Свидетель огненного геноцида. О Хатынях Руси

Сегодня, 22 ноября 2013 г., в 11-00  в конференц-зале Союза писателей России (Комсомольский проспект, 13; тел. 8(495)490-24-53) по инициативе Общества «Поле заживо сожженных» имени Э. А. Хлысталова состоится круглый стол на тему «Нацистская оккупация РСФСР».

На мероприятие приглашены авторы известного «Обращения к Президенту РФ Д. А. Медведеву» от 18 ноября 2008 года С.Н. Бабурин; В.Н. Ганичев; Е.А. Минина; Л.Г. Ивашов; М.Я. Лемешев; А.А. Парпара; Н.А. Селиванов; В.В. Сорокин; Е.С. Троицкий; В.Т. Фомичев, а также свидетели массовых сожжений заживо мирных жителей: в д.Борьба Смоленской области (340 жертв) П.А. Бычков и в д.Трубино Смоленской области (458 жертв) С.Я. Самуйлов - в марте 1943 года; летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза С.Е. Савицкая.

Гости примут участие в обсуждении и осмыслении величайшей трагедии в истории нашего государства - сотнях массовых сожжений мирных людей во время Великой Отечественной войны на захваченной фашистской Германией территории; зверствах оккупационного режима, «действовавшего вне юриспруденции и морали», как сказано в упомянутом «Обращении».

Публикуем сегодня материал В. Т. Фомичева.

***

Почти три десятилетия назад довелось мне - смолянину, ставшему с отроческих лет москвичом - отдыхать в деревушке Дуденки. Она не так давно перед тем, вместе с окрестными селениями, была включена после ликвидации Семлевского района в нынешний Угранский, где я родился. Оттого эта часть колыбельной и взрастившей земли не была мне знакома в школьные годы, а после окончания семилетки я жил в Москве и других городах и весях СССР, вплоть до Крайнего Севера.

Чем полнилось мое сердце в тот отпускной период? Конечно же в первую очередь, как и всегда при встречах со Смоленщиной, глубокими воспоминаниями о начале собственной жизни. Сердце как бы пело песнь:

Честная сердечная сторонка,

Ты - моя тропинка бытия,

Пела мне над люлькою: «а-а»

Мамою-крестьянкою не звонко,

Ты - седая с детства мысль моя.

Заключительный стих процитированной строфы вобрал в себя Великую Отечественную войну в восприятии автора, за четыре года до начала которой я появился на свет. Она стала главным событием в жизни двух поколений: наших родителей и моего - детей войны. В четырехлетнем возрасте я последний раз видел отца, первого в родной деревушке Желтоухи тракториста, ушедшего на фронт и сложившего там голову в бою за Родину. Никогда не забыть пережитую в нежном дошкольном возрасте, вместе с односельчанами, двухгодичную фашистскую оккупацию, что запечатлелась в таких, например, стихах: «Враг прямо в сердце метил, / Гудел огонь в пазах... / Ему до самой смерти / Гореть в моих глазах».

Это когда пришлые «цивилизаторы славян», при отступлении в марте 1943 года, спалили дотла Желтоухи, а в последней избе, которую подожгли, еще хотели испепелить и всех нас, что называется, ни за что ни про что. Ритуально, даже без малейшей военной необходимости. Из леденящего кровь огня наши, в основном многодетные, семьи, выскочили, как из тартара; женщины тушили друг на дружке платки. Я уверен: садисты испугались, получив весть, что красноармейцы - рядом, ибо бывали известные им наверняка случаи, когда советские воины таких огненных палачей, настигнув, сжигали живьем самих.

