О некоторых проявлениях папизма в современном российском богословии

Меня в очередной раз побудила взяться за перо и представить рассуждение о Таинстве святой Евхаристии слишком безапелляционная позиция спорящей стороны. Я хотел было вовсе прекратить спор по причине его страстности, но теперь ясно вижу: это воспринято противниками как моя полная и безоговорочная перед ними капитуляция. Теперь они на разный манер: то так, то эдак, выстраивают причудливые логические конструкции, наслаждаясь своей несуществующей победой. Вглядываясь в это с удивлением, приходишь приблизительно к таким мыслям: вот они вышли, кипя силою, облачившись в ризы «непогрешимости», чтобы, твердо став «на основании апостолов и пророков», сокрушать челюсти врагов благочестия. Однако уместно будет в дни поста напомнить им старую истину: «Да не хвалится премудрый премудростию своею, да не хвалится сильный силою своею, и да не хвалится богатый богатством своим» (1 Цар. 2, 10). Назвав их однажды «монофизитствующими модернистами», я уже взял свои слова обратно, дабы взаимными нападками не разжигать ссору. Если бы они сами изобрели учение, которое сейчас защищают, то вполне заслуживали бы этого имени. Но их действительно извиняет довольно длительное присутствие (с конца XVI века) указанного учения у некоторых представителей православной Церкви. Зародилось же оно, как и следовало ожидать, во всемiрном инкубаторе всевозможных лжеучений, т.е. в системе папизма, совершенно соответствуя его духу, что мы и постараемся здесь доказать, противопоставив ему православное учение о Евхаристии.

Пока же отметим одну важную особенность психологического плана, которая помогла разобраться в сути вопроса: это слишком буйная реакция оппонентов, доходящая в отдельных случаях до фанатизма. Она напомнила поведение лжеотцов Разбойничьего собора, бывшего в 449 г. в г. Эфесе. Психологический посыл, таким образом, помог предположить связь некоторых современных богословов с монофизитами. И предположение оказалось на удивление правильным. Ведь монофизиты отказывались принять две природы в Ипостаси Богочеловека, что побудило их вывести одну сложную природу, причем человеческий вид Христа стал будто бы призрачным. Подобным образом поступают утверждающие, вслед за папистами, что в пресуществленных святых Дарах происходит некое смешение, появляется сложная природа (субстанция хлеба превращается в физическую субстанцию тела с сохранением акциденций хлеба; субстанция вина превращается в физическую субстанцию крови с сохранением акциденций вина - этот софистический выверт дает в итоге ту же самую «призрачность» присутствия природы хлеба и вина). При этом вопрос действительного присутствия в св. Дарах Божества уходит на второй план.

В противовес монфизитам, православные утверждали, что в Лице Иисуса Христа Божество и человечество сосуществуют «неслитно, неизменно нераздельно и неразлучно» (формула свт. Льва Римского). Как человеческая природа тела могла соединяться с Божеством, так может соединяться с Ним и природа хлеба - у Бога нет невозможного. Ветхозаветным образом такого соединения несоединимого служит неопалимая купина. Поскольку ничто из мiра вещества не было столь близко к Божественной природе, как тело и кровь Спасителя, справедливо вещество, вместившее Невместимого, отождествить с телом и кровью, что и сделал Господь на Тайной Вечере. Это первая причина. Вторая: Тело и Кровь Христовы предназначены для питания Церкви, также называемой Телом Христовым, для возрастания его в любви. Приемля в себя Христа, верные чада Церкви, становятся членами Христовыми, ветвями на лозе, приемлющими ее сок. В их жилах уже струится Кровь Богочеловека. Это относится, в первую очередь, к святым мученикам. Пролившие свою кровь за Христа, они сделались искреннейшими Его «удами», поэтому без мощей св. мучеников и не может совершаться Евхаристия. В их подвиге незримо побеждал врагов благочестия Сам Господь, делая их кровь, по глубокому убеждению древней Церкви, «семенем христианства». И это «семя», вложенное в виде мощей в святой престол или антиминс, становится зримо плодоносным через приобщение верующих святым Тайнам.

Но для этого нет никакой необходимости превращать природу хлеба в природу «невареного мяса», а природу вина в природу живой крови. Внешний вид Богочеловека нечасто блистал божественной славой; подобным образом, внешний вид хлеба и вина нечасто преобразуется в вещество мяса и крови, но лишь в исключительных случаях, для вразумления маловерных. Почему в «Известии учительном» (из Служебника) и сказано: "Аще по освящении хлеба или вина покажется чудо, сиесть, вид хлеба в виде плоти, или отрочате, вино же в виде крове, и аще вкратце не пременится сей вид, сиесть, аще не паки явится вид хлеба или вина, но сице непременно пребудет, никакоже иерей да причастится; ибо не суть сия тело и кровь Христова, но точию чудо от Бога..." Здесь ясно сказано, что вещество изначальное должно сохраняться; более того - если вещество хлеба превратилось в вещество плоти, это не тело Христово, но "чудо от Бога".

