Вклад Константина Леонтьева в создание теории цивилизации

Константин Леонтьев - один из самых проницательных русских мыслителей...постиг закон перехода культуры в цивилизацию.

Н.Бердяев. «Предсмертные мысли Фауста».

[К. Леонтьев] уже более 50 лет назад открыл то, что теперь на Западе по-своему открывает Шпенглер.

 Н. Бердяев. «Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли».

 

«Цивилизация» - одно из ключевых слов в лексиконе современных обществоведов - историков, политологов, философов, экономистов. У нас в России оно пришло на смену такому понятию, как «общественно-экономическая формация», которое было ключевой категорией марксистской социологии. У Маркса все многообразие общественной жизни и вся сложность исторического процесса описывались с помощью пяти формаций - первобытное общество, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, коммунизм (с первой фазой - социализм). Восприятие мира как совокупности цивилизаций дает гораздо более интересную, яркую и глубокую картину.

 Учение о цивилизации: приоритет России

В современных учебниках по философии и социологии первенство в создании учения о цивилизации чаще всего приписывают иностранцам - немцу Освальду Шпенглеру (1880-1936) и англичанину Арнольду Тойнби (1889-1975). Немец изложил свои взгляды в работе «Закат Европы» (часть 1 вышла в 1918 г., часть 2 вышла в 1922 г.). Англичанин посвятил теме цивилизаций свою 12-томную книгу «Постижение истории» (1934-1961 гг.) Иногда еще вспоминают современного социолога и политолога Самюэля Хантингтона, написавшего и издавшего в 1996 году книгу «Столкновение цивилизаций», хорошо «раскрученную» во всем мире. Но все эти работы были написаны и изданы в ХХ веке.

Вместе с тем основы теории цивилизации были заложены еще в XIX веке, причем не в «ученой» Германии и не на островах Туманного Альбиона, а у нас, в России. Имена этих основателей - Н.Я. Данилевский и К.Н. Леонтьев. К сожалению, в наших учебниках по философии, социологии, политологии этих русских мыслителей иногда вообще забывают упомянуть, или их имена ставят после О. Шпенглера и А. Тойнби. Как говорится, «нет пророка в своем отечестве». Удивительно, что целый ряд идей Данилевского и Леонтьева были почти буквально повторены их европейскими коллегами, но лишь через несколько десятков лет. При этом наших авторов читать и понимать легче, чем иностранцев с их достаточно тяжеловесными текстами и протестантским менталитетом. В.В. Афанасьев, автор посвященной Шпенглеру монографии[1], даже заключает, что, учитывая определенную языковую и терминологическую сложность понимания его идей, для того «чтобы полнее понять Шпенглера, следует ознакомиться с точкой зрения Леонтьева, стиль которого отличается большей отточенностью и меткостью формулировок»[2].

 

Учение о цивилизации Н.Я. Данилевского

Нет спора, что в паре «Данилевский - Леонтьев» приоритет в разработке теории цивилизации принадлежит Николаю Яковлевичу Данилевскому (1822-1885), который основные идеи о культурно-исторических типах (так он называл цивилизацию) изложил в своей знаменитой работе «Россия и Европа» (1871).

Коротко скажем об учении Данилевского. Признавая человечество за пустую абстракцию, Данилевский видит в культурно-историческом типе (КИТ) высшее и окончательное выражение социального единства. Данилевский в рамках культурно-исторического типа выделяет четыре основных сферы, или вида деятельности: а) деятельность религиозная, б) собственно культурная (наука, искусство, промышленность), в) политическая и г) социально-экономическая. Важным скрепляющим культурно-исторический тип началом является язык. Следует учитывать, что Данилевский по своему образованию и опыту работы был биологом, поэтому в его теории КИТ повышенное внимание уделяется природно-географическим и этнографическим началам цивилизации. Представления Данилевского об обществе имеют признаки натуралистической социологии.

