Совет да любовь

Толстое бревно закатили по слегам наверх, и аккуратно разместили в ряду.

- Есть! - крикнул плотник Ефрем. - Ладно легло!

Азартный князь Петр хлопнул руками и провозгласил:

- Еще одно закатим, и можно про харч подумать.

- Не готово оно, - отвечал ему князь Павел. - Заканчиваем пока!..

Артель, возводившая на дороге оплот, стала собираться к костру, где готовкой занимался старый дед Бугай. Его помощник малолетний Ефимка ломал и раздавал мужикам хлеб, а сам дед разливал по глиняным мискам похлебки.

Братья князья присели к приготовленному для них столу, остальные устраивались прямо на траве.

- Место здесь хорошее, - говорил Петр, оглядываясь. - И тут бы город ставить надо!

Павел хмыкнул.

- Дойдет и до города, - сказал он.

Стали питаться, и к князю подошел Ефрем, нерешительно потоптавшись чуть поодаль.

- Чего тебе? - спросил Павел.

- Да я все про тот дуб думкую, - сказал Ефрем. - Ты, княже, не серчай, а дуб тот нам бы точно пришелся бы.

- Да на что он тебе? - подивился Петр. - Такая громадина!..

- Так ведь это цельная башня готовая, - заявил Ефрем.

Павел прожевал хлеб.

- Затейник ты, Ефрем, - сказал он. - Нам этот дуб пилить два года, да тащить еще три. Себе дороже.

Ефимка меж тем поднес ковш с квасом.

- А вот квасок из холодца, извольте!

- Хлеба еще подай, - попросил Петр, и Ефимка умчался.

- Я про то, - сказал Ефрем, - что таких готовых башен я еще ни у кого не видал. Поставили бы, слава бы пошла вокруг.

- Славы ему захотелось, - фыркнул Петр.

- Ты мне скажи лучше, сколько мы еще тут провозимся? - спросил Павел.

Ефрем почесал затылок.

- Так, думаю, к Покрову точно закончим.

Петр присвистнул и покачал головой.

- Что? - посмотрел на него Ефрем.

- К Покрову булгары уже домой отвалят, - сказал Петр. - А это для них ведь подарок готовился.

- Нынче отобьемся, - сказал Павел. - Это мы уже на уж будущий год оплот ставим.

Послышался конский топот, Ефрем глянул вдаль, прикрываясь ладонью.

- Не иначе, гонец к тебе, княже, - сказал он.

- Что там еще? - недовольно поднялся Павел.

Ефимка поднес Петру краюху хлеба, и тот вернулся к трапезе, невольно наблюдая за приближающимся конником. Гонец соскочил на землю, скинул шапку и поклонился до земли.

- Дозволь слово молвить, княже...

- Что там? - нахмурился Павел.

Гонец бросил взгляд на мужиков, которые тоже все смотрели на них, и произнес:

- Отойдем, княже.

Павел вместе с ним отошел в сторону, пока Ефимка придерживал за узды коня.

- Ишь, - сказал Ефрем. - Оказия...

- Сам ты оказия, - буркнул Петр. - Небось, княгиня опять чудит.

- Я и говорю, - вздохнул Ефрем.

Павел быстрым шагом вернулся.

- Петр, остаешься за старшего, - сказал он. - Продолжайте работать. Мне надо вернуться в Муром, по делам...

- Коня князю! - выкрикнул Ефимка.

- Ты кому кричишь? - шагнул к нему Ефрем. - Это же твоя забота, чудила!

- Ой, - сказал Ефимка, передал узды коня Ефрему, и убежал седлать княжеского коня.

Петр подошел к брату.

- Что там?

- Да так, - отмахнулся тот. - Безделица.

- Опять супруга недовольство изъявляет? - хмыкнул Петр.

Павел глянул на него строго.

- Ты мою супругу оставь, - сказал он. - Свою заведи.

- Тебя когда ждать?

- Не могу сказать, - покачал тот головой. - Ты ведь, если что, знаешь что делать?

- Ясное дело, - улыбнулся Петр. - Сначала стрелами встретим, потом стычка на копьях, и - рубка на мечах. Дело ясное.

- Если их будет больше, - сказал Павел, - то не лезь. Спрячьтесь за бревнами, отстреляйтесь на луках.

- Я понимаю, - кивнул Петр. - Не бойся, не посрамим.

Ефимка уже бегом подвел коня, и Павел забрался в седло.

- Бог вам в помощь, люди добрые, - провозгласил он.

- И тебе, княже, Божья подмога, - отвечали мужики.

Князь с гонцом ускакали вдаль, и Петр поднялся.

- Заканчиваем харчевать, - провозгласил он. - Нам еще бревно готовить надо!..

 

Княжий град Муром представлял собой деревянную крепость на правом берегу Оки, и в борьбе за княжеские привилегии быстро разрастался. Князь со своим спутником проскакали под ворота, и народ кланялся в пояс своему правителю. В городе уже стояли несколько храмов и монастырь, и княжеский терем располагался в центре, образуя со своим двором еще и дополнительное укрепление на случай появления врагов. Во дворе князя сразу встретили слуги, приняли коня, поднесли воды. Павел не стал пить, сразу взлетел по лестнице наверх, где располагались его палаты.

Навстречу вышел седобородый Матвей Силыч, боярского рода княжеский советник, представлявший боярский совет, которому князь позволял собираться не чаще раза в три месяца. С Матвеем Силычем у князя было полное взаимопонимание.

- Рассказывай, - бросил князь, проходя в горницу.

- Темное дело, князь, - пробурчал Матвей Силыч, затворяя за собой двери.

- Не тяни, - сказал князь. - Что замечено?

Матвей Силыч вздохнул.

- Видит Бог, сам свидетель, - он истово перекрестился, повернувшись к образам в красном углу. - Самое, что ни есть, сатанинское искушение. Мне и прежде слухи доходили, но тут сам видел.

- Говори все, как было! - потребовал князь. - И не тяни!..

Матвей Силыч кивнул, и подошел поближе, чтобы перейти на сокровенный тон.

