Метафизика искусства

«Бог есть непосредственная первопричина,

конечная возможность всякого искусства.

Он Сам источник всякой красоты»

Шеллинг

1. Цель и задачи искусства.

1.1. Культура есть проявление сущности или человеческой природы (усии), отличной от природ всех существ тварного мира, включая и бесплотные силы (ангельские чины); природы, которую в полноте явили нам сначала Адам и Ева, а потом Второй Адам - Господь с неба. Сущность есть одно из начал триединства человека в которую входят еще личность и жизненность («сокровенный сердца» человек по ап. Петру). Через личностное начало мы общаемся лицом к лицу с другими личностями и Ипостасями Пресвятой Троицы и отвечаем за свои дела, слова и намерения. «Сокровенный сердца» человек в нас верит, надеется и любит. Сущность или наше «я» мыслит в философских и научных размышлениях, воображает в словесности и фантазирует в искусстве посредством чувств прекрасного. О разумности и художественности человека я написал книги («Душа человека» и «Тонкое тело человека») и сейчас остановлюсь на эстетическом домене человека.

1.2. «Стихии мира сего» (Кол.2:8): пространство, ритмы, звуки, красочность, рельефность окружают нас. Мы существуем не только среди них, будучи частью тварного мира, они существуют внутри нас. Отсюда утверждение языческих мудрецов, что человек есть микрокосм. Но человек как особое создание Божие имеет и нечто принадлежащее только ему - человеческую сущность со своими стихиями (энергиями). Как сказал один из корифеев искусства XX века В.В.Кандинский: «Цели (а потому и средства) природы и искусства существенно, органически и мирозаконно различны и одинаково велики...и одинаково сильны». Поэтому первая задача искусства - вырваться из объятий природных космических стихий и утвердить свою человеческую сущность:

- в пространстве мира, путем зодчества;

- в ритмах космоса, путем танцев;

- в звуках земли, путем музыки;

- в красочности мира, путем живописи;

- в выразительности (рельефности) земли, путем ваяния (скульптуры).

Если кто-то сомневается в существовании этих стихий, то посмотрите, как стихии Ритма покоряют молодежь в концертных залах на встречах с разными музыкальными группами. Вспоминаются слова Николая Гартмана о существовании «великого ритма всего живого в природе, который полностью господствует как в нас, так и вне нас» (1.Гартман Н. Эстетика. М.,1958. с.57). Да разве только молодежь поддалась этой стихии. А корпоративные вечера взрослых людей с обязательными танцами. Хотя танцами эти ритмические движения под оглушающие звуки музыки назвать трудно. Эта ритмическая стихия не просто захватывает всех, но и делает людей все более и более зависимыми от нее и превращает их в сугубую часть великого ритма космоса, стремящегося всё вовлечь в себя и, по сути, обезличить род человеческий. И лишь человеческий «язык» танца, национальный по своей сути, способен противостоять этой силе.

1.3. Вырваться из плена природных стихий не значит совсем отбросить свою стихийность. Мы должны утвердить в себе двуединство природного и человеческого. При этом должна соблюдаться гармония между природным (плотским) и человеческим (идеально-душевным) уровнем бытия. Гармония плотского и душевного в человеке делает его способным принять, усвоить и донести до людей духовное (божественное). Напомню человек живет на трех уровнях бытия: духовном, идеальным и плотским. Прп.Никата Стифат пишет: «Три состояния жизни признает разум; плотское, душевное и духовное. Каждое их этих состояний имеет собственный строй жизни, отличный сам по себе и другим неподобный». (2. Добротолюбие.т.5.М.,1900.С.111)). «В человеке три начала: спасающий и образующий дух, соединенное и образованное тело (плоть) и посредствующая душа, могущая следовать или за духом ввысь или за плотью вниз» (3. Сочинения св. Иринея Лионского. «Против ересей».V.9:1,С-Пб.,1900). (Подробнее об этом в моей книге «Шестоднев о человеке», С-Пб.,2008 г.). При этом все три сферы бытия в человеке должны быть связаны между собой «неслиянно, нераздельно». Степень (мера) присутствия каждого «слоя» не определима рационально. Но когда они есть и существуют в гармонии между собой, мы можем говорить о божественности искусства, например, музыки Моцарта, в каких-то его опусах. «Как некий херувим//Он несколько занес нам песен райских» написал о них А.С.Пушкин. Об этом же у Лермонтова: «Твой стих, как Божий Дух, носился над толпой; // И, отзыв мыслей благородных, // Звучал, как колокол на башне вечевой // Во дни торжеств и бед народных».

2. Эстетический путь в Царство Небесное (внепонятийное постижение Бога)

2.1. Все мы призваны искать Царства Божия и правды Его» (Мф. 6: 33).При этом нам указаны разные пути в Царство Божие: Исполнять волю Отца Небесного (Мф. 7: 21); творить добрые дела ради Христа; бороться и быть изгнанным за правду; ибо их есть Царство Небесное»; есть путь священства. Есть монашеский путь: «...всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или матерь, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19: 29). Есть и эстетический путь через «нетленную красу», которую художник явит миру.