 

Данилевский насчитывает десять типов, уже проявившихся в истории. Это:

 

1) египетский,

 

2) китайский,

 

3) ассиро-вавилоно-финикийский (или древнесемитический),

 

4) индийский,

 

5) иранский,

 

6) еврейский,

 

7) греческий,

 

8) римский,

 

9) новосемитический (или аравийский),

 

10) германо-романский (или европейский).

 

Данилевский не считает, что его список является исчерпывающим. В него не попали те типы, которые не успели развиться и достичь стадии зрелости. Он упоминает два таких типа (мексиканский и перуанский), «погибших насильственною смертью и не успевших совершить своего развития». Некоторые еще только зарождаются, и их будущее неясно (скорее всего, они не сумеют развиться в нечто оригинальное, самобытное). К таковым он относит, в частности, Новый Свет (Северную Америку).

 

К. Леонтьев - оригинальный русский социолог

Константин Николаевич Леонтьев в разных своих публикациях неоднократно повторяет, что он - ученик и последователь Данилевского. Леонтьев не только хорошо усваивает мысли Данилевского, он дополняет учение своего предшественника, при этом даже высказывает некоторые критические замечания в адрес своего учителя. Леонтьев еще больше усилил натуралистический характер социологии Данилевского. Константин Николаевич постоянно сравнивает общество с живым организмом. Натурализм Леонтьева причудливым образом сочетается с эстетическим подходом к оценке общества и истории. Красота - главный и универсальный критерий оценок, применимый в равной мере к физическому миру, миру органическому и миру социальному. Даже нравственные оценки у Леонтьева (особенно в применении к обществу, государству, нации, человечеству) у него занимают подчиненное место по отношению к оценкам эстетическим. Со временем он доводит свои рассуждения до полного отрицания возможности применения понятий «нравственный» и «безнравственный» к таким явлениям общественной жизни, как государство, политика, власть. Так, Леонтьев утверждал, что власть может сильной или слабой, но она не может быть нравственной или безнравственной.

При ярко выраженном эстетическом начале в Леонтьеве этот русский мыслитель был человеком религиозным и богобоязненным. Соответственно он не мог не признавать, что высшим критерием любых человеческих поступков являются религиозные нормы и догматы. Но эти нормы опять-таки применимы лишь к индивидуальной личности. А применение их к обществу, государству, разным социальным группам весьма сомнительно, если не ошибочно. Одним словом, Леонтьев как бы выносил Бога и религию за рамки своих умственных рассуждений. А любимый им Византизм с его Восточным Христианством и Самодержавием Леонтьев воспринимал больше с эстетической и политической точек зрения. В Восточной Церкви ему нравится красота богослужений, а в царской (императорской) власти - сила. С учетом сказанного Леонтьева нельзя отнести к разряду русских религиозных философов. И это несмотря на то, что Леонтьев вел крайне напряженную личную духовно-религиозную жизнь, искренне испытывал страх Божий, а в конце жизни был пострижен в монашество. Это противоречие между личной религиозностью Леонтьева и его социологией с ярко выраженным натуралистическим началом бросается в глаза любому, кто погружается в изучение творчества и жизни Леонтьева. Натуралистическая философия Леонтьева резко контрастирует с социологией славянофилов и русских религиозных философов (ставящей в центре общественной жизни Бога). Он был нестандартным мыслителем, который не примыкал ни к славянофилам, ни к позитивистам-материалистам, ни религиозным философам, ни к каким другим школам и лагерям.