Нет ошибки, когда освященные Дары мы именуем то Хлебом, то Телом Христовым. Как нет ошибки именовать Христа Богом и Человеком. Этого взгляда придерживается Св. Писание. Например, Апостол Павел не почитал грехом говорить о евхаристическом Теле Христовом как о Хлебе: "Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один Хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного Хлеба" (1 Кор. 10, 16-17); «всякий раз, когда вы едите Хлеб сей и пьете Чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть Хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей» (1 Кор. 11, 26-28).

Можно без конца приводить святых отцов, именовавших евхаристические Тело и Кровь Христовы Хлебом и Вином (по веществу). «Дидахэ», памятник II века, говорит: «Что же касается преломляемого Хлеба (благодарите так): Тебя, Отче наш, за жизнь и ведение, которые Ты открыл нам через Иисуса, Сына Твоего. Тебе слава во веки! Как этот преломляемый Хлеб быв рассеян по холмам и, будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в Царствие Твое».

Священномученик Игнатий Богоносец, пострадавший за Христа при Траяне, пишет в послании к Римлянам (глава 7-я): «Нет для меня сладости в пище тленной, ни в удовольствиях этой жизни. Хлеба Божия желаю, Хлеба небесного, Хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия... И пития Божия желаю, - Крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная».

Св. мученик Иустин Философ (II век) так описывает Евхаристию в «Первой апологии»: «...к предстоятелю братий приносятся хлеб и чаша воды и вина: он, взявши это, воссылает именем Сына и Духа Святого хвалу и славу Отцу всего и подробно совершает благодарение за то, что Он удостоил нас этого... мы принимаем это не как обыкновенный хлеб и обыкновенное питье: но как Христос, Спаситель наш... воплотился и имел плоть и кровь для спасения нашего, таким же образом Пища эта, над которой совершено благодарение... и от которой через уподобление получает питание наша кровь и плоть, есть - как мы научены - Плоть и Кровь Того воплотившегося Иисуса». Здесь, очевидно, в Евхаристии утверждается тождество между Хлебом и Плотью.

Священномученик Ириней Лионский (II век) в 4-й книге (18 глава) трактата «Против ересей» пишет о Евхаристии: «...чистое приношение одна только Церковь приносит Создателю, принося Ему с благодарением Его творения. Иудеи же не приносят Ему; ибо их руки полны крови, ибо они не приняли Слова, через Которое делается приношение Богу. И все сонмища еретиков не делают приношения Богу... мы приносим Ему то, что Его; последовательно возвещая общение и единство плоти и духа. Ибо как хлеб от земли, после призывания над ним Бога, не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей - из земного и небесного, так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду воскресения». Здесь великий богослов древнейшей эпохи говорит о двух природах в Евхаристии, принимая которую и мы приобщаемся божественного нетления.

В литургии свт. Василия Великого в молитве, следующей тотчас по освящении Даров, произносится: «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие; и ни единаго нас в суд или во осуждение сотвори причаститися святаго Тела и Крове Христа Твоего...». Ясно, что слова «Хлеб» и «Тело», «Чаша» и «Кровь» использованы здесь учителем и святителем вселенной как синонимы с достаточным на то основанием.

К чему могут повлечь рассуждения приверженцев нового учения о Евхаристии? К «правке» Св. Писания в тех местах, где говорится о св. Дарах как о Хлебе, например, в книге Деяний св. апостолов: «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам Хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога» (Деян. 2, 46); «В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления Хлеба, Павел... беседовал с ними и продолжил слово до полуночи» (Деян. 20, 7). Далее, приверженцы нового учения о Евхаристии могут подвигнуться к «правке» богослужебных текстов и писаний святых отцов. В их новые догмы могут не вписаться, помимо приведенного места из литургии Василия Великого, например, слова свт. Амвросия Медиоланского (IV век) из его молитвы для пресвитера, готовящегося к служению литургии: «Хлебе чистейший, всякия сладости и благовония преисполненне, вниди в сердце мое и сладостию благовония Твоего наполни внутренняя души моея. Тобою питаются ангели на небеси преизобильно: да насытится по силе своей Тобою и пришлец человек на земли. Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе вожделеннее, сходяй с небесе и даяй живот мiрови, вниди в сердце мое и очисти мя от всякия скверны плоти и духа...». Возможно, они решат слово «Хлеб» заменить на «Тело». И что тогда получится? Вместо возвышенной песни - совершенная нелепость. А объясняется все опять-таки очень просто: великий святитель использует слова «Тело» и «Хлеб» по отношению к святым Дарам как синонимы, и где в смысловом отношении уместнее звучит «Хлеб», без всякого смущения это слово употребляет.

