1-2. Обвинение в хлыстовстве. Заблуждение архиепископа Феофана
5. Епископ Гермоген и иеромонах Илиодор
9. М. В. Родзянко (годы 1912 -1913)
10-11. Торжества в Костроме и Москве. Попытка покушения в Ялте (1913 год). Джунковский. Скандал в ресторане «Яр»
Прежде чем приступить к рассмотрению деятельности Владимира Федоровича Джунковского, будет небезынтересно понять механизм фабрикации еще одного ложного свидетельства, которое приводит Э. Радзинский, и которое связано с пребыванием старца Григория Распутина-Нового в Ялте осенью 1913 г. Суть «свидетельства» в том, что, якобы, Григорий Распутин с Царицей Александрой Федоровной, будучи в Ялте, глубокой ночью посетили вдову священника Ольгу Аполлоновну Попову и предложили ей 1000 рублей взамен ее согласия оклеветать епископа Феофана.
Эта информация, согласно данным Радзинского, получена в результате специальной поездки следователя Чрезвычайной следственной комиссии (фамилия не названа) в Ялту с целью допросить Попову, которая в тот момент, надо понимать, была тяжело больна. В показаниях О. А. Поповой от ее лица говорится следующее: «Вскоре я получила письмо, написанное тонким женским подчерком, без подписи. В письме предлагалось мне опомниться и рассказать правду».189
Вникнем в суть изложенного. Из контекста «показаний» следует, что письмо написано не иначе, как Государыней. Якобы, об этом факте стало известно Ч.С.К. в 1917 году. В Ялту был командирован следователь, который взял у парализованной женщины, 60 лет, компрометирующие Государыню и Распутина показания. Что из этого следует? Да просто ничего - пустота, вакуум. Ничего определенного и осязаемо-серьезного в этой истории нет.
Хотя каждому здравомыслящему человеку, хоть немного представляющему, что за личность была святая Государыня Императрица Александра Федоровна, совершенно ясно, что это бред, все же ради тех, кто все еще мало знакомых с жизнью Царской Семьей, необходимо сделать несколько конкретных замечаний: 1. Сама ситуация невероятна, чтобы Государыня в первом часу ночи разъезжала с Распутиным по Ялте. 2. Распутин не был настолько глуп, чтобы так нелепо ломать комедию в присутствии Государыни, которая хотя и верила в Григория Ефимовича, но не была слепой. 3. Спрашивается, как фамилия следователя, получившего показания от парализованной вдовы, ведь все следователи Ч.С.К. известны? Но фамилия этого следователя почему-то не названа. 4. Письмо, полученное парализованной вдовой «от Царицы», конечно же, «без подписи» и идентифицировать его можно только по «тонкому, женскому почерку». 5. Письмо («без подписи»), естественно, к материалам следствия, которые оказались в руках Радзинского, не прилагается. 6. Как можно догадаться по словам «не первый год, в параличе, неподвижно лежала», бедная вдова священника вскоре по получению от нее всех необходимых сведений, преставилась, поэтому подтвердить свои показания уже не сможет. Из всего этого сам собой напрашивается вывод: ври, ври, да не завирайся. Так работала Чрезвычайная следственная комиссия под руководством Муравьева, фабрикуя лжепоказания.
Совершенно в том же духе «работали по Распутину» и спец. службы, возглавляемые В. Ф. Джунковским. Что же касается его самого, есть все основания считать: в организации покушения на старца Григория летом 1914 г. не обошлось без участия ведомства Джунковского. Столь категоричное, на первый взгляд, заявление вытекает из следующих соображений.
Первое. Приезд в Покровское накануне покушения репортера Бориса Дувидзона, деятельность которого носила откровенно заказной и провокационный характер. После покушения он не был даже арестован, хотя, как показал О. А. Платонов, статья, где фактически были изложены последовавшие события с упоминанием Гусевой, была написана Дувидзоном еще накануне покушения, и оказалась в руках полиции, как улика. Дувидзона допросили, но тут же отпустили, и он с прежней прытью и задором продолжал строчить свои пасквили на раненого Григория Ефимовича. В данных обстоятельствах, когда к этому событию было приковано внимание всей страны, только кто-то достаточно влиятельный мог позаботиться о Дувидзоне и дать соответствующее распоряжение.
Второе. Телеграмма из архива Анны Вырубовой подтверждает, что Григорий Ефимович отчетливо понимал: за спиной Гусевой стоят могущественные силы. Вот эта телеграмма:
«Новый Петергоф Вырубовой
Милый дорогой, ведь она не одна, за ней есть другия. Разсмотрись хорошенько. Один [по смыслу скорее: «они»] от гордости мутят. Не давай повода к распрям. Они же будут спасибо давать [т. е. говорить], что устояли [т. е. не поддались распрям]. Вся Россия за это - не плюнешь в глаза, что на мири успокоились. А для них все верти хвостом».190
Прикованный к больничной койке старец Григорий предупреждает о тяжелых последствиях для России вступления в войну. Посему, во второй телеграмме, по нашему мнению, прямое указание на те силы в России, кто страстно желал развязать войну. Это прежде всего Вел. кн. Николай Николаевич и те, кто был проводником его воли:
«Новый Петергоф Вырубовой
Не забудьте неурожай, бедствия, везде худой признак. Не будет ли против нас природа. Не смотри на шпоры, что они побрякивают».191
Фигура Джунковского занимает здесь не последнее место. Он и сам вполне разделял взгляды и чувства Вел. князя относительно Григория Распутина и отнюдь не скрывал этого.