«Чему бы жизнь нас не учила,

Но сердце верит в чудеса:

Есть нескудеющая сила,

Есть и нетленная краса»

«С религиозной и метафизической точки зрения, - писал Н.Бердяев, - путь красоты не хуже пути добра, он тоже ведет к Богу, и даже вернее, даже прямее» (19. С. 234-244). Разъясняя это он пишет: «Красота есть характеристика высшего качественного состояния, высшего достижения существования, а не раздельная сторона существования... Красота есть конечная цель мировой и человеческой жизни... В отличие от неё добро - лишь средство, путь к этой цели» (22. С. 440-459). Хотя у всех есть потребность в красоте, но лишь немногие могут явить миру «нетленную красу» адекватную своему времени. Тем более мы должны ценить этот эстетический путь христианского служения, может быть самый не понимаемый в церковной среде. Да и не только в церковной среде. И понимать тяжкий подвиг служения красоте тех, которые «во всем подобны нам, но несут в себе таинственную заложенную в них силу видеть и указывать. И этот «высший дар» нередко является для него тяжелым крестом: - тянуть вперед и ввысь «застрявшую в камнях повозку человечества» (В.В.Кандинский). При этом «искусство ревниво и не терпит соперниц» - писал Микеланджело Буанарроти. Откуда многие неустройства в жизни творцов.

2.2. «Всякий, делающий правду, рожден от Бога» (1 Ин. 2: 29). Есть правда как справедливость, социальная, личная, политическая; есть правда художественная, делающая словесные тексты литературой. Есть и эстетическая правда. Эстетическая правда есть красота и потому мы можем утверждать, что всякий привносящий в мир красоту людям, рожден от Бога, а несущий уродство проводник, а точнее игрушка дьявола. Что представляет собой эстетический путь в Царство Небесное? Блаженный Августин писал: «О Красота, Красота, всегда древняя и всегда новая - слишком поздно я возлюбил Тебя, но Ты была во мне, а вовне был я. И без Красоты устремлялся к красотам, которые без Тебя - ничто». Цель искусства разбудить красоту, которая заложена Творцом в нашей сущности (природе), а далее возвысить её и одухотворить до Красоты или «Нетленной Красы», которая есть одна из характеристик Царства Божия. При этом встреча с Красотой (или даже просто с красотой) зажигает душу томлением по Себе. «Как лань жаждет потоков воды, так жаждет душа моя Тебя, о Боже» (Пс. 41: ). Через томление Божественная Красота, - пишет Николай Арсеньев, - зовет в «неизведанные глубины Преизбыточествующей Жизни» (4. Николай Арсеньев. О красоте мира. - Мадрид. 1974, с.12). Сходные переживания, сходный опыт души лежат и в основе платоновского воззрения о «Лествице Красоты», по которой душа, охваченная томлением, подымается к созерцанию Красоты Высочайшей, подлинной Первооснове всего существующего. «Кто в последовательном порядке и правильно созерцал красоту», читаем в «Пире», «тот, приближаясь уже к окончательному посвящению в таинство любви, неожиданно узрит нечто изумительное, Прекрасное по самому существу своему... Эта Красота вечна, не подвержена ни возникновению, ни гибели, не растет и не ветшает... Красота эта...откроется ему пребывающей сама по себе и постоянно тождественной сама собою, тогда как все остальные прекрасные вещи причастны к ней». Ганс Урс фон Бальтазар писал в «Богословской эстетике»: «Красота тварного мира и человека является образом умонепостижимого Творца... Эстетическое восприятие мира - это, по существу восприятие красоты (species) Христа, разлитой в тварном мире». Значит, посредством искусства происходит внепонятийное постижение Бога.

2.3. В каждом начале триединства человека и в каждом домене Христос открывается нам особо. Вторая Ипостась Пресвятой Троицы, Сын Божий, Спаситель, Искупитель, Первосвященник, Агнец Божий, Примиритель, Пастырь Добрый. В сущностном начале Иисус Христос есть Богочеловек, т.е. в Нём «неслиянно, нераздельно» сосуществуют и Божественная и человеческая природа, Бог и Человек. Искусство тоже двуприродно, хотя это характеризует в наше время только высокое искусство. Это искусство блаженный Августин и называл Красотой с прописной буквы и такое искусство бессмертно. Об этом искусстве писал Г.В.Свиридов: «Искусство, в котором присутствует Бог, как внутренне пережитая идея, будет бессмертным» (5. Георгий Свиридов. Музыка как судьба, М., 2002, с. 60).

Отсюда и запись в дневнике Г.В.Свиридова: «Моя музыка - некоторая маленькая свеча из «телесного воска», горящая в бездонном мире преисподней». А.Ф.Лосев писал: «Коренное преображение мирового хаоса, возвещаемое чистой музыкой, есть путь не художнический, а богочеловеческий, и его мы чаем в конце времен» (20. С. 51). Продолжая стихотворение Ф.И.Тютчев пишет:

«И увядание земное

Цветов не тронет неземных,

И от полуденного зноя

Роса не высохнет на них».

Потому мы и жаждем омыться этой росой «нетленной красоты», чтобы в нас открылись и одухотворились чувства прекрасного. И тогда мы ощутим певучесть морских волн, чуткость звезд, вольность простора, прелесть увядающей осени, одним словом земное очарование и неземную благодать. И как сказал поэт, почувствуем:

«Невозмутимый строй во всем,

Созвучье полное в природе»,

а за ним и в душах людей.

