4. Красота и красота.
4.1. Почему одни творения снова и снова влекут нас к себе, и мы никак не можем «насытиться» и наш «аппетит» только возрастает. Другие произведения оставляют нас равнодушными, а некоторые даже отвращают от себя, вызывая омерзение и тошноту? Что в первых есть такое, что пленяет нас? Красота! Но что значит красота? Этим вопросом задаются многие, хотя редко находят удовлетворяющий их ответ. И потому вечны строки нашего поэта: «И потому что значит красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд, в котором пустота
Или огонь, мерцающий в сосуде» (Н.Заболоцкий).
При этом красота не только (просто) привлекает нас к себе и нам не наглядеться, не наслушаться, она обращает нас к себе, вырывая из суеты и повседневности, облагораживая каждого, кто к ней приник. «Красота обещает примирение за пределами противоречий момента» считает Д.Харт. Она «как бы помещает трагедию времени в более мощную перспективу гармонии и смысла, в равновесие между светом и тьмой» (33. Дэвид Харт. Красота бесконечного. М.2010. С.23). Но это не та красота, которая являет нам Божью Славу.
4.2. Как мы уже говорили, есть Красота и красота. Красота со строчной буквы, о которой говорил бл. Августин, есть красота нашей сущности, первого внутреннего уровня нашей личности, душевного или идеального. Еще глубже духовный уровень, который уже соприкасается с «Царством Небесным, которое внутрь нас есть», с Красотой с прописной буквы. В первом внутреннем слое (уровне) содержится т.н. «внутренняя необходимость», или по словам В.В.Кандинского «двигатель творческого процесса, двигатель который управляет и творчеством каждого художника и развитием искусства в целом». С её помощью эстетическое или чувства прекрасного в человеке стремятся материализоваться, обрести чувственно воспринимаемую форму. «Форма есть выражение внутреннего содержания». «Отверстый глаз художника должен быть направлен на внутреннюю жизнь, и ухо его всегда должно быть обращено к голосу внутренней необходимости». Так утверждал Кандинский. Характерны его высказывания о творчестве, в том числе и о своем собственном творчестве. «Прекрасно то, что возникает из внутренней душевной необходимости. Прекрасно то, что прекрасно внутренне». ( 23. «О духовном в искусстве» по изданию Кандинский В.В. Точка и линия на плоскости. С-Пб.2001.С.134). «Рождение подлинного произведения искусства есть тайна. Если жива душа художника, ей не нужны костыли головных рассуждений и теорий. Она сама найдет что сказать, сам художник при этом может в ту минуту и не сознавать, что именно. Ему подскажет внутренний голос души, какова нужная ему форма и где её почерпнуть (из внешнего ли, или внутреннего «естества»)» (23.С.133). ««Содержанием» живописи является сама живопись. Она дружески говорит с тем, для кого каждая форма жива, содержательна, звучит духовно...Я не умел выдумывать форм, и видеть чисто головные формы мне мучительно. Все формы, когда бы то ни были мною употреблены, приходили ко мне «сами собою»: они то становились перед глазами моими совершенно готовыми - мне оставалось их копировать, то они образовывались в счастливые часы уже в течение самой работы» (23.С.281). «Создание искусства по законам внутренней необходимости ощущается как прекрасное, или внутренняя красота, она не имеет ничего общего с внешней красивостью и даже полностью противоположна ей».
4.3. Так создается красота. Но чтобы стать Красотой она должна стать причастной благодати Святого Духа. Как это происходит? Это тайна творчества. Впрочем, как и всё духовное в мире. Не меньшая тайна заключена в таинствах, да даже и в освящении воды, когда она становится причастной благодати Божией. А.И. Осипов пишет: «При совершении таинств и освящении воды, хлева, вина, масла и др. происходит не материальное изменение вещества, но его особое в каждом случае приобщение Божественной благодати. Даже в Евхаристии происходит не превращение (так называемое «пресуществление») хлеба и вина в натуральные тело и кровь - в «невареное мясо», как записано в одном документе 17 века, но их соединение с Божеством Христа. Об этом пишут, например: свт.Григорий Нисский: «Хлеб...освящен вселением Слова», свт.Григорий Палама: «Сей хлеб является как бы некоей завесой скрытого внутри Божества», преп. Иоанн Дамаскин: «Исайя увидел угль, но уголь - не простое дерево, а соединенное с огнем, так и хлеб общения - не простой хлеб, но соединенный с Божеством; тело же, соединенное с Божеством, не одно естество, но одно, конечно, принадлежит телу, другое же - соединенному с ним Божеству. Поэтому то и другое вместе - не одно естество, но два». Так и в духовном искусстве присутствует красота и Красота.