Третье, раненый Г. Е. Распутин определенно указывал на Илиодора Труфанова, как на прямого виновника покушения. Тем не менее, несмотря на заявления Распутина, сразу же после трагических событий в Покровском, точнее, 2 июля 1914 г., Труфанов бежал из России. Радзинский приводит отрывок из его откровений, где Труфанов в частности говорит: «Я покинул Родину и, переодетый в женское платье, бежал за границу. Я перешел реку около города Торнео четырьмя километрами выше таможни и пограничной стражи».192
Согласно показаниям свидетелей: «Илиодор бежал из своего дома на автомобиле».193
Как смог бывший иеромонах (тем более, если он не был причастен к покушению, и совесть его была чиста) устроить маскарад, миновать пограничную стражу, благополучно перейти границу, да еще и бежать из дома на автомобиле, именно бежать, хотя за ним вроде бы никто не гнался. Все очень просто. Илиодору дали бежать, организовали его побег, предоставив автомобиль, пропустив через границу. К такому выводу приходит и Радзинский, и здесь нельзя с ним не согласиться.
Далее, четвертое. По признанию Джунковского, за Григорием Распутиным еще до покушения было установлено неофициальное наблюдение, не санкционированное Государем. Точнее, оно было установлено в 1911 г. по распоряжению А.А. Макарова сразу по вступлению его в должность мин. вн. дел после смерти Столыпина. Но с января 1913 года за проведение неофициального наблюдения непосредственно отвечал В.Ф. Джунковский после его назначения на пост товарища министра внутренних дел. Одновременно он продолжал исполнять обязанности начальника Отдельного корпуса жандармов. Официальное, хотя и негласное, т. е. скрытое, наблюдение, было установлено лишь в 1914 г. после покушения в селе Покровском по просьбе Царской Четы. Охранные мероприятия были поручены Джунковскому министром вн. дел Н.А. Маклаковым только 30 июня 1914 г., когда Маклаков дал предписание «об установлении негласного охранения [Григория Распутина-Нового] и надзора за всеми лицами, его посещающими и обращающимися к нему с прошениями».194
Что же получается, за Распутиным еще до распоряжения Маклакова велось контролируемое Джунковским полицейское наблюдение, которое не смогло предотвратить покушения. По этому поводу даже Радзинский совершенно справедливо задается вопросом, с какой же целью велось это наблюдение? Ясно, что не с целью защиты. Все последовавшие события, включая безнаказанность Дувидзона и бегство Труфанова, приводят к мысли, что наблюдение за Распутиным проводилось Джунковским не для обеспечения безопасности, а с целью подготовки и проведения убийства.
Именно Джунковский привлек Труфанова и воспользовался его людьми. В дальнейшем Джунковский обеспечил сокрытие следов, путем организации бегства Труфанова за границу, с последующим переводом туда же всего архива Труфанова, который доставила его жена, беспрепятственно выехавшая вслед за мужем, несмотря на предупреждения, своевременно сделанные Джунковскому со стороны Саратовского жандармского управления и Саратовского губернатора.195
Конечно, Труфанов был связан с ведомством Джунковского, но служил всего лишь марионеткой. Его роль платного агента особенно ярко проступила в событиях, связанных с деятельностью на посту министра внутренних дел А.Н. Хвостова. Об этой деятельности будет рассказано чуть позже.
Инцидент в ресторане «Яр». А теперь еще раз остановимся на эпизоде, который до сих пор является одним из главных пунктов обвинений Григория Распутина, несмотря на то, что многие исследователи, среди которых несомненный приоритет принадлежит О.А. Платонову, разоблачили разыгранный, как по нотам, спектакль. Вызванные этой мистификацией претензии к Григорию Ефимовичу были рассеяны, как воздушный мираж. Суть всего дела четко и однозначно изложена православным историком, как пример тех механизмов, которые лежали в основе фабрикации лжепоказаний теми свидетелями, чьей целью являлось очернение личности старца Григория.
25 марта 1915 г. Григорий Ефимович выехал в Москву. 26 марта 1915 г., согласно донесения жандармского полковника Мартынова от 5 июня, Г. Е. Распутин-Новый учинил скандал в ресторане «Яр».
Прежде всего, О. А. Платонов справедливо подмечает тот странный факт, что, согласно полицейским отчетам, после отъезда Григория Ефимовича в Москву (25 марта) наблюдение с момента выезда было прервано и вновь установлено только 27 марта. Напомним, что события в «Яре» произошли как раз 26 марта, но именно этот день выпал из поля зрения полицейских агентов. Либо... этот день, вернее, полицейские отчеты за этот день были просто изъяты, выброшены, уничтожены. Зачем и почему?
