Часть I. Лермонтов и Бестужев-Марлинский
Великий русский писатель из Малороссии Николай Васильевич Гоголь сегодня находится в самой гуще кровопролитной сечи. За уроженца окраинных земель Российской Империи идет война цивилизационных миров. Она идет давно и упорно. Несмотря на подавляющий перевес в современной российской культуртрегерской элите всевозможных «чертовых ляхов», наследники по прямой Тараса Бульбы верно хранят светлый гоголевский образ. Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!
Особенно хотели пересилить гоголевскую русскую силу в советском литературоведении, театре и кинематографе. Широк был круг этих революционеров «на тему Гоголя», многокрасочна палитра мифов и импровизаций - от сусального лубка до обыкновенной «шизофрении, как и было сказано» (М. Булгаков). Психоаналитики, формалисты, фрейдисты всех мастей толковали гоголевские тексты и его жизнь, исходя из собственных причудливых фантазий. Толкователи не могли, а скорее не хотели, говорить о главном - о теоцентричности творчества писателя. Ведь тогда вслед за Гоголем надо было бы сказать, что Господь наш Иисус Христос - источник всей великой русской литературы.
Русские классики проходят один и тот же путь: от ученичества и подражания к самовыражению, затем к «общественной пользе» на литературном поприще, и, наконец, они возвращаются к русской словесности, где нет места литературному вымыслу, где слово - это поступок, «жизни прямая речь». Не верьте лукавым критикам: жанр «православного фэнтэзи» - это нонсенс, литературное безсилие, не существует «правдивой лжи». Можно попытаться соединить истину и ложь, залив все елеем, но рано или поздно обман вскроется. Если ты «художественный писатель», то читатель и критика будет судить тебя по законам поэзии, эпоса и драмы. Если созрел и уже вышел с прямым и открытым словом к народу, то будь любезен ответить за каждое титло. А там уж Бог решит...
Гоголь начинает с того, что сжигает свои юношеские, несовершенные стихи. В конце земного пути автор «Переписки с друзьями», статей о русской литературе, «Размышлений о Божественной Литургии» бросает в огонь второй том «Мертвых душ» - у Бога нет мертвых, и такие рукописи горят! Сам уход в вечную жизнь, в горний Иерусалим - лучшее гоголевское произведение. Нечто подобное можно встретить только в святоотеческих патериках и отечниках.
Замечали ли вы, как литературовед или критик следует за любимым писателем? Чем ярче, мощнее литературный талант, тем безропотнее отражает его критик, повторяя особенности художественного стиля, композиции, интонации авторской речи, наконец, самого мышления. При долгом «соавторстве», и на саму повседневную жизнь литературоведа-критика начинает влиять судьба писателя. Как много зависит от того, кого выбираешь себе в духовные наставники. Ибо сказано, с преподобным преподобен будеши,... и со строптивым развратишися (Пс.17. 26-27). Неосторожно написал талантливый русский поэт В. Маяковский о верности зачинателю советского литературоведения и критики: «Я себя под Лениным чищу...», и - погиб, как жаль! Советский кумир как источник вдохновения оказался временным и безсильным спасти, и осталось поэту только горестно вздохнуть: «Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят, - что ж, //По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь». Христианин Гоголь никогда такого не сказал бы. Он выбрал Путеводителем Христа и Помощницей Одигитрию русского народа Пресвятую Богородицу, а подражать хотел святым отцам, чьи творения читал всю жизнь. Еще совсем молодым ученым Владимир Алексеевич Воропаев ступил в след Гоголя.
Ныне маститый профессор Московского государственного университета, председатель Гоголевской комиссии при Научном совете «История мировой культуры» РАН, член Научного совета Мемориального центра «Дом Гоголя», член редколлегии «Гоголеведческих студий» (Украина, Нежинский государственный университет им. Н.Гоголя, Гоголеведческий центр, Институт литературы им.Т.Г. Шевченко НАН Украины) В.А. Воропаев, размышляя об истоках и промежуточных итогах на рубеже тысячелетий советского гоголеведения пишет: «Как известно, в литературоведении - и в дореволюционном либеральном, и особенно в советском - творчество и жизнь, и весь внутренний облик Гоголя освещались предвзято». И далее автор приходит к неутешительному выводу: «Приходится (...) отметить, что у многих поколений русских читателей Гоголь был, по сути, отнят».[1]
Постепенно ситуация хоть с большим трудом, но меняется, и Н.В. Гоголь возвращается к народу таким, каким и был при жизни - православным писателем-просветителем. Приснопоминаемый Святейший Патриарх Алексий II в одном из своих выступлений сказал: «Нашим современникам открывается подлинный лик Гоголя как великого духовного писателя России»[2].