4.4. Культурное творчество не есть отображение материального мира, не есть претворение идеального в материальное. Искусство не «является лишь символическим выражением в этой жизни», как считал Н.Бердяев. Нельзя в этом смысле толковать ап.Павла: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу» (1 Кор.13:12). Именно видим духовную реальность, а не намеки на неё. культурное творчество есть творение из «тишины», из «немоты», из «.ничего». Художник может даже задумать нечто обличающее, а выходит воспевающее. «Живые мощи» И.С.Тургенева, «Дон Кихот» Сервантеса. Первообраз, лик, логос сам себя выявляет через творчество, через форму. А.Ф.Лосев пишет: «Художественное выражение или художественная форма есть творческий и знергийно становящийся (ставший) первообраз себя самого, или образ, творящий себя самого в качестве своего первообраза, становящийся (ставший) своим первообразом» (16. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы // Форма. Стиль. Выражение.М.,1995.С.89). Первообраз в искусстве и есть Красота. Явить людям Красоту всего призван художник. Т.е. художник медиум Красоты идущей через него и чуждый ему первоначально. Отсюда сущность творчества эстетической формы заключается в максимальной пассивности автора её, чтобы Красота потерпела минимальное количество нарушений себя со стороны автора, чтобы она осталась нетронутой и чистой в своей самодовлеющей и самодовольной стихии. «Сущность творчества - уметь во время быть максимально пассивным. Творческая воля художника - великая пассивность и бесконечная самоотдача» (Лосев.16. С.89). Отсюда логически вытекает, пишет В.Бычков, что при восприятии настоящего искусства утрачивается ощущение личного авторства. Мы не просто забываем, но понимаем, убежден Лосев, что « Тристана» писал не Вагнер и « Прометея» не Скрябин. А вот как об этом пишет А.Ф.Лосев: «Я утверждаю, что реальное художественное восприятие требует, чтобы для художественной формы не было никакого автора, чтобы художественная форма переживалась как нечто творящее себя саму, чтобы не было никакого еще нового творца, который бы стоял над ней и ею управлял. Художественная форма самочинна, самообусловлена, ни от чего и ни от кого не зависит (16.С.87). «Художественная форма, а, следовательно, и первообраз - это результат напряженной свободной творческой деятельности художника, и он единственный ответчик за малейший штрих, допущенный им в художественном произведении (16.С.72). В.Бычков поясняет: «Речь у Лосева идет не о обыденной «осознанности», не о букволистки рассудочном подходе к каждому элементу и штриху создаваемого им произведения «в уме» до его реального воплощения - отнюдь нет. Автор «Диалектики художественной формы» имеет в виду под «сознательным» ту точнейшую соразмерность, органичность, уместность и самодостаточность всех форм, элементов, штрихов и звуков возникающего произведения, когда, как говорится, уже нельзя ничего ни прибавить, ни убавить; ту удивительную внутреннюю гармоничность и упорядоченность произведения, которая предполагает наличие некоего высшего сознания, как диалектической противоположност и хаосу (равно небытию); или максимально возможное соответствие воплощенного факта выраженному в нём эйдетическом у смыслу» (13. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.,2007..С.345).
4.5. А вот как понимал красоту Н.Бердяев. «Красота в своей последней сущности неопределима, красота - великая тайна. В тайну красоты должно быть посвященным, и вне посвящения она не может быть познана. В красоте нужно жить, чтобы узнать её» (17.Бердяев Н. Собр. Соч. Париж.1985.Т.2 Смысл творчества. С.282). «Красота - не только цель искусства, но и цель жизни. И цель последняя - не красота как культурная ценность, а красота как сущее, то есть претворение хаотического уродства в красоту космоса» (17.С.281-282). «Восприятие красоты в мире есть всегда творчество, ибо здесь человек в акте свободного созерцания прорывается через уродство мира сего «к миру иному», воспаряет к космической гармонии» (17.С.261). «В созерцании высшего-прекрасного-гармонического созерцающий переживает момент творческого экстаза» (18. Бердяев. Н. Собр. соч. Париж. 1989. Т. 1 Самопознание. С. 258-259). «Отличие созерцательного творчества от созидательного заключается лишь в том, что гений творит в процессе постоянной борьбы, конфликтов, мучительных затруднений и преодолений, чего совершенно не знает созерцающий» (17.С.259). «Всякая красота - вечна и присуща глубочайшему ядру бытия» (19. Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. М..1994.Т.2С.425). «Красота лежит по ту сторону познания добра и зла. В ней не может быть никакого уродства. Царство Божие можно мыслить лишь как царство красоты. С красотой связаны все наши представления о рае и о преображении мира. Любое гармоническое состояние является красотой...Красота есть предельный идеал, из которого изгнана всякая дисгармония, всякое уродство, всякая низость... Всякая достигнутая красота есть начавшееся преображение мира...Сущностная красота, которая должна спасти мир, не только человечна, красота богочеловечна. В искусстве мир дается нам освобожденным и просветленным» (22.Бердяев Н. Диалектика божественного и человеческого. М.,2003.С.440-459).
