Леонтьев о социализме: предвиденное и непредвиденное

I.

Очень многое говорит о том, что история мира движется к своему завершению. Что близятся жуткие дни, когда люди испытают неведомую ранее скорбь, и только рука Божия, поразив антихриста, спасет мир. Но сама история, покуда она продолжается, полна яростной борьбы сил света и тьмы. Бесконечно варьируемым нападениям сил зла неожиданно противопоставляются проекты, им противостоящие. Правда, лишь на какое-то время - они рассыпаются, и тогда мы наблюдаем новый виток приближения мира к эсхатологической катастрофе.

II.

Эту прерывистую поступь истории ощущали многие. И искали пути к новому социальному проекту, который мог бы противостать силам зла или даже повернуть вектор истории. Одним из таких мыслителей был наш соотечественник Константин Николаевич Леонтьев. Человек сильного, но своеобразного ума, он с трудом дружил с логикой. Но удивительная историческая интуиция позволила ему многое предвидеть.

Любопытно, что в основе своих построений Леонтьевым была положена совершенно ложная мысль о примате эстетического над этическим. Хотя для него было очевидно, что в истории борются добро со злом, и значит суть исторического процесса лежит в нравственной области, тем не менее эстетство столь сильно владело этим человеком, что он, видимо сознавая противоречивость своего мировоззрения, все же не оставлял этой идеи всю жизнь. Так незадолго до смерти он писал В.В. Розанову (13-14 августа 1891г.): «Я считаю эстетику мерилом, наилучшим для истории и жизни, ибо оно приложимо ко всем векам и ко всем местностям» /1:584/. И тем более удивительно, что отталкиваясь от столь сомнительного тезиса, он сумел высказать несколько замечательных идей.

Леонтьев, как говорится, всеми фибрами души чувствовал неотвратимую поступь Западной цивилизации. Цивилизации бесчеловечной, с улыбкой уничтожающей подлинную жизнь, заменяя ее на отвратительный социальный суррогат, приняв который, любой народ не имеет шансов сохранить свой облик. Леонтьев, правда, говорил о «вторичном упрощении» - всеобщем законе, которому неизбежно подвержены все народы, и который неизбежно приводит к гибели человечества. Но главным источником этого нивелирующего всех катка он справедливо считал Запад. Эта тотальная и губительная западная экспансия - одно из оправдавшихся предвидений Леонтьева

Мыслитель прекрасно видел, как это, идущее с Запада, «вторичное упрощение» захватывает Россию, убивая ее здоровые силы. Но экономику Леонтьев поначалу недооценивал: он видел зло в западной культуре, не сознавая, что она (культура) во многом является порождением западного экономического строя - капитализма - где все подчинено наживе, деньгам, прибыли.

Ясно, что нужно победное наступление Запада отразить, или хотя бы задержать. Собственно, Леонтьев размышлял о втором. Ибо в конечной гибели России он не сомневался - вся проблема для него сводилась к тому, насколько быстро она последует. Как «подморозить» Россию? - вот вопрос, над которым Леонтьев долгое время мучительно размышлял.

Первая идея «подморозки» заключалась в охранении и консервации сословного строя России. Существующая лестница сословий, по мнению Леонтьева, должна стать барьером от проникновения к нам «эгалитарного упрощения». Собственно и Византию мыслитель ценил даже не столько за исповедание православия, а именно за ее ярко выраженный сословный строй, который позволил Византии прожить добрую тысячу лет.

Но Леонтьев, честно и внимательно вглядывался в реальную действительность. И от него не ускользнули «успехи» Российского капитализма, несущего смертельное западное «вторичное упрощение». И он прекрасно видел, что деньги легко разрушают любые сословные барьеры. К тому же, Леонтьев никогда не строил иллюзий. Наоборот, он резко порицал Достоевского за его «розовое христианство», якобы преодолевающее противоречия между Западом и Востоком. Поэтому он постепенно приходит к выводу, что «подморозку» надо искать в сфере экономики. И вот, где-то на рубеже 70-80-х годов, Леонтьев обращается к этой проблематике. Может быть, неожиданно для многих он пишет:

«Необходимо вступить решительным и твёрдым шагом на путь чисто экономических, хозяйственных реформ, необходимо опередить в этом отношении изнеженную духом Европу, стать во главе движения ... из последних стать первыми в мiре!»/3:392/.