 

Место Бога и религии в социологии К. Леонтьева

Впрочем, все-таки Леонтьева можно назвать религиозным мыслителем. Бог незримо присутствует во всех умственных построениях Леонтьева. Схема рассуждений Константина Николаевича такова. Без сильной государственной власти общество существовать не может, оно неизбежно входит в состояние хаоса, анархии. Условием же сильной власти является готовность людей подчиняться государству. Но не всякому, а лишь тому, которое является монархическим. Самодержавному царю (монарху) можно подчиняться и служить лишь в том случае, если люди признают его Помазанником Божиим. Но для того, чтобы признавать божественную природу власти царя и служить ему, люди должны верить в Бога. И не просто верить в Бога, но бояться Его. Леонтьев очень жесток в своих выводах: если в народе нет страха Божия, то общество обречено на распад, революцию, хаос, энтропию. Либерализм - форма проявления, признак такого распада. Утрату страха Божьего лишь частично и ненадолго можно заместить, компенсировать страхом искусственным. Но создающая такой искусственный страх диктатура безбожного государства не может существовать сколь-нибудь долго. Либерализм и диктатура общество не спасают, наоборот еще более ускоряют его гибель. Утрата людьми страха Божьего неизбежно приближает конец человеческой истории. Собирательным образом такого безбожного человека у Леонтьева является «средний европеец», серая личность, законченный материалист, буржуа (если не по социальному статусу, то по состоянию духа). Такая серая личность описана Леонтьевым в одном из его главных произведений «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» (1872-1884). Апокалипсис, описанный Иоанном Богословом, для Леонтьева является вещью очевидной, не требующей никаких «научных» доказательств.

 

К. Леонтьев о трех стадиях развития цивилизации

Главное дополнение Леонтьева к теории цивилизации Данилевского - теория трех стадий развития цивилизации. Это стадии юности, зрелости и старости. В терминологии Леонтьева - первичной простоты, цветущей сложности и угасания, ведущего к смерти. Последнюю стадию он еще называл «вторичным смесительным упрощением». Любая цивилизация имеет временные пределы своего существования. По Леонтьеву, максимальный возраст цивилизации - 1000-1200 лет (об этом он, в частности, писал в своей работе «Византизм и славянство»).

 

Особый интерес для Леонтьева представляет германо-романская, или европейская цивилизация. Та самая цивилизация, на которую ориентировалась как на эталон для подражания российская элита (аристократия и интеллигенция). Леонтьев убедительно показал, что эта цивилизация, начиная с конца 18 века (рубежом он определил французскую революцию 1789 года), вступила в стадию разложения, угасания, умирания, «вторичного смесительного упрощения». Фактически, речь идет об окончательном переходе Европы на рельсы капиталистического развития. Вот фрагмент из работы «Византизм и славянство» (1875), где он разъясняет свою теорию трех стадий: «Вся Европа с XVIII века уравнивается постепенно, смешивается вторично. Она была проста и смешана до IX века; она хочет быть опять смешана в XIX веке, она стремится посредством этого смешения к идеалу однообразной простоты и, не дойдя до него далеко, должна будет пасть и уступить место другим. Весьма сходные между собой вначале кельто-романские, кельто-германские зародыши стали давно разнообразными, развитыми организмами и мечтают теперь стать опять сходными скелетами. Дуб, сосна, яблоня и тополь недовольны теми отличиями, которые создались у них в период цветущего осложнения и которые придавали столько разнообразия общей картине западного пышного сада. Они сообща рыдают о том, что у них есть еще какая-то сдерживающая кора, какие-то остатки обременительных листьев и вредных цветов, они жаждут слиться в одно, в смешанное и в упрощенное среднепропорциональное дерево... Везде одни и те же более или менее демократизированные конституции. Везде германский рационализм, псевдобританская свобода, французское равенство, итальянская распущенность или испанский фанатизм, обращенный на службу той же распущенности... везде слепые надежды на земное полное равенство! Везде ослепление фаталистическое, непонятное! Везде реальная наука и ненаучная вера в уравнительный и гуманный прогресс...