Служба Великого четверга дает нам новые примеры для уразумения тайны Тела и Крови. В икосе из канона на утрени поется: «Тайной трапезе в страсе приближившися вси, чистыми душами Хлеб приимем, спребывающе Владыце...». Во 2-м тропаре 8-й песни того же канона звучит: «Законныя дружбы тезоименитый Искариот, волею забыв, яже нозе умы, уготови на предание; и Твой ядый Хлеб, Тело Божественное, воздвиже ков на Тя, Христе...». Мы видим, что в этой древней службе слова Тело и Хлеб, используемые в известном контексте, употребляются как синонимы. Благодарение Богу! Приверженцы нового учения о Евхаристии еще не добрались до текстов православного богослужения!

От объюродевших в своих умствованиях папистов разумных доводов уже давно никто не ожидает. Но почему за ними массово повлеклись православные, удивляет. Рвение папистов о славе Божией, как правило, приводит к богохульству. Они ввели «Filioqe» в надежде возвеличить Христа, но Христа невозможно возвеличить ложью о Святом Духе. Они думали возвеличить Богоматерь догматом о «непорочном зачатии», но тем самым умалили Ее личный подвиг, не говоря уже о массе логических несообразностей, которые сопутствуют указанному богохульному начинанию. Они думали возвеличить авторитет «наместника Бога» на земле, введя догмат о его «непогрешимости», но тем самым уничижили Бога, сделав Его зависимым от слишком переменчивого образа мыслей грешного человека. Они думали возвеличить тайну Евхаристии, учением о превращениях вещества, взятом у невежественных алхимиков, и тем самым только унизили Таинство. Им мало веры - хочется ощутить вещественно. Лукавый и прелюбодейный род, ищущий знамений!

Меня, признаться, поначалу удивляло, почему приверженцы нового учения о Евхаристии как-то вяло используют, казалось бы, просто убойный аргумент в свою пользу в виде анафематизмов Константинопольского собора 1691 г., а также текст «Послания Восточных патриархов» 1723 года. Но лучше вникнув в суть проблемы, перестал удивляться. Все дело в том, что отцы Константинопольского собора 1691 г. слишком увлеклись полемикой с протестантами, справедливо укоряя последних в совершенном уничтожении Таинства Тела и Крови Христовых. Плохо, что в этой полемике они стали использовать терминологию папизма. Это не наше мнение. Архиепископ Василий Кривошеин в своем труде «Символические тексты в Православной Церкви» говорит о значительном влиянии латинской схоластики на греческое богословие XVIIв. Так, например, критически оценивая известное «Исповедание Досифея» (хотя никто не оспаривает великих заслуг этого Иерусалимского патриарха перед вселенской Церковью в деле утверждения Православия) архиепископ Василий говорит:   «Латинская терминология особенно часто встречается в учении о Евхаристии. Можно сказать, что здесь Досифей даже превосходит Петра Могилу в своем увлечении латинщиной. Вот характерный пример: “После освящения хлеба и вина более не остается сущность (субстанция) хлеба и вина, но само Тело и Кровь Господа под видом и образом хлеба и вина, или, что то же, в акциденциях хлеба и вина.”» Текст Соборной грамоты 1691 г. – ни что иное, как вольное переложение первых трех из 11-ти анафематизмов «Декрета о святой Евхаристии», утвержденного XIIIсессией, состоявшейся 11.10.1551., папистического Тридентского собора, почитаемого папистами XIX-м Вселенским. На наш взгляд, Триденсткий собор высказался, во-первых, более грамотно, а во-вторых, более кратко, чем Константинопольский, поэтому процитируем 4-е правило названного Декрета: «Через освящение хлеба и вина совершается изменение всей субстанции хлеба в субстанцию Тела Христа Господа нашего и всей субстанции вина – в субстанцию Его Крови: это изменение Католическая церковь справедливо и точно назвала пресуществлением». Приведем здесь же второй из указанных анафематизмов как наиболее выразительный: «Если кто-либо говорит, что в Пресвятом Таинстве Евхаристии субстанция хлеба и вина остается вместе с Телом и Кровью Господа нашего Иисуса Христа, и отрицает это дивное и уникальное превращение всей субстанции хлеба в Его Тело и всей субстанции вина в Его Кровь, при том что сохраняется лишь видимость хлеба и вина, превращение, которое Католическая Церковь называет очень подходящим образом "пресуществлением", да будет анафема». Характерная деталь: рассуждая о Евхаристии с частичным усвоением папистического образа мыслей, отцы Константинопольского 1691-го года собора не высказались против латинского обычая совершать литургию на опресноках; не осудили также 4-е правило 4-й главы из постановления XXI-й сессии того же Тридентского собора, которое звучит следующим образом: «Если кто-либо говорит, что причастие необходимо маленьким детям до того, как они достигли возраста распознания, да будет анафема».