4.6. В понимании места красоты в мире, в жизни человека есть несколько тенденций. Одни через красоту чают грядущее преображение мира. «Всякая красота в этом мире,- пишет Бердяев, - красота человека, природы, произведения искусства есть частичное преображение мира, творческий прорыв к иному миру. Мировую гармонию возможно мыслить лишь эсхатологически, как наступление Царства Божия» (21. Бердяев Н. Дух и реальность. М., 2003. С.489). Другие считают, что спасение через красоту есть путь одаренных в этом домене людей, так же как для философа спасение достигается через мышление. Об этом прекрасно сказал А.Ф.Лосев: «Я мыслитель и не могу жить без мысли и умственного творчества. Я не могу, не могу иначе. Это мой путь, мое послушание, мое призвание и то, что заняло всю жизнь и отняло все силы. Расстаться с этим - значит духовно умереть, и я не вижу никакого другого пути». Третьи считают, что искусство «дает нам силы для борьбы». «Настоящее искусство,- пишет А.Ф.Лосев, (комментируя оперу Римского-Корсакова «Снегурочка»),- всегда есть великий жизненный фактор, и с ... произведениями высшего искусства... становится легче жить и свободней дышать. Пусть завтра моя несчастная душа опять погрузится в бездонное море страданий и слез, неуслышанных вздохов и одиноких бессонных ночей. Пусть! Сегодня душа моя празднует свой светлый праздник и радуется весеннему поцелую «Снегурочки». Разве мы что-нибудь знаем, для чего дано страдание и для чего радость? Не нам, не нам, но имени Твоему!» (20.А.Ф.Лосев О музыкальном ощущении любви и природы//Из творческого наследия. М.,2003. С.63).
5. Дискретность (мгновенность) творчества.
5.1 Подлинное искусство открывает нам нечто новое в мире, нечто человеческое в природном естестве, а возможно и «Божественное великолепие» (свт. Григорий Богослов) в тварном мире. У тех у кого идеальные глаза на мир не раскрыты, можно сказать, что они, видя не видят. И слыша не слышат. Композитор В.Сильвестров говорил: «Почему-то считается, что, пребывая в творческом состоянии, человек ничего не видит. А оказалось, наоборот. Именно в этом состоянии все мгновенно открывается. Творчество, действительно, требует сосредоточения, но когда в этом сосредоточении мы оглядываемся вокруг, то больше в мире видим, чем в нашей обычной унылости. Выходит, что творческое состояние, наоборот, открывает связь с миром. Мне кажется, что творческое состояние есть чуткость к возникновению. А возникнуть все может в любой момент. Но чуткость эта не умозрительная: сказал - буду чутким, и всё. Это как инстинкт, он иногда спит, а иногда нет. Так вот, в творческом состоянии человек более открыт и более связан с миром, чем в состоянии обычном...Творческое состояние сродно религии. Что такое религия? Это попытка каким-то образом, с помощью определенных приемов освободить человека от всего заезженного, от автоматизма жизни, попытка встревожить человека, чтобы он ожил! И тут не имеет значения, сочиняет ли он что-нибудь, или просто смотрит на мир» (11. Валентин Сильвестров. Дождаться музыки. Киев. 2010. С. 26). «Находясь в творческом состоянии, ты вдруг поднимаешь голову - и видишь больше, чем обычно! Казалось бы, ты и раньше все имел, но тут в одно мгновенье видишь еще больше. Получается - обостряется мгновение в человеке. Мгновенность! Нам кажется, что всё течет непрерывно, на самом же деле жизнь пронизана дискретностью. И творческое состояние - оно тоже дискретно. Не постепенный переход к нему, а скачок! Не культ, а какое-то особое отношение к этим мгновениям, чуткость какая-то особая - вот что важно! И еще ожидание. Иногда, кажется, что сделал уже всё, что мог. Но остается ожидание. Ожидание того, что тебя «пробьет»! И тогда смотришь - не все еще кончено. А так, кажется - уже все... Что-то подобное со многими случается. У Скрябина тоже было чувство, что каждое его сочинение - последнее. Это чувство всегда связано с мучением и ощущением пустоты. И пустоту эту нужно еще как-то пережить. Поначалу все это может быть чревато катастрофой. Некоторые такого состояния не выдерживают» (11.С. 27). Похоже мыслил и В.В.Кандинский когда утверждал, что «развитие искусства не состоит из новых открытий, которые зачеркивают старую истину и клеймят её как заблуждение. Его развитие заключается в мгновенных озарениях, подобных вспышкам молний».