Леонтьев хорошо понимал, что главное - ограничить «подвижность капиталов», которая, как думал мыслитель, и приводит к «эгалитарности». Но если сословность против капитала ничего сделать не может, то необходимы более сильные методы подморозки. И Леонтьев обращает свои взоры к социализму. Этот вопрос настолько интересен, что стоит остановиться на нем подробнее.

III

Надо сразу сказать, что тема «Леонтьев и социализм» - не новая. Ею занимается ряд современных исследователей - С. Сергеев, А. Репников, М. Емельянов-Лукъянчиков, М. Чернавский и другие). Впрочем, первым поднял эту тему Лев Тихомиров еще в 1892 г. Делясь воспоминаниями о Леонтьеве, Тихомиров пишет, что тот предлагал ему написать книгу о социализме, но смерть Леонтьева помешала сотрудничеству /7: 22-23/. Вряд ли можно утверждать, что темой социализма Леонтьев занимался пристально. Нет, он писал и о многом другом. Но все же идея использовать социализм в качестве «подморозки» его живо интересовала, и чем дальше, тем больше.

Прежде всего, Леонтьев утверждает, что социализм может иметь созидательный характер:

«...социализм, понятый только с экономической стороны, может принять и охранительный характер» /4:289/ (1880 г.).

«Либерализм есть, несомненно, разрушение, а социализм может стать и созиданием», - пишет мыслитель К.А. Губастову 15 марта 1889 г. /1:407/.

А вот очень знаменательное высказывание:

«если социализм - не как нигилистических бунт и бред всеотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ - имеет будущее, то в России создать этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, и семье, ни высшей цивилизации, не может никто, кроме Монархического правительства» /3:395/ (1883).

Во-первых, оказывается, социализм - порядок, «не вредящий ни Церкви, и семье, ни высшей цивилизации». Иначе говоря, для Леонтьева христианский социализм вполне для его целей приемлем. «Социализм еще не значит атеизм» писал он К.А. Губастову (15 марта 1889 /1:407/).

Во-вторых, социализм в России «имеет будущее». А в-третьих, во главе христианско-социалистического государства он видел Православного Царя, и, причем, только Царь и может такой социализм ввести! И это не оговорка. Вот строки из письма:

«Чувство мое пророчит мне, что славянский православный царь возьмет когда-нибудь в руки социалистическое движение (так, как Константин Византийский взял в руки движение религиозное) и с благословения Церкви учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной. И будет этот социализм новым и суровым трояким рабством: общинам, Церкви и Царю» (К.А. Губастову, 17 августа 1889 г. /1:473/).

А вот замечательное, поистине пророческое высказывание:

« Вот разве союз социализма («грядущее рабство», по мнению либерала Спенсера) с русским самодержавием и пламенной мистикой (которой философия будет служить, как собака) -- это еще возможно.» (В.В. Розанову 13 июня 1891 г. /1:581/).

Заметим, что Леонтьев употребляет слово «рабство» - слово, имеющее резко отрицательную коннотацию в либеральных кругах. Леонтьев же не стесняется его произносить, ибо его позиция эстета позволяет ему не углубляться в моральную оценку. Более того, в его устах это скорее положительная характеристика, поскольку достигает цели - только зажимом, стеснением, закрепощением можно, как он видел, противостоять «эгалитарному прогрессу».

«Итак, да здравствует «грядущее рабство», если оно, разумно развитое Россией, ответит на очередные запросы истории и поставит нас, наконец, и умственно, духовно, культурно, а не политически только во главе человечества» ( Новиковой 30 мая 1889 г., цит по /9/).

Леонтьев даже уверен, что наступление такого порабощающего социализма неизбежно:

«Социализм, т.е. глубокий и отчасти насильственный экономический и бытовой переворот, теперь, видимо, неотвратим, по крайней мере для некоторой части человечества» /2:318/.

Причем, таким он видел именно христианский социализм, который он всегда и имел в виду. Даже христианская идеология эту «горечь социалистического устройства» /2:319/ устранить не может.