Даже если предположить, что отчетов за 26 число не было, все равно нестыковка. В этом случае получается, что информация о поведении Григория Распутина в ресторане «Яр», представленная в донесении полковника Мартынова товарищу мин. вн. дел В.Ф. Джунковскому, не только была сфабрикована задним числом (донесение Мартынова датировано только 5 июнем, т. е. написано по прошествии двух с половиной месяцев), но и не могла быть основана на данных полицейских агентов, поскольку наблюдение в момент инцидента отсутствовало.
Второе донесение полковника Мартынова последовало через два дня после первого, т. е. 7 июня. К этому донесению приложено единственное «вещественное доказательство» - записка, написанная карандашом, на обрывке бумажного листа, неразборчивым почерком, которая, опять же согласно донесению Мартынова, «по-видимому, читается так: «Твоя красота выше гор»». Собственно все дело состоит, как совершенно справедливо замечает Платонов, из двух донесений полковника Мартынова и прилагаемой записки. В свою очередь, донесение Мартынова формально основано на сведениях пристава Семенова. Сам же Семенов, как оказалось, почерпнул эти сведения от третьих лиц. И все. Ни одно из указанных в донесении лиц не было допрошено. Как пишет Платонов: «Ни показаний свидетелей, ни протоколов допросов. <...> Дело, еще не расследованное, предается широкой огласке в печати, обрастая там массой еще более фальшивых и неприличных подробностей, которых мы приводить здесь не будет». 196
Интересно, что материалы дела, представленные ведомством Джунковского, расходятся с тем, как излагает события сотрудник британского консульства в Москве Роберт Брюс Локкарт. Этот дипломат, согласно утверждению английского исследователя Эндрю Кука, был связан по службе с сотрудником британской разведмиссии в Петрограде, младшим лейтенантом Освальдом Райнером, который сыграл роковую роль в судьбе старца Григория (об этом чуть позже). Это означает, что Брюс Локкарт вполне мог исполнять поручения английских спец. служб, и было бы странным, если бы он этого не делал в тот ответственнейший момент мировой истории. Поэтому не будет преувеличением утверждать, что британский агент Брюс Локкарт, по его собственному утверждению, находился в ресторане (конечно же, совершенно случайно) как раз в тот момент, когда произошел скандал, связанный с именем Распутина. Локкарт, имея возможность наблюдать все своими глазами, много лет спустя описал картину происшествия, но, кстати, совершенно поверхностно, со многими странными деталями, невесть откуда взявшимися. По его утверждению, на «дикие вопли женщин, громовые мужские проклятия, звон битой посуды и грохот» появился полицейский и не один. Далее, согласно Локкарту, «квартальный телефонировал инспектору, инспектор - префекту. Префект связался лично с товарищем министра внутренних дел Джунковским. <...> По его приказу Распутина <...> скрутили как миленького, и доставили в ближайший участок. <...> Он был освобожден ранним утром на следующий день по приказу с самого верха...»197
Странность этого рассказа уже в том, что был вызван полицейский, даже несколько. Значит, полицейские все же были, а первичного донесения по горячим следам, как и фамилии полицейского, или полицейских, в деле не фигурирует. Странность также и в том, что, по утверждению Локкарта, Распутин был доставлен в полицейский участок, что также должно было быть отражено в документах (протоколах), но таковые к делу не прилагаются, или их изъяли. Далее. Оказывается, в этот же день обо всем знал и Джунковский, а если верить материалам дела, подробности стали ему известны лишь по прошествии месяца, что просто невероятно, зная болезненное отношение Джунковского к Григорию Распутину, а также и то, что ему было поручено Маклаковым охранять Распутина. Получается, что Локкарт либо врет, либо все путает сознательно, что в принципе одно и то же, либо ложь изложена в материалах дела.
Объяснить путаницу просто. Нестыковка двух версий свидетельствует об одном: и Джунковский, и Локкарт - оба, были причастны к провокации в «Яре». Все становится на свои места, если допустить, что историю с «Яром», выражаясь языком криминалитета, заказали, а Локкарт, как агент британской разведки, исполнял поручение. Оно могло заключаться хотя бы в том, что на конечной фазе спец. операции Локкарт должен был подтвердить, что акция прошла успешно, что он и сделал, погуще добавив красок. В целом акция была организована и проведена бестолково, не было выработано даже единой версии событий. Но этого и не нужно было, поскольку расчет делался совершенно на другое. Озлобление в обществе было настолько велико, что раздраживший почтенную публику инцидент, связанный с именем Распутина, мгновенно вызвал такую волну слепой ненависти, что страсти не могут улечься вот уже почти сто лет, и продолжают бушевать на печатных страницах и по сей день. Понятно, что для высоких «заказчиков» в изложении событий детали и точные подробности не нужны. Нужен был лишь повод, чтобы состряпать очередную грязную клевету, а для этого: попытаться «объект» напоить - спровоцировать скандал - поднять шум - инсценировать безобразие. (Кстати, образным примером того, как это делается, может служить эпизод из известного советского кинофильма «Бриллиантовая рука» с участием Юрия Никулина, где герой знаменитого актера, Семен Семеныч, по своей простоте оказался в подобной ситуации). Но вряд ли в роли Семена Семеновича оказался сам Григорий Ефимович. Существует достаточно обоснованное мнение, что в ресторане «Яр», как и во многих других подобных случаях, действовал двойник. Такого мнения, в частности, придерживается историк Т.Л. Миронова и ряд других православных исследователей. По нашему мнению старец Григорий оказался жертвой спланированной провокации. Двойник мог появиться, но только на каком-то этапе для усиления эффекта, и только после того, как старца Григория «вывели из игры». В арсенале спец. служб существуют для подобного рода операций достаточно методов, которыми спец. агенты владеют филигранно.