В отечественном литературоведении никто, пожалуй, не сделал больше, чтобы представить миру подлинного Гоголя, чем профессор Московского государственного университета Владимир Алексеевич Воропаев. Здесь вполне согласен с оценкой воропаевского труда, данной профессором Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина, доктором исторических наук А.Д. Каплиным: «В истории российского литературоведения В.А. Воропаев стал едва ли не единственным академическим ученым, который всю свою научную деятельность посвятил одному классику русской литературы, причем изучая его исключительно с позиций Православия»[3].
Вершина творчества В.А. Воропаева на сегодняшний день - издание Собраний сочинений Н.В.Гоголя. В каком обличье предстанет классик перед читающей публикой, отделенной от него десятилетиями и столетиями, всецело зависит от комментатора и составителя. Помню, как живо обсуждалось на кафедре истории русской литературы Ленгосуниверситета в конце семидесятых годов прошлого века выходившее тогда Собрание сочинений Ф.М. Достоевского и развернувшаяся борьба вокруг «Дневника писателя». Чтобы подготовить и, главное, издать неискаженного, подлинного Гоголя, нужны недюжинные силы и мужество. Сначала под редакцией В.А. Воропаева и его ученика И.А. Виноградова вышло в свет 9-томное Собрание сочинений Н.В. Гоголя (М.: Русская книга, 1994). В нем впервые были представлены хранившиеся многие десятилетия в архивах Киева, Москвы и Санкт-Петербурга уникальные рукописи Гоголя: выписки из творений святых отцов и богослужебных книг.
Позже, к 200-летнему юбилею писателя, соавторы подготовили и Полное Собрание сочинений Н.В. Гоголя в 17-ти томах, напечатанное в Издательстве Московской Патриархии в 2009-2010 годах, что само по себе явление уникальное - светский писатель прошлого в главном церковном издательстве. Русская Православная Церковь взяла на себя бремя и ответственность, тогда как ни у государственных чиновников, ни у частных издателей не хватило духа встать вровень с махиной Гоголя. И иго оказалось благо, и бремя вполне легко и подъемно. Хотя, скажу по собственному опыту, надо приложить немалые усилия, чтобы перенести 17-титомник с места на место.
В сраженьях за Гоголя полученные награды профессора Воропаева за подвижнический труд, как боевые - Золотая Пушкинская медаль в номинации «Литература и публицистика» (1999), Памятная юбилейная Гоголевская медаль (2009), орден Украинской Православной Церкви (Московского Патриархата) Преподобного Нестора Летописца 1-й степени (2010) и мн. др.
В это же время профессор В.А. Воропаев пишет книгу «Николай Гоголь: Опыт духовной биографии» (М.: Паломник. 2008; исправленное и дополненное издание - М., 2014). Совокупно эти воропаевские труды можно охарактеризовать как духовный портрет Гоголя в слове. Один современный церковный автор определил героев подобной литературы как «несвятые святые».
К Собраниям сочинений и духовной биографии Н.В. Гоголя примыкает новая небольшая книга В.А. Воропаева «Однажды Гоголь...»[4]. Если продолжать сравнение, ее можно уподобить «клеймам» по полям духовного портрета классика русской литературы. Как писал Н.В. Гоголь в статье «О лиризме наших поэтов», «наши писатели, точно, заключили в себе черты какой-то высшей природы. В минуты сознания своего они сами оставили свои душевные портреты, которые отозвались бы самохвальством, если бы их жизнь не была тому подкрепленьем».
Во второй половине девятнадцатого века другой наш классик, поэт Н.А. Некрасов, писал в своей знаменитой поэме, что «рознь портрет портретику, // Что книга книге рознь...», - и мечтал, чтобы настало время, «когда мужик... Белинского и Гоголя// С базара понесет...». В конце XIX - начале XX вв. в монастырских издательствах и приложениях к церковным и духовным журналам началось массовое издание миссионерской и просветительской литературы для народа. Небольшие книжицы стоили буквально копейки и широко расходились по России. И сам автор, и Издательство Московской Патриархии, безусловно, учитывают данную традицию. Книга «Однажды Гоголь...» получилась обращенной к массовому как церковному, так и светскому читателю, любящему русскую классическую литературу, проникнутую высоким духом православной веры.