- Третьего дня, в ночи, как луна скрылась, мелькнула в небе искра, словно молния какая, и словно волна по воздуху пробежала, аж жутко стало. Со мною Гришаня был, Веденеев сын, и поп Ираклий, так тот чуть на колени не упал со страху. Вот и образовалось в темноте сияние, словно серебро блестит, сущий змей, и порхнул он прямо в окно женского терема.

- И что поп? - спросил Павел.

- Да перепугался он, - с досадой сказал Матвей Силыч. - Крестится, бормочет чего-то, поди разберись. На утро я с ним у отца Игнатия встречался, так он только плакал и каялся. Все говорил, про грехи свои. И в тот же вечер ушел в Чернигов, к владыке.

- А Игнатий что?

Матвей Силыч помялся.

- Что Игнатий? - повторил он. - Игнатий про свое. Сам знаешь...

- Что говорит? - жестче спросил Павел.

- Говорит, бесовское наваждение, - торопливо ответил Матвей Силыч. - Не иначе, зареченские волхвы наколдовали. Велит, послать туда ратников, и изводить колдунов под корень.

- Ага, - с досадой произнес Павел. - Так они нас и ждут. Но почему княгиня?

Матвей Силыч приблизился еще больше, зашептав едва не в ухо.

- Так ведь Буряна твоя из рода муромских волхвов, сам ведь знаешь. Не иначе, на ней метка есть.

- Не сметь! - князь даже поднялся. - Как можешь свою княгиню черными словами порочить? Никакая она не Буряна, она Ирина, и отец ее славный боярин Глеб Еремеевич.

- А мать? - спросил со значением Матвей Силыч. - А ведь говорили тебе, из ведьминого она роду.

Павел схватил боярина за бороду, и привлек к себе.

- Хватит об этом, - прошипел он. - Сам к княгине пойду, разберусь. Кто, говоришь, еще с тобой был?

- Гришка Веденеевский, - отвечал Матвей Силыч, поправляя всклокоченную бороду.

- Отправь его на оплот к Петру, чтобы много не болтал, - приказал Павел. - И сами язык не распускайте.

И он, даже не переодевшись с дороги, направился на женскую половину, распугивая слуг и служанок. Когда вошел в горницу княгини, там служанки на ночь ей косу расплетали.

- Супруг любезный, - поднялась Ирина с улыбкой. - А мне сказали, ты уж и со светла прибыл.

Павел глянул на служанок, и кивнул головой на дверь. Те быстро выскочили.

- Что случилось? - испугалась Ирина. - На тебе лица нет!

- Случилось, - вздохнул Павел и сел на лавку.

Ирина присела у его ног.

- И что? Нешто опять со степи кто пришел?

- Не со степи, - выдавил Павел. - Не со степи...

- Те томи, скажи.

Павел вздохнул.

- А скажи мне, дорогая моя супруга, кого ты принимала третьего дня, среди ночи?

На лице Ирины появилось искреннее изумление.

- Как это, кого? - переспросила она. - Так ведь тебя, милый. Разве не ты ко мне прискакал среди ночи, соскучившись по ласкам жениным? Сам же признался...

- Я? - растерянно переспросил Павел.

- Ты, милый, ты. Запыленный весь, запыхавшийся. Коня, говоришь, извел, чтобы только со мною побыть лишний часок.

- И... побыл?

Ирина поднялась.

- Я не понимаю, князь, - сказала она. - Что за странные вопросы? Разве не ты это был?

Павел потянул воздух носом.

- И как часто я тебя навещал?

- Так почитай каждую неделю, - сказала Ирина. - Не пугай меня, княже, скажи, что сказать хочешь.

- Сядь, - мрачно буркнул Павел.

Ирина села, прямая и недоступная от обиды.

- Не был я тут третьего дня, - выдавил Павел.

- Не был?!.. - переспросила Ирина изумленно.

- И весь последний месяц мы с мужиками на оплоте каждый день так изматывались, что мне бы и в голову не пришло на ночь возвращаться.

Ирина сидела, побледневшая и окаменевшая.

Павел вздохнул и продолжил.

- А люди видели, как в терем твой прямо с неба нырял какой-то змей, - добавил он обреченно.

- Господи, - проговорила Ирина и начала плакать. - О, Господи...

Павел обреченно сидел рядом, не шевельнувшись.

Ирина, со слезами, поднялась, шагнула к красному углу, и упала на колени перед образами.

- Пресвятая Богородице, спаси нас, - проговорила она, падая на пол.

Павел помялся, глядя на ее раскаяние, но и сам подошел и стал на колени рядом. Осенил себя крестным знамением, положил земной поклон.

- Что это было, Ирина? - спросил он, не поднимая головы.

Ирина, уткнувшись лбом в пол, повернула к нему голову.

- Мой грех, Паша... Моя тайна. Что теперь будет, Паша? Это же бес был...

- Не отчаивайся, - пробормотал Павел. - Бесы, они всегда рядом. Найдем и на них управу...

- Ой, Паша, - простонала Ирина, поднимаясь. - Думаешь, я духовнику про это не говорила? Думаешь, не молилась, и не каялась...

- А в чем суть-то? - спросил Павел.

Ирина глянула на него испытующе.

- Знаешь, кто бабка моя? - спросила она.

- Кто?

- Баюна Сурьевна, ведьма муромская, - отвечала Ирина с отчаянием. - Когда дед твой, князь Владимир Святославич, за Окой язычников гонял, он ее сжечь хотел. А отец мой дочь ее в жены взял, потому как не устоял. Мать моя ведьмачества всегда сторонилась, и меня берегла, да только когда я еще в девках бегала, явилась с того берега бабка, чтобы мне свое дарование оставить.

- Ведьма?

- Да. Я к мамке прибежала, так вот мы с ней прямо к батюшке Игнатию и пошли. Он с нами молитву читал, водой кропил...

- Отец Игнатий знал про это?

- Он думал, что изгнал искушение это, - сказала Ирина. - Я и сама так думала. Бабка скоро померла, мы успокоились. Так вышло, рано мы успокоились...

Она горько заплакала.

Павел обнял ее, прижал к себе.

- Все, все, - сказал он. - Я тебя не виню, Иринушка... Это выходит наша общая беда.

- Ты же понимаешь, - всхлипывала Ирина. - Выходит, я в прелюбодейство впала! И с кем!..

