Чужая земля

До сегодняшнего дня я как-то и не задумывалась, что патриотизм - это любовь к родной земле, а национализм - к своему народу. Потому, наверное, что ещё до тех пор, как сильно стала задумываться, слушала в Питере на географическом факультете университета гумилёвские лекции про кормящий ландшафт, этногенез и биосферу земли - вот никогда и не разделяла землю и рождённый ей народ.

А сегодня узнала, что можно и разделять. Хотя всё равно не поняла - как это. Народов ведь без своей земли нету, каждому народу дал Господь землю, разве что цыганам каким-нибудь не нужна она. Впрочем, что тут вокруг да около. Посмотрела вчера "Чужую землю" Никиты Михалкова про то, что сталось с русской деревней.

Для меня новостью были лишь те методы, какими китайцы в Сибири в теплицах овощи растят. Жуткое дело, не только землю загубили, рыба в реках передохла вся, а уж что с теми стало, кто эти овощи ел - не знаю, не показали. Всё остальное известно, в том числе и про любовь Михалкова к Петру Аркадьевичу Столыпину. "Он,- говорит, - реально дал крестьянам ту землю, которой не было у них после реформы 1861 года, на 30 миллионов население России благодаря Столыпинской реформе выросло".

Не знаю, что и возразить, а чувствую - что-то не то. Я одно время на Рублёвке в частной школе работала, насмотрелась на огороженные по периметру посёлки с автоматчиками на въезде. В будни я оставалась в школе ночевать. Можно было и в выходные, школа арендовала крыло в санатории Управления делами Президента, 6-разовое питание 7 дней в неделю поставляли с санаторской кухни, но детей на выходные всё-таки разбирали родители, иногда до самого позднего вечера пятницы. Так что, отдав последнего ребёнка, я уже не могла отправиться "к себе", оставалась в пустой спальне ночевать, наутро завтракала одна из доставленных на всю школу кастрюль, а потом всё-таки шла в снятую комнату. Школа-санаторий в Горках-10 находилась, а моя комната - ближе к Звенигороду, через реку так совсем близко, но моста не было, нужно было через лес к мосту идти несколько километров, но всё-таки совершенно реально было ходить оттуда пешком в Звенигород на воскресные Всенощную и Литургию. Из школы далековато было, да и не по себе как-то в пустом корпусе одной.

Так что, плотно позавтракав утром в субботу, я не спеша топала - иногда напрямую в Звенигород, иногда с заходом "к себе". Платила я за комнату недорого, держала в ней минимум вещей и пользовалась лишь для того, чтоб переночевать с субботы на воскресенье, в воскресенье же из церкви так же не спеша двигалась обратно в в школу, с заходом в свою комнату или напрямую. Сдавала мне комнату ближайшая подруга нашей ночной нянечки Шуры, жившей в этом же посёлке санатория Поречье по дороге в Звенигород. Шура ездила оттуда в школу на велосипеде уж не помню, еженощно или по какому-то другому графику, а у меня велосипеда не было, тем более никакие автобусы там не ходили (только маршрутки в сторону Москвы, к метро)так что добраться до своей комнаты, Звенигорода и ближайшей станции электрички среди недели для меня совершенно нереально было, стояла осень, темнело всё раньше.

На попутках можно было бы, но я не рисковала, да и нужды не было, мне нравилось по вечерам, когда моя смена заканчивалась и являлась Шура, уже просто так, вне службы, поводить время с ней и детьми. Веселее, чем в чужом углу. Забыла имя своей хозяйки. Квартира была 3-х комнатная, в одной комнате хозяйка, в другой - её уже не встававшая с постели мать, в третьей - я. При этом, когда посреди недели заявлялся к хозяйке из города сын, он не только в "моей" комнате ночевал, но, помню, умудрился что-то из моих вещей надеть и уехать!Хозяйка переживала и извинялась, но я после этого случая старалась не держать там ничего, в школе надёжнее получалось...