История завершилась следующим образом. Как пишет Спиридович, министр внутр. дел Маклаков и товарищ министра Джунковский попытались придать делу политическую окраску. Для этого они соответствующим образом настроили градоначальника Москвы, свиты Его Величества генерал-майора А. А. Адрианова, дружившего с Григорием Ефимовичем, и по их совету Адрианов прибыл в Петроград, чтобы лично доложить Государю о случившемся. Но Спиридович и Воейков отговорили Адрианова просить высочайшей аудиенции по этому частному вопросу, полагая, что доклад должны делать либо министр, либо его товарищ, но никак не градоначальник. Маклаков вынужден был сам сделать доклад Государю и даже оставить Его Величеству письменный вариант доклада. Государь обещал Маклакову, что он сам поговорит с Григорием. Казалось бы, на этом инцидент был исчерпан.
Но на фоне военных неудач (напомним, что 4 августа 1915 г. пала крепость Ковно, а комендант ее бежал) совершенно неожиданным и непонятным, если не сказать больше, явилось действие генерала Джунковского. Спустя четыре месяца после событий в ресторане «Яр», генерал Джунковский решил открыть глаза Государю на Распутина, воспользовавшись правом всеподданнейшего доклада по делам жандармерии. Однако тема его доклада к делам полиции отношения не имела, а была посвящена поведению Григория Распутина, его роли и влиянию в жизни Государства Российского. Джунковский попытался привести факты, порочащие Распутина. Окончив, Джунковский оставил Государю письменный текст своего доклада. Как считает А.И. Спиридович, опять же со слов самого генерала Джунковского, «доклад Джунковского действительно произвел на Государя большое впечатление, Его Величество очень рассердился и приказал, чтобы Распутин немедленно выехал на родину. Этот приказ был передан через Вырубову. Никогда, по словам Распутина, Государь не сердился на него так сильно, как после доклада Джунковского».198
На самом же деле реакция Государя в изложении и Джунковского, и Спиридовича явно преувеличена. Государь, уже достаточно осведомленный о деятельности Джунковского, не придал его словам никакого значения, совершенно справедливо увидев в них злое умышление, и отнесся к ним как к пустым, бабьим сплетням. Подтверждение этому можно найти в словах А.И. Спиридовича: «Дворцовому коменданту Воейкову Государь сказал в те дни по поводу доклада Джунковского так: «Джунковский меня очень удивил, подняв вопрос, уже поконченный на докладе Маклакова два месяца тому назад».199
Из дневника Государя от 4 августа 1915 г. также не видно, чтобы он сильно был удивлен случившемуся. Личность Джунковского ему уже была понятна, а потому его реакция на доклад, судя по дневниковой записи, была совершенно спокойной. Приказ же выехать Григорию Ефимовичу на родину, если и последовал, то как мера, исключительно направленная на то, чтобы охладить страсти, а не с тем, чтобы наказать Григория. Государь пишет: «Вечером приехал Григорий, побеседовал с нами и благословил меня иконой».200
Вот и все. Тем не менее, 5 августа 1915 г. Григорий Ефимович, действительно, покинул Петроград и выехал в Покровское. Его провожали Анна Александровна Вырубова с сестрой Алей и другими женщинами. Причиной отъезда вряд ли был разговор с Государем, состоявшийся накануне, поскольку, как следует из дневниковых записей Государя, Григорий Ефимович уже заранее готовился к отъезду и приезжал в Царское Село, чтобы проститься. При прощании он благословил Государя иконой.
Государь же все отлично понял, вопреки утверждениям Джунковского, желавшего представить Государя во гневе на старца Григория.
Деятельность Джунковского не составляла секрета и для Государыни Императрицы Александры Феодоровны. В письме Государю от 22 июня 1915 г. она прямо называет Джунковского своим врагом и нечестным человеком. Государыня пишет, что «он показал Дмитрию эту гадкую, грязную бумагу (против нашего Друга), Дмитрию, который рассказал про это Павлу и Але. - Это такой грех, и будто бы ты сказал, что тебе надоели эти грязные истории, и желаешь, чтобы Он был строго наказан».201
В письме речь идет о всеподданнейшем докладе, подготовленном Джунковским о событиях в ресторане «Яр». Напомним, что Джунковский обещал Государю никому не показывать материалы доклада. Цена слова Джунковского наглядно проступает в отмеченном Государыней эпизоде.