Близко к этому мыслили и некоторые католические и протестанские богословы. Так Ганс Урс фон Бальтазар писал: «Произведение искусства прогрессивно в том случае, если оно способствует продвижению искусства по великому пути всеобщей эволюции идеи. В нем Божественное должно сделать еще один шаг в этот мир» (6. Ганс Урс фон Бальтазар. Карл Барт. Ганс Кюнг. Богословие и музыка. Три речи о Моцарте. М., 2006. С. 35). «Деятель искусства вновь постепенно обретает свое место, ибо он является своеобразным представителем человечества перед духовным и имеет задачу - добыть идею с небес, подобно Прометею, принесшему огонь людям. Но не для себя, подобно бессмысленно-одинокому смельчаку, а для своих сородичей... Искусство - не личное дело каждого, как и истина» (6. С. 36). Отсюда уверенность некоторых западных христиан, что райская музыка звучит на земле в творчестве некоторых композиторов. Альфред Эйнштен считал Моцарта «лишь гостем на этой земле». Исследователь концертной музыки Моцарта Иозеф Крипс полагал, что мастерство Моцарта в его произведениях не только позволило ему достичь небес, но и вовсе быть родом оттуда. Ганс Вернер Хенце говорил о «нисшедшем Боге», а Г.У. фон Бальтазар грезил «о вознесении Моцарта»: Моцарт поднимется «ввысь, словно просветленное «Я» с телом и душой под звуки «Волшебной флейты» (6. С.92).

Карл Барт писал: «Если мне когда-нибудь суждено оказаться на небесах, то в первую очередь я спрошу о Моцарте и только потом об Августине, о Фоме, о Лютере, Кальвине и Шлейермахере» (6. С. 47). «Я не вполне уверен в том, что ангелы, намереваясь возводить хвалу Господу, играют именно Баха, но я уверен вполне, что друг для друга они играют Моцарта, и Господь радуется, слушая их» (6. С. 51). «Неповторимый, неподражаемый звук музыки Моцарта - это звук всей музыки. Это воплощенная идея музыки в её вне - и надвременной сущности. Возможно, именно поэтому так трудно найти определение для его творчества: оно таково или инаково?» (6. С. 54). «Моцарт не говорит нам ничего определенного; его музыка просто живет. Он ни к чему не призывает слушателя, не требует от него решений или оценок; его музыка освобождает; она - безо всяких условий и усилий - радует... Он не стремился громогласно восславлять Бога, его хвала Всевышнему - в том смирении, с которым он, медиум, Божий инструмент, передает нам всё то, что Господь дал ему услышать... И в церковных, и в светских сочинениях Моцарта музыка сопровождает, обыгрывает слово, но не подчинена ему. Музыка соответствует слову, она возникает благодаря слову - но, возникнув, обретает собственную жизнь и живет ею...Он слушает, он уважает слово в его определенном значении и назначении, он дарит слову музыку - его музыка связана со словом, но имеет суверенную, независимую, природу» (6. С. 61, 62). «Ни «Реквием», но «Волшебная флейта» не являются его исповедью, не выражают всего того, что было в нём. Субъективное никогда не приходило в его музыку. Он никогда не использовал музыку для того, чтобы рассказать о себе, своих чувствах, своем настроении... Жизнь Моцарта служила его искусству, а не наоборот» (6. С. 68). А.Ф.Лосев пошел еще дальше. Он пишет: «В музыке европеец постигает не просто субъективную, не просто внутреннюю и не просто божественную жизнь, он постигает здесь внутри-божественную жизнь, ощущая себя как абсолютную жизнь. Музыка есть ощущение того божественного самосознания, того ощущения себя как вечно творящего из самого себя (ибо иного ничего больше и нет), которое свойственно Абсолюту. Это Абсолют так наслаждается, ощущая себя вечно творящим и вечно юным, постоянно созидая все новую и новую жизнь и находя её прекрасной... Это в Абсолюте такая радость вечного творчества, это упоение в самосозидании, в самовоспроизведении, это наслаждение творимой жизнью, являющей сокровенную тайну бытия...И все это музыкой перенесено на человека, музыкой воплощено в нем, в музыке изображено и угадано» (7. Лосев А.Ф. Трио Чайковского// А.Ф.Лосев «Я послан в XX век...» М., 2002. Т.1. С. 120). «Музыка наиболее приобщает человека (« музыкального субъекта ») к абсолюту, в котором только и обретается « полнота всего» . Музыка представляет своему субъекту - человеку, творящему или воспринимающему её отдавшемуся ей полностью, свободу «от жизненно-вещественного дела», возможность «чувствовать себя так, как чувствует Абсолют, пребывающий в вечной и блаженной игре с самим собою» (7. С. 124). Конечно, это может показаться преувеличением. Но вспомним, что Святые Отцы говорили об обожении человека, о задаче человека «стать богом по благодати». И искусство и есть один из таких путей обожения.