Но это так, вспомнилось. Места там дивные. Москва-река чистая с виду, спокойная, задумчивая даже, течёт себе, никуда не торопится, петляет между полями-лугами. Боры по берегам. Дом-музей Пришвина. Санатории. Но в основном - новорусские посёлки, которые вовне проявляют себе оградами да заборами, бывает, и посреди леса забор, и посреди дороги шлагбаум, потому, наверное, и не проехать никакому "общественному транспорту". Иногда видна из-за забора церковь, красивая такая, новая, как игрушечка, но попасть в неё посторонним невозможно, она для своих только.

Педагоги в нашу школу издалека приезжали. Директриса вообще была из Мурманска, лет 35 незамужняя и бездетная, энергичная такая, брат её собирал и развозил по домам на микроавтобусе детей, жена его преподавала детям рисование, племянница училась в школе, и все вместе снимали они где-то в Москве квартиру, на свою ещё только зарабатывали. А воспитательницы с учителями из Подмосковья или самого города в школу добирались. Алик, так звали нашего водителя, забирал их и детей с последней станции метро и двигался к школе, по дороге собирая учеников по посёлкам, вечером таким же манером обратно. Часть учеников уезжала домой ночевать, большая оставалась в школе до пятницы, из педагогов ночевала на неделе я одна - с детьми и ночной няней. Кто работал через день и в свою смену вставал затемно, рано утром выходил из дому и часа 3-4 проводил в пути в одну строну(а вечером в другую). А кому-то и каждый день приходилось в дороге несколько часов проводить. Когда кто-то из детей несколько дней не являлся в школу по болезни или другой какой причине, малыши вздыхали: - В пробке, наверное, застрял!

Принимали в наше заведение с 3-х лет. Я с утра готовила к школе пятилеток, занималась с ними в классе, а после обеда отдавала дошколят воспитательнице и в том же или другом классе делала уроки со школьниками, а потом гулять их вела или на вечерние занятия, возилась, в общем, до прихода ночной няни. Всего их у меня, помню, 15 было, человек 7 дошколят и 8 школьников, по 2-3 человека в первом, втором и третьем классе, мальчишки в основном. Гулять с ними труднее было, чем в классе заниматься - разбегались они и дрались. И я с ними не особо церемонилась, могла и шлёпнуть. А могла и подкормить. Все дети одинаковы, за столом капризничают, а потом спустя короткое время не прочь перехватить что-нибудь. Дома так можно, а в нашем заведении после еды всё убиралось и исчезало. Ну а я кое-что припрятывала и брала с собой на прогулку для детей. Хорошо за столом ел один только мальчик, самый маленький, трёх с половиной лет. Папа у него был банкир, а мама наркоманка, похитила однажды у папы и таскала за собой по притонам, он знал, что такое голод, обычно и свою порцию всю съедал, и припрятать с соседкой тарелки в карманы что-то успевал. Бедный малыш. Одно ушко у него странное такое было: половинка где положено, а половинка на щеке, мама и беременная, видать, кололась. Надеюсь, теперь уж прооперировал его папаша. Хотя в то время всегда последним, поздним вечером пятницы за ним приезжал. Бывало, разберут уж всех детей, уедут и педагоги все, и директриса с племянницей и Аликом, останемся только мы с Максимкой. В пустой школе неуютно становится, и мы выходили во двор, к дороге, ходили туда-сюда, поджидая машину, когда утихло всё, её издалека слышно и видно.

И Максимка так философски со мной беседовал! Один, без старших детей, он оживлялся и беспрестанно что-то лопотал. Наконец и за ним приезжал припозднившийся банкир, и я оставалась в школе одна. Бояться не боялась, а как-то не по себе бывало. Директриса наша широких взглядов была женщина, ей что православие, что шаманизм - лишь бы платили родители... Впервые я попала в эти места просто по объявлению в московской газете, дочь поступила летом в институт в Воронеже, и я решила, что нечего мне без неё в Сыктывкаре делать. Позвонила, приехала на собеседование, тут же получила приглашение работать, и что удивительно - ни разу за те 2 месяца, что я работала, директриса не то что диплом - паспорт мой не спросила!

Она психфак МГУ закончила и, наверное, и без документов разбиралась в людях. Мне пообещала платить две ставки (одну за подготовку к школе, другую за школьников как воспитательнице), потом начала крутить и придираться, но в то же время не возражала, даже довольна была, что я практически живу в школе, лишь на одну ночь ухожу.