- Не смей и думать, - заявил Павел решительно. - Нет тут твоей вины... И прелюбодейства нет, я думаю... Во-первых, тут явный обман... А во вторых, все бесы, это ведь видимость только, искушение.

- Если бы, - простонала Ирина.

- Все, - решительно сказал Павел. - Завтра вместе к Игнатию пойдем, будем думать, как нам твоего беса отвадить... Успокойся только.

И он бережно обнял супругу, все еще стоя с нею на коленях.

 

В Муроме уже стояло несколько храмов, и иерей Игнатий представлял собой главу Муромского благочиния. Такую должность он получил за свое старшинство и мудрость, и все духовенство княжества с этим соглашалось.

Дом благочинного стоял неподалеку от Успенского храма, где он был настоятелем, и князя с княгиней он принимал в своей палате. Одевался он всегда очень скромно, был по-старчески сгорблен, и когда князь склонялся под его благословение, приходилось наклоняться чуть не до земли.

- Свет наш, князе, - улыбался умилено Игнатий. - Княгинюшка... С чем пожаловали.

- Известно ли тебе, старче, про семью моей супруги Ирины? - спросил прямо Павел.

Игнатий бросил на него быстрый взгляд, и снова склонился. В руках у него была монашеская лествица, которую он и перебирал понемногу.

- Известно, князь, - отвечал он.

Ирина судорожно вздохнула.

- А знаешь ли ты про бабку ее?

- Знаю, - так же спокойно отвечал Игнатий.

- А слыхал ли ты про новую напасть, что нам от той бабки в наследство осталось?

Игнатий поднял голову, глянув на княгиню.

- Что там еще?

Княгиня Ирина опустила голову, а Павел стал рассказывать:

- Такое дело, старче, я с дружиной в понизовье оплот поднимаю, а некто в моем обличии по ночам княгиню навещает. Люди видят его в образе змия серебряного, а княгине он в моем образе является.

- И ты его принимала? - спросил Игнатий.

Княгиня не ответила, всхлипнув.

- Принимала, - отвечал за жену Павел. - Как не принять. И я не могу ее за это винить.

Игнатий улыбнулся.

- Это ты молодец, - сказал он. - Знаю таких, кто готов бы свою жену за такой прием в огонь бросить. Понимаешь, что не ее вина тут?

- Понимаю, - кивнул Павел. - Только, как нам от напасти этой избавиться? Подскажи.

Игнатий тяжко вздохнул, покачав головой.

- Что я тут могу подсказать? Какие тут могут быть средства? Пост, молитва, покаяние, что еще?..

- Молюсь я, батюшка, - воскликнула Ирина. - И каюсь каждый день...

- Тут все дело в крови, - вздохнул Игнатий. - Кровь твоя не дает тебе покоя, предки твои языческие. Что тут поделаешь...

- Он ведь снова явится, - проговорил Павел хмуро.

Игнатий бросил на него взгляд.

- Тут монашеский подвиг нужен, - сказал он. - А ты, как я понимаю, к монашеству не слишком горазд.

Павел фыркнул.

- Я князь, отче! Мне править надо, от меня жизнь людей зависит!

- И жену любишь, - добавил Игнатий.

Павел склонил голову и повторил упрямо:

- Люблю.

- Что мне тебе советовать, - вздохнул Игнатий. - Я и сам не монах, хоть и вдов уже пятнадцать лет. Но послушайте, что я вам из псалтири прочту.

Он тяжело поднялся, прошел к аналою в красном углу, и раскрыл лежащий там том «Псалтыри». Полистал, вглядываясь в текст, и нашел нужное место.

- Вот! «Ярость их по подобию змиину, яко аспида глуха и затыкающаго уши свои, иже не услышит гласа обавающих»...

Павел бросил взгляд на Ирину, но та не поднимала головы.

- О чем это, отче? - спросил Павел.

- Это можно сказать и про вашего змия, - сказал отец Игнатий. - Как атакующий аспид, он закрывает уши свои, чтобы не слышать наших молитв и псалмов.

- И что? - не понял Павел.

- Тут дальше есть, - сказал Игнатий и прочел: - «Обаваемь обавается от премудра».

Павел молчал, ожидая объяснения.

- Это значит, нам надо стать премудрыми, - с улыбкой объяснил Игнатий.

- Это легко сказать, - буркнул Павел.

Игнатий неторопливо подошел к ним, и стал перед княгиней. Та осторожно подняла голову.

- Он придет, - сказал Игнатий. - И ты его примешь.

- Как? - ахнула Ирина.

- Примешь, - повторил Игнатий. - Ибо станешь премудрой.

- Я не понимаю.

- Тогда слушай, и не перебивай, - спокойно сказал Игнатий. - Откроешься ему с первых же слов. Ты знаешь о его природе, ты знаешь его силу. Ты восхищаешься им...

- Восхищаюсь?

- Да, восхищаешься. И когда он поверит тебе, ты должна спросить, чем же он побеждается.

- Он не скажет!

- Скажет. Если ты действительно станешь премудрой, и заставишь его поверить в свое восхищение.

- Но он захочет близости...

- На это есть князь, - сказал Игнатий. - И ты, князь, должен не допустить безобразия, ворваться в комнату, изгнать беса...

- Он его убьет! - вскричала Ирина.

Игнатий посмотрел на нее.

- Если он его убьет, - сказал он, - то не сможет вернуться к тебе. Твоя любовь к князю, это та цепь, за которую он тебя держит на поводу. А ты, князь, - он повернулся к Павлу, - сделаешь вот что...

 

Гонец с дальней заставы прискакал поутру, и докладывал Петру, пока пил воду.

- Идут, княже. Десятка два, конными, и три телеги с обозом. Сабля говорит, это Беркан, сын ихнего сотника Гюрея. Выехал, пес, на вольную охоту.

- Точно, сюда пойдут?

- А чего им тут бояться? Тут самый удобный брод.

Петр кивнул.

- Значит, здесь и встретим.

 

Засаду устроили в прибрежной рощице, там Петр расположил лучников и копейщиков, чтобы их прикрыть. Сам с десятком конников прикрылся в лесу по правую руку. Когда булгары показались на другом берегу, все затаились. Враги тоже не торопились, внимательно все осмотрели, даже выслали человека на другой берег, чтобы осмотреться. Человек этот особо рыскать не стал, проскакал по берегу, помахал своей саблей, и остальные двинулись через брод к нему.