Прекрасно понимая и чувствуя церковную традицию, В.А. Воропаев строит книгу «Однажды Гоголь...» в жанре житийной словесности. Она состоит из коротких главок в половину, одну-две страницы, и оживляет в памяти читателя отечники, патерики, маргариты и жития. Повествование начинается с рождения будущего писателя по молитвам матери перед образом святителя Николая, называемого Диканьским: «Испрошенный молитвой матери, новорожденный Николай и был встречен в этом мире молитвой благодарения Богу». Всю последующую жизнь Гоголь любил вспоминать, почему назвали его Николаем. И далее вся книга строится как «лествица» восхождения Н.В. Гоголя ко Господу, в горний Иерусалим. Даже сквозь, казалось бы, мелочи быта видна чистая душа Гоголя - христианского подвижника и аскета. А в главках «Русский Иерусалим», «Как молился Гоголь», «Молебен о здравии», «Гоголь и Евангелие», «Как постился Гоголь», «Звезда на горизонте христианства», «Образ Николая Чудотворца», «После Иерусалима», «Поселиться в скиту...», «Ищите Царствия Божия», «У Престола Господня» и др. великий писатель предстает как глубоко верующий церковный человек. Просвещенный светом Евангелия он ясно и точно понимает русскую жизнь. Кажется удивительным, но гоголевские замечания и относительно иностранцев даже сегодня, спустя столько лет, остаются глубоко проницательными и не потерявшими смысл.
Хотите понять, в чем сердцевина наших разногласий с англосаксами в борьбе за Малороссию? Прочтите в книжке «Однажды Гоголь...» главки «Ближе к родине небесной» и «О патриотизме». Россию Гоголь воспринимал не просто родиной, он писал, что «есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной». Именно здесь наше фундаментальное отличие от западного человека. Однажды Гоголь в общем разговоре сказал об англичанах: «Странно, как у них всякий человек особо и хорош, и образован, и благороден, а вся нация - подлец. А все потому, что родину свою они выше всего ставят». Вот и судите, можно ли с ними договориться о мире?
Следуя выбранному житийному канону, В.А. Воропаев рисует умилительно смиренную кончину Гоголя и посмертную судьбу гения. Автор книги твердо уверен: «Гоголь действительно переселился в Горний Иерусалим и там из своего чудного, но таинственного и неведомого нам далека, у Престола Господня, молится за всю Русскую землю, чтобы непоколебимо стояла она в Православной вере и чтобы больше было в ней правды и любви, - ведь это и являлось главной заботой великой души великого русского писателя».
Последняя главка, названная как и вся книга, дана вместо послесловия и композиционно раскрывает повествование и вводит безсмертного Гоголя в нашу бурную современность. Речь в ней идет о большом русском поэте советской эпохи Николае Рубцове, для которого Гоголь был любимым писателем. Приводится и одно из рубцовских стихотворений, посвященных Гоголю:
Однажды Гоголь вышел из кареты
На свежий воздух. Думать было лень.
Но он во мгле увидел силуэты
Полузабытых тощих деревень.
Он пожалел безрадостное племя,
Оплакал детства светлые года,
Не смог представить будущее время -
И произнес: Как скучно, господа!
Как замечает В.А. Воропаев, по мотивам этого стихотворения художник Филипп Москвитин написал картину и портрет Н.В. Гоголя. На этой фразе книга заканчивается, но начатая в ней цепочка: Гоголь - Воропаев - Рубцов - Москвитин протягивается к читателю, к каждому любящему русскому сердцу. Добавлю, что замечательный современный художник Филипп Москвитин создал галерею прекрасных портретов, куда поместил не только Гоголя, но и поэта Рубцова, и профессора Воропаева... Жив Гоголь в благодарной памяти потомков, жива его и наша птица-тройка Россия. От профессора В.А. Воропаева читатель ждет новых книг о духовном русском писателе Николае Васильевиче Гоголе.
... Кисти Филиппа Москвитина, товарища профессора Воропаева, принадлежит и икона Святых Царственных мучеников. Показать Гоголя как верноподданного Российской Империи, как царелюбца - достойная задача для отечественного гоголеведения.
В статье «О лиризме наших поэтов» Гоголь определял верховный источник лиризма русских писателей - в Боге. И называет два предмета, вызывающих «у наших поэтов этот лиризм, близкий к библейскому. Первый из них - Россия». (...) А другой предмет, «где также слышится у наших поэтов тот высокий лиризм, о котором идет речь, то есть - любви к царю».