До сих пор толком не знаю, как в прочих заведениях это бывает, а в нашем педагоги питались вместе с детьми, то есть за их счёт. Питание было санаторное, 6-разовое, дети не съедали свои порции или отсутствовали, к нам с кухни доставлялись кастрюли, а мы уж сами делили их содержимое по порциям. Иногда получалось густо, иногда пусто, когда все дети, например, на месте. Для меня, постоянно обитавшей в школе, поблизости от которой не было никаких магазинов, это было особенно заметно, и я попробовала сказать директрисе, что буду оплачивать своё питание, пусть вычитает из зарплаты. Она посмотрела на меня с удивлением и промолчала. Почему - я поняла, когда через меня передал один спешивший папа месячную оплату за школу. Оказывается, за одного ребёнка тогда ещё, 10 лет назад, больше тыщи зелёных надо было в месяц заплатить. Что, кстати, не гарантировало безупречное обслуживание, например, в спальне днём на кроватках одни дети спали, а ночью на том же белье - другие, и так неделя за неделей без смены, пока я не настояла и не поменяла..У меня было 15 воспитанников, а получала я за свою работу в месяц 300 долларов (из 15 тысяч). Понятно, аренда, питание, санаторное обслуживание... Всё равно понятно мне стало, почему всегда приватно и по отдельности как с родителями, так и с педагогами обсуждала директриса денежные вопросы, просто так на московскую квартиру не заработаешь. Многие мои знакомые десятилетиями работают и снимают жильё в Москве без всякой перспективы на своё...

Но всё-таки и 300 долларов были тогда немалые деньги при условии, что мне не надо было платить из них за жильё и питание. Напротив, вместе с детьми я причастна была и прочим благам: в бассейнах с фонтанами плавала, к санаторским врачам могла обратиться, чистым воздухом дышала... Шура, ночная няня из Поречья, малость не в себе была. Я бывала у неё в гостях, познакомилась с семьёй. Муж пил, взрослые дети без образования работали где-то на стороне. У неё, как и у моей хозяйки, был недалеко от её дома участок земли без каких-либо построек, просто огород. Сами их дома были обычные многоэтажки, построенные для работавших в санатории Поречье вокруг него. А когда санаторий то ли закрылся, то ли "перепрофилировался", остались, в общем, без работы люди, кто в Москву подался на работу, кто куда, кто огородами занялся, кто пьянством... Шура добрейшей души была женщина, обожала наших детишек. Со странностями, правда, сектантка какая-то, иеговистка небось. Верила в скорое пришествие - с одной стороны. А с другой - говорила, что наши дети в прошлых жизнях заслужили нынешнюю блаженную, трудно, словом, было в её взглядах на жизнь разобраться.

Я что-то быстро затосковала, хотя поначалу, после сыктывкарской муниципальной школы, мне показалось, что я в земной рай попала. Главное, директриса ни во что не вмешивалась, я своих дошколят по собственной программе к школе готовила, славянские буквицы с ними рисовала, про Царя-мученика рассказывала... Мальчишки восприимчивые были, способные. Правда, разболтанные, директриса мне сразу сказала, что в наше заведение их отдали в видах приучения к дисциплине, многие родители могли и дома учителей нанять, но там кто-то из детей в шкафу учительницу закрыл, кто-то по-другому "нашалил"... Но всё-таки 5-летних детей не так трудно перестроить, тем более, кто-то со своей няней находился в школе, кто-то с телохранителем, то есть было кому с дисциплиной помочь.

Поначалу я не могла понять, что мне так плохо. Скучаю, думаю, без дочки-то с непривычки. Съездила к ней в Воронеж на выходных. Она в архитектурном там училась, жила в общаге через дорогу от учебного корпуса, общага так себе, удобства в конце коридора, но в целом ничего, комендантша грозная, по крайней мере с виду, и явных непотребств не видно. Меня на официальных основаниях поселила, как-то там через декана и кассу.