В отпускное лето, с чего начал рассказ, я пил мед радости от общения с душевными земляками и несказанно живописной природой местности, празднично слушал кристальный лепет нитяной речушки Серебрянки. Второй стороной медали-отдыха на «малой родине» являлся печальный вид ее угасания, обезлюдения местности. В исчезающей деревеньке Дуденки всего оставалось пять жителей, причем - один работоспособный. Горюя о запустошении края, я не мог предположить о большем горе его, «а узнал - мороз по коже пошел, - повествовал потом в статье «Слепая память». - Оказывается, всего в километре с небольшим нацистские живоглоты предали огню деревню Борьбу с 287-ю ее мирными жителями. Отчаянные крики испускавших дух своими ушами слышала доживавшая в Дуденках последние дни родившаяся тут же и никуда не уезжавшая тетя Маруся:

- Наши деревенские убежали вон в те кусты и спрятались, потому что нас тоже могли уничтожить, как и соседей, - говорила она и, свесив голову, добавила. - Это же надо быть такими нелюдями, чтобы даже детей не пощадить!

- И никто не спасся?

- Три человека. Старуха восьмидесятилетняя по нужде запросилась - сказали: «Иди и больше не приходи», да два мальчика, по четвертому году каждый, улизнули. Потом, уже взрослыми, они померли. Никого из тех не осталось на свете».

Беседа со старой женщиной-землячкой произошла буквально перед моим отъездом. Уже собрал вещи и ожидал машину друзей, которая должна была увезти меня к поезду. Тетя Маруся перед избой, где я провел с неделю, пасла корову, сидя на земле. У нее болели ноги, трудно было ходить. И, естественно, она не имела возможности проводить меня к месту невероятной трагедии. Сам же, сказала местная жительница, я его не найду: дорога туда заросла. Под сильным впечатлением я тогда же написал стихотворение, которое затем не однажды публиковал и читал в разных залах. Представляю его здесь с некоторым сокращением: «Не могу больше видеть все это, / Я, наверно, от боли умру... // Здесь любили, врагов усмиряли, // Землю нежили - каждую пядь. / Ныне местной Хатыни едва ли / Место в зарослях можно сыскать. // Как же горе такое не помнить? / О, какая увиделась жуть! / /Поскорее на помощь, на помощь! / Наша Родина ранена в грудь».

...Минул 21 год, и случилось чудо! Мне позвонила с Угры Лариса Владимировна Шуненкова, заведующая отделом культуры, с которой вместе посадили, взращивали и проводили ежегодный праздник поэзии Михаила Исаковского, сказав:

- Есть живой свидетель трагедии сожжения заживо мирных жителей в Борьбе. Это Петр Афанасьевич Бычков. Он имеет квартиру в Вязьме, телефон, который сообщаю, и построенный самим дом в Фоминском, в нескольких километрах от места огненного кошмара в марте 1943 года.

 

 

Встретился я с бывшим в пятилетнем возрасте смертником П. А. Бычковым 8 мая 2007 года. За несколько дней до того вовсе не знал о его существовании и, само собой, в глаза никогда не видел. Мы с ним к тому времени были устоявшимися пенсионерами: я, писатель, с десятилетним стажем пребывания в таком звании, а он, рабочий и крестьянин, с восьмилетним. После же обросшего огнем марта 1943 года и на веки вечные тяжелым-претяжелого для него 13 числа в родной деревне прошло 64 года. И что удивительно, та жуть напрочь отсутствовала в общественном сознании земли Угранской, не говоря об известности где-либо еще. Коль уж Лариса Владимировна, человек величайшего сердца и досконального знания о родном крае, всего какие-то считанные недели назад тоже не ведала о Петре Афанасьевиче. Как и за 21 год до нашей встречи с приговоренным к истреблению огнем в дошкольном возрасте Петей не имела понятия о нем, явившемся из пламени, дуденковская тетя Маруся. Подумайте только, считала, что нет никого в живых из видевших черный костер Борьбы женщина, слышавшая своими ушами вопли пожиравшихся Молохом в соседней деревне сельчан, поголовно ей известных! Но, слава Богу, она назвала имя чудовищной трагедии - Борьба. О происшедшем там узнала от меня Л. В. Шуненкова, что и помогло ей разыскать Петра Афанасьевича.