Этот незадачливый разведчик стал первой жертвой, подстреленный стрелой, остальных били, пока они шли по воде. Среди булгар поднялась паника, одни спешили назад, другие упорно рвались вперед, ругая друг друга. По уговору лучники выбирали тех кто хотел сбежать, а когда самые смелые вырвались на берег, на них кинулись конники во главе с Петром. Победа была обеспечена.

Петра подвели к главарю разбойников, раненому стрелою. Тот сидел связанный, и старик Ефрем вынимал из него стрелу.

- Чего ты пришел, Беркан? - спросил Петр насмешливо. - Мы же уговорились с твоим отцом!

Беркан выругался на своем наречии, и пробормотал чего-то.

- Говорит, проигрался, - пояснил Ефрем. - Долг выплатить хотел нашими людьми.

- Выходит, вдвойне проигрался, - кивнул Петр.

Беркан поднял голову.

- Мой отец вам за меня ничего не заплатит, - выговорил он с трудом. - Лучше убейте меня.

Петр выпрямился.

- Сколько их взяли?

- Шестерых. Трое ушли, остальных положили.

Петр качнул головой.

- Лихие ребята. Давай, дядя Ефрем, пусти их в работу. А как закончим оплот, отпустим их домой, на что они нам.

- Это дело, - кивнул Ефрем. - Только их подлечить надо, да и нашим не помешает. Пошлю-ка я за помощью к бортнику Мухомору, он известный лекарь, и живет неподалеку.

- Пошли, - кивнул Петр. - Тела погибших собрать да и сжечь. Так у вас хоронят, Беркан?

Тот фыркнул и не ответил.

 

Бортник Антип по прозвищу Мухомор был круглым как в лице, так и в фигуре, и когда он помазывал раненых своими составами, Петр удивлялся:

- Как ты такой толстый по деревам лазишь?

- Зато падать мягше, - отвечал тот со смешком.

Помогала ему дочь, молодая девушка наглухо повязанная платком, в какой-то неопределенной хламиде, из-под которой только мелькали босые ноги, когда она бегала по приказу отца.

- А тебя как кличут, сестрица? - спросил ее Петр, когда она в стороне готовила мазь.

- Кличут меня по-разному, - отвечала девушка. - А имя мое Февронья.

- Вижу, ты в медах толк знаешь?

- Так даже больше меня, - отвечал за нее отец. - Белкой я ее кличу, потому как по деревам скачет, как белка. Умная выросла, такое иной раз спросит, хоть прячься.

- А ты меня спроси что-нибудь, - предложил Петр, побоченясь.

Белка бросила на него лукавый взгляд.

- Когда замуж меня возьмешь, тогда и спрошу.

Окружающие рассмеялись.

- Ишь как! - рассмеялся Петр. - Полюбился я тебе, да?

- Про любовь говорить не буду, - отвечала та, - но по разумению ты бы мне подошел.

Все опять рассмеялись.

Беркан, рану которого обрабатывала Белка, сощурился.

- Русские женщины красивые. Если бы я такую нашел, непременно бы в жены взял.

Петр покосился на него.

- У тебя, поди, уже жен штук пять.

- Нет у меня жен, - отвечал Беркан хмуро. - Ничего у меня нет. Отец сказал, что копьем возьмешь, то твое.

- Разбойник, одним словом, - сказала Белка.

Она перевязала рану Беркана тряпкой, и отошла.

- Зачем меня лечишь, русский? - спросил Беркан Петра.

- Может, их тебя друг получится, - сказал Петр насмешливо. - Воин ты изрядный, вот и послужишь.

- Какой друг! Я мусульманин, ты - гяур, как мы дружить будем?

- Эко, - отметил стоявший рядом Бугай. - Что ж это за вера такая, ежели она дружить не позволяет?

- Это вера в Аллаха, - отвечал Беркан гордо.

- Спорить не буду, - сказал Петр. - Только ведь, попадись я к тебе, ты бы меня или добил бы, или заставил свою веру принять, прежде чем лечить бы начал. Так?

Беркан не ответил.

- А вот моя вера вполне позволяет мне тебя лечить, - сказал еще Петр. - И хоть ты к нам с мечом шел, отправим тебя восвояси, и верь ты там в кого хочешь...

Он сломал в руке ветку, бросил ее на землю и отошел. Беркан мрачно смотрел ему вслед.

Петр остановился рядом с Белкой, которая возилась с другим раненым.

- Так что, невестушка, - улыбнулся Петр. - Не раздумала еще замуж за меня идти?

- Мне сейчас о другом думается, - отвечала девушка деловито. - Но ежели ты сватов зашлешь, я и о тебе подумаю.

Опят раздался общий смех, и Петр только головой покачал.

 

Поздно ночью над городом растеклась тьма. Князь Павел, преодолевая дремоту, внимательно следил за небом, стоя на балконе терема. Из темноты выдвинулся боярин Матвей Силыч.

- Что тебе? - спросил Павел.

- Тихо, - сказал тот. - Может не придет.

- Может и не придет, - отвечал Павел. - Третью ночь сторожим.

Матвей крякнул.

- Знаешь, княже, люди почуяли недоброе.

- Кто почуял, где?

- Как можно с сатаной на переговоры идти? - выпалил Матвей шепотом. - Это же неслыханное дело!

Павел покосился не него.

- Это ты, что ли, недоброе почуял?

- Не только я, - сказал звенящим шепотом Матвей. - Тут и Ильюшка Кобяков, и Кожановы Никодим да Демьян, и Матрена Леонтьева...

- Да у вас там прям-таки боярский съезд устроился, - усмехнулся Павел. - И что же, все против?

Матвей вздохнул.

- Не то, что против... - сказал он уклончиво.

- Молчи, - вдруг насторожился Павел.

И точно, мелькнуло что-то на небосклоне, сразу нарушив ночную тишину волной тяжкого предчувствия. Матвей ахнул и исчез в темноте.