6. Эстетические чувства. Чувства прекрасного и стихии природного мира.
6.1.1.После общей характеристики домена искусства скажем несколько слов о чувствах прекрасного. Предварительно приведу высказывание Хосе Ортега-и-Гассет: «Чтобы уяснить себе значение какого-либо конкретного вида искусств, следует определить его сверхтему. Каждое искусство рождается в процессе дифференциации коренной потребности самовыражения, которая заложена в человеке, которая и есть человек. Потребность же создается проблемой. В душе человеческой (сущности) заключена проблема - возвышенная, трагическая; и, что бы не делал человек, все его действия обусловлены этой проблемой. Она столь огромна, что дать ей генеральное сражение не удается; следуя изречению - «разделяй и властвуй» человек членить её и разрешает по частям, постепенно. Наука - первая ступень на пути разрешения проблемы человека; мораль - вторая ступень. Искусство - это попытка добраться до самого сокровенного, тайного...Искусства суть благодарные, чувствительные орудия, с помощью которых человек выражает то, что не может быть выражено никаким другим образом. Однако, самой проблеме искусства свойственна неразрешимость. Учитывая это, человек стремится объять область искусства, деля её на отдельные аспекты, поэтому каждый отдельный вид искусств - это выражение одного из аспектов общей проблемы. Каждое искусство, таким образом, соответствует какому-то одному из основных, неразложимых проявлений человеческой души (сущности). Это проявление и будет сверхтемой для каждого из искусств. История каждого искусства есть ряд попыток выразить одну из сторон души (сущности), что и обуславливает его отличие от прочих искусств; попытки образуют траекторию, по которой искусство, подобно легкой, оперенной стреле, стремится к своей цели, в даль времен. И эта точка в бесконечной дали отмечает направление, смысл и суть каждого искусства» (25. Хосе Ортега-и-Гассет. Запах культуры.- М., 1995. С. 18-19,20) .
6.1.2. Прежде чем перейти к рассмотрению эстетических стихий и чувств прекрасного необходимо остановиться на некоторых специфических категорий эстетического домена, таких как «принцип выражения» или «выразительная стихия». «Выражение, - пишет А.Ф.Лосев, - есть соотнесенность смысла с инобытием, то есть смысловое тождество логического и алогического. Под алогическим имеется в виду любая внесмысловая, то есть инобытийная реальность». Выражение выступает у Лосева «самой общей и неопределимой категорией» (16. с.32) А смысл - это фактически то, чем является сущность сама по себе. «Смысл есть, стало быть, подвижный покой самотождественного различия, данный как сущее, или сущее, одиночность, данная как подвижный покой самотождественного различия. Это и есть эйдос сущего, или эйдос как сущее» ( 16.с.17). «Эйдос есть насыщенное изваяние смысла, и из него можно почерпнуть все те бесконечные <...> состояния предмета, которые будут характеризовать его в отдельные моменты существования» (26. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М.,1990. С.218). «Выражение, или форма, есть смысл, предполагающий иное вне себя, соотнесенный с иным, которое его окружает» (16. С.14). «Выражение, или форма, сущности есть становящаяся в ином сущность, неизменно струящаяся своими смысловыми энергиями (и одновременно оно -) твердо очерченный лик сущности, в котором отождествлен логический смысл с его алогической выявленностью и данностью» (16.с.15). «Выражение, или форма, есть сделанность, отработанность, данность логического средствами алогического. В выражении нет ничего кроме смысла, но этот смысл дан алогически. И нет тут ничего кроме алогически материального, но это последнее имеет здесь природу чистого смысла» (16. с.21). «Художественное (эстетическое) выражение, или форма, есть то выражение, которое выражает данную предметность целиком и в абсолютной адеквации, так что в выраженном не больше и не меньше смысла, чем в выражаемом. Художественная форма рождается тогда, когда в предъявляемой смысловой предметности все понято и осознано так, как того требует она сама... это - вне-смысловая инаковость адекватно воспроизводящая ту или иную смысловую предметность...Это - такая алогическая инаковость смысла, для понимания которой не надо сводить её на первоначально данный отвлеченный смысл. И это такой смысл, который понимается сам по себе, без сведения его на его внешнюю алогическую данность. Художественное в форме есть принципиальное равновесие логической и алогической стихий» (16.