Именно он - единственный из всех смертных! - помог к настоящему времени основательно «рассекретить» аутодафе в Борьбе. Не будь П. А. Бычкова - невежество о величайшей трагедии осталось бы на уровне 08.05.2007! Все, что сделано за шесть минувших лет по увековечению священной памяти об ушедших в духовный мир 13.03.1943 страстотерпцах, в конечном счете открыл он.

Таким образом, Петр Афанасьевич Бычков - это памятный знак на месте заживо сожженных его односельчан и мирного населения трех окрестных деревушек, беженцев из Ельни, нескольких тяжело раненых красноармейцев, установленный назавтра после нашей встречи, в День Победы.

П. А. Бычков - моя об этом баллада «9 мая 2007 г.», прочитанная через три месяца на фестивале поэзии Михаила Исаковского во Всходах, после представления собравшимся самого Петра Афанасьевича и группы, побывавшей в праздник Великой Победы там, где «Погибли невинные! - чистые-чистые! / Лютейшею смертью в садистских кострах».

П. А. Бычков - открытое и освященное в следующем году, тоже на День Победы, «Поле заживо сожженных» на выделенном местной властью «в бывшей д. Прасковке вдоль дороги Угра-Знаменка 1 га земли... в память о земляках, заживо сожженных, и других погибших от рук фашистов на территории Угранского района» - на основании письма в райцентр бывшего в дошкольном возрасте смертника вместе с угранцами, проживающими в столице.

П. А. Бычков - широко известное ныне «Обращение к Президенту РФ Д. А. Медведеву, ко всем гражданам страны» 18 ноября 2008 года Л. Г. Ивашова, В. Т. Фомичева, В. Н. Ганичева, С. Н. Бабурина, Л. И. Касаткиной, А. А. Парпары, М. Я. Лемешева, Н. А. Селиванова, Е. С. Троицкого, В. В. Сорокина, Е. А. Мининой с недоумением, «почему замалчиваются трагедии российских Хатыней, почему о них нет сведений даже в энциклопедиях о народной священной войне, говоря словами самой популярной песни того времени» и с надеждой использовать во всероссийском масштабе «действия руководителей Угранского района Смоленщины по увековечению памяти о заживо сожженных и других невинных жертвах Великой Отечественной войны».

П. А. Бычков - Фоминский мемориал «Всем погибшим в войне 1941-1945 годов гражданам СССР», созданный Петром Афанасьевичем перед своим сельским домом, личными возможностями, на открытие которого, в очередной День Победы, приезжали к хозяину и чудесной хозяйке Надежде Павловне ветераны войны и труда из Москвы, журналисты и другие земляки из Смоленска, Вязьмы, Угры, явились жители Фоминского и близлежащих деревушек.

П. А. Бычков - посвященная ему моя книга публицистики, стихов, документов «Поле заживо сожженных», единственная в мире о сотнях российских Хатыней, выпущенная двумя изданиями - в 2009 и 2010. Она имеет четыре тетради иллюстраций. Была удостоена медали губернатора Кузбасса А. Г. Тулеева «За веру и добро» и Всероссийской литературной премии «Прохоровское поле», которую вручили автору на месте величайшего танкового сражения с одноименным названием. Кстати, это «издание-печаль расплеснулось до Кремля, до всех областей и краев России, находившихся в оккупации; его выложили в интернете. 

Ныне представлять Петра Афанасьевича в таком плане, а значит рассказывать об обнаруженных реалиях запредельной трагедии массового предания огню мирных жителей в Борьбе и «о найденных сестрах прискорбной» - не хватит площади целого номера «Правды». Обобщением здесь может служить отрывок из вступления к сборнику стихов «Горящие русские хаты» (Смоленск, «Маджента», 2013) составителя В. Королева:

«В. Т. Фомичев сумел широко познакомить читательскую и литературную общественность Москвы и Смоленщины с Петром Афанасьевичем Бычковым, которому судьба помогла спастись из горящей избы при массовом сожжении гитлеровцами в деревне Борьба 287 жителей 13 марта 1943 года...