А потом плавала я как-то в бассейне совсем одна поздно вечером и вдруг поняла, почему мне так плохо. Ну не могу я, вроде Шуры, думать, что в прошлой жизни или ещё как-то заслужила нынешнее своё положение. Как вспомню родителей с дочкой, или бабушку, или даже училок своих знакомых - так мне их жалко, что ли, хочется, чтоб и они наши санаторные блага вкусили, в бассейне поплавали, чистым сосновым воздухом подышали...

А тут как раз 1 ноября подошло, директриса собралась Хеллоуин праздновать, активнейшая подготовка началась. Дети лезут ко мне с вопросами. Плюс грядут каникулы, на неделю детей разберут и питание в школу доставлять с санаторской кухни не будут. Обдумала я своё положение и решила, что уж достаточно заработала, на зиму мне хватит, можно и домой, а к весне нарисуется что-нибудь... Нужно было, правда, ещё поставить в известность директрису и расчёт получить. И я как положено, за 2 недели предупредила её, всё, дескать, до 1 ноября только работаю. Она возразить не возражала, но вот уж и 30-е октября, завтра последний день работы, и билет на поезд уже в кармане у меня, а она молчит и денег не платит!

Тут мне Шура и прочие наши няни-воспитательницы стали говорить, что водится за ней этот грех, может и совсем не заплатить. А мне уже всё равно стало. Всё равно, думаю, уеду. Утром 31-го она заглянула ко мне в класс и сообщает: - Я еду в Москву. Счастливого пути,- говорю,- я тоже закончу уроки и уезжаю, вечером у меня поезд. Она промолчала и уехала. Но к окончанию уроков вернулась, снова заглянула ко мне и заплатила. Не всё, что обещала 2 месяца назад, но я и тому была рада. Простилась с детьми, собрала свою сумку и потопала на маршрутку, Шура и прочие няни сказали, что повезло мне. Про себя я блаженной Матрёне молилась... Ровно 10 лет прошло.

А тогда вернулась в Сыктывкар из нарядной подмосковной осени, а там уже предзимье, снега нету ещё, просто голо всё, серо и сиро. Приехала с деньгами, работать не надо, да и нету никакой работы по силам и по душе, училок знакомых жалею и думаю: - Вот ведь, вкалывают за гроши, глупые, нет бы по моему примеру на заработки съездить... В провинции 10 лет назад много ещё было опытных пожилых учительниц советской закалки: "прежде думай о родине, а потом о себе"... Работу к весне я действительно нашла, в пресс-службе Госсовета предложили мне место. Это уж не школа, делать, почитай, ничего не надо, а платят на порядок больше, чем учителям, я пока там работала года полтора, так и не привыкла к этому, а только по Шуриному методу оправдывала себя. Ладно, думаю, я свою нынешнюю зарплату в "прошлой жизни", когда простой училкой была и на автобусе экономила, пешком через весь город на работу ходила, заслужила...

Успокоилась моя душа только тогда, когда на родину, в Беларусь я вернулась. Нету здесь ни Рублёвки, ни Сыктывкара. В нашем городке есть и аквапарк, и ледовый дворец, и прочие радости, поскольку у нас здесь Белорусский металлургический завод, а теперь вот ещё и Дожинки прошли. Поля вокруг распаханы-засеяны, борщевиком, как под Сыктывкаром, не зарастают, но, главное, в обычной моей пятиэтажке, мне как-то уютнее, чем в рублёвских дворцах, может потому, что нету тут никаких ограждений под током и автоматчиков. Ходят обычные милицейские патрули, и дети во дворе без нянь и телохранителей гуляют.

И вот как представлю я себе ТЕ реалии - мне, с одной стороны, понятны чувства Никиты Михалкова. Выбрался он из Подмосковья своего куда-то "вглубь России". С одной стороны, благодать, никаких пробок, с другой - что-то уж очень пусто кругом. И принялся про Столыпина и грядущих китайцев рассуждать. Пётр Аркадьевич, несомненно, великий был человек. И возможно, Михалков прав, а я не права, но мне наш белорусский вариант как-то больше по сердцу, и не могу я разделить народ с землёй и поделить её - как, на каких основаниях? Кому сколько? И по чём?.. А вернуться к советскому варианту в России - разве возможно? Одни вопросы, в общем, в голове...