 

Сложность машин, сложность администрации, судебных порядков, сложность потребностей в больших городах, сложность действий и влияние газетного и книжного мира, сложность в приемах самой науки - все это не есть опровержение мне. Все это лишь орудия смешения - это исполинская толчея, всех и все толкущая в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы; все это сложный алгебраический прием, стремящийся привести всех и все к одному знаменателю. Приемы эгалитарного прогресса - сложны, но цель груба, проста по мысли, по идеалу, по влиянию. Цель всего - средний человек, буржуа спокойный среди миллионов точно таких же людей, тоже спокойных».

 

 

К. Леонтьев и О. Шпенглер

Половина всего того, что написал Леонтьев в последние двадцать лет своей жизни, посвящено теме, которую условно можно назвать «Закат Европы». Кстати, именно под таким названием (Der Untergang des Abendlandes - нем.) вышла книга Освальда Шпенглера через полвека после того, как были опубликованы первые работы Леонтьева о кризисе европейской цивилизации. Первая часть работы Шпенглера была опубликована в 1918 году, вторая - в 1922 году. В то же время К. Леонтьев впервые свои взгляды на всемирную историю, Европу и Россию изложил в статье «Грамотность и народность», которая появилась на свет в 1870 году. Коль скоро мы упомянули Шпенглера, то есть некоторые основания полагать, что свою знаменитую книгу немец писал, будучи знакомым с идеями Константина Николаевича. В период 1921-1926 гг. Николай Бердяев тесно общался со Шпенглером, при этом в сфере их общих интересов находилось творческое наследие Леонтьева. Об этом можно прочитать в статье М.А. Емельянова-Лукьянчикова «К.Н. Леонтьев и О. Шпенглер»[3].  

 

 

К. Леонтьев о византизме как цивилизации

Критическому осмыслению со стороны Леонтьева подверглись некоторые моменты учения Данилевского.

В частности, Леонтьев в отличие от Данилевского очень проникся идеями христианской эсхатологии (учение о конечности земной истории) и видит в мире множество признаков «последних дней» (Апокалипсис). Из этого он делает вывод, что новых цивилизаций уже нарождаться не будет. Надежды у человечества на то, что оно может пересесть с «тонущего корабля» европейской цивилизации на корабль какой-то новой, «молодой» цивилизации, нет.

Леонтьев восполняет такой «пробел» в работе «Россия и Европа», как неопределенность цивилизационного статуса России. «Вписать» Россию ни в одну из десяти перечисленных Данилевским цивилизаций не получается. Не вызывает сомнения, что Россия не входит в состав европейской (германо-романской) цивилизации. Леонтьев полагает, что Россия является преемницей той цивилизации, которую Данилевский выпустил из поля своего зрения и которую можно назвать «византийской цивилизацией». Таким образом, список цивилизаций увеличивается с десяти до одиннадцати. Россия - наследница Византии как носительницы Восточного христианства (Православия) и особой формы монархии, называемой самодержавием.

Понятие византизма стало широко использоваться в литературе именно благодаря К. Леонтьеву. Византизм, согласно общепринятому сегодня пониманию, - особый тип отношений между Церковью и государством, где Церковь и государство не противостоят друг другу, а напротив взаимно дополняют, помогают друг другу. Они находятся в состоянии согласия (гармонии) и сотрудничества (синергии). При этом свобода и самостоятельность каждого в его собственной области не отменяется. Некоторые авторы полагают, что византизм - лишь новое название того, что на протяжении многих веков называлось «симфонией» властей - церковной и светской. Отклонения от «симфонии» как в одну сторону (монарх доминирует над Церковью), так и в другую (доминирование Церкви над монархом) ведут к разрушению общества. Церковь же в согласии с государством направляет и ведет общественную жизнь по путям, угодным Богу. В таком понимании Церковь и государство-это два различных проявления одного и того же органического целого. Сам Леонтьев отмечал, что идея «симфонии» государства и Церкви идет от создателя Византийской империи Константина Великого (285-337).