У В. Т. Фомичева большой круг соратников и союзников. Это поэты и писатели Василий Леонов, Валентин Сорокин, Анатолий Парпара, Валентина Тархова. Леонид Фадеев, Эдуард Хлысталов, Евгений Соколов, Олег Дорогань, Анатолий Панасечкин, Анатолий Терентьев, Алла Паролло, Людмила Щипахина, министр Александр Соколов, издатель Елена Минина, педагог Валентина Пронькина, руководители Угранского района Павел Андреев, Александр Ермаков, Лариса Шуненкова, Виктор Виноградов, журналисты Евгения Пришлецова, Дмитрий Прудников, Николай Кеженов, ветеран войны Федор Русаков, его коллега по офицерским погонам Алексей Кузовов, руководители фонда «Примирение» Владимир Шаргаев и Игорь Ясинский, ветераны-пограничники Николай Посметный и Михаил Савенков, скульптор Оксана Лазукина, тушинец Александр Матвеев; земляки, живущие в Москве: Виктор Мушенков, Евгений Иванов, Людмила Фадеева...» Я бы сказал, комментируя приведенный текст: все перечисленные в нем граждане, в том числе я сам, а список можно значительно продолжить, - они в таком контексте тоже П. А. Бычков. Ибо он не мог не вовлечь нас в орбиту своей магнитной личности, не объединить в служении святому делу «вулканической правды духовной силой», являясь его «главным героем, геноцидом пронзенным», ставший о жути «живой памятью на свете», «безбрежной судьбой» всех пылавших факелами 13.03.1943, как я характеризовал его в поэме «Атлантида святынь». Хочется привести из нее еще одну оценку этого, на мой - надеюсь - объективный взгляд, выдающегося человека: «Столь блистательный дух - Бородинское поле, / Божий суд хладным взорам, прибитым чинам».

Вновь возвращусь к своему отдыху в Дуденках, где об Угранской (Семлевской) Хатыни услышал впервые, причем совершенно случайно, фактически в час отъезда. А ведь я побывал в то лето во всех сопредельных селениях, разговаривал со множеством проживавших там людей, кое-что у них покупал, например, прополис в Фоминском. И общался не только с ними.

Ко мне приезжали журналисты из райцентра, Вязьмы, Смоленска, мы вместе ловили рыбу в недалеком пруду, варили уху, а за нею ночи напролет вели разговоры обо всем на свете и, конечно же, об истории края. Однако Борьба нигде ни разу в них тоже не всплыла, равно не промаячил и живой свидетель трагедии. Тетя же Маруся, как выяснилось после моего знакомства 8 мая 2007 с П. А. Бычковым, ошиблась и в отношении него, и других участников чудовищного события того марта. Теперь мы точно знаем, что их было семь человек, а также - их имена, фамилии, возраст каждого (от пяти до 67 лет, а трехлетних и восьмидесятилетней не было). В моей книге и на барельефе Фоминского мемориала есть их общее фото, опубликованное в красноармейской газете «На штурм врага» воинской части 95852. Она освобождала от немецких фашистов эту местность, захоронила останки заживо сожженных и расстрелянных при попытке убежать из огня безвинных мирных жителей. Эти исторические факты, дошедшие до нас с вами, - тоже П. А. Бычков. И вот почему.

Номер «дивизионки», где они были зафиксированы, обнаружил в Харькове один из фронтовиков, перебирая газеты военного времени. Потрясенный чудовищным злодеянием нацистов в Борьбе, он прислал в ближайшую от нее школу снимок с пространной подписью под ним и попросил «красных следопытов» провести свой поиск обстоятельств происшедшего, рассказать о судьбах уцелевших тогда семи человек, составить подробные списки заживо сожженных земляков. К моменту нашей встречи с Петром Афанасьевичем 8 мая 2007 года уже закрылась школа, коллектив которой так и не исполнил просьбу ветерана-харьковчанина, а шесть изображенных на фото ушли в мир иной. Если бы не П. А. Бычков (о первых сутках знакомства с ним я писал в балладе: «Он один из семи еще здравствует, / Из огня в наш явившихся свет»), сохранивший наиважнейший документ, подлинного знания о тогда спасшихся не было бы у нас и сейчас. При необходимости же, возможно, какие-то исследователи ссылались бы на тетю Марусю из Дуденок, память которой, как видели, подвела ее и в количественном отношении, и по персоналиям.