На фоне ночного неба вдруг образовался серебристый контур летящего чудища, мягко шуршащий крыльями в тишине. Совершив круг над крышами города, змий тот нырнул к женскому терему княжеского дома, и пропал.

Павел перевел дыхание.

- Ну, Господи благослови, - проговорил он.

 

Когда он появился в горнице, Ирина сидела на краю кровати, причесывая волосы гребнем. В горнице горела свеча, исключительно княжеская роскошь, и свет свечи отражался на ликах икон.

- Я ждала тебя, - сказала Ирина, не оборачиваясь.

- Ждала, - весело воскликнул князь. - Верю, что ждала.

Ирина повернулась к нему.

- Скажи мне правду, - вдруг попросила она. - Если я тебе люба, почему бы тебе не открыться мне?

- Ты про что? - насторожился князь.

- Да полно, - сказала Ирина насмешливо. - Думаешь, я совсем глупа? Супруг мой, князь Павел Юрьевич, только что был у меня. Неужто, я вас не различу?

Князь усмехнулся, качнул головой.

- И кто тебе ближе будет? - спросил он насмешливо.

Ирина лукаво усмехнулась.

- А как покажешься, - сказала она. - Так кто ты?

Князь подошел, стал перед ней на колено.

- Что тебе мое имя? - спросил он, глядя ей в глаза. - Сама понимаешь, я принадлежу другому миру. И к тебе пришел, потому что только ты меня и притягиваешь... Если у нас с тобой наладится, мы тут такое устроим!

- А ты меня спросил, хочу ли я? - спросила Ирина с вызовом.

- Вот я и спрашиваю, - весело отвечал князь. - Вот я, перед тобою, твой раб и твой господин. Готова ли ты прыгнуть со мной в огонь всепожигающей страсти?

Ирина выдержала паузу, и отвечала уклончиво.

- Я еще не решила.

Князь вскочил.

- Не надо со мной играть, Ирина! Ты моя по праву, ты сама мне отдалась, и ты моя!..

- И ты со мной не играй, - отвечала Ирина. - Ты обманул меня, ты принял облик моего мужа, и теперь пытаешься меня запугать!.. Это ли твоя всепожигающая страсть?

- А ты что хочешь? - спросил с интересом князь.

Ирина вздохнула.

- Если ты еще хочешь для меня что-то значить, - сказала она, - то не дави на меня. Или я твоя госпожа, или прощай.

- Куда ты от меня денешься! - рассмеялся князь.

- В монастырь, - отвечала Ирина. - Монашки за меня день и ночь молиться будут, ты ко мне и на версту не приблизишься...

Князь удовлетворенно улыбнулся.

- Какая ты решительная!.. Разве я не называл тебя своей госпожой?

- Назвать легко, - отвечала Ирина. - Подчиниться трудно.

- Так я и не подчиняюсь никому, - сказал князь. - И твои пожелания я могу исполнять, только если они согласуются с моими. Это моя природа.

- Я так не хочу, - капризно отвечала Ирина. - Мой князь меня всегда слушает.

- И я послушаю, - князь подсел к ней. - Ты как про меня догадалась?

- Сердце подсказало, - отвечала Ирина холодно. - Тебя ведь бабка на меня навела, не так ли?

- Она мне тебя отдала, - отвечал князь. - И если ты захочешь, ты такой ведуньей станешь, что весь мир содрогнется в ужасе.

- Вот уж чего я точно не желаю, - отвечала Ирина, - чтобы меня все ужасались. Я бы предпочла, чтобы меня любили. Не все, но те, кого я назову.

- Ого, - отметил князь. - Ты тут уже и планы построила какие-то. Мужчины тебе нужны, да?

- Мне власть нужна, - сказала Ирина холодно. - Муромское княжество, это только ступень.

- А хочешь, я тебя цареградской императрицей сделаю, - прошептал князь.

- Хочу, - отвечала Ирина.

- Сказано, значит так и будет, - провозгласил князь. - Но за все надо платить, дорогая. Мужчины будут валяться у твоих ног, но сначала я возьму свое.

Он повалил ее на кровать, и навис над нею. Но Ирина не сопротивлялась.

- Неужто, и у вас женщины в цене? - подивилась она, насмешливо разглядывая его снизу.

- Ты просто не понимаешь, что за сила в этом кипит, - прошептал князь, разглядывая ее со страстью. - Когда вы безумно предаетесь пороку, мы впитываем вашу страсть, как волшебный нектар...

- А сами остаетесь холодны? - улыбнулась Ирина, проводя рукой по его щеке.

- А ты сама почувствуй, - князь наклонился и впился поцелуем ей в губы.

Ирина выдержала его напор, и оттолкнула.

- И все же, - произнесла она. - Я не могу быть твоей госпожой, но я должна иметь что-то в руках, что бы держать тебя.

- Хочешь иметь что-то в руке? - развязно засмеялся князь.

- Ну, - произнесла Ирина. - В чем твоя слабость? Где твоя погибель?..

Князь наклонился над нею.

- Тебе скажу, - прошептал он. - Гибель моя от Агрикова меча в Петровой руке.

- И что это значит? - спросила Ирина.

- А это уже моя тайна, - рассмеялся князь. - Разгадай ее, и ты будешь держать меня в руках.

Он опять принялся ее целовать, но тут уже распахнулась дверь и в горницу влетел Павел.

- Ну! - вскричал он, - кто тут на мою пажить зарится?

Князь вскочил.

- Пошел вон! - зарычал он, вдруг на глазах превращаясь в змея.

Павел выхватил из-под плаща серебряный крест, и вскинул над головой.

- Изыди, тварь болотная! - вскричал он.

Змей расхохотался.

- Она моя, - прорычал он. - И ничего вы уже не сделаете!..

И, взмахнув крыльями, вылетел в открытое окно.

Павел перевел дыхание, и перекрестился.

- Иринушка! - ахнул он, кидаясь к жене.

Ирина уже лежала на кровати без чувств.

 

Ирина и Павел стояли на коленях, и отец Игнатий вышел к ним из раскрытых дверей алтаря.

- Встаньте, - сказал он.

Князь и княгиня поднялись. В храме кроме них никого не было.

- Повтори еще раз, как он сказал? - спросил Игнатий.

- Агриков меч в Петровой руке, - произнесла Ирина.