 Впрочем, некоторые историки, богословы и правоведы полагают, что принцип «симфонии» получил внятное воплощение в социально-политической доктрине императора Юстиниана I (482 - 565). Юстиниан считал, что государство должно опираться на добротные правовые основания. По его указанию правоведы проделали большую работу. Они упорядочили, систематизировали все юридическое наследие древнеримской империи. В итоге появился Кодекс Юстиниана, который по сей день считается классическим памятником цивилизованного правотворчества. По нему современные студенты-юристы изучают римское право. С Юстинианом утвердилась особая система отношений между государством и Церковью. Ее своеобразие заключалось в том, что она позволяла императору совмещать функции правителя и первосвященника. Это было персонифицированное объединение всей полноты светской и духовной власти. Как отмечает современный исследователь Византии и византизма Владислав Бачинин, оно получило название цезаропапизма. Цезаропапизм Юстиниана не был жестким и всеобъемлющим. Император признавал за папой римским и константинопольским патриархом права на исполнение ими обязанностей по руководству церковной жизнью. Однако, в тех случаях, когда этого требовали обстоятельства, Юстиниан решительно вмешивался в жизнь Церкви. Позднее принцип цезаропапизма трансформировался в принцип «симфонии». Это произошло в 9 веке при патриархе Фотии[4].

Примерно в это же время императором Василием I Македонским эти идеи были воплощены в «Эпанагоге» - своеобразном кодексе, регулирующем отношения Церкви и государства. Это кодекс действовал до конца существования Византийской империи. В церковных и философских трактатах Церковь и государство, существующие в симфонии, уподобляется единству человека, состоящего из души и тела; каждой природе соответствует управляющая его власть: императора - телом, патриарха - душой. Утверждается таинство и в то же время цельность и двухсоставная природа человека и единство Церкви и государства.

После падения Византии Россия выступает как ее восприемница. Провозглашается лозунг: «Москва - третий Рим». Византийские идеи и чувства объединяли, сплачивали русских людей для борьбы с иноземцами, в разное время вторгавшимися на Русскую землю. Силу русских испытали на себе татары и монголы, поляки и шведы, турки и французы. Под знаменем византизма Россия «в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы» («Записки отшельника»). «Вещественная сила» византизма чувствовалась во всем: под его влиянием Россия крепла, «росла и умнела», при этом и жизнь ее «разнообразилась и развивалась».

Однако опыт реализации симфонического единства Церкви и государства, по мнению большинства историков и богословов, кончился на Востоке в начале 15 века, а в России - в ходе реформ Петра Великого, которые привели к отмене патриаршества[5].

К. Леонтьев переживал по поводу того, что в России даже образованные слои имели весьма смутное представление о Византии: многим она представляется чем-то «сухим, скучным», «даже жалким и подлым». Константин Николаевич сожалел, что не нашлось еще людей, которые, обладая художественным дарованием, посвятили бы свой талант описанию византизма, сумели бы развеять «вздорные», «самые превратные представления» о нем и донести до читателя, «сколько в византизме было искренности, теплоты, геройства и поэзии». О византизме в России в конце 19 - начале 20 вв. любили поговорить либеральные интеллектуалы - но как о явлении прошлой истории. Леонтьев в своих работах говорил о византизме будущего. Автор интересной статьи о Леонтьеве Н.М. Северикова пишет об этом византизме будущего: «...За прошедшее тысячелетие жизнь человечества неузнаваемо изменилась: стали иными не только условия существования общества и основы его развития - произошла трансформация идей, принципов, определяющих отношение человека к миру, нормы его поведения, цели, средства и ожидаемые результаты человеческой деятельности. Идеи византизма в интерпретации К. Леонтьева приобрели иное содержание: дали импульс к направлению его размышлений применительно к современности и перспективе грядущего развития России, ее мессианской роли в объединении православнохристианских народов - именно их единство и должно стать залогом утверждения византистских идей «завтра», или, как выражает свою мысль К. Н. Леонтьев, «византизма» будущего»[6].