Другое название будущему закрепощению - «новый феодализм»:

«Если же анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственному идеалу крайнего равенства (который невозможен) своими собственными методами необузданной свободы личных посягательств, должны рядом антитез привести общества, имеющие еще жить и развиваться, к большей неподвижности и к весьма значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще, что социализм, понятый как следует, есть не что иное, как новый феодализм уже вовсе недалекого будущего» /5: 424/.

«Коммунизм в своих буйных стремлениях к идеалу неподвижного равенства должен рядом различных сочетаний с другими началами привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой -- к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законами резко очерченным, вероятно даже, к новым формам личного рабства или закрепощения» /5: 423/.

Интересно, что, по мнению мыслителя, этот «новый феодализм» может сопротивляться западной экспансии целые века:

«Если эта организация (социализма - Н.С.) будет снабжена достаточною неравноправностью, - то она может держаться не век, а целые века, подобно феодализму; если эта власть и эта неравноправность будут слабо выражены, то и эта форма будет непрочна: ее господство будет считаться только годами» /8:695/.

Если кратко подытожить, то Леонтьев видит в социализме наиболее действенное средство, с помощью которого можно остановить, причем на века, западную экспансию. При этом социализм будет не свободным благодатным строем, а «рабством», закрепощением. Однако его надо приветствовать, поскольку именно этим социализм может сопротивляться «эгалитаризму».

Таково пророчество острого ума, сделанное еще во второй половине XIX, когда самого социализма не было и в помине. Сейчас же мы умудрены опытом реализации социализма, и поэтому крайне интересно понять, что из леонтьевских предсказаний сбылось, и что он видел неверно или не видел вообще.

IV.

Сбылось главное. Ведь русские, взяв на вооружение социализм как «законную организацию труда и капитала», сумели создать мощный проект, который долгое время успешно противостоял западному разрушительному влиянию.

Имеется в виду СССР и социалистический блок. Совершители русской революции были объединены единым проектом, но имели разные цели. Одни были движимы идеей наказать русский народ за черту оседлости и из России сделать Новую Хазарию. Другие мечтали о свободной стране, где «так вольно дышит человек». Но в результате жестоких разборок и столкновений между элитами возобладало третье: Россия как оплот противостояния Западу. Этот проект сумел реализовать Сталин. И очень интересно проследить, как в нем воплотились черты социализма, о котором говорил Леонтьев.

Прежде всего, леонтьевская цель была достигнута: Россия на 70 лет превратилась в «удерживающего», причем в как раз в том смысле, который придавал этому слову ап. Павел. Ибо теперь, надеюсь, уже мало кто сомневается, что именно западная цивилизация родит антихриста. Россия стала удерживающей именно потому, что сумела построить новый социальный строй, который отобрал власть у мамоны. Не деньги, а социальное благополучие стали главным для граждан нового советского строя. А потому строй этот и явился барьером, удерживающим западную экспансию. Одновременно решена была и задача «подморозки» - Советская Россия оказалась формой существования Великой России, в рамках которой она не только сохранилась, но и достигла огромного могущества.

Точным оказалось и пророчество Леонтьева о продолжительности «подморозки». Сталин создал социальную систему, которая могла не просто успешно противостоять Западу, но и теснить его - и это несмотря на меньший материальный и людской потенциал. Поэтому, продлись сталинский проект дальше - и прочное существование социализма на земле было бы обеспечено в течение, как и говорил Леонтьев, «веков». Но увы, после Сталина пришла хрущевская «оттепель», принесшая либерализм в культуру и идеи «прибыли» и «самоокупаемости» в экономику. В результате сталинский социализм был демонтирован и на его место заступил полусоциализм Хрущева и Брежнева, сдающий противнику одну позиции за другой. Гибель советского проекта была делом времени и тут уже счет пошел, по Леонтьеву, на «годы», которые, впрочем, растянулись на тридцатилетие 1960-1990 гг.

V.

Еще два исполнившихся предсказания.