2.4. Мы уже говорили о том, что искусство в своей основе имеет дело со стихиями, заключенными в человеке и мире. Эти стихии требуют своего выражения. Искусство и служит для обуздания и облагораживания этих стихий. Г.У. фон Бальтазар пишет: «Если материализм выводит развитие человечества из определяющих его социальных и экономических условий, то Новый Завет знает такие космические инстанции, влияние которых на историю человечества могло бы оказаться вполне зримым кошмаром, если бы не чудодейственный «палладиум», помогающий борьбе с ними: живая вера в победу Христа. Павел обозначает эти инстанции такими словами, как «власти», «начальства», «сферы власти», «начала господства» и, возможно, «стихии». Он приписывает им бытие, родственное бытию ангелов, отчасти идентичное или сравнимое с этим последним. Эти власти, которые наряду с другими факторами, являются движущими силами мировой истории, слишком глубоко укоренены в новозаветном мышлении о спасении, чтобы можно было объявить их всего лишь исторически обусловленными. Сколь прочно земное бытие пронизано этими потенциями, столь непостижимой остается для нас их сущность, состоящая в колебаниях между личной и безличной духовной силой, между добрым, злым - и безразличным, между мирскими, материальными - и надмирными, в известном смысле, нематериальными формами бытия. (Ср. 1 Кор. 15: 24; Еф. 1: 21; 3: 10; 6: 12; Кол. 2: 10, 15; 1 Петр. 3: 22). «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6: 12). «Христос восшед на небо, пребывает одесную Бога и Которому покорились Ангелы, и власти и силы» (1 Петр. 3: 22). Абсолютно ясным остается лишь возвещение, что в нашем эоне некоторые области мира определены быть посредующими для этих властей, которые в конце времен будут целиком «выведены из строя», «низложены». (8. Г.У. фон Бальтазар. Теология истории. - М., 2006, с. 129). «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство, и всякую власть и силу» (1 Кор. 15: 22-24).

Поэзия Ф.И.Тютчева, самого метафизического из наших поэтов, часто касается этих космических реальностей.

«Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами;

Настанет ночь - и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой.

То глас её: он нудит нас и просит.

Уж в пристани волшебный ожил чёлн;

Прилив растет и быстро нас уносит

В неизмеримость темных волн.

Небесный свод, горящий славой звездной

Таинственно глядит из глубины, -

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены».

-------------------------------------

«Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,

И в оный час явлений и чудес

Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес.

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,

Беспамятство, как Атлас, давит сушу

Лишь Музы девственную душу

В пророческих тревожат боги снах!»

2.5. Искусство дает людям состояние необычайной легкости и бесконечной свободы, мы воспаряем духом, ощущаем необычный подъем, какую-то легкость и вневременность своего личного бытия. А с этим приходит своего рода катарсис (освобождение) - парение вне времени и пространства. И в результате мы обретаем благородство, важнейшее качество человеческой природы, не встречающееся нигде в животном мире, тем более в механическом (материалистическом) и информационным. Это скрытое благородство всегда отличает портрет художника от фотографии, пейзаж от природных явлений будь то в живописи или в музыке, скульптуру от посмертной маски. Благородство не возможно без отношения к искусству как к тайне, без пиетета перед великими творцами. Л.Н.Толстой писал: «Красотой мы называем теперь только то, что нравится нам. Для греков же это было нечто таинственное, божественное, только что открывшееся». В.Вейдле пишет: «Подлинный художник пусть и неверующий, в своем искусстве все же творил таинство, последнее оправдание которого религиозно. Совершению таинства помогало чувство стиля, чувство связи с миром и людьми. Таинство может совершаться и грешными руками; современное искусство разлагается не потому, что художник грешен, а потому что, сознательно или нет, он отказывается совершить таинство». (9. В.Вейдле «Умирание искусства». СПб., 1996. с.160) Характерна запись Г.В.Свиридова в дневнике: «С малых лет я жил в убеждении, что Шекспир, Микеланджело, Пушкин, Горький или Гоголь - это великие люди, великие творцы, а сочинения, ими написанные, - это великие произведения, с глубоким тайным смыслом, содержащие в себе огромный мир человеческих чувств, недосягаемые творческие образцы и т.д. И приступить-то к ним (подойти близко) казалось страшно. Разве что - в простоте души? Но теперь другое дело. Великое - стало расхожим. И это во всех видах и жанрах искусства. Какое-то всеобщее желание понизить, умалить, сделать обыкновенным. Человек современный, деятель искусства, чувствует себя наследником прошлого, распоряжается им как своим достоянием, запросто, поправляя, переделывая в соответствии со своими требованиям и желаниями любые образцы т. наз. классического искусства. Приспосабливая классику для выражения своих «малых дум и вер». Раньше - это называлось: «Грядущий хам». Слушая музыкальные сочинения, созданные в наши дни на сюжеты или слова Великих авторов, как-то приходит вдруг в голову, что это совсем даже не такие великие произведения, а хорошие, но совсем не недосягаемые образцы, вдобавок отлично и всеми понимаемые, лишенные особого тайного смысла, хотя не свободные от намеков и недомолвок. Главное же впечатление, что это вовсе не великие или что на свете существует много великого. Колоссальная нелепость - когда надувшийся певец изрекает слова от имени Микеланджело: «Как я беру камень, бью по нему резцом» и т.д. А в музыке изображаются удары по этому камню, что совсем что-то иное. По камню может бить кто угодно, совсем даже не скульптор. Наконец, по камню бьет бесталанный скульптор с таким же рвением, с такой же убежденностью, как и гений. Значит, важен не процесс, а результат. Выражение механического процесса работы не дает никакого представления о творчестве. Смысл его нематериален. Колоссальное увлечение материальным, в то время как сущность искусства нематериальна» (5, с. 130-131).