Ошиблась дуденковчанка и по третьей позиции. Она назвала цифру массово сожженных в соседней деревне не 287, как я указывал выше, а 217. «Мое» число появилось после уточнения у директора краеведческого музея, где есть справка, правда, не в надлежащем исполнении, подтверждающая именно такое количество жертв мирного населения в Борьбе. Я об этом уже рассказывал в печати. И совсем недавно, всего два года назад, в книге «Расскажите о нас - чтобы помнили!» (смоленское издательство «Эверест»), на странице 77 сказано, что, в соответствии с документальными материалами, в Борьбе было сожжено 340 жителей. Пришлось мне писать и об этом. Полагаю, 340 цифра окончательная. Но при разночтениях иногда слухи могут значить больше бывшего на самом деле, а то и служить основой для сознательной спекуляции на путанице. В подобном отношении показателен следующий факт.

Примерно в 2010 году в моей столичной квартире раздался телефонный звонок от известной в Угранском районе женщины, и я услышал довольно решительный вопрос-обвинение:

- Почему вы передергиваете историю: пишете, что в Борьбе при сожжении остались в живых семь человек, а их было всего три? Мне об этом рассказывала старшая родственница и я сама из той местности, знаю о том хорошо.

Я попросил землячку еще раз посмотреть в моей книге, которую она, как оказалось, читала, снимок из фронтовой газеты, опровергающий ее утверждение о некомпетентности автора. Потом снова набрать мой номер, и мы поговорим не отвлеченно, а конкретно. Я сказал: «Если ваша родственница и вы оттуда, то должны знать запечатленных на нем людей. Фронтовой фотокор не мог их взять из другой среды». Она не перезвонила, но при скорой встрече в мой очередной приезд на Угру продолжала голословно стоять на своем. Заявила, что она тоже напишет об этом книгу. В ответ на такую самоуверенность я заметил, что книгу не так легко создать, как она, наверно, думает. И почему-то сделал это пока только я, живущий от Борьбы в трехстах с лишним километрах, всего несколько лет назад впервые увидевший П. А. Бычкова и фото с такими выражениями в подписи: «немцы загнали в два дома всех жителей этого селения, а также Ломанчина, Криволевки и заживо сожгли»; «На снимке оставшиеся в живых семь человек. которые выползли из дома незаметно для немцев».

Это происшествие говорит не только о вздорности моей собеседницы, но вызывает горькое чувство сожаления от сознания того, что никто не записал за целые десятилетия остальных спасшихся 13. 03. 1943 жителей Борьбы, которых теперь уже нет в живых. А если были бы зафиксированы их показания, разве могла бы возникнуть подобная ситуация? Вопрос, согласитесь, риторический.

И в такой связи фигура П. А. Бычкова становится еще крупнее. Он видится личностью по-настоящему Исторической - спас от забвения не семейное предание, не что-то уровня местечкового, а целую важнейшую страницу народного бытия. Как Волга начинается с малого родника, так широко текущий поток сегодняшнего знания о «сотнях адов - Хатыней Руси», что является теперь фактом общеизвестным, взял разбег в его душе.