Джунковский пользовался авторитетом среди офицеров Преображенского полка, которые под влиянием Джунковского вполне разделяли его мнение относительно Распутина. Государыня с болью говорит о том, что «преображенская клика» благодаря своему кумиру ненавидела Государыню и Анну Вырубову. Бедная Государыня по поводу деятельности Джунковского вынуждена констатировать, что «все так омерзительно! Всюду враги, ложь».202
Таким оказался результат работы Джунковского по разложению офицерского состава армии. Так он готовил почву для предательства Их Величеств армией в решающий момент.
А меж тем, история, по свидетельству А. И. Спиридовича, имела продолжение: «В Москву для проверки сообщенных Джунковским сведений о скандале у Яра неофициально был послан любимец Царской Семьи флигель-адъютант Саблин. С той же целью туда выехал и вошедший в доверие к Анне Александровне Белецкий. Стали собирать справки. Уволенный московский градоначальник Адрианов сообщил оправдывающие Старца сведения».203
Это утверждает не кто-нибудь, а начальник Дворцовой охраны, который относился к своим обязанностям в высшей степени ответственно. Можно сказать, что ему было известно все. Как будет видно на примере с Хвостовым, генерал Спиридович любую информацию, от кого бы она не исходила, принимал с осторожностью и все стремился перепроверить. И если он утверждает, что Адрианов сообщил оправдывающие сведения, значит, сведения действительно были благоприятные.
Видимо, как контрудар, в ответ на благоприятное для Распутина завершение дела, Джунковский, спустя некоторое время, допустил разглашение сведений, имеющих сугубо должностной характер. Речь идет о сведениях относительно Распутина, представленных Джунковским на высочайшей аудиенции и, в конечном итоге, отвергнутых Государем. В результате, содержащаяся в докладе Джунковского информация «просочилась» на страницы газет вплоть до совпадения отдельных фраз. Этого оказалось достаточно - чаша терпения Государя была переполнена, и 15 августа 1915 г. со стороны Государя Императора Николая II последовало письменное указание министру внутренних дел Щербатову, сменившего Маклакова: «Уволить немедленно генерала Джунковского от занимаемых им должностей с оставлением в свите».204
Стремясь до конца осветить историю с Джунковским, А. И. Спиридович продолжает: «Увольнение Джунковского вызвало много шума, и это было сразу же приписано немилости Императрицы и проискам Распутина. Дело в том, что о докладе генерала узнали многие. Говорили, что ездившие в Москву Саблин и Белецкий привезли неблагоприятные для Джунковского сведения, сообщенные будто бы Юсуповым [граф Юсупов-старший (Феликс Феликсович Сумароков-Эльстон)- отец князя Феликса Юсупова] и уволенным градоначальником А.А. Адриановым. Последний искал теперь поддержку у Вырубовой и заявлял, что в знаменитом апрельском скандале у Яра Распутин ничего не делал и был оклеветан».205
Государыня считала, что в отношении Джунковского приняты слишком мягкие меры. В письме от 6 октября 1915 г. она пишет, обращаясь к Государю: «Дружок, почему Джунковский получил Преображенский и Семеновский полки? Это слишком большая честь после его преступного поведения и это портит эффект наказания, - ему надо было дать армейские полки. Он продолжал распространять клеветы на нашего Друга среди дворянства - «Хвост» [А. Н. Хвостов] мне завтра принесет доказательства тому. Ах, это слишком милостиво дать ему такое блестящее назначение! Воображаю все гадости, которые он будет распускать по этим двум полкам, - и все ему будут верить!»206
Как следует из письма Государыни от 8 октября 1915 г., отстранение от должности и принятые по отношению к нему меры, как и предполагала Государыня, не остановили Джунковского. Он позволил себе снять копии со всех должностных бумаг против Григория Распутина, хранящихся в министерстве внутренних дел с целью распространения порочащей его информации среди московского дворянства. Каков был результат его деятельности, легко представить, если такая мужественная и бескомпромиссная в вопросах нравственности женщина, какой была Вел. княгиня Елизавета Федоровна, полностью сформировала свою позицию по отношению к Распутину, доверившись, таким личностям, как Джунковский, Тютчева, Новоселов, Самарин, и наотрез отказалась даже познакомиться со старцем Григорием.