А вот как об этом писал И.А.Ильин: «Художник имеет пророческое призвание не потому, что он «предсказывает будущее (хотя и это возможно), и не потому, что он «обличает порочность людей», а потому, что через него прорекает себя созданная Богом сущность мира и человека. Ей он и предстоит, как живой тайне Божией, ей он и служит, становясь её «живым органом» (Тютчев). Её вздох есть его вдохновение; её сокровенная глубина есть его художественный Предмет; её пению о самой себе он и призван внимать, кто бы он ни был: музыкант, поэт, живописец, скульптор или архитектор. Художник воспринимает эту тайну на сокровенных путях, чаще всего недоступных и непостижимых для него самого; так что нередко он сам не знает, что зарождается, зреет и развертывается в творческой мгле его души. Таинственно вынашивает он эту тайну:

«Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум» (Тютчев)

А когда он выговаривает созревшее, то оно - это Главное, это Сказуемое, этот про-рекающий «отрывок» мировой сущности, ради которого и творится все художественное произведение, - оно является в прикровенном виде: оно скрыто за чувственным обличием искусства. Художник не только «про-рекает». Ему дана власть населять человеческие души новым художественно-духовными медитациями и тем обновлять их, творить в них новое бытие и новую жизнь» (10. И.А.Ильин. Собр. Соч. в 10 тт., т. 6, Н. 1. М., 1996, с.55-56, 57, 58, 59-60).

2.6. Однако, такое высокое положение искусства не только не разделяется некоторыми силами. Налицо тенденция принизить искусство, низвести его с высот уже не на землю, а в преисподнюю, а с ним и человека. Г.В.Свиридов об этом высказался так: «Нельзя не обратить внимания на появившуюся в последнее время тенденцию умалить, унизить человеческую культуру, опошлить, огадить великие проявления человеческого духа. Многочисленным переделкам и приспособлениям подвергаются многие выдающиеся произведения... Миф о Христе, одно из величайших проявлений человеческого духа, человеческого гения, подвергается систематическому опошлению, осмеянию, не впервые... Великий роман Толстого, содержащий важнейшие, глубочайшие мысли о человеке, его призвании, его назначении, опошлен и превращен в балетный обмылок. Образ Кармен, бывший символом стремления свободы, духовного раскрепощения для многих поколений европейской интеллигенции (всплеском античного, трагического духа), Кармен - произведение народное. Весь народный дух вытравлен, а сама Кармен превращена в заурядную потаскушку. Также опошляется, унижается Микеланджело или исторические персонажи, снижается сознательно до уровня «современного». «интеллигентного» культурного мещанства» (5, С. 99-100). И далее: «В начале XX века в России появилось искусство, стремящееся утвердится силой, а не художественной убедительностью. (С той поры такого рода искусство не исчезло совсем. Оно процветает и сейчас). Все, что было до него, объявлялось (и объявляется) несостоятельным и «недостаточным» (Бальмонт, Маяковский, Прокофьев и др.). В то время как, например, Чехову, бывшему колоссальным новатором, можно сказать «революционером» в искусстве по сравнению, например, с Толстым, Тургеневым, Достоевскими, не приходило в голову унижать своих предшественников. Тем более - тема «унижения» предшествующей культуры не становилась и не могла стать «творческой» темой, как это было, например, в последующие времена. На первый план выползает «Я» - художника, заслоняющее от него весь мир и делающее незначительными все мировые события и всех их участников. Честолюбие становится главным в человеке и главным мотивом творчества. Особенное раздражение, например, у Маяковского вызывала чужая слава. Вспомним только, как унижались им Толстой, Гете, Пушкин, Наполеон. Героями становятся только знаменитые люди, неважно, чем они прославились (Геростратизм - в сущности) и какова была нравственная (этическая) высота деяний, приведших людей к славе. Я - самый великий, самый знаменитый, самый несчастный, словом, словом, самый..., самый.. Не следует обманываться симпатией, например, Маяковского к Революции, Ленину, Дзержинскому. Это были лишь способы утвердиться в намеченном заранее амплуа, не более того. Эти люди не гнушались любым способом, я подчеркиваю любым, для того, чтобы расправиться со своими конкурентами, соперниками (из литературного мира). Самое трагичное, что в этом участвовали и люди с талантом, которые и создавали лживое, злое искусство» (5. с. 100-101). «XX век только и занимался ниспровержением, но выдвинуть новый нравственный идеал, столь же высокий не смог! Герой (человек) все более и более мельчал, пока не превратился в куклу (Петрушка), нравственных ничтожеств, наподобие персонажей опер Шостаковича или «Воццек». Герой - нравственное ничтожество или преступник, а иногда и то и другое. И самое главное, что ему никто не противостоит.

Гоголь сделал героем подлеца.

Достоевский и Толстой - преступников.

Пушкин - Бориса Годунова.

XX век - оправдал преступника. (5, 112-113).

2.7. «Вся жизнь (видимая) - ложь, постоянная ложь, - писал Г.В.Свиридов. Все уже привыкли к этому. Мы живем, окруженные морем лжи. Дети и родители, мужья и жены, общества, континенты, целые народы живут в полной неправде. Отношения человеческие (видимые нами), государственные, деловые - ложь. Правда возникает лишь на особо большой глубине человеческих отношений, возникает редко и существует, как правило, короткий срок. Потому-то так ценна всякая правда, даже самая малая, т.е. касающаяся как бы малых дел. Правда существует в великом искусстве, но не во всяком искусстве, считающимся великим. В оценках (узаконенных как бы временем) тоже многое - неправда. Лживого искусства также очень много. Вот почему так воздействует искусство Рембрандта, Мусоргского, Шумана, Ван Гога, Достоевского, Шекспира и др. великих художников. Но не всё правда даже в этом великом искусстве, часто её искажает, например, красота (эстетизм!), ремесленное начало искусства, например, у Баха много фальшивого, пустого искусства (фуги и др.). Есть неправда от позы художника, от самой неправды его души и от многих других причин» (5, с. 74). Ницше в свое время провозгласил «смерть бога». Однако этого сейчас мало. Некими силами провозглашается уже не только смерть бога, но и смерть человека. И многие уже смирились с этим. И потому нужно воскресить человека. Г.В.Свиридов писал: «Смерть стала темой европейского искусства (тотально хроматического), особенно это характерно для Польши, превращенной во время этой войны в трупную свалку (Освенцим, Майданек и т.д.). Отсюда «Страсти и Смерть Иисуса Христа» Пендерецкого, самого лучшего польского композитора, самого последовательного католика. Мысль, лежащая в основе этого искусства, такова: Христос умер, умер навсегда, навеки. Воскресение отрицается - его не будет. Таким образом с Христианством как идеей покончено навсегда, оно изжило себя, не питает более душу и т.д. Такая философия нужна тем людям, которые несут в себе иную веру, иное ощущение мира, иную мысль о нем. Это мысль о неравенстве человеков, о неравенстве рас, об избранности для Власти, а не избранности для Жертвы, не избранности для Божественной истины, как её понимает Христианство. Но жизнь Христа не кончается с Распятием и Смертью. Есть - Чудо Воскресения. Вот это-то Чудо - Воскресение, является непреложным продолжением Распятия и Смерти. Для него, для его торжества - и Муки Страстные, и Крест, и Гибель. Оно - Воскресение - сущность Бытия, смысл Его и Душа человеческого Существования. Иначе не нужна жизнь человеческая вообще, иначе она и не существовала бы, а жил бы человек вроде муравья или рыбы. Их Боги: католический, мертвый и лживый Христос, безжизненная кукла, чучело с трупной свалки, в которую была обращена во время войны Польша. Оттуда и поднялся этот трупный смрад послевоенной жизни. Их религия застряла на Смерти и Жизни без веры в чудо Воскресения, а именно эта вера лежит в основе национального героизма русских людей, о чем сами они, может быть, и не подозревают. Другие Боги - более незыблемы и облечены в тайну. Общение с ними есть удел тех немногих, кого почти никто из людей не знает и кто фактически руководит мировой жизнью или, вернее, пытается направлять её» (5, С. 124-125).

2.8. Как нам относиться к «плевелам» современного искусства? Выпалывать их без остатка, т.е. осуществлять инквизиторскую роль или терпеть? Ответ мы находим в Евангелии: «хочешь ли, мы пойдем, выберем их?» Но Господин жатвы сказал: «нет; чтобы выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы». Оставьте расти вместе то и другое до жатвы; и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их; а пшеницу уберите в житницу мою» (Мф. 13: 28-30). Отметим еще и одно немаловажное обстоятельство. Плевелы сеет дьявол или враг рода человеческого. «Когда же люди спали, пришел враг и посеял между пшеницею плевелы и ушел» (Мф. 13: 25). Разъясняя притчу о сеятеле, Иисус сказал: «сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть дьявол. Жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего. И пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззакония, и ввергнут их в печь огненную: там будет плачь и скрежет зубов. Тогда праведники воссияют как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13: 37-43). Спящий человек это тот, кто самостоятельно не мыслит, не воображает, не фантазирует и по существу становится рабом природы, ибо человеческая сущность в нем «засыпает», мы становимся в каком-то смысле прямоходящими приматами, охотно воспринимающими «плевелы искусства».

2.9. Эстетические стихии, назовем их так, являются проявлениями более глубоких и мощных мировых стихий: жизни, смерти, природы (леса, степи, долин, пустынь, гор, плоскогорий, океана, морей, озер, рек, ледников), наконец, самого космоса. Они не были враждебны человеку до его грехопадения и лишь после его, как и человек, подпали под власть демонических сил. Стоящие за этими стихиями силы могучи и по-своему даже ужасны. Совсем не случайно живопись запрещена в исламе и иудаизме, из страха не справиться с ними, не быть использованными ими. Эти стихийные силы смогло обуздать, подчинить и заставить служить человеку только христианство. Начало иконографии положил Сам Христос, послав Свое изображение царю Авгарю. По преданию икону Владимирской Божьей матери написал апостол и евангелист Лука (грек по происхождению). Апостол Павел обозначает эти стихии такими словами, как «власти», «начальства», «господства». «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6: 12). И они выступают в искусстве как вдохновители уродства. Конечно, мир не потерял до конца свою благотворность для человека, сохранив в себе величие, лад и гармонию, одним словом красоту. Церковь постепенно в течение веков христианизировала культуру, в т.ч. и искусство и воздвигло «препоны» (каноны, правила и т.п.) от негативного воздействия этих эстетических стихий на человека (искусство). Но по мере отхода от христианства Запад становился все более открытым для проникновения в жизнь общества демонических сил в сфере искусства. Уродство вышло на свет открыто и стало «конкурировать» с красотой. И это нашествие уродства все ширится, захватывая все сферы искусства. Нашлись адепты уродства, которые проникли даже в Церковь. Это новое «иконоборчество», «красота-фобия» новый страшный враг всех христиан в XXI веке. Это мы должны осознать и принять этот вызов демонических сил. Нам не укрыться в Церкви, храмах, семьях, домах. Мы должны утверждать красоту в мире. Отсюда важность и актуальность эстетического пути в Царство Небесного для христиан XXI века, как особого христианского служения в XXI веке.

3. Служебное искусство

3.1. Я коснулся искусства как такового, самодостаточного в своей основе, самодостаточного и самодавлеющего. В русле того, что говорил А.Ф.Лосев, а именно, что произведение искусства ничего не отображает кроме самого себя, то есть не отсылает субъект восприятия ни к чему иному, кроме себя самого. Оно самоценно и самодостаточно. Конечный эстетический смысл произведения с наибольшей полнотой содержится только в нем самом, в его эстетической форме и раскрывается только в процессе восприятия его субъектом. Я не рассматриваю искусства, которое играет служебную или прикладную роль:

- либо в сакральных целях, где оно призвано настроить душу к восприятию священного в богослужении (иконография, церковная музыка, храмостроительство). Конкретно, быть для простых людей иероглифическим катехизисом, богословием в красках для людей более образованных в вере. Быть живой и красочной проповедью предметов веры и священных событий. Демонстрировать Божественное вездеприсутствие, побуждать к подражанию святым, окрылять дух молитвы и т.д. И здесь даже опасен «перебор» эстетического как отвлекающего от главного действа.

- либо в политических, гражданских или идеологических целях («Герника» и «Голубь митра» Пикассо),

- либо в хозяйственных (дизайн),

- либо в каких-то других.

В этих случаях не преследуется цель утвердить красоту и победить уродство. Конечно, нередко служебное искусство перерастает свои рамки и начинает существовать вне сакрального или политического поля. Но это особые случаи. К служебному искусству я отношу также, то искусство, в котором художник выражает только самого себя. Это сейчас популярный аргумент многих подвизающихся на ниве искусства в шоу бизнесе. Композитор В.Сильверстов говорил: «Мы, конечно же, что-то выражаем. Но когда вещь получается, то это уже она себя выражает, а не мы. А вот когда не получается, тогда можно говорить, скорее о том, что в ней что-то выражает автор» (11. С.23). А на вопрос - можно ли говорить, что творческая индивидуальность соответствует реальной индивидуальности человека - ответил так. «Конечно же, любой человек, если он что-то делает, проявляет себя в своем деле. Даже если сапоги шьет. Это неизбежно. Но тут важен скачок - творение должно отделиться от создателя и возникнуть как нечто суверенное. Если это удается, возникает ощущение, что не я выражаю себя, а оно. Я, если на то пошло, всего, лишь принимал роды, был акушером и все. Ощущение своего стиля - это очень странная вещь, оно подобно мозоли у скрипачей. Ведь её изначально не было, она возникает от бесконечных повторений и возникает ненамеренно. Мы сейчас говорим на русском языке, но мы же не говорим - это подлежащее, это сказуемое, мы как бы «попадаем в язык» - и говорим. Точно также мы «попадаем» в язык музыки, и она нас несет» (11. С.23). «Есть разные типы композиторов. Недавно я разговаривал с Губайдулиной. Она, Пярт или Кнойфель, - все они опираются в своих композициях на число. Это такая пифагорейская мысль, что в основе мира лежит число. Я же понимаю так: число - это свет. А исходить надо не из света, а из полной тьмы. Когда ты исходишь из тьмы, ты не знаешь ни сильной доли, ни слабой, ни пропорции, - вообще ничего. Оно-то всё конечно существует, но ты о нём ничего еще не знаешь. А вот когда начинаешь узнавать, и возникает число. То есть одно дело, когда ты начинаешь с числа, совсем другое - когда ты к числу приходишь. Когда текст написан, он и есть число, родившееся из тьмы. Это совершенно разные подходы. Музыка должна рождаться из молчания. Тут главное - мера молчания.... Музыка - это не то, что звучит, она в структуре молчания. В принципе это философская идея, но её можно ощутить. Вот, например, Пятая симфония Бетховена. Её зачин: та-ра-та-та...та-ра-та-та...- это обычные фигуры, которые бытовали тогда и бытуют сейчас. Но за пределами этой музыки уже было накоплено настолько сильное электричество молчания, что оно просто прорвало, как молния. Можно только догадываться о том, каким было сознание человека, который сочинил всё это!» (11. С. 20-21). Это своего рода апофатизм подлинного искусства. Вспоминаются слова псалмопевца о Боге: «мрак соделал покровом Своим» (Пс. 17: 12). У В.Н.Лосского читаем: «Святой Григорий Нисский пишет особый трактат «Жизнь Моисея», в котором восхождение Моисея на Синай в мрак Божественной непознаваемости является путем созерцания, встречей более высокой, чем первая его встреча с Богом, когда Он явился ему в купине неопалимой. Тогда Моисей видел Бога в свете, теперь он вступает в мрак, оставляя за собой все видимое и невидимое; но то, что в этом мраке есть Бог». (12. В.Н.Лосский. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 29).

Заключение

Подведем итог сказанному. Первая задача искусства вырваться из объятий природных космических стихий. Вторая задача утвердить свою человеческую сущность путем зодчества, музыки, живописи, скульптуры. Это откроет нам новое в мире - человеческое и в идеале (пределе) «Божественное великолепие» (свт. Григорий Богослов) в тварном мире. Для этого надо вступить на апофатический путь, обрести «тишину», а не полагаться на искусственные теоремы и построения. И тогда мы сможем дождаться искусства в себе, стать выразителями не только красоты, но и Божественной Красоты. И это единственный путь победить в мире уродство, ложь и неподлинность, которых в мире становится все больше и больше.

«С религиозной и метафизической точки зрения, - писал Н.Бердяев, - путь красоты не хуже пути добра, он тоже ведет к Богу, и даже вернее, даже прямее» (19. С. 234-244). Разъясняя это он пишет: «Красота есть характеристика высшего качественного состояния, высшего достижения существования, а не раздельная сторона существования...Красота есть конечная цель мировой и человеческой жизни... В отличие от неё добро - лишь средство, путь к этой цели» (22. С. 440-459).

Завершим эстетический домен выпиской из ранней статьи А.Ф.Лосева, посвященной опере Римского-Корсакова «Снегурочка». Что дает нам искусство, музыка в частности? Оно «дает нам силы для борьбы. Настоящее искусство всегда есть великий жизненный фактор, и с такими произведениями высшего искусства, как «Снегурочка», становится легче жить и свободней дышать. Пусть завтра моя несчастная душа опять погрузится в бездонное море страданий и слез, неуслышанных вздохов и одиноких бессонных ночей. Пусть! Сегодня душа моя празднует свой светлый праздник и радуется весеннему поцелую «Снегурочки». Разве мы что-нибудь знаем, для чего дано страдание и для чего радость? Не нам, не нам, но имени Твоему! В этом религиозный смысл творчества Римского- Корсакова» (20. С.63).

Литература

1. Гартман Н. Эстетика. М.,1958. с. 57.

2. Добротолюбие. т. 5. М., 1900. С.111.

3. Сочинения св. Иринея Лионского. «Против ересей». V. 9: 1. СПб, 1900.

4. Арсеньев Н. О красоте мира. Мадрид. 1974, с.12.

5. Свиридов Г. Музыка как судьба. М., 2002, с.60

6. Ганс Урс фон Бальтазар. Карл Барт. Ганс Кюнг. Богословие и музыка. Три речи о Моцарте. М., 2006. С. 35.

7. Лосев А.Ф. Трио Чайковского// А.Ф.Лосев «Я послан в XX век...». М., 2002. Т.1. С.120.

8. Г.У.фон Бальтазар. Теология истории. М., 2006, с.129.

9. Вейдле В. Умирание искусства. СПб, 1996. С.160.

10. Ильин И.А. Собр. Соч. в 10 т.т., т.6, Н.1. М., 1996,с.55-56, 57, 58, 59-60.

11. Сильвестров В. Дождаться музыки. Киев. 2010.

12. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С.29.

13. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.,2007, с.337.

14. Бычков В. Эстетическая аура бытия. М., 2010.

15. Вейдле В. Задача России. Минск. 1995.

16. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы // Форма. Стиль. Выражение. М.,1995, с.82.

17. Бердяев Н. Собр. соч. Париж. 1985. Т.2. Смысл творчества.

18. Бердяев Н. Собр. соч. Париж. 1989. Т.1. Самопознание.

19. Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства. М.,1994.Т.2

20. Лосев А.Ф. О музыкальном ощущении любви и природы // Из творческого наследия. М., 2003.

21. Бердяев Н. Дух и реальность. М., 2003.

22. Бердяев Н. Диалектика божественного и человеческого. М., 2003.

23. Кандинский В.В. О духовном в искусстве // Кандинский В.В. Точка и линия на плоскости. СПб, 2001, с. 126.

24. Антоний (Блюм) митр. О вере, образовании, творчестве // Искусство в школе. 1993. № 4. С.27.

25. Ортега-и-Гассет Х. Запах культуры. М., 1995. С.18-19, 20.

26. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990. С.218.

27. Толстой А.К. «О литературе и искусстве». М.,1986. С.107.

28. Шпенглер О. Закат Европы. Т.1. М., 1993. С.373.