Впервые широкому читателю донесли происшедшее в Борьбе ваш покорный слуга в соавторстве с Виктором Мушенковым. Его деревушка Васильевское находилась от моей в четырех километрах, мы вместе учились на энергетическом отделении в Московском политехникуме Министерства заготовок СССР и на историко-филологическом факультете Московского государственного пединститута (ныне университет). В. М. Мушенков стал кандидатом наук, крупным организатором учебного процесса в вузах и техникумах, в основном трудился в Министерстве высшего и среднего специального образования. После двух длительных командировок за границу возглавлял в родной «фирме» Управление по внешним связям. Наш с ним материал «Угранская Хатынь (Рассказ бывшего смертника)» впервые был опубликован в широкоформатной газете Смоленской области под рубрикой «К 65-летию замолчанной огненной трагедии» и его можно прочесть в моей книге. Предваряя повествование, авторы сообщают о П. А. Бычкове, что «впервые встретились с ним в Вязьме, где сейчас проживает наш герой, после службы в армии построивший сельский дом в деревушке Фоминское - недалеко от места пережитой трагедии; вместе участвовали в праздновании Дня Победы в Вязьме, побывал он у нас в Москве. Между нами, земляками, завязалась настоящая мужская дружба». Из публикации видно, что его «родители - крестьяне деревни Новое (за ней больше закрепилось название Борьба - В. Ф.), он «был в семье поскребышем... Отец - с Финской - на Великую Отечественную, в 43-м погиб под Ленинградом. В избе находилось восемь человек». Мы осветили приход в Борьбу осенью 41-го немцев, которые «как пришли, стали требовать : «Яйца, куры...», «отбирать и угонять в Германию трудоспособную молодежь», жизнь населения в голоде и холоде, бесконечных мучениях. Из семьи Бычковых «взяли в рабство Нину и Надю», сестер Пети.

 

 

Достаточно подробно об аде, в котором побывал 13.03.1943, сообщает, конечно, Петр Афанасьевич: «Самым страшным стал март 43-го, когда немцы начали отступать. По всей округе объявили, что будут давать продукты. Собрали и малого, и старого в деревне Новое (Борьба). Здесь также оказались гришинские, шумаевские, ломанчинские, криволевкские, федоровские, с Ельни два человека. Находились наши раненые солдаты, которые прятались на чердаках. Один молоденький говорил: «Если останусь живой - дам о себе знать, напишу или приеду».

Ходячее население построили в шеренги по четыре человека и погнали протаптывать дорогу до деревни Гришино. Ее сожгли полностью и всех пригнали под охраной обратно. А те, кто не мог идти, старые да малые, находились в деревне Новое в огороже - колючая проволока в два ряда. Их охраняли часовые. Окна забили, стены обложили соломой. Тех, которые протаптывали дорогу, тоже загнали в эту хату и никого не выпускали.

Примерно часов в шесть подожгли. Мы всей семьей стояли около двери с солдатами, хоронившимися у нас. Часть дома, покрытая соломой, являлась жилой. А во второй не было потолка и пола, что нас и спасло. Когда подожгли, люди напирали на окна, на двери и попадали под автоматные и пулеметные очереди.

Двери выбили, колючая проволока наклонилась от натиска толпы. Солдаты сказали: «Первого часового сбиваем...» В том замешательстве и под покровом дыма солдаты хватали кто был под рукой и кидали через проволоку, в снег. Это произошло, когда отвлекся часовой, а может быть, сбили солдаты. Спаслись от огня многие, но их догоняли и расстреливали, а мы первые по дыму ушли».

Я и В. Мушенков еще тогда воочию увидели нравственный подвиг нашего нового друга, бескорыстное служение высшим этическим ценностям, подчеркнув это: «Петра Афанасьевича не смогли уничтожить немецкие оккупанты. Трудности военной и послевоенной жизни смоленской деревни только укрепили его волю и характер. Сегодня он живет одной мыслью: воскресить и увековечить память не только о своих заживо сожженных земляках, а обо всех угранцах, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков. И делает все, что в его силах».