Игнатий некоторое время молчал.

- Что это значит? - спросил Павел.

- Агриков меч, - повторил Игнатий. - Первый раз такое слышу. И вообще, все эти языческие страхования мне не по душе. А Петрова рука, это как по-вашему?

Павел кашлянул.

- У меня младший брат - Петр, - напомнил он. - Может, это как-то его касается?

- Ясное дело, имя известное, - проговорил Игнатий. - Только почему, твой брат? Ты только свистни, тут столько Петров набежит.

Павел только согласно кивнул.

- А где твой брат? - спросил Игнатий.

- Оплот в низовье сколачивает, - отвечал Павел. - На бродах.

- Позови, - сказал Игнатий. - Только не обещай ничего, мне с ним отдельно поговорить надо.

И он вернулся в царские врата, чтобы закрыть их за собой.

 

Петр возвращался в Муром с тремя всадниками, и девица из раскрытого окна терема бросила ему венок. Петр подхватил венок, и приложил к груди.

- Привет тебе, Аглая, - крикнул он. - Жив ли батюшка твой?

- И тебе привет, князюшка, - отвечала девица. - Жив батюшка...

- Жив, жив, - буркнул сам хозяин, выходя на крыльцо. - Мир тебе, княже.

- И тебе мир, Семен Леонтьевич, - кивнул ему Петр.

Ехавший с ним рядом Овсей ехидно заметил:

- Эка они тебя привечают, князь! Все ждут, когда ты свататься начнешь.

- Авось и начну, - отвечал Петр. - Пора уже, нагулялся... Привет тебе, Ангелина Михайловна, - поприветствовал он очередное окно в тереме.

Оттуда тоже улыбалась полнощекая красавица.

 

В палату князя они вошли гурьбой, Петр и его спутники.

- Что стряслось, брате? - спросил Петр деловито. - Опять сумятица?

Павел поднял голову, сидя за столом.

- Ты, Петр? - отметил он. - Извините нас, братцы, нам наедине надо потолковать.

Спутники переглянулись, поклонились князю в пояс, и вышли.

- Другое что? - спросил Петр.

- Другое, - вздохнул Павел.

 

Воины спустились с крыльца, и тут как тут оказался рядом Матвей Силыч, боярин из советников князя.

- А что, братцы, поставили вы оплот на бродах?

- Да почти стоит, - отвечал Овсей.

- Пока оплот ставили, три ватаги встречать пришлось. И булгары тут, и черемисы...

Матвей с улыбкой кивнул.

- Молодцы. А чего вас князь вызвал, не знаете?

Овсей посмотрел на него с интересом.

- А сам что думаешь?

Матвей вздохнул, покачав головой.

- Ой, у нас тут такое болтают, грех повторять.

- Чего?

Матвей наклонился к ним.

- Бают, змий к княгине почитай каждую ночь летает, и та его привечает.

По лицам воинов было видно, что новость их ошарашила.

- А что отогнать в голову не приходит?

Матвей Силыч хмыкнул.

- А давно ты с летающими змиями сражался, братец? Его ни стрела, ни меч не берет.

- Так как же мириться?..

- Вот и я про то, - вздохнул Матвей Силыч. - Мириться с таким делом никак нельзя. Надо бы княгиню из города гнать...

- Ну, ты скажешь, - покачали головами воины. - Хотя...

 

Петр поднял голову.

- Конечно, - сказал он, - Петров вокруг и без меня немало, только ведь для тебя я самый близкий родственник, не так ли?

Павел вздохнул.

- Может и так. Не знаю.

- А что же это за Агриков меч такой?

- Сам голову ломаю.

Петр поднялся.

- Ладно, - сказал он. - Ты еще голову поломай, а я пока тут пошурую, вокруг. Есть у меня одна мыслишка...

- Ты только без глупостей, - предупредил брат. - Если что, он тебя одним чихом накроет.

- Авось, - улыбнулся Петр. 

И быстро вышел.

 

Сначала девицы в горнице подняли визг, и только потом вышел хозяин, боярин Даниил Алексеевич по прозвищу Крюк. Петр в полголовы кивнул ему, и тот поклонился в ответ.

- Зачем пожаловал, князь Петр?

Девицы в стороне гомонили, и хозяин прикрикнул на них:

- А ну марш на свою половину, курицы!

Те с шумом удалились, а Петр сказал:

- Прости, Даниил Алексеевич, но я батюшку твоего ищу, деда Алексия.

- На что он тебе? - сощурился хозяин.

- Дело есть, - уклончиво отвечал Петр. - Он ведь старый воин, постранствовал немало.

- Это было, - кивнул хозяин. - Только ведь он стар умом стал. Половины не помнит.

- Авось, - сказал Петр.

- Ну, пошли...

 

Дед Алексий, чуть не старейший житель Мурома, в своей горнице резал ложки деревянные. Блажь эта нашла на него давно, и ложек в комнате стояло уже три полные корзины.

- Эка, - отметил Петр. - Что ж ты их, Даниил Алексеич, на рынок не несешь!

- Не смейся, князь, - буркнул хозяин. - Блажь это...

Петр взял в руки одну ложку.

- Так блажить, уж до конца. Мы их к изуграфу Ферапонту отнесем, он их распишет, и можно на ярмарку выставлять. Сделаем?

Даниил Алексеевич пожал плечами.

- Сделаем, - повторил Петр уверенно. - Это ж мастерство какое!

- Кто здесь, - поднял голову дед Алексий.

Петр удивленно глянул на хозяина и тот пояснил:

- Он уже ничего не видит, - и вздохнул. - Потому и не расписывает.

- Здравствуй, дедушка Алексий, - наклонился к старику Петр. - Я Петр, брат нашего князя.

- А разве не Юрко ныне княжит? - спросил Алексий.

Даниил Алексеевич с досадой крякнул, а Петр вздохнул.

- Папаша наш, почитай уж двенадцать лет, как почил, - сказал он. - Но я к тебе по другой нужде. Можно присесть?

- Так садись, коль ты князь, чего спрашивать? - проговорил дед.

Петр присел на чурку, и начал издалека.

- А правду говорят, что ты, дедушка, в дальние дали хаживал, чуть ли не до Царьграда?