Напомним, что лжеотцы уже упомянутого здесь Разбойничьего собора в Эфесе говорили подобным образом. Ересиарх Евтихий: «Исповедую, что Господь наш состоит из двух естеств прежде соединения, а после соединения исповедую одно естество». На вопрос ересиарха Диоскора - «Можем ли мы допустить выражение, в котором говорится о двух естествах после Воплощения?» - лжесобор ответствовал: «Анафема тому, кто употребляет подобное выражение, если кто говорит два - анафема!» (Цит. По книге профессора А.П.Лебедева «Вселенские соборы IV и V в.в.»).

Таким образом, враждуя против лисиц протестантизма, восточные патриархи почему-то решились заигрывать с монофизитствующими волками папизма. Не вдаваясь в тонкости восточной политики и тесно связанной с нею восточной богословской полемики XVI-XVIII в.в., укажем на одну безспорную особенность. Находившийся в то время под властью турок Восток стал ареной борьбы между папизмом и протестантством. Иностранные представители этих религиозно, идеологически и политически оформленных мощных систем стремились найти агентов влияния в среде греческого духовенства, что обыкновенно с разной степенью успеха и удавалось. Подлинной удачей протестантизма стало совращение в свою ересь патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса. Он вполне усвоил кальвинистский взгляд на Таинство Евхаристии как лишь на символическое действо (т.е. обряд). За это он был анафематствован в 1638 г., после чего тайно казнен турецкими властями. Кирилл Лукарис выступал против использования термина «пресуществление». Православные поступили бы тогда прекрасно, анафематствовав учение не только Кальвина, но и всех прочих протестантских систем, закономерно выросших из семени папизма. Однако они пошли путем заимствования новейшей догматики того же папизма. Это, конечно, вполне объяснимо тем фактом, что греческие иерархи получали тогда философское и богословское образование на Западе и не всегда критически воспринимали положения установившихся там взглядов. Поэтому Константинопольский собор 1691 г. предал анафеме тех, кто отказывается принимать термин «пресуществление». Если это слово иногда использовали отцы Церкви (доказательству чего посвящена часть рассуждений собора), то, во всяком случае, не с той жесткой определенностью, как в декрете Тридентского собора, а более свободно. Но разве это повод предавать анафеме тех, кто не считает нужным принимать терминологию вполне еретического Тридентского собора?

К счастью, прискорбное обольщение Востока папизмом имело благополучное завершение в виде Окружного послания 1848 г., которое было весьма высоко оценено и переведено на русский язык святителем Филаретом Московским. Мы не можем отказать себе в удовольствии привести наиболее важный пункт этого выдающегося документа: «§4. Из ересей, распространившихся, какими Бог, весть судьбами, в большей части вселенной, был некогда арианизм, а теперь - папизм. Но и сей последний (подобно первому, который уже совершенно исчез), хотя до ныне еще в силе, не превозможет до конца, а прейдет и низложится и велий глас небесный возгласит о нем: низложен (Апок. 12, 10)!»

Но в XVII-XVIII в.в., увы, некоторые православные за одно с папистами пошли по стопам Варлаама и Акиндина, а не по стопам свт. Григория Паламы. Нечестивый Варлаам, вслед за Фомой Аквинатом, стремился овеществить Божественную природу. Именно из этого стремления с логической необходимостью следует желание грубо овеществить Тело и Кровь Спасителя, превратить их из духовной пищи в материальную. Оставшиеся глухими к учению свт. Григоря Паламы о проявлениях Божественной природы, паписты стали делать упор на материальном превращении. Они желают вкушать плоть и кровь Человека Иисуса Христа, пренебрегая Его Божественностью. Подобную операцию они произвели и с Фаворским светом. Им тягостно присутствие в мiре Божества. Зачем Бог, когда есть земной папа, имеющий «непогрешимый» ответ на любой вопрос современности!?

Сказав об учении свт. Григория Паламы, приведем подлинные слова этого учителя Православной Церкви из «Третьей Триады». Здесь он говорит о конечной цели христианской жизни (это учение в сравнительно недавние времена воспроизведено самим делом прп. Серафимом Саровским), связанной с конечной целью пренебесного Таинства: «... в своей сверхъестественной силе Бог одновременно и целиком пребывает в Себе и целиком живет в нас, передавая нам таким образом не Свою природу, а Свою славу и сияние. Это божественный свет, и святые справедливо называют его Божественностью: ведь он обоживает»(стих 23). «Сорок лет посылая манну свыше, Бог дал прообраз воссияния этого света в человеке, а Христос осуществил его в полноте, послав крепко верующим в Него и показавшим свою веру на деле, просвещение Духа, предложив в пищу Свое светозарное Тело, и это залог будущего таинственного общения с Иисусом» (стих 25).

В связи с выше сказанным о светозарности св. Таин, считаем нужным привести для мечтающих о превращениях материальных субстанций свидетельство из жития прп. Сергия Радонежского, составленного прп. Епифанием Премудрым, о служении св. Сергием литургии: «когда служил святой, виден был огонь, ходящий по жертвеннику, осеняющий алтарь и со всех сторон святую трапезу окружающий. А когда святой хотел причаститься, тогда божественный огонь свернулся, как некая плащаница, и пошел в святой потир; так преподобный причастился».

Мечтающим о превращениях материальных субстанций приведем и свидетельство свт. Григория о небесной телесности: «... в блаженной жизни будущего века у «сынов воскресения»... тело как бы скрадется: оно истончится так, что вообще уже больше не будет казаться веществом...» Далее святитель вновь говорит о божественном Причастии: «... если Сын Божий не только соединил с нашей природой - о безмерность человеколюбия! - Свою божественную Сущность и, принял одушевленное тело и разумную душу, явился на земле и обращался среди людей (Вар. 3, 38), но - о изобилие чуда! - смешивая Себя через причастие Своего святого Тела с каждым верующим, Он соединяется и с самими человеческими существованиями, становясь одним телом с нами и делая нас храмом всего Божества - потому что в Теле Христове «телесно живет вся полнота Божества» (Кол. 2, 9), - то неужели Он не просветит и не озарит души достойных причастников божественным блеском Своего Тела в нас, как Он осветил тела учеников на Фаворе?» (стих 38). Неужели преображение души и тела человека в храм Божества с озарением его нетленным светом - меньшее чудо, чем воображаемое превращение хлеба в мясо?

Прекрасно изобличает все лжеумствования папистов свт. Кирилл Иерусалимский (IV век) в своем 4-м Тайноводственном поучении: «...во образе хлеба дается тебе Тело, а во образе вина дается тебе Кровь, дабы приобщився Тела и Крови Христа, соделался ты Ему стелесным и скровным. Ибо таким образом бываем и Христоносцами, когда Тело и Кровь Его сообщится нашим членам. Так, по словам блаженного Петра, «бываем Божественного естества причастницы» (2 Петр. 1, 4).» Итак, изгоняющие Бога из этого мiра, в тайне сердца неверующие в возможность причащаться Божественного естества, желают приобщаться лишь телесной природы Спасителя, через что унижают Бога и попирают Его любовь к человеческому роду.

Далее святитель Кирилл обличает будущую страсть папистов к плотоядению: «Некогда Христос, беседуя, говорил к иудеям: «аще не снесте Моея плоти, и не пиете Моея крови, живота не имате в себе» (Ин. 6, 53). Они же не духовно услышав реченное, но соблазнившись, «идоша вспять» (Ин. 6, 61, 62, 66), думая, что к плотоядению склоняет их». Приучая различать вещественное от духовного в Таинстве Евхаристии, свт. Кирилл поясняет: «Итак, Хлеб и Вино (в Евхаристии) не разумей простыми; ибо оныя Тело суть и Кровь Христова, по изречению Владыки. Ибо хотя чувство тебе и представляет сие, но вера да утверждает тебя. Не по вкусу рассуждай о вещи, но от веры будь известен без сомнения, что ты сподобился Тела и Крови Христовы».

А.С.Хомяков («Опыт катехизического изложения учения о Церкви») так говорит о заблуждениях папистов относительно Евхаристи: « Романизм, настаивая на существе Таинства, т. е. на действительности преложения земных элементов в небесное тело, истолковывает, по своей неизменной привычке, духовное действие как чисто - вещественное и унижает Таинство до того, что оно превращается в его понятиях в какое-то атомистическое чудо.* (*Это стремление так явно, что раз, когда мне случилось переводить вслух рассуждения некоторых Римских богословов в их полемике против протестантов, один благочестивый, хотя и неученый священник, бывший при этом, воскликнул в благочестивом ужасе: «Господи, что же это они говорят такое? Они, кажется, принимают Тело Христово за мясо Христово?") Нигде слепая самоуверенность схоластического невежества не являлась в такой наготе, как в спорах Римлян с Протестантами о таинстве Евхаристии; никогда законы мира вещественного или, говоря точнее, наши желания познания об этих законах, или о том, что мы принимаем за законы, не прилагались с таким дерзким кощунством к явлениям другого мира, как мерила могущества Божия».

Здесь следует заметить: столь присущие папистическим «святым» экзальтация и болезненная мечтательность, как, например, у Терезы, приводит к так называемым стигматам под воздействием бесовской силы. Стремление к вещественным и чувственным преобразованиям, охватившее разгоряченным энтузиазмом массы папистов, вероятно, нашло отражение в указанных выше декретах Тридентского собора.

Далее русский богослов говорит: «Но знают ли люди, что такое Тело по отношению к разуму? Невежды и слепцы, и однако гордые в своем невежестве и ослеплении, как будто бы они действительно обладали ведением и прозорливостью, - ужели думают они, что так как они сами рабствуют своей плоти, то и Христу нельзя не быть рабом вещественных стихий? Тот, Кому вся предана суть Отцом Его, Тот, Кто есть Господь всяческих, не есть ли Господь и Своего Тела? и не силен ли Он сотворить, что всякая вещь, не изменяя нисколько своей физической субстанции, станет этим Телом, тем самым, которое за нас страдало и пролило кровь свою на кресте (хотя Он и мог освободить Себя от законов вещества, как показал это на Фаворе)? и, наконец, что такое Тело Христа прославленного как не Его проявление? Таким образом, Церковь, радостная и признательная, знает, что Спаситель ее даровал ей не только общение Духа, но и общение проявления, и человек, раб плоти, вещественным действием претворяет себе вещество, которым облекается Христос силою действия духовного. О глубина Божественной любви и безконечного милосердия! О слава небесная, нам дарованная в самом рабстве земном! Таково от начала учение Церкви; а тот, кто видит в Евхаристии одно лишь воспоминание, равно как и тот, кто настаивает на слове пресуществление* (*или заменяет его словом сосуществление (consubstantiation)), другими словами: и тот, кто, так сказать, выпаривает таинство, и тот, кто обращает его в чудо чисто-вещественное, одинаково безчестят святую Вечерю, приступая к ней с вопросами атомистической химии, безчестят и Самого Христа невысказанным, но допускаемым предположением какой-то независимости вещества от воли Спасителя. Ни те, ни другие не понимают истинных отношений Христа к Церкви».

Во время Евхаристии мы совершаем «безкровную службу», как говорит в своем чине божественной литургии свт. Иоанн Златоустый. Хотящие присутствия вещественной крови, очевидно, тяготеют к ветхозаветному служению, где верующие окроплялись живой кровью и причащались мяса жертвенных животных. Но Господь упразднил кровавые жертвоприношения, однажды принеся в жертву Свои Тело и Кровь, иными словами, Свою человеческую природу, в подвиге послушания Отцу. Нет никакой необходимости Господу страдать многократно, чтобы всякий раз изливать вещество крови. Он благоволил дать в снедь Свои Тело и Кровь, пострадав и воскреснув однажды, под видом удобоприемлемой пищи для освящения душ и телес верных, делая последних «причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1, 4).

Да и что такое прославленная Воскресением плоть Христова? Кто может изъяснить, как эта одухотворенная плоть просочилась сквозь Плащаницу, оставив на ней свой образ? Или как проникала сквозь стены храмины, где были собраны ученики? Как эта плоть вдруг стала невидимой в Эммаусе во время беседы с Лукой и Клеопой? Где здесь чаемое папистами мясо? Не скрывается ли за стремлением грубо овеществить тело Богочеловека завистливое желание лишить Христа божественной славы? Не так понимает обоготворенные Тело и Кровь Христовы Православная Церковь. В 9-й песни канона из Последования ко св. причащению говорится: «Якоже огнь да будет ми, и яко свет, Тело Твое и Кровь, Спасе мой, пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая поклонятися Божеству Твоему». Не о явлении мышечных волокон и не о запахе живой крови просит Бога православный христианин, но о духовном просвещении; не об изменениях вещества, но о благодатном изменении своей души; не о внешнем, но о внутреннем.

В службе Великого четверга, во 2-м тропаре 1-й песни канона на утрени поется: «Тайноводящи други Своя, душепитательную уготовляет трапезу, безсмертия же воистину Мудрость Божия растворяет Чашу верным». В 3-м тропаре 4-й песни того же канона слышим: «Питие новое паче слова, Аз глаголю, во Царствии Моем пию, якоже бо Бог с вами боги буду...». Вот высочайшая цель великого Таинства - обожение сотворенных из персти земной.

Господь установил тождество Хлеба с Телом и Вина с Кровью: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26-28). И прежде установления Таинства Господь произнес слова, которые многих ошеломили: «Я Хлеб живый, сшедший с небес; ядущий Хлеб сей будет жить вовек; Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мiра... истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 51-56).

Господь, Который называет несуществующее существующим и Который словом создал мiр из ничего, одним всемогущим повелением преложил хлеб в Тело, а вино - в Кровь. И святые Дары, вместив природу Божества, пребывают неизменно, почему им и воздается поклонение, приличествующее единому Богу, что лучше всего выражено в литургии Преждеосвященных Даров, - а не как пустословят протестанты, будто Божественная природа оставляет пресуществленные (кстати, лично я не вижу в самом этом слове ничего крамольного, всего-навсего отказываюсь употреблять его в папистическом смысле) Хлеб и Вино.

Апостол Павел пишет: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мiра, а не по Христу; ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти» (Кол. 2, 8-10).

После установления Господом указанного тождества между Собою и святыми Дарами, кто усомнится, что в них обитает «вся полнота Божества телесно»? В божественной литургии Преждеосвященных Даров во 2-й молитве верных настоящая истина явлена превосходнейшим образом: «Владыко святый, преблагий, молим Тя, в милости богатаго, милостива быти нам грешным и достойны нас сотворити подъятия единороднаго Твоего Сына и Бога нашего, Царя славы. Се бо пречистое Тело Его и животворящая Кровь, в настоящий час входящия, на тайней сей предложитися имут трапезе, от множества воинства небеснаго невидимо дориносимаго; ихже причастие неосужденно нам даруй, да теми мысленное око озаряюще, сынове света и дне будем». В Преждеосвященных святых Дарах, если они где-либо пребывают, Бог будет являть Свое присутствие вплоть до Второго пришествия Христова, когда всякое вещество погибнет.

Духовное восприятие Таинства мы видим в благодарственных молитвах по святом причащении: «Давый пищу мне Плоть Твою волею, Огнь сый, и опаляяй недостойныя, да не опалиши мене, Содетелю мой; паче же пройди во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце. Попали терние всех моих прегрешений; душу очисти, освяти помышления...» (молитва 3-я, прп. Симеона Метафраста). Не ясно ли, что не желудок причастника восприемлет полноту Божества, но его ум и сердце?!

Мы говорим о тождестве. Хлеб стал Телом. Но и Тело пребывает Хлебом, предназначенным в снедь верным. Подобно тому, как Бог стал человеком; но и Человек Иисус после этого пребывает Богом, что впервые засвидетельствовал св. апостол Фома, воскликнув по осязании божественных ребер: «Господь мой и Бог мой!». Апостолы не гнушались именовать и Хлеб Телом, и Тело Хлебом, утвердив в несовершенных человеческих словах указанное тождество. Оно столь же таинственно и непостижимо, как соединение в одной Ипостаси Божественной и человеческой природы, как тождество Единицы (потому что Бог един) и Троицы. К счастью, во времена апостолов еще не существовали паписты, приобыкшие ущербной земной логикой извращать любую божественную тайну. Вселяя Свою Божественность (по терминологии свт. Григория Паламы) в вещество (хлеба и вина) Господь и после земной жизни продолжает Свое божественное истощание, почему истинно освящает Своей Кровью всякого верного вплоть до славного Второго пришествия, поэтому на литургии языком символов воспроизводится вся земная жизнь Христа.

Указанное тождество находит прекрасное выражение в Служебнике в главе «О вещи тайны самого Тела Христова». Под словом «вещь» здесь следует понимать вещество, материальную природу: «Вещь тайны Тела Господа нашего Иисуса Христа есть хлеб от чистыя пшеничныя муки, водою простою естественною смешанный и добре испеченный, квасный, непресоленный, свежий и чистый; вкус, сиесть смак свойственный имеяй и к ядению благоприятный. Пресный бо хлеб, аще и пшеничный будет, в Церкви святей восточней православно-кафоличестей, материею, сиесть, самою вещию Тела Христова никакоже быти может...». Итак, здесь ясно прослеживается различие между веществом (материей) и Тайной Божией, являемой через вещество. Подобным образом сказано о вине в главе «О вещи Крове Христовы»: «Вещество Крове Христовы есть вино от плода лознаго, сиесть из гроздов винныя лозы источенное. Подобает сему вину свойственный имети вкус и обоняние, и к питию приемное и чистое быти, несмешеннное с каковым-либо иным питием...»

Вообще, к Богу приложимо множество имен, о чем сказано в известном сочинении свт. Дионисия Ареопагита, каждое из них служит отдельным «символом Богоявления», но ни одно из них не является исчерпывающим, определяющим по отношению к Неподвластному каким бы то ни было пределам. Подобным образом, к Тайне Божией могут быть приложимы различные имена, что и представлено святыми отцами. Из уже приведенных здесь можно повторить: Тело и Кровь, Плоть и Чаша, Хлеб и Огонь, Свет, Угль (пылающий) и т.д. Свт. Григорий Двоеслов не пренебрегает и такими образами, рассуждая о тайне Боговоплощения в праздник Рождества Христова: «...поелику через пророка говорится: «всяка плоть сено» (Ис. 40, 6), то Он, соделавшись человеком, сено наше превратил в пшеницу, говоря о Самом Себе: «аще зерно пшенично, пад на земли, не умрет, то едино пребывает» (Ин. 12, 24). Поэтому и рожденный, Он полагается в яслях, для того, чтобы пшеницей Своей плоти восстановить силы всех верующих, т.е. святых животных, дабы они не оставались голодными без пищи вечного разумения». А несколько позднее в той же беседе свт. Григорий говорит, что Спаситель облекся в землю плоти нашей, ибо человек создан из земли. В этом случае образ пшеницы и хлеба, из нее производимого, не лишен самых возвышенных значений, и природа хлеба по своему достоинству ничуть не ниже природы мяса, чтобы сделаться вместилищем Божеского естества. Потому вполне оправданно в чине литургии Преждеосвященных Даров, составленной тем же свт. Григорием, при появлении Тела и Крови, выносимых из алтаря для святого причастия, после слов священника «Со страхом Божиим и верою приступите», хор поет: «Хлеб небесный и Чашу жизни, вкусите и видите, яко благ Господь».

Прп. Иоанн Дамаскин в 4-й книге «Точного изложения православной веры» пишет: «...Бог по обычному Своему снисхождению, чрез обыкновенное по естеству совершает вышеестественное... Поелику люди обыкновенно в пищу употребляют хлеб, в питие - воду и вино, Бог с сими веществами соединил Свое Божество и сделал их Своим Телом и Кровью, чтобы через обыкновенное и естественное мы участвовали в вышеестестенном». Добавим, что многие св. отцы под «хлебом насущным» в молитве Господней понимают в первую очередь св. Причастие.

Если бы в Евхаристии вещество вина превращалось в вещество крови настолько, что можно было бы под микроскопом изучать ее, например, (прости, Господи!) с целью клонирования неких сверхчеловеков, угодна ли была бы Богу такая кощунственная профанация великого Таинства? Если египетские жрецы могли бесовской силой претворять воду в кровь (Исх. 7, 22), а свои жезлы в змеев (Исх. 7, 11), что с того?

Паписты своими бредовыми идеями готовят почву антихристовым лжечудесам. Если один из предтеч последнего, лидер тоталитарной секты Аум Синрикё, Асахара дает адептам пить свою кровь, можно предположить, что сам антихрист, который будет стремиться, на свой обезьяний манер, во всем превосходить Христа, даст всему падшему мiру пить свою кровь в разбавленном, скажем, 1 к 1000000, виде, делая через это мiр причастником демонического естества (т.е. бесноватым). Если мошиах, по совместительству, окажется еще и папой Римским с безумным «Третьим заветом», все встанет на свои места. Он заявит: «Распятый всегда был обманщиком, как было объявлено тотчас после Его смерти нашими старшими братьями иудеями. Лучшие эксперты провели комплексное исследование евхаристических Тела и Крови и пришли к выводу: это подлог и многовековой обман. Кроме хлеба и вина, никакого вещества более не обнаружено. Итак, люди земли, труждающиеся и обремененные, спешите ко мне, и я упокою вас. Я, страждущий, постоянно уязвляемый ради спасения мiра, дам вам в снедь свою истинную кровь из моих вен, и вы не увидите смерти во веки. Вы станете непогрешимыми, как я, вы станете причастниками бога в его сокровенном до сих пор существе» и т.д.

Впрочем, куда вероятнее, что последний папа Римский объявит себя предтечей мошиаха, и, в таком случае, будет призывать пить не свою, а мошиахову кровь.

По мере того, как сатанизм все более входит в жизнь современного человечества, тяготение к пожиранию живой человеческой крови будет только усиливаться. К романтизации пожирания крови уже подключился Голливуд. Мы имеем в виду, например, фильм «Сумерки» о сверхлюдях-вампирах, наделенных сверхспособностями.

Сатанинские секты постоянно используют в своих обрядах кровь, в том числе, человеческую. По мере сатанизации общества, их обычаи будут приобретать все большую популярность. Люди станут массово пить живую кровь, при этом уверяя, что их таинства более действенны, чем христианские, потому что натуральнее.

Последователи нового учения о Евхаристии, влекущиеся вслед за папистами к безднам лжи! Не мудрствуйте более, чем мудрствовали святые апостолы. Признайте тождество в Евхаристии Хлеба с Телом, а Вина с Кровью; и наоборот - Тела с Хлебом, сходящим с Небес, а Крови - с Вином, веселящим сердце человека неземной радостью. Выбросьте ваши микроскопы с книгами алхимиков, оставьте в покое отношения субстанций и акциденций. Приступая к великому Таинству, не пытайтесь разжевать воображаемые вами мышечные волокна, но стремитесь к собственному обожению. Примите Таинство в простоте сердца, вкушая его не зубами и желудком, но «верою и любовию».

В заключении следует сказать, что признавая наличие в святых Дарах двух природ, как и в Ипостаси Богочеловека, мы не должны говорить о них уничижительным образом, но должны подражать речениям Церкви о Христе. Мы говорим о Нем, как о Человеке лишь в тех случаях, когда нужно прославить Его подвиг спасения человеческого рода, Его божественное снисхождение и истощание. Но обычно мы говорим: «Христос, истинный Бог наш» и т.д. Так и о вещественной природе святых Даров допустимо говорить лишь когда это необходимо для славы Божией. Когда же этой необходимости нет, не следует называть св. Дары Хлебом и Вином - ведь это то же самое, как если мы говорили бы в торжественной обстановке: «Человек Христос» или «Сын человеческий» и т.д. Поэтому из благоговения следует избегать слов «Хлеб» и «Вино» по отношению к святым Дарам, за исключением, конечно, тех случаев, когда они так уже были названы в Св. Писании и св. отцами. Мы не имеем того благоговения, что имели отцы, поэтому со страхом должны употреблять наиболее возвышенные слова о святых Тайнах, дабы не быть обвиненными в уничижении воплотившегося Бога.