с.45). «Самая рьяная «беспредметная» живопись подпадает под выше формулированное понятие художественной формы» (16.с.47). Лосев выделяет как минимум три основные характеристики художественного выражения (или формы): целостность, самодостаточность и адекватность. Смысловая предметность выражается здесь не как-нибудь частично (не условно, не схематически, не какой-то своей частью и т.п.), а именно целиком, во всей её полноте и глубине. Более того, художественная форма не отсылает (как условный знак) созерцающего к этой предметности, как находящейся где-то, но содержит её в себе всю целиком и полностью. И в этом смысле она самодостаточна и одновременно адекватна выражаемой смысловой предметности, ибо последняя никак иначе и не может быть выражена во всей полноте: то есть алогическая (внесмысловая, фактически материальная на уровне искусства) стихия оказывается в равновесии с этой смысловой предметностью. В так называемой «антиномии адеквации», усматривал Лосев «спецификум художественности». Во всякой смысловой предметности считал он в потенции содержится уже её «адекватная выраженность, которую он называл первобразом» (16. с.79). «В чем же спецификум художественности? Спецификум заключается в адекватной выраженности смысла, или в адекватной соотнесенности смысла с вне-смысловым фоном. Назовем эту совершенную выраженность смысла первообразом» (16.с.110). «В процессе создания или восприятия произведения искусства происходит постоянное сравнение конкретной художественной формы с этим «первообразом», который, однако, не существует нигде, кроме как в данной художественной форме, и который, собственно, и является целью произведения искусства». (Бычков 336). «Художник творит форму, но форма сама творит свой первообраз. Художник творит что-то одно определенное, а выходит - две сферы бытия сразу, ибо творимое им нечто есть как раз тождеи от смысла, и от чувственности автаркию первообраза, пребывающего в энергийной игре с садновременно"этой смыслоство двух сфер бытия, образа и первообраза одновременно» (16. с.82). «Никакого первообраза до произведения искусства (как и после него) не существует». Искусство по Лосеву это «невыразимая выразимость» и «выразимая невыразимость», и в этом его особая «сладость» (16. с.97-98). Существует автаркия искусства, т.е. её внутренняя независимость, самостоятельность и самоценность. «Художественная форма представляет собою изолированную и от смысла, и от чувственности автаркию первообраза, пребывающего в энергийной игре с самим собою благодаря оформлению им собою и смысла и чувственности» (16.с.105). «В художественной форме мы чувствуем то, что выше чувства, соотносим с собою нечто, считая его за себя самих, в то время как оно - вовсе не мы, а особый первообраз, которому нет дела ни до нас, ни до формы. И в этом чудном противоречии и игре мы и наслаждаемся художественной формой, которая предстоит нам как нечто исполненное радостями блаженной игры - с самим собою» (16.С.94). Произведение искусства, по Лосеву, ничего не отображает, кроме самого себя. Оно самоценно и самодостаточно, конечный художественный смысл произведения с наибольшей полнотой содержится только в нём самом, в его художественной форме и раскрывается только в процессе восприятия его субъектом. (13.С.338). «Художественная форма, - пишет А.Ф.Лосев, - есть живое существо, самоотносящееся и самочувствующее. В этом диалектическая разгадка той таинственности, загадочной одухотворенности, которой полно всякое произведение искусства» (16.с.75). «Любой перенесенный в поле художественной формы предмет утрачивает свое эмпирическое значение и наполняется новым выразительным смыслом, художественным значением».
Но есть предел истинному выражению, за которым кончается искусство как таковое, а налицо лишь претензия на искусство. Как пишет В.Бычков «во многих направлениях авангарда, модернизма, пост-культуры... выражение перерождается в презентацию, демонстрацию самого единичного факта, материальной вещи, внешней формы ничего не выражающей, не продуцирующей своего первообраза; не порождающей никакой «смысловой предметности». Событийный жест доводится здесь до логически-абсурдного завершения, полностью снимается напряжение художественно-смыслового поля «образ- первообраз» (13. С.338-339).
1. О СУТИ