- Мы и далее хаживали, - отвечал дед. - Я ж еще со Всеволодом Юрьевичем до самых греков ходил, а там и до Святого Града Господь довел с лыцарями латинскими.

- Наслышаны, - кивнул Петр. - А вот скажи мне, дедушка, не слыхал ли ты про такой Агриков меч. Что это за меч такой?

Дед раскрыл рот, словно вспоминая.

- Агриков меч, - повторил он. - Как же... Слышал, конечно.

- Расскажи, - попросил Петр.

- Не богатырский это меч, - сказал дед уверенно. - На людей его поднимать никак нельзя.

- А против кого он? - не понял Петр.

Дед посмотрел на него насуплено.

- Духовный он, - сказал он с важностью.

Петр вздохнул. В этом вопросе определение наступило, оставалось узнать главное.

- И где его искать? - спросил он. - В Царьграде, небось?

Дед помолчал, отпустив голову.

- Агрикан этот, чьим именем меч был назван, в Святом граде Иерусалиме нечисть изводил. Он из наших был, из черниговских, именем, дай Бог памяти, Изяслав, кажется. Агриканом его ромеи назвали, за какие-то подвиги против сарацин. Мы с ним вместе на Русь возвращались, он тогда весь в схиме прятался. Старый уже был, израненный... Было у него тут какое-то дело к князю Андрею Владимирскому, да только помер он.

- Где похоронен? - спросил Петр.

Дед пожал плечами.

- Я с ним в Рязани расстался, он дальше пошел. Слышал я, недалеко он ушел, слег и помер где-то между Рязанью и Муромом.

- А кто с ним был? - жадно спросил Петр. - Кого спрашивать?

Дед развел руками.

- Как мне знать. У меня тогда жизнь совсем повернулась, я с печенегами воевал, потом с семьей в Муром перебрался. Не слышал я про него больше.

Он тяжко вздохнул, помянув прежние времена, и вернулся к своим ложкам.

Петр поднялся.

- Ишь, как оно, - сказал Даниил Алексеевич. - Тому уже лет сорок минуло, а он все помнит.

- А ложки ты снеси к Ферапонту, - сказал Петр. - Ложки у вас ладные.

 

Оба брата прошли вслед за отцом Игнатием по тропинкам монастырского кладбища. Впереди всех шла игуменья женского монастыря, матушка Феоктиста, суровая и сухая старушка.

- Неужто и впрямь нашли, - говорил Игнатий.

- Здесь, отче, - сказала матушка, останавливаясь перед могильным камнем.

Чтобы различить, что там было начертано, пришлось камень очистить и от зарослей, и от грязи.

- Зде покоится, - стала читать матушка, - воин Христов Изяслав Артемьевич, в иночестве Агриколай, ордена Хранителей Гроба Господня славный рыцарь.

- Агрик! - воскликнул Петр.

Матушка глянула на него сурово.

- Агриколай, - поправила она. - Воин-инок, выходит. На Святой земле обет принял.

Она благоговейно осенила себя крестным знамением и скорбно вздохнула.

- Я и думать не мог, - сказал Игнатий, поглаживая надгробный камень. - И никто не скажет уже, чем славный воин славу стяжал, а ведь если его особым мечом наградили, значит, были подвиги. Истинное смирение...

- А где же его меч? - спросил Петр.

- Да, - спохватился и Павел.

- Какой еще меч, - фыркнула матушка. - Крест Господень был его мечом.

И она опять осенила себя крестным знамением.

- Но нам говорили... - начал было возражать Петр, но Игнатий его остановил, подняв предупредительно руку.

- Истинно, крест Господень нам всем оружие, - произнес он нравоучительно.

Скорбно вздохнул и обратился к матушке.

- Спаси тебя Господи, матушка. Ступай, мы помолимся у могилы славного воина.

- Бог в помощь, - поклонилась ему матушка и отошла.

Павел проводил ее взглядом, а Петр начал опять:

- А все же, как нам его меч искать?

Игнатий посмотрел на него сурово.

- Сказано же тебе, меч монаха это крест Господень.

- И... что? - не понял Петр.

- Ты на камень посмотри.

Петр глянул на камень, и они увидели на нем высеченный крест.

- И что?

- Вставной он, крест-то, - сказал Игнатий. - Дай свой кинжал.

Он взял из руки Петра кинжал, и стал ковыряться в камне. К нему присоединился Павел, они расчистили контур креста, а потом стали его осторожно вынимать из плиты. Крест выпал, и Петр подхватил его, согнувшись под тяжестью.

- Держи, - приказал Игнатий, и сунул руку в образовавшийся проем.

Когда он вынул из проема старый меч, все даже вскрикнули, потому что меч сверкнул при свете вечернего солнца. Рукоятка его истлела, но лезвие было нетронуто ржавчиной, и поражало сверкающей чистотой. Прямо на лезвии была надпись на греческом языке, и Игнатий, протерев лезвие полой своей рясы, прочел:

«В основании сего меча частица Святаго Креста Господня вложена, да сокрушится им всякая нечисть во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь».

Он благоговейно прикоснулся губами к ручке меча.

- Ручку новую надо будет сплесть, - заметил Петр.

- Понимаете теперь, какая это святыня? - спросил Игнатий.

- Ясное дело, - сказал Петр. - Думаю, таким мечом я гада вашего на раз завалю.

Павел вздохнул.

- Но почему Петр? - спросил он у Игнатия. - Почему я не могу вступить в бой со змием? Меч мы нашли, ведь так?

Игнатий уже заворачивал меч в полу своей рясы.

- Ну вот, началось, - пробурчал он. - Ты сам что скажешь, Петр?

Петр помялся.

- Если Павел считает, что справится, то почему бы ему этим и не заняться.

- А я думаю, не следует нам Господа искушать, - сказал Игнатий. - Если сказал сам змий, что его Петрова рука сразить должна, то нечего нам со своим разумением вмешиваться.

Павел смолчал, посопев носом.

- Как благословишь, отче, - сказал Петр.

- Пошли, - сказал Игнатий. - Рукоятку нам монахи переплетут, да с молитвой. А ты Петр тоже, времени зря не теряй, помолись от души.