Сбылись слова Леонтьева о «союзе социализма с русским Самодержавием и пламенной мистикой». Только самодержавие воплотилось не как институт власти, а фактически - в лице Сталина. Но с гораздо большей эффективностью, поскольку теперь вождь не номинально, а действительно владел и управлял всей экономикой и всей идеологической сферой. Власть Сталина была больше, чем любого русского царя до него. Жизнь доказала, что самодержавие и социализм (как экономический строй) не только совместимы, но и великолепно дополняют друг друга, выстраивая грозное оружие против мамонического запада. Леонтьев первый смело об этом сказал.

Воплотилась леонтьевская и «пламенная мистика». Только весьма своеобразно. Неожиданно пламень революционной пропаганды сочетался с зарей строительства, созидания нового, лучшего общества, преодолевающего так ненавидимую Леонтьевым буржуазность. Получилась идеология огромной силы и в самом деле содержащая мистическую, иррациональную, устремленную в будущее компоненту. Теперь нам ясно, что эта идеология была наивно-самонадеянной, уповающей только на человеческие силы и совершенно забывшая о всемогуществе Творца. Но и в искаженной своей форме она выражала ту верную мысль, что человек призван быть сотворцом мира, не фаталистически плыть по течению или квиэтично лепетать «на все воля Божия», а действовать, созидать, строить лучшее будущее - этого Господь ждет от нас.

VI.

Наконец сбылось и предсказание Леонтьева о «горечи социалистического устройства». «Горечь» действительно была, и немалая. Гражданская война, террор с обеих сторон (красной и белой), ГУЛАГ, раскулачивание, трудодни в виде галочек, идеологический пресс. Бессмысленно все это замалчивать. Но следует разобраться с причинами этих явлений. Собственно, причин две - «субъективная» и «объективная».

Субъективная причина состоит в том, что советский проект в процессе его реализации поменял целевую направленность. И естественно, что эта смена направления сопровождалась жесточайшей борьбой за власть. ГУЛАГ явился учреждением, которое активно использовали обе противоборствующие группировки - сталинская и троцкистская (которая никогда из советской истории не исчезала). Обе противоборствующие стороны «били по площадям» - разбираться было некогда, ибо нужно было опередить противника. После победы сталинской «партии» Запад понял, что все пошло по незапланированному сценарию и резко изменил отношение к СССР, готовя его военное уничтожение. Надо было срочно вооружать армию, развивать промышленность, менять экономический строй в деревне - отсюда «ужесточение наказаний за нарушение трудовой дисциплины», раскулачивание, коллективизация, разоблачение «врагов народа» (в огромном числе случаев - действительных).

Но были и объективные причины - основной тренд, на который лишь рябью налагались реалии исторического момента. Новая идеология оказалась далеко не всесильной и сама по себе обеспечить единство народа не могла. Советское общество было расколото как по классовому, так и по религиозному признаку. Огромное количество ярых врагов советской власти - тоже тогдашняя реальность. И потому одной идеологии было мало. Нужна была еще дисциплина. Надо было заставить людей работать (кто этого не хотел), надо было обезвредить внутренних врагов советского строя. А это без принуждения, без насилия осуществлено быть не могло.

VII.

Но все же подлинную основу новой России аристократический леонтьевский ум предугадать не мог. Принципиальное эстетство помогало Леонтьеву не обращать внимания на либеральные штампы. Но в целом же чисто эстетический критерий, вне ясных моральных оценок, не дает никаких гарантий истинности. Он произволен, субъективен, даже капризен. Это демонстрирует сам Леонтьев, признавая, что само христианство, увы, тоже «убивает эстетику жизни» (письмо Розанову от 13-14 августа 1891 г. /1:585/). К тому же у него критерием истины была даже не красота, а «сложность», «разнообразие», что вообще не связано с моралью. Капиталистический мир только внешне сер и однообразен, поскольку подчинен наживе и удовольствиям. Внутренне же он обладает огромной сложностью, которая обусловлена его многосторонней порочностью. Недаром ап. Павел рек: «корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим.6,10). Только моральная оценка, видение греха и добродетели есть оценка истинная, христианская. Поэтому, несмотря на гениальные догадки и прозрения, главное в социалистическом строе - его нравственный потенциал в борьбе с западным капитализмом - Леонтьев не выявил.