 

Россия и «панславизм»

«Панславизм» - идеология, сформировавшаяся в странах, населённых славянскими народами, в основе которой лежат идеи о необходимости славянского национального политического объединения на основе этнической, культурной и языковой общности. Сформировалась в среде славянских народов в конце XVIII - первой половине XIX веков. Часто используемые символы панславистского движения - это панславянские цвета (синий, белый и красный) и панславянский гимн «Гей, славяне». Первым панславистом был Юрий Крижанич - хорватский католический миссионер, выступавший за единство славянских народов и пытавшийся создать для славянских народов единый славянский язык. Известен тем, что находясь в ссылке в Тобольске написал трактат «Политика», где предрёк освобождение всех славянских народов от иноземного ига и появление единого славянского государства

Во времена Леонтьева резко активизировалась умственная и политическая деятельность в пользу «панславизма». Некоторые идеологи «панславизма» полагали, что славянские народы могут образовать свою цивилизацию. Константин Николаевич всячески доказывал, что «славянская цивилизация» - утопия, если не сказать авантюра. Она может нанести серьезный ущерб России.

 Активно продвигались в разных странах Европы (в Австро-Венгрии, на Балканах) и в России идеи объединения славянских народов и создания некоей славянской федерации с Россией в качестве ее ядра. Сторонники этой идеи даже находили нужные им аргументы у Данилевского, который, как мы выше отметили, несколько увлекся этнографическим (племенным) фактором формирования цивилизаций. Панслависты пытались даже апеллировать к славянофилам. Распространялись искаженные представления о славянофилах, которые якобы ратовали за объединение всех славян. Но славянофилы на самом деле славянофилами не были, таковое название как некую кличку они получили от своих недругов или не очень грамотных наблюдателей. Правильнее русских мыслителей типа Ивана и Константина Аксаковых, Ивана Киреевского, Алексея Хомякова, Юрия Самарина можно назвать русофилами. Для них ключевыми ориентирами их мировоззрения была формула Уварова «Православие, самодержавие, народность». На первом месте в этой формуле была религия, причем именно Восточное христианство. Между славянами были принципиальные религиозные различия. Среди славян - православные (русские, сербы, болгары), католики (поляки и хорваты), протестанты (чехи), мусульмане (боснийцы).

А что касается последнего члена формулы - «народность», то, как справедливо указывал тот же Леонтьев, под народностью славянофилы понимали не только и не столько племенную общность, сколько общность социальную. Россия во времена славянофилов уже была многонациональным государством, где славяне были лишь одним из многих десятков народов и племен. Россию как единый народ скрепляла отнюдь не кровь, а прежде всего Православие, а также развившаяся на его основе культура.

Созданию чисто славянского союза препятствует ряд серьезных причин: разнообразные племена славян разделены разными религиями, географическим положением, различиями экономических интересов, сильной верой славянских народов в «гуманизм» западного прогресса. «Леонтьев не находит у славянства объединяющей идеи, кроме тяготения к американскому или европейскому эвдемоническому идеалу, но отнюдь не к византийскому. Предпосылкой борьбы с разрушительной силой «общелиберальной заразы» в России, по мысли Леонтьева, может стать византийское Православие, а также «великий восточнохристианский союз» с Россией во главе. Восточнохристианские народы ближе к русскому: они еще «не пропитались европеизмом», пагубным для человека»[7].