Размышления Гоголя о природе монархии, о любви к русскому Царю, о Династии Романовых прекрасны! Приведу некоторые образцы:
(...)
«Государство без полномощного монарха - автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди их одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдет концерт» (цитата из Пушкина).
(...)
«Там только исцелится вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье свое - быть образом того на земле, который Сам есть любовь. В Европе не приходило никому в ум определять высшее значенье монарха. Государственные люди, законоискусники и правоведцы смотрели на одну его сторону, именно, как на высшего чиновника в государстве, поставленного от людей, а потому не знают даже, как быть с этой властью, как ей указать надлежащие границы, когда, вследствие ежедневно изменяющихся обстоятельств, бывает нужно то расширить ее пределы, то ограничить ее. А через это и государь и народ поставлены между собой в странное положение: они глядят друг на друга чуть не таким же точно образом, как на противников, желающих воспользоваться властью один на счет другого. Высшее значенье монарха прозрели у нас поэты, а не законоведцы, услышали с трепетом волю Бога создать ее в России в ее законном виде; оттого и звуки их становятся библейскими всякой раз, как только излетает из уст их слово царь».
(...)
«Ни один Царский Дом не начинался так необыкновенно, как начался Дом Романовых. Его начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно государя с подданным. Любовь вошла в нашу кровь, и завязалось у нас всех кровное родство с царем. И так слился и стал одно-едино с подвластным повелитель, что нам всем теперь видится всеобщая беда - государь ли позабудет своего подданного и отрешится от него, или подданный позабудет своего государя и от него отрешится. Как явно тоже оказывается воля Бога - избрать для этого фамилию Романовых, а не другую! Как непостижимо это возведенье на престол никому неизвестного отрока! Тут же рядом стояли древнейшие родом, и притом мужи доблести, которые только что спасли свое отечество: Пожарский, Трубецкой, наконец, князья, по прямой линии происходившие от Рюрика. Всех их мимо произошло избрание, и ни одного голоса не было против: никто не посмел предъявлять прав своих. И случилось это в то смутное время, когда всякой мог вздорить и оспоривать, и набирать шайки приверженцев! И кого же выбрали? Того, кто приходился по женской линии родственником царю, от которого недавний ужас ходил по всей земле, так что не только им притесняемые и казнимые бояре, но даже и самый народ, который почти ничего не потерпел от него, долго повторял поговорку: «Добра была голова, да слава Богу, что земля прибрала». И при всем том всё единогласно, от бояр до последнего бобыля, положило, чтоб он был на престоле. Вот какие у нас делаются дела! Как же ты хочешь, чтобы лиризм наших поэтов, которые слышали полное определение царя в книгах Ветхого Завета и которые в то же время так близко видели волю Бога на всех событиях в нашем отечестве, - как же ты хочешь, чтобы лиризм наших поэтов не был исполнен библейских отголосков? Повторяю, простой любви не стало бы на то, чтобы, облечь такою суровою трезвостью их звуки: для этого потребно полное и твердое убеждение разума, а не одно безотчетное чувство любви...»
Устами верноподданного казака Тараса Бульбы выразил царелюбец Гоголь неубиваемую веру в торжество православной России над любым врагом и супостатом: «Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..»
И тогда, как пророчествовал Гоголь, мы обретем «нашу русскую Россию, не ту, которую показывают нам грубо какие-нибудь квасные патриоты, и не ту, которую вызывают к нам из-за моря очужеземившиеся русские, но ту, которую извлечет она из нас же и покажет таким образом, что все до единого, каких бы ни были они различных мыслей, образов воспитанья и мнений, скажут в один голос: «Это наша Россия; нам в ней приютно и тепло, и мы теперь действительно у себя дома, под своей родной крышей, а не на чужбине».
...Хорошо будет жить на Руси после войны.
Литература:
[1] Воропаев В. А. Полтора века спустя. Гоголь в современном литературоведении. http: //www. domgogolya. ru /science/ researches/ 1687/
[2] Цит. по: Воропаев В. «Мы все работаем у одного Хозяина»: Н.В. Гоголь в Московской Духовной Академии // Встреча. 1998. № 2 (8). С. 41.
[3] Каплин А.Д. Гоголь и Православие. «Православное книжное обозрение». № 9 (043). 2014. С. 62.
[4] Воропаев В.А. Однажды Гоголь...: Рассказы из жизни писателя. - М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2014. - 112 с.: ил. ИС Р14-411-1209. ISBN 978-5-88017-480-5
.jpg)