Дело в том, что сила западной цивилизации - в умении эксплуатировать эгоизм, лежащий как известно в основе всех грехов человеческих. Поэтому противостоять ей может только социум, движимый высокой, великой идеей, дающей ему моральное превосходство над противником. А чтобы новый социум не был смят грубой силой, в дополнение к этому, он должен быть могучим материально - численно большим и технически развитым. Социализм позволяет достичь и того и другого - и высшей морали и материальной силы. И Сталин это преимущество социализма прекрасно осознавал. И потому он так последовательно и упорно строил альтернативный западному - советский - проект. Удивительно - атеист Сталин мыслил этическими категориями, и потому его мышление оказывается более христианским, чем ортодоксально православного, озабоченного спасением Леонтьева, чье мышление было эстетически-ориентированным.

Нравственной высоты социализма - вот чего не заметил Леонтьев. Впрочем, этого в упор не замечают и ныне. А ведь даже в своей атеистической оболочке наш социализм решил труднейшие социальные проблемы. Не является мифом массовый трудовой героизм, наиболее ярким воплощением которого были движения за высшую производительность труда. Да и социальная солидарность, в том числе и межнациональная, была на достаточно высоком уровне. Именно социализм (как социальный уклад) объединил народ в единую семью. Что и позволило ему выйти победителем из самой жестокой в истории человечества войне - с гитлеровским нацизмом. Наши воины защищали не просто Россию, и не только свой личный дом. Они сражались за Россию социалистическую, которая давала перспективу всему народу-семье. И это нисколько не противоречит тому, что Бог помогал нам в этой страшной битве.

VIII.

Леонтьев предвидел принуждение при социализме, и он оказался прав. Реальный социализм, реализованный в СССР, не был территорией свободы. Сам принцип общественной собственности на средства производства являлся ограничивающим фактором, а законодательно зафиксированная обязанность трудиться - фактором принуждающим. К сожалению, Леонтьев, говоря об этом как о «новом феодализме», «рабстве», не объяснил, почему народ это «рабство» принял. Впрочем, этого не понимали ранее и не понимают сейчас западные люди. «Рабская психология русских» - вот презрительный диагноз, который постоянно нам ставился. Но постоянно присутствовало опасение, что эти самые русские превратят свою «рабью сущность» в свое преимущество, ибо для самого Запада это совершенно невозможный кунштюк.

Дело в том, что человечество разбито на две разные социальные психологии: индивидуалистическую и коммунитарную. Индивидуалистическая психология главной ценностью считает внешнюю свободу человека. Без такой свободы западник жить не может, и ей он приносит в жертву все - и общинную жизнь и нравственную высоту: свое выживание западный человек обеспечивает агрессией, расчетливым нападением, интригой, как стая волков. Русский человек тоже, конечно, любит свободу и никогда ее не отдаст узурпатору, эксплуатирующему народ в своих личных целях. Но трудные условия жизни на грани выживания научили его жертвовать свободой ради выживания целого - особенно при реальной опасности. Если ограничение личной свободы ради выживания социума для западного человека неприемлемо (зачем ему такое общество), то для русского это хотя и тяжело, но понимается как необходимость. Вот и идет русский народ, по мнению западника, «в рабство» - проявляет свою «рабью» природу. А на самом деле?

А на самом деле русский народ лучше других понимает идею служения, необходимость «тягла», необходимость сознательно работать на целое, на социум (а значит - на всех остальных, «ближних»). Этой идеи служения Леонтьев тоже не узрел. А ведь она является идеей глубинной, главным смыслом социализма, идеей, которая оправдывает его весь, в том числе - и социалистическое насилие. Социализм в России никогда не был чистой принудиловкой. Он продолжал традицию сознательного служения (Богу, царю, народу, государству), которая всегда существовала на Руси. И не просто существовала, а являлась определяющей для нашего народа, ибо с одной стороны, освящала русскую жизнь, а с другой стороны, позволяла выживать русской цивилизации. В служении русский видел правду, справедливость, любовь к ближнему. И потому в «тягловом» государстве, где все должны работать, он не только не видел «рабства», но наоборот, считал такой образ жизни гораздо более высоким, чем западный индивидуализм, замешанный на безудержном стяжании. Народ наш прекрасно видел, что вне служения государству человек превращается в закоренелого индивидуалиста. А это - гибель души. Тут парадокс: ради спасения индивида нужно считать общество, государство, т.е. целое более важным чем сам индивид. А в нашем падшем мире целое сохраняется принуждением.

Вот и получается, что в принуждении народ видел жесткую, но вынужденную форму организации служения - служить, приносить пользу надо заставить и тех, кто этого не хочет, а хочет работать только на себя. Потому-то наш народ и принял сталинское принуждение - как необходимость, как меру, сохраняющую целое, как способ выживания (и материального и духовного), как тяжелую но эффективную реализацию «тягла», как средство единения. И в таком принятии принуждения он проявил свое колоссальное нравственное преимущество перед Западом. Преимущество, граничащее с героизмом. Преимущество, которого Запад панически боится. И потому всячески растлевает наш народ приманками: все должны быть индивидуалистами, все свободны, все могут владеть любой собственностью - любые посулы, лишь бы не произошло русского единения.

От осмысления все этого Леонтьев далек. Он страшился западной экспансии, но так и не смог вразумительно объяснить, чем же она страшна. Он боялся равенства, «эгалитаризма», совершенно забывая о том, что убивает грех, а не равенство. Увы, христианство и философия истории у Леонтьева были порознь, существовали обособленными сторонами его мировоззрения, которые он и не пытался связать между собой.

IX.

Ныне, после трех тяжелейших войн с Западом (двух «горячих» и одной «холодной»), после 25-летнего унижения, разграбления и опустошения (материального и нравственного) все русские патриоты в отношении Запада ощущают примерно то же самое, что в свое время чувствовал Леонтьев: любой ценой остановить экспансию - это вопрос жизни и смерти. Как это сделать - подсказывает нам русская история XX века, наполненная, как оказывается, леонтьевской проблематикой.

Но вспомним, что Леонтьев говорил не просто о социализме - он говорил о христианском социализме. И хотя мыслитель подробно не раскрывает роль Церкви в этом новом строе, но из его слов не видно, что Церковь возражает против него. Наоборот, она достаточно активно участвует в «подморозке», благословляя новый социализм.

Увы, это, может быть, самое главное предсказание Леонтьева, исполнено в XX веке не было. Однако, «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» (Пс.26,1). Дом советского социализма был построен на песке атеизма. И потому рухнул: «...и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф.7,27). Поэтому не будем все сваливать на западные дожди и ветры - сами виноваты, что «подморозка» оказалась действенной лишь 70 лет.

Мамона же, сломав самый серьезный в истории заслон против него, ускоренными темпами покатил мир к апокалипсису. Будут ли еще заслоны? Пока их не видно. Но может быть XXI век сможет воплотить пророчество Леонтьева о христианском социализме? И по логике вещей это тоже должно быть общество противостоящее мамоне, общество служения, только еще более полного - Богу, Церкви, государству, обществу, ближнему и дальнему.

Впрочем, даже если это совершится, то, по Леонтьеву, это будет лишь «подморозка» - уже до антихристовых времен. Пусть так. Но все же для нас этот период может стать, хоть на короткое время, воплощением Святой Руси.

Ссылки

1. Константин Леонтьев. Избранные письма (1854-1891). СПб.: Пушкинский фонд. 1993. - 640 с.

2. К.Н.Леонтьев. О всемирной любви. //Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. С.312-329. М.: Республика, 1996.

3. «Записка о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге». // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М.: Республика, - С. 391-395.

4. «Как надо понимать сближение с народом», // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство, М.: Республика, - С. 288-298.

5. Леонтьев К. Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. // Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. М.: Республика, - С. 427.

6. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство// Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство, М.: Республика, - С. 94-155.

7. Тихомиров Л.А. Тени прошлого: К.Н. Леонтьев. // К.Н. Леонтьев: Pro et contra. Кн. 2: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей после 1917 г. СПб, 1995. - С. 8-28.

8. Леонтьев К.Н. «Московские ведомости» о двоевластии // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство, М.: Республика, - С. 694-699 с.

9. С. Сергеев. «Окончательное смешение» или «новое созидание»? http://knleontiev.narod.ru/aboutl/sergeev_socialism.htm

25.08.12