заря». Ополченцы смогли продвинуться до середины Георгиевки, укрыться в жилом секторе, но, в целом, атака захлебнулась под непрерывным огнем противника, не принеся больших успехов армии ЛНР. Причиной тому стал взорванный мост. Вся техника в единый миг встала, как вкопанная. На этом сюрпризы от «укропов» не закончились. В воздух поднялись два вертолета и с ходу стали «утюжить» наступающих. Наши - тоже оказались не промах, в долгу не остались. Благо «иглы» были под рукой. Оба вертолета тут же были сбиты, но, вот досада, один из них успел подбить наш трофейный танк. Он горящим факелом со скоростью летел с горы и сгорел буквально за 3 минуты.

Потом, чего никак не ожидали, появился и 3-й вертолет, причем с символикой ООН. Шел он очень низко, поэтому его не сразу заметили ополченцы, да и все внимание было направлено на танкистов, которые в это время выпрыгивали из горящего танка. Слава Богу, весь экипаж выжил, вот только у водителя сильно обгорели руки, потому что он попытался спасти еще и свой автомат. Не получилось... Вертолет противника, тем временем, выпустил по ополченцам реактивные снаряды. От их взрыва контузило сразу несколько ополченцев, но, к большой радости, никого не убило. Среди сильно контуженных был сын взводного с позывным «Дед». И этот вертолет был также подбит, он задымился, но смог улететь к своим.

Больше испытывать судьбу не стали. «Коробочки» развернули и спрятали в «зеленке». «Коммунист» приказал пехоте укрыться под мостом, а разведгруппе из 4-х человек пройти вперед и посмотреть, что делается на мосту. Добровольцами в довольно опасную разведку вызвались идти, опять же, командир «Коммунист», «Снабженец», ротный «Всадник» и еще один боец из «Зари». Без прикрытия 4 человека пошли по направлению к пос. Георгиевка, поднялись на мост, откуда уже был виден догорающий украинский блокпост, следствие нашей атаки. На мосту разведчики нашли упавший флаг Российской Федерации. Они с удовольствием подняли его, закрепив там, где он развевался раньше. Вот тут-то разведгруппа и обратила на себя внимание, по ним тут же был отрыт огонь из гранатометов. Но уходить без трофеев, любезно оставленными для армии ЛНР разбегающимися боевиками ВСУ было не по спортивному. Забрав кучу трофейного оружия, сколько смогли унести на себе четверо здоровых мужика, они благополучно отступили за линию досягаемости огня.

Но на базу вернулись не все. Не досчитались тогда 11 человек. Среди них был и «Малой». «Снабженец», «Всадник» и еще несколько человек их разыскивали, но нашли только личные вещи кого-то из списка пропавших ребят. С упавшим сердцем я уезжала домой, но не ехать к старенькой матери было нельзя. Стараясь отгонять подальше мысли о том, что их уже может не быть в живых, я продолжала молиться о здравии «Малого», «Бачи», «Карася» и других пропавших ребят.

На следующий день, приехав на базу, я узнала, что все 11 человек нашлись, все были живы-здоровы. Радости моей, и не только моей, не было предела. Оказалось, у одного из наших БТРов появилась проблема с двигателем, и он поехал в сторону кв. Заречного для ее устранения, а эта группа ребят, не поняв маневра, пошли по его следу. Они не смогли догнать его, чтобы выяснить и, ничего не подозревая, отклонились от маршрута основной колонны. Долго шли, да оказалось, не туда. Потом, когда поняли, что стреляют в стороне, стали возвращаться к месту боя, но он почему-то быстро кончился. Все стихло. Когда они дошли до бетонки, у взорванного моста уже никого не было. «Снабженец» и «Всадник», вторично выехавшие на их поиск, на том месте, где происходил бой, смогли вызвать их по рации. Обнаружив пропажу, забрали всех на базу.

Говорили, что всего в этом бою погибло до 200 человек.

Командованию понадобилось доказательство того факта, что трофейный танк был подбит с вертолета. Для этого на следующий день «Снабженец» со своим сыном Кириллом снова ездили к сгоревшему танку под нос к «укропам». Им удалось добыть неоспоримые улики, подтверждающие, что танк был сбит именно с вертолета. На память об этом факте осталось фотография, где «Снабженец» держит в руках остатки реактивного снаряда.  

Подумалось: как хорошо, что родная мать «Малого» не знала подробностей, которые пришлось пережить всем нам за эти сутки в страхе за жизнь наших ребят. С тех пор - все они мои дети. И молодые, и постарше, пусть даже и старше моего возраста.

За первой, не совсем удачной операцией, последовали другие, принесшие более ощутимый результат: Георгиевка, Хрящеватое и Новосветловка, наконец, перешли под контроль армии ЛНР. Дорога Жизни была освобождена и спасла многие тысячи луганчан.

P.S. В одном из следующих боев за Георгиевку «Малой» снова случайно попал «не туда». В результате - им был найден исправный брошенный танк ВСУ, который был торжественно доставлен в нашу «Избушку» и вручен «Лешему». Ох, дети-дети... Сыны Отечества!