Государыня была возмущена и глубоко оскорблена подлыми действиями царского офицера. Она пишет: «Жена Павла [княгиня О. В. Палей] еще раз рассказала А. [Анне Вырубовой], что Джунковский уверял честным словом, будто ты зимой ему приказал строго судить Григ[ория]. Он это сказал Павлу и его жене, и повторял это Дмитрию и многим другим в городе. Я называю это бесчестным, в высшей степени нелояльным поступком, и такой человек не заслуживает ни наград, ни высоких назначений. Он будет бессовестно продолжать вредить нашему Другу и клеветать на него в полках. Гр[игорий] говорит, что его работа не может быть удачной, так же, как и Ник. [Вел. кн. Николая Николаевича], раз они пошли против Него, - т. е. против тебя».207
В среде московского дворянства Джунковский предстал в роли мученика, пострадавшего от действия «темных сил». В качестве утешения он получил предложение от Вел. князя Николая Николаевича приехать к нему на Кавказ и занять пост атамана Терских казачьих войск. По этому поводу, а также в связи с конфликтом между мин. вн. дел Хвостовым и флигель-адъютантом Дрентельном, возникшим на почве отношений к Джунковскому, Государыня пишет мужу (письмо от 1 ноября 1915 г.): «Из перлюстрированных писем видно, что Н. [В. кн. Николай Николаевич] намеревается предложить ему место своего помощника. Ради Бога, не соглашайся, иначе там образуется целое гнездо злодеев, замышляющих зло и вред. Дай ему лучше назначение на фронт - он слишком опасный человек, чтобы играть роль мученика».208
К аналогичным выводам приходит независимый исследователь Александр Север в статье «Гибель Распутина и заговор против России», где он называет Джунковского «страшным человеком»: «Именно его [Джунковского] стараниями было сфабриковано фальшивое донесение о пьяном кутеже Распутина в московском ресторане «Яр», где он [якобы] помимо разных совершаемых непотребств, хвастался близостью с Царской семьей. У этого донесения было несколько вариантов. Самый «мягкий» из них Владимир Джунковский, по его словам, доложил Государю. Самый «крутой» - о том, что Распутин заставлял певичек в ресторане исполнять циничные танцы, а потом обнажил свой половой член и стал демонстрировать его присутствующим - вариант пошел гулять в списках.
Вдохновленный успехом, шеф Отдельного корпуса жандармов фабрикует еще одно донесение - о пьяном дебоше на пароходе. После того, как эти документы оказались в распоряжении популярной петроградской газеты «Биржевые ведомости», Владимир Джунковский был со скандалом снят с должности и пополнил ряды «невинно пострадавших от Гришки Распутина». Вопрос о том, насколько соответствует должности шеф Корпуса жандармов, фабрикующий и передающий газетам подобные фальшивки, естественно, не обсуждался» 209.
Через год после описываемых событий между генералом А.И. Спиридовичем, только что назначенным губернатором Ялты, и Вел. князем Дмитрием Павловичем произошел откровенный разговор, в котором Спиридович попытался раскрыть глаза Вел. князю на личность Джунковского и его роль как политического деятеля. Дмитрий Павлович сам попросил генерала Спиридовича откровенно высказать свое мнение относительно генерала Джунковского: «Только откровенно, правду скажите».
А. И. Спиридович ответил откровенно: «Я знал, что сестра Джунковского, фрейлина, была воспитательницей Великого князя и его сестры Марии Павловны, когда они были детьми, в Москве. Великий князь любил генерала. Вопрос поставил меня в трудное положение. Но я решил быть искренним и сказал следующее: «Генерал Джунковский очень хороший человек и по отношению ко мне всегда был любезен, но как товарищ министра, заведующий полицией, он был никуда не годным и принес делу много вреда. Во-первых, он прекратил работу политической полиции по освящению войск, т.е. уничтожил агентуру в войсках и флоте. Поэтому правительство не знает, что делают революционеры в войсках, а работа у них идет, особенно на флоте. Гучков по приказу Джунковского освобожден от негласного наблюдения, которое за ним велось. А он ведет самую пагубную интригу против Государя. Во-вторых, совершенно не понимая дела политического розыска, не зная революционного движения, Джунковский ликвидировал охранные отделения в провинции и передал агентуру снова в руки губернских жандармских управлений, т. е. вернулся к той старой, отжившей системе политического розыска, которая была изменена умным и опытным министром Плеве, большим знатоком революции и полицейского дела, которого и убили социалисты-революционеры. Сделал это Джунковский, чтобы угодить общественности. Ему пели дифирамбы. Думали, что он ликвидировал розыск совсем, но он не ликвидировал его, а только из опытных, хороших рук передал в неопытные, неграмотные. В-третьих, и это самое главное, Джунковский провалил самого главного информатора, сотрудника департамента полиции большевика Малиновского, который под руководством Белецкого вел подрывную деятельность среди большевиков и доносил информацию о центре большевизма - о Ленине и его окружении.
Это было уже не только ошибкой, не только политическим невежеством, а должностным преступлением. За подобное действие, за раскрытие сотрудничества Евно Азефа с департаментом полиции, Лопухина судили и по суду сослали в Сибирь. Вот, что такое Джунковский - очаровательный светский генерал и вредный для государства высший начальник политической полиции.