 

«Увядание» Европы

Леонтьев - реалист. Он понимает, что хотя Россия не является частью европейской цивилизации, однако, угроза поглощения ее этой цивилизацией существует. Когда-то европейская цивилизация была «цветущей сложностью», и Леонтьев, как эстет этой Европой восхищается (крестовые походы, рыцарство, аристократия, ярко выраженная сословность феодального общества). Однако Европа 19 века - уже умирающая цивилизация, которая может за собой в могилу утянуть и Россию. Россия как цивилизация также не молода. По оценкам Леонтьева, ей никак не меньше 1000 лет. Она также на пороге заката. По его мнению, предела «цветущей сложности» Россия достигла в эпоху Екатерины II. 19 век, особенно после смерти императора Николая I, начала реформ Александра II. Леонтьев полагает, что жизнь России как византийской цивилизации можно продлить. Для этого ее надо «подморозить», т.е. затормозить процесс умирания. Безусловно, самое главное в этом деле - сохранить «ядро» цивилизации в виде Восточного христианства. Следовательно, необходимо всячески препятствовать всякого рода посягательствам на это «ядро». А такие посягательства были постоянными. Прежде всего, со стороны Римского престола. Леонтьев к концу жизни стал непримиримым противником Владимира Соловьева, который носился с идеей объединения всех христианских церквей под эгидой Папы. Борясь за сохранение и укрепление «ядра», Леонтьев готов был пойти на определенные уступки и жертвы по части других элементов русской цивилизации.

 На фоне того, что Леонтьев достаточно подробно говорит о европейской цивилизации и «закате» Европы, его замечания о другой части Запада - Америке - крайне редки. Леонтьев считал Североамериканские Соединенные Штаты цивилизацией, которая еще пребывала в зачаточном состоянии. Он ее никак не отождествлял с цивилизаций европейской. Конечно, в 70-80-е гг. 19 века трудно было еще определить вектор цивилизационного развития САСШ. Но на чисто субъективном, интуитивном уровне Леонтьев (в отличие от некоторых других русских интеллектуалов того времени) воспринимал Америку крайне негативно: «Я когда думаю о России будущей, то я как непременное условие ставлю появление именно таких мыслителей и вождей, которые сумеют к делу приложить тот род ненависти к этой все-Америке, которою я теперь почти одиноко и в глубине сердца моего бессильно пылаю! Чувство мое пророчит мне, что славянский православный царь возьмет когда-нибудь в руки социалистическое движение (так, как Константин Византийский взял в руки движение религиозное) и с благословения Церкви учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной. И будет этот социализм новым и суровым трояким рабством: общинам, Церкви и Царю. И вся Америка эта... к черту!». (Письмо К.А. Губастову от 17 августа 1889 г.). Любопытно, что Леонтьев использует выражение «все-Америка»; вероятно этим он хотел подчеркнуть особо космополитический характер зародыша американской цивилизации. Сегодня, когда Вашингтон завершает свой проект Pax Americana, особенно понятным становится смысл выражения «все-Америка».

 

О «подмораживании» России

В частности, он в качестве средства «подмораживания» русской цивилизации в социально-экономической сфере рассматривал социализм. Речь, конечно, не могла идти о безбожном, атеистическом социализме, идеи которого уже витали над Европой (Прудон, Лассаль, Маркс) и окончательно разлагали германо-романскую цивилизацию. У Леонтьева это принципиально иной, «охранительный», или «монархический» социализм. Но об этом в следующих статьях.

Впервые мысль о социализме как спасительном для России средстве Леонтьев высказал еще в 1868 году в своей работе «Грамотность и народность». Вот фрагменты этой работы: «Европейцы, чуя в нас в них что-то неведомое, приходят в ужас при виде этого грозного, как они говорят, «соединения самодержавия с коммунизмом», который на Западе есть кровавая революция, а у нас монархия и вера отцов». Под российским «коммунизмом» понималась сельская (земская) община, которая сохранилась и после того, как в 1861 году была начата реформа, известная под названием «отмена крепостного права». «Крепостное право» было отменено, а «земская община» была сохранена. И это, по мнению Леонтьева, было спасительным для России решением. Те молодые реформаторы, которые хотели из России сделать Европу, сами того не ожидая, сделали полезное дело: «...они не предвидели, что земская община будет у нас в высшей степени охранительным началом и предупредит развитие буйного пролетариата; ибо в ней некоторого рода коммунизм существует уже «de facto», а не в виде идеала, к коему надо рваться, ломая преграды».

Кстати, здесь Леонтьев не оригинален. Об этом же писал, как это ни странно, Карл Маркс. Правда, Леонтьев говорил об этом громко вслух. Маркс свои идеи, касающиеся «русского социализма», не озвучивал[8]. Речь идет о переписке Маркса с русскими народниками, в своих письмах Маркс признавал, что Россия может избежать «классического» алгоритма движения к коммунизму через капитализм. У России есть община - зародыш коммунизма. При правильной политике властей из этого зародыша может вырасти полноценное социалистическое общество. Но все эти мысли Маркса лежали под спудом. Они противоречили выводам, которые были сформулированы с «Манифесте коммунистической партии» и «Капитале» (работах, сделанных «классиком» под определенный «социальный заказ»). А голос Леонтьева с его идеями «монархического социализма» не были услышаны властью и не поняты большей частью российской интеллигенции.

Позднее Леонтьев писал о том, что если власти не сумеют воспользоваться теми благоприятными возможностями, которые давала России сельская община, то страна может столкнуться с гораздо более жестким вариантом социализма. Леонтьев называл его «феодальным социализмом», «новым феодализмом».

 

О пророчествах К. Леонтьева

Леонтьев относится к тому разряду мыслителей, которых мало замечают во время их жизни. А если замечают, то воспринимают как чудаков, юродивых, маргиналов. Но о них вспоминают после смерти, когда многие пророчества таких «чудаков» начинают сбываться. Сбылось пророчество Леонтьева относительно «феодального социализма» в России. Леонтьев предвидел не только социализм в России, но и племенизм в Германии. Исходя из реалий немецкого государства конца XIX века - внерелигиозности и расовости подхода к государственному строительству, он предполагал, что «чем это дело будет более оконченным... тем оно станет более безосновным в религиозном отношении, тем сильнее выразится чисто племенной характер германского национального единства» («Культурный идеал и племенная политика. Письма г-ну Астафьеву»). Нынешние трагические события на Украине показывают, насколько был прав К. Леонтьев, когда предупреждал о пагубных последствиях племенизма среди славянских народов.

 

Леонтьев также писал о том, что воцарившийся в Европе капитализм неизбежно порождает социализм, который лишь по видимости представляет собой противоположность капитализма. Европейский социализм 19 века (в отличие от утопического социализма более ранних веков) - лишь новая форма безбожного материалистического общества. Леонтьев с большой болью в сердце и тревогой писал, что уже в начале 20 века Россию и Европу может захватить социализм. Он также не исключал возможность возникновения «гремучей смеси» социализма и племенизма. Такая смесь возникла в Германии после первой мировой войны и получила название «национал-социализм».

 

[1] В.В. Афанасьев. Социология политики Освальда Шпенглера. - М.: КДУ, 2009

[2]  Цит. по: Емельянов-Лукьянчиков М. А. «К.Н. Леонтьев и О. Шпенглер» // http://www.portal-slovo.ru/history/35117.php.

[3] Емельянов-Лукьянчиков М. А. «К.Н. Леонтьев и О. Шпенглер» // http://www.portal-slovo.ru/history/35117.php.

 [4] Владислав Бачинин. Византия и византизм // http://www.archipelag.ru/authors/bachinin/?library=1333

[5] См.: Статья «Византизм» // Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.

[6] См.: Н.М. Северикова. Константин Леонтьев и Византизм // Вопросы философии,  2012. №7.

[7] Северикова Н. М. «Глас вопиющего в пустыне» // М.: Специалист, 2006. №10, с.36

[8] Я об этом уже писал в своей книге «От рабства к рабству. От древнего Рима к современному капитализму» (М.: «Кислород», 2014).