С самого рождения он живет по естественным человеческим законам, утвержденным в его душе и сердце крестьянской педагогикой мамы и отца, сельского мира в целом. Всегда в трудах и заботах, открыт и отзывчив по отношению к родным и близким, соседям и коллегам по совместным делам. А их было за минувшие годы - не перечесть, начиная с детских обязанностей в домашнем хозяйстве, посильной ребячьей помощи с однолетками колхозу в период послевоенной разрухи, полеводческих работ в нем. После школы окончил сельскохозяйственное училище. Служил в пятидесятые в Советской Армии. 18 лет - в сфере энергосетей Вязьмы. Ветеран труда. В балладе «9 мая 2007 г.» я увидел его в домашней праздничной обстановке таким: «Осветил стол улыбкой гагаринской / Петр Бычков, развернувши гармонь. / Отвергаемый кланом, как пария, / С неисчерпанной силою конь. // Дом, подворье, да с пчелками, трактором, / Ликованье в час праздника Петр... / Пело песни застолье стократно / Про Победу в главнейший наш год».

Тяжелейшим в его судьбе последнего времени стал день 12 июля 2009 - скоропостижно скончалась боготворимая им жена Надежда Павловна, которую он иначе как Надюшка никогда не называл и не называет. Сетования на действительность, частое повторение фразы: «Была бы жива Надюшка - все было бы по-другому», - подвигнули меня на звонок в Питер его дочери Наталье, стоматологу, кандидату медицинских наук, жене и матери подростка-сына и крошечной еще дочурки. Высказал ей предположение, что у отца, мне кажется, тяжелая депрессия, а какая это непростая болезнь, сказал в телефонном разговоре тогда, - не мне объяснять ей, высокого уровня врачу. Зная, как Наталья Петровна горячо любит своего «дорогого папочку», что подарила ему иномарку, на которой ездим из Вязьмы в Фоминское, попросил ее купить видеокамеру, приехать к отцу и снять о нем любительский фильм, который мы попытаемся представить в интернете. «Прямое общение: «Россия - П. А. Бычков», - думал я, ослабит его горе, вызовет прилив внутренних сил от осознания общественно-государственной важности того, чему посвящает жизнь. Молодая поросль не подвела, исполнила просьбу, но до ужаса переживала за то, что у нее «съемка получается очень низкого качества». А когда мы вечером, посмотрели работу самодеятельного оператора на экране телевизора в Фоминском, я ободрил Наталью, заявив: «Если бы получилось на 90 процентов хуже, то и тогда было бы на 100 процентов прекрасно!» Слава Богу, как хотели, так и случилось: у Петра Афанасьевича острота горя прошла, а граждане России благодарят нас за видео на сайте «Общества потомков героев войны 1812 года» и в Ютубе.  Ролик имеет соответственно названия «Поле заживо сожженных» и «Смоленские деревни, сожженные фашистами».

Завершить свой очерк хочу, обратившись к буквально сегодня полученному письму из Туманова от педагога и краеведа Эмилии Степановны Гайдуковой. З0 сентября с. г. мы побывали на представлении второго издания ее книги в местной средней школе, где она 45 лет назад создала музей и уже много лет руководит поисковым движением учащихся. Кто - мы? «Гости из Москвы из Общества «Поле заживо сожженных», как написала 24 октября газета «Вяземский вестник». К нашей писательско-земляческой группе, уже в Вязьме, пятым присоединился П. А. Бычков, и как же тепло восприняли его тумановцы! «Огромное спасибо, - пишет мне Э. С. Гайдукаова, - за то, что привезли на презентацию книги «Опаленные войной» своих талантливых друзей-поэтов и москвичей-смолян, за то, что познакомили с удивительным человеком - Петром Афанасьевичем Бычковым, на долю которого выпало много горя, чудом оставшимся в живых - Человеком из пламени, Человеком патриотом - подлинным, жизнь свою посвятившим Памяти - увековечению заживо сожженных». В конверт был вложен номер «Вяемского вестника», упомянутого выше, где Петр Афанасьевич в унисон назван «человеком из огня», «рассказ-свидетельство (изумительно точно! - В. Ф.) которого о зверствах фашистов в концлагере на ул. Кронштадтской в г. Вязьме, о заживо сожженных в д. Борьба Угранского района людях, среди которых он был сам, всех присутствующих заставил содрогнуться».

Так трепетно воспринимаемое населением горе Борьбы, к сожалению, даже в году 70-летия Угранской Хатыни ни единожды не было упомянуто в официальных речах, постановлениях, СМИ, как и П. А. Бычков - человек удивительной красоты и душевного здоровья, из плеяды людей выдающихся по нравственности, героев духа, прямо-таки могучих; единственный ныне ценнейший исторический свидетель происшедшего в российской «глубинке» 13. 03. 1943. Ни денег, ни орденов П. А. Бычков за свой нравственный подвиг не получил. Даже в поминальный, юбилейный, день Родина не зажгла свечи и лампады, не положила к праху великомучеников цветы в Борьбе, не приходили родные и близкие - туда нет дороги. Как не было ее в 1986 году, когда я впервые услышал в Дуденках о трагедии от тети Маруси. Такой же молчок существует о всех трехстах на Смоленщине подобных ужасах, сенсационно открытых Ф. Русаковым и А. Кузововым в сентябре 2009 (журнал «Смоленск»), а ведь область в текущем году - праздновала юбилей 70-летия освобождения. Не измены ль в том суть - в отказе от возвращения народу-победителю целого материка национальных святынь Великой Отечественной войны, исчезнувшего как Атлантида? На фоне этих фактов все, чем занимался после моего знакомства с П. А. Бычковым русский агитпроп Суркова Владислава Юрьевича (он же - Дудаев Асламбек Андарбекович, как интенсивно и поголовно сообщали мировые СМИ), выглядит в другом свете.

Мы однозначно доказали, что в идеологическом времени отсутствует понятие «святость», без чего человек не может жить. Не случайно моя поэма завершается стихами: «Против нас нет сегодня мощнее оружья: / Ураганно исчезнем с земли без святынь!» Почему мы призваны созерцать на экране ТВ хари воров вместо светлых ликов испепеленных детей, мам, бабушек и дедушек? Почему вынуждены знакомиться с круглосуточно идущей в навязчивом режиме малозначащей информацией, скрывающей идею Гитлера о расовом превосходстве арийцев, о магических действиях нацизма и его языческих жертвоприношениях? Почему мирные граждане России тайфунно становились факелами как раз в марте 1943-го (месяц убийства не только Борьбы, но 8 марта трижды Хатыни Трубино-Чертово (458 жертв), о которой хранит память лишь музей Э. С. Гайдуковой в Тумановской школе, а также множества других) - когда Адольф находился в бункере под Смоленском? Это отметил летом 1988 года в главной областной газете «Рабочий путь» (очерк «Тайна бункера Гитлера») Орик Иванович Лонский, который еще будучи фронтовым корреспондентом начал исследовать тему немецко-фашистского огненного геноцида.

Почему наша общественность не прокляла высокопоставленного провокатора, обвинившего русский народ в «фашизме страшнее немецкого»? Зачем германский заменяют «фашизмом» тех, кто его победил? Почему нет даже подробных списков заживо сожженных мирных граждан, указателя исторических священных мест, где это происходило? Почему нет энциклопедии или хотя бы приличного справочника о кострах-палачах, а вместо архинеобходимых обществу таких книг в «лихие девяностые» в РФ выпустили «Энциклопедию Третьего рейха»? Разве трудно осознать, что историческое беспамятство направлено на истребление России и русского народа, без которого все ее остальные этносы тоже неминуемо исчезнут?

Приведенные Э. Гайдуковой, корреспондентом вяземской газеты высокие оценки личности П. А. Бычкова и его богоугодной деятельности по установлению святой истины о заживо испепеленных, других безвинных жителях России не расходятся со всегдашними моими:

Малыш пятилетний,

судьбой сбереженный,

Чрез годы хранитель огня.

Сердец, битвой с демонами поглощенных,

В нем память на все времена.

г. Москва