Если у нас произойдет революция, в этом будет большая доля вины Джунковского».210
Дальнейшая судьба бывшего царского генерала Джунковского после октябрьского переворота также вызывает ряд вопросов, во всяком случае, первый период прихода к власти большевиков. Вот цитата независимого биографа Джанибекяна, который, следуя в русле традиционного отношения к Распутину, и подчеркивая роль Джунковского, как яростного разоблачителя «проходимца», все же пытается сохранить объективность в оценке царского генерала с репутацией человека чести и высокой нравственности. Джанибекян пишет: «В первые годы советской власти, наблюдая за стремительно меняющимися событиями, он спокойно жил вместе с сестрой в Москве, в Большом Ржевском переулке. Никто его не тревожил - чекисты не обыскивали, газеты, разоблачавшие царских сановников, его имени не упоминали. Происходило нечто странное: в то время, когда карали чиновников старого режима, Совнарком, напротив, выплачивал ему, отставному генералу, шефу жандармов пенсию в размере 375 рублей в месяц. Деньги для того времени, правда, небольшие, но все-таки позволявшие не влачить жалкое существование».211
Видимо, у Джунковского были основания считать, что его не тронут, иначе он не был бы столь беспечным, и попытался бы покинуть пределы советской России. Эта ситуация, конечно, не могла продолжаться бесконечно. Гидра революции, пожиравшая сама себя (бесконечные процессы, партийные чистки), могла ли пощадить бывшего царского генерала? Он был привлечен органами ВЧК, его допрашивал знаменитый чекист Петерс, затем суд, вынесение приговора. Но приговор, как вынужден утверждать Джанибекян, со стороны Петерса был великодушным жестом. В то время как «расстреливали и за более мелкие прегрешения, не говоря уже о тех случаях, когда обвиняемые имели какое-то отношение к полиции», бывший начальник Отдельного корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел, флигель-адъютант Императора Николая II, царский генерал Джунковский получил за свою деятельность «концлагерь до окончания Гражданской войны без права амнистии».212
В 1921 году председатель ВЧК Дзержинский предложил Джунковскому составить записку об организации личной охраны Царя. Джунковский предложение принял. Видимо, в обмен на его согласие он получил освобождение. Но это его не спасло. В 1938 году Джунковский вновь был арестован и отправлен в лагерь, откуда уже не вернулся.
Возвращаясь к событиям в ресторане «Яр», укажем, что действия Джунковского в этом эпизоде можно квалифицировать как изменнические по отношению к Царю и Царице, т. к. шли в русле усилий, прилагаемых врагами Престола по его ниспровержению. Поэтому нельзя объяснить предпринятую Джунковским акцию исключительно угодливостью, т. е. желанием угодить все той же прогрессивной «общественности». Джунковский, видимо, связанный тайными обязательствами (Платонов, изучив масонские архивы, прямо называет его масоном) и вынужденный подчиняться высокопоставленным заказчикам (он входил в круг людей, близких Вел. князю Николаю Николаевичу), в очередной раз попытался разыграть карту Распутина, на сей раз воспользовавшись материалами сфабрикованного дела о «скандале» в ресторане «Яр». Но даже принадлежность к масонству не дает ответа на вопрос, каковы были его собственные личные мотивы и были ли они? По нашему мнению, несомненно, были и крылись они в сфере нравственной. Именно там следует искать причины слепой ненависти Джунковского, как и Самарина, и Родзянко, и проч. иже с ними к старцу Григорию Распутину-Новому. Именно там следует искать понимания истинной роли тех, кто причинял боль Русским Самодержцам и Их Другу, но в ком мир (или общество, общественность) до сих пор склонен видеть страдальцев за правду, отмечая в них благородство и чистоту. Послание апостола Иакова ставит диагноз духовному состоянию людей, подобных Джунковскому:
«Еда ли источник от единаго устия источает сладкое и горькое; Еда может, братие моя, смоковница маслины творити, или виноградная лоза смоквы, такожде ни един источник слану и сладку творит воду. Кто премудр и худог в вас, да покажет от добраго жития дела своя в кротости и премудрости. Аще же зависть горьку имате и рвение в сердцах ваших, не хвалитеся, ни лжите на истину. Несть сия премудрость свыше нисходящи, но земна, душевна, бесовска. Идеже бо зависть и рвение, ту нестроение и всяка зла вещь. А аще свыше премудрость, первее убо чиста есть, потом же мирна, кротка, благопокорлива, исполнь милости и плодов благих, несуменна и нелицемерна. Плод же правды в мире сеется творящим мир.
Откуду брани и свары в вас; не отсюду ли, от сластей ваших; воюющих во удех ваших; Желаете, и не имате: убиваете и завидите, и не можете улучити: сваряетеся и борете, и не имате, зане не просите. Просите, и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете. Прелюбодеи и прелюбодейцы, не вести ли, яко любы мира сего вражда Богу есть; Иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает. Или мните, яко всуе писание глаголет: к зависти желает дух, иже вселится в ны; Большую же дает благодать: темже глаголет: Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Послание апостола Иакова. Гл. 3, ст. 11-18; Гл. 4, ст. 1-6).
Что было на самом деле в ресторане «Яр», наверное, никто уже не расскажет. Истинная картина была смыта деятельностью Джунковского. Показания свидетелей, как и полицейских, которых не могло не быть, рисующие произошедшее в благоприятных тонах, были уничтожены. Не доступно и оправдывающее старца Григория письмо градоначальника Адрианова, изложившего подлинные события. Если опираться на документальную информацию, представленную в различных источниках, в том числе у Радзинского, не трудно придти к выводу, что в отчетах Ч.С.К. есть лишь упоминание, что таковое письмо было, самого же письма нет.