- Помолюсь, батюшка, - покорствовал Петр.

 

На сей раз Павел на ночном балконе терема дежурил вместе с отцом Игнатием, который просто сидел в углу, и перебирал свою лествицу.

- Молодой он, - проговорил Павел. - Горячий.

- Молодой, - согласился Игнатий. - Говорит, пока оплот поднимали, трех пленных булгар в Христову веру обратил.

- Ну, со змием такое дело не прокатит, - хмыкнул Павел.

- Я к тому, что ежели он своим примером иноверцев к Истине наставил, значит и сам огонь в сердце имеет. А в нашем деле это, пожалуй, главное.

- Началось, - проговорил Павел взволнованно.

По небу опять пробежала какая-то волна, и ясно обозначился силуэт змия. На сей раз тот покружил немало над домом князя, так что сам князь зубами заскрипел.

- Чует, зараза, погибель свою, - прошептал он.

- Молись, князь, - велел ему Игнатий. - Молись, как никогда не молился...

 

Ночной гость образовался в горнице княгини разом, так что Петр, стоявший у стены, ахнуть не успел. Княгиня Ирина поднялась с постели, обратившись к князю.

- Снова пришел?

- Что-то у вас тут как-то тягостно, - сказал тот. - Чего затеяли, а?

- Оборотись, чудище, - выкрикнул Петр. - Конец тебе пришел!..

Князь повернулся к Петру, который шел на него с понятым мечом, и побледнел.

- Ты чего, брат, - пролепетал он. - Это же я, брат твой Павел, законный муж своей жены.

- Ой, - сказала княгиня. - Павел?

- Не слушай его, - сказал Петр, наступая все ближе. - Это же бес...

- Какой же я бес? - вскричал князь. - Ты погоди, брат, ты же знаешь, нельзя этот меч срамить кровью человеческой... Страшное святотатство выйдет!..

- Авось, - пробормотал Петр, и возгласил: - Во имя Отца...

И рубанул князя мечом.

Ирина вскрикнула.

Тот на глазах обратился змием, и взревел звериным рыком.

Но Петр снова взмахнул мечом.

- И Сына!.. - и снова рубанул.

Змий упал на пол, извиваясь и вереща, но Петр ткнул его мечом, приговорив:

- И Святаго Духа. Аминь...

Ирина ахнула и без чувств упала на пол. Струя змеиной крови брызнула из чрева поверженного змия, обдав Петра с ног до головы, но тот только утерся рукой. Со змеиным шипением змей стал оседать, словно таять, и кровь на лице Петра стала жечь его, так что когда совсем растаял змий, Петр вскричал от боли.

В горницу уже вбежали и Павел, и Игнатий, и другие стражники, заворожено глядя на пятно серого пепла на полу, а Петр отчаянно закричал, чуть не царапая себе лицо.

- Лицо горит, - воскликнул он. - Воды мне, воды!

Игнатий указал на него стражникам.

- Отведите его к воде. На пепел не наступайте!.. Соберите его и бросьте с тряпкой в проточную воду.

Павел приводил в чувство жену.

- Иринушка, - бормотал он. - Все уже кончено.

Она очнулась, прижалась к мужу.

- Я так испугалась... Мне почудилось, что это и впрямь ты.

- Так ведь наваждение, - улыбнулся Игнатий. - Бог миловал.

Вошел один из стражников, смущенно кашлянул.

- Батюшка... С князем Петром плохо...

 

Одоление беса праздновали всем городом, на улицах стояли столы, из бочек наливали напитки. Музыканты играли, скоморохи танцевали, люди смеялись.

Боярин Матвей Силыч прошел по улице, сопровождаемый гриднями, похлопал по плечу парня, который выпил большой ковш медовухи, взял из общего котла кусок мяса и откусил. Остаток бросил собаке.

Неподалеку стоял другой боярин, Еремей Антонович, княжеского двора советник, и тоже посматривал на народ с доброй усмешкой. Матвей подошел к нему.

- И сколько с тебя сняли на общее веселье? - спросил он насмешливо.

- Да не меньше, чем с тебя, - отвечал тот.

- Если бы им кто толком объяснил, что мы празднуем, - проговорил Матвей. - Наверное, им бы не было так весело, а?

- Что ж тут плохого? - подивился Еремей. - Чай, беса погнали, князю слава, городу благоденствие.

Матвей согласно кивнул, и спросил:

- А что с Петром делать будем, Еремей?

Тот сразу перестал улыбаться.

- Болтать много не будем, боярин, - сказал он. - Не наше это дело.

- Как же это? - качнул головой Матвей. - Разве сам не знаешь, это же моровая язва! Коли вырвется из терема княжеского, всему города смерть лютая будет.

- Чего раньше времени пугаться, - фыркнул Еремей. - Придет пора, будем трястись. А вот и сам князь с княгиней пожаловали!..

И точно, шел по улице князь с княгиней, и люди приветствовали их криками и поклонами. Павел и сам улыбался, кивая головой, а когда ему поднесли чашу от многолюдного стола, почтительно кивнул и отпил глоток.

- Нашему князю слава! - возгласил человек, и все его дружно поддержали.

- Этому князю слава, - проговорил Матвей. - А тому князю...

- Помолчи, - процедил Еремей.

 

Слуга нес по коридору терема поднос с едой, и в нерешительности остановился перед дверью, где стоял на посту воин с бердышом. К нерешительному слуге подошел Беркан, и сказал:

- Я сам.

Взял у него поднос, подошел к двери, вздохнул, перекрестился и вошел внутрь.

Петр полулежал на постели, под полупрозрачной сенью, и лицо его уже было изуродовано страшной язвой, так что глаза совсем заплыли.

- Кто это? - спросил он хрипло.

- Я, княже, - отвечал Беркан. - Принес тебе поесть. Слуга не решается войти.

- А ты решился? - спросил Петр слабым голосом. - Не боишься?

- Чего мне бояться? - хмыкнул Беркан. - Я против отца и матери веру сменил, мне ли язвы бояться?

- Полегче, - отвечал Петр. - Сказали, язва это по ветру передается.

- Лечат тебя? - спросил Беркан. - Или только кудахчут?

Петр слабо улыбнулся.

- Батюшка Игнатий псалмы читