В любой войне ее результат зависит не только от ратных деяний на поле боя, но и от обеспечения этого боя тыловыми и медицинскими службами. О руководителе медицинской службы русской армии в 1812 году и будет наше дальнейшее повествование.
О происхождении рода Белоградских, доподлинных сведений нет. Считается, что родоначальником был некий выкрест из крымских татар, попавший в Малороссию еще в XVII веке. Однако точно известно, что наш герой Григорий Григорьевич Белоградский родился в 1772 году в семье полтавского дворянина. По велению родителей он едет учиться в Шкловский кадетский корпус (в городе Шклов, под Могилевом. Корпус вел начало от Шкловского благородного училища, основанного сербом С. Г. Зоричем, фаворитом Екатерины II. Корпус стал в дальнейшем 1-ым Московским кадетским корпусом. После его окончания Григорий Белоградский поступил на военную службу в Екатеринославский кирасирский полк, в котором проходил её до чина подполковника. Белоградский успел повоевать с турками в 1787-1791 годах, поучаствовать в осаде крепости Бендеры и отличиться в польской кампании 1794 года во время штурма Варшавы.
Офицер и солдат Екатеринославского полка
Шкловский кадетский корпус
В 1801 году его уволили от службы, но особые склонности к административному делу привели Григория Григорьевича в 1805 году Дубенское комиссариатское депо - орган управления финансовой системы русской армии.
В 1807 году в составе армии Беннигсена, Белоградский участвовал в сражении при Прейсиш-Эйлау. Он был легко ранен и после возвращению в Россию получил назначение в штат главнокомандующего Финляндской армией, где теперь уже пришлось воевать со шведами. Полтавский подполковник участвует в осаде Свеаборга и Або. Некоторое время Белоградский был порученцем военного министра М. Б. Барклая де Толли и уже в этой должности в 1811 году, в звании полковника был переведен в лейб-гвардейский Преображенский полк.
Очевидность будущей войны заставляла правительство страны и военное министерство унифицировать медицинское обслуживание солдат и офицеров. Фактическим создателем российской военно-медицинской школы можно считать уроженца cела Денисовка Лубенского уезда Полтавской губернии, сына реестрового казака Лубенского полка Карпа Карпинского, по совместительству основателя имперской анатомической школы - Никона Карпинского. Профессор Медицинской коллегии, которую ввели в состав учрежденного Министерства внутренних дел, активно взялся за работу. Однако после реформы 1805 года в Министерстве военно-сухопутных и военно-морских сил для руководства соответствующими медицинскими службами создаются медицинские экспедиции во главе с генерал-штаб-докторами. И первым генерал-штаб-доктором стал Никон Карпович Карпинский.
После его смерти в 1810 году создается Медицинская экспедиция Военного министерства во главе с инспектором Я. В. Виллие. Уже при его участии было создано «Учреждение для управления Большой действующей армии». Согласно этому уставу - общее руководство медицинской службой войск осуществлял дежурный генерал (не медик), которому были подчинены генерал-штаб-доктор армии, главный полевой военно-медицинский инспектор, главный комиссар и директор госпиталей, также не из числа медиков. С началом войны Григория Григорьевича назначают директором госпиталей при действующей армии. Он подчинялся генерал-интенданту Е. Ф. Канкрину и отвечал за работу главных военно-временных госпиталей, а главный комиссар - за деятельностью развозных и подвижных военно-временных госпиталей. В этом качестве Белоградский находился в сражениях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме и Красном. Работа была не из простых. Вот как описывает работу временного госпиталя Лев Толстой: «Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами палаток на краю березняка... Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах... Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, которых надо было вносить. Раненые ожидали у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки...»
В санитарной палатке на Бородинском поле. Иллюстрация к роману Л.Н. Толстого «Война и мир». Художник А. Апсит. 1912 г.
Рисунок французской амбуланс-повозки (1812 год)
Нож для ампутации (1812 год)
Помимо технических сложностей возникали и преграды психологические, ибо зачастую солдаты просто боялись врачей, а хирурги, которых называли «операторы» были для раненых «страшнее Французской кавалерии». Артиллерист Радожицкий, получивший ранение в сражении при Островно описывал свой страх: «Синий фрак и пудреный парик главнейшего Оператора с длинным носом несколько ночей сряду снились мне ужасными приведениями... Признаюсь, в таком положении почтенный Оператор с кривым ножом пред моими глазами был ужаснее Наполеона с Французами. На его наморщенном челе я читал себе приговор жизни или смерти, потому что по слабости своего здоровья не надеялся выдержать операции».
Тем не менее, подвиг военных врачей и служб медицинского обеспечения оказался высоким, что отмечал главный хирург французской армии Жан Ларрей отозвавшийся о состоянии русских госпиталей: «Привлекшие мое особенное внимание больницы сделали бы честь самой цивилизованной науке. Они делятся на военные и гражданские. В обширном военном госпитале мы нашли очень немного больных, которых и перевели в другой, меньший, при институте для сирот военных».
Карта постоянных и временных госпиталей
Городской сиротский дом им. генерала Г. Г. Белоградского. Фото: К.Буллы
Санкт-Петербург, Колокольная, 14. Современный вид городского сиротского дома им. генерала Г. Г. Белоградского
Мало известны и положительные оценки деятельности военно-медицинской и госпитальной службы, данные командованием русской армии. М. И. Кутузов, как главнокомандующий русской армией, дал благодарственный письменный отзыв о медицинской службе. А Барклай-де-Толли отписал: «... везде и во всем нужном для раненых и немощных военнослужителей царствовало в госпиталях величайшее изобилие, а попечением Медицинского управления раненые и больные имели наилучшее призрение и пользуемы были со всею должною рачительностью и искусством так, что недостатки в войсках людей после сражений пополнялись значительным числом выздоравливающих всегда прежде, чем ожидать можно было». За достижения, проявленные в войне и заграничном походе, Григорий Белоградский был произведен в генерал-майоры и награжден орденами.
Его послевоенная деятельность не менее любопытна. Председатель полевого аудиториата 1-й армии, Белоградский в 1835 году занял должность члена генерал-аудиториата Военного министерства, а 17 марта 1845 года произведён в генералы от инфантерии. Именно с этим родом деятельности у Белоградского, по всей видимости, возникли проблемы с законностью. Согласно информации «Словаря русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812-1815 гг.» (Российский Архив. Т. VII. - М: студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996) указано в частности, что «10.02.1849 г. - Белоградский отставлен от службы за „предосудительные поступки" и отправлен к церковному покаянию в Коневецкий Рождественский монастырь С.-Петерб. Епархии».
Более серьезных причин отставки пока не обнаружено, но известно, что генерал скончался 9 февраля 1851 года «вследствие ушиба от падения из саней» и был похоронен на острове Коневец в Ладожском озере.
Как оказалось, непосредственное участие его в судьбах раненных во время войны, опыт наблюдения за личными страданиями и смертями, стали основой для составления завещания Белоградского.
Свой капитал (более 150 тысяч рублей), не имевший детей генерал завещал потратить на строительство и обустройство в Санкт-Петербурге приют для круглых сирот и детей штаб- и обер-офицеров.
Прошло немало времени пока воля завещателя, после немалых хлопот, вследствие судебной волокиты, была осуществлена. 17 ноября 1893 года Санкт-Петербургская городская дума утвердила инструкцию, согласно которой в городской Сиротский дом имени Белоградского принимались дети офицеров, круглые сироты, мальчики и девочки не старше 10 лет. После получения в приюте начального образования, управа должна ходатайствовать о приеме детей в корпуса, гимназии, институты и другие учебные заведения на казённый счёт.
Через год здание на Колокольной улице уже принимало первых посетителей. Здание в северной столице еще сохранилось, а вот с памятью о его создателе с полтавской родословной, дела, увы, обстоят хуже...