Не сохранилось и рассказов Григория Ефимовича, видимо, по его смиренному правилу не противиться клеветникам. Напомним еще раз слова старца Григория, которые прямо относятся к деятельности его недоброжелателей:
«Пошлют злых людей, а злой человек хуже беса - не боится ни храма Божия, и ни Святого Причащения, и все святое нипочем.
Все пишет гадкую сторону по наученью беса и от зависти на день Суда Божия! Я им не противился, а старался сделать добро: помогать устраивать церковные дела.
В чем обвиняют - не виновен, увидимся на Суде Божием! Там оратор не оправдается и все калена земная.
Ловко и клеветать - человек не оправдывается, а готовит на день суда Божия и этим желает узреть Бога.
Ах, несчатный бес восстановил всю Россию, как на разбойника! Бес и все готовят блаженство вечное! Вот всегда бес остается ни с чем».213
Если же и вправду, со слов Спиридовича, Григорий Ефимович был удивлен сердитостью Государя, родного Папы, то не удивительно и то, что не стал Божий старец оправдываться перед Царем, считая себя виновным хотя бы уже в том, что явился причиной бесконечных неприятностей для Царя и Царицы, хоть и не по своей воле. В его непротивлении, проступившем в известных по чьим-то воспоминаниям, смиренных словах, сказанных Николаю II, что и он человек грешный, проявилось глубокое осознание греховности человеческой природы. Такое видение и покаянное самоукорение под силу только великим праведникам. Но не в чем было оправдываться Григорию Ефимовичу, разве что в том, что оказался он в ресторане, но так ведь жил он в миру, и был прост, и посещение ресторанов не противоречило его обычаю, которого придерживался с тех пор, как Божьей волею оказался в стольном граде. Напиться и безобразничать можно и в простом кабаке, и в крестьянской избе, если на то есть произволение. Да вот только, по свидетельству жены Григория Ефимовича, Прасковьи Федоровны, ее муж у себя на родине, в селе Покровском, вел совсем иной образ жизни: «Не курит, не пьет, в церкви каждое утро, а тут [в С-Петербурге] все ночи где-то таскают», - сетует в разговоре с Тобольским губернатором Ордовским-Танаевским бедная Прасковья Федоровна, чувствуя, что хотят погубить ее мужа, - «Губят его здешние бабы и мужики, и погубят». Добавляет красок и дочь Григория Ефимовича: «Охотятся, как за зайцем».214
А ведь и вправду, охотились за Григорием Ефимовичем. События в «Яре», вернее, вокруг «Яра», - всего лишь один из эпизодов этой охоты, где старца Григория травили, как зверя. Генерал Джунковский в этой облаве на Распутина выступал в роли загонщика. А закончилась большая охота в доме Юсупова, где западня захлопнулась, и великосветские «бабы» вместе с высокопоставленными «мужиками» довершили черное дело, с таким азартом начатое Джунковским.
Но подведем итог. Изложенное в этом разделе дает все основания считать, что события в ресторане «Яр» - политический заказ с участием британских спец. служб. Цель - создать очередной миф о Распутине. Вот Джунковский вместе с Локкартом его и создали. Для чего это было нужно английским спец. службам, будет сказано чуть позже.
Ссылки:
7.12. В. Ф. Джунковский. Неудачная попытка фабрикации «ялтинского дела». Причастность Джунковского к покушению в Покровском. Скандал в ресторане «Яр».
189. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит. по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 228.
190. Верная Богу, Царю и Отечеству. С-Пб: Царское Дело, 2005. С. 506-507.
191. Там же.
192. Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 290.
193. Там же.
194. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 201; со ссылкой на: ГАРФ, ф 612, оп. 1, д. 21.
195. Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 290-291.
Инцидент в ресторане «Яр».
196. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 273.
197. Кук Э. Убить Распутина. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Омега, 2007. С. 199-200; со ссылкой на: Lockhart R. B. Memoirs of a British Agent. (Putman, 1932), p. 128
198. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 138.
199. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 146.
200. Дневники Императора Николая II. М: Орбита, 1991. С. 541-542.
201. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 165-166.
202. Там же.
203. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 139.
204. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 145.
205. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 146.
206. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 259.
207. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 263-264.
208. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 274-275.
209. Распутин и евреи. М: Яуза, 2005, с. 20
210. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004. С. 344-345.
211. Джанибекян В. Г. Провокаторы и охранка. М: Вече, 2005. С. 307-308.
212. Джанибекян В. Г. Провокаторы и охранка. М: Вече, 2005. С. 310.
213. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с записью высказываний Г. Е. Распутина-Нового (1907-1916 гг.; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 309.
214. Ордовский-Танаевский Н. А. Воспоминания. М-С-Пб: ROSTIK INTERNATIONAL, 1993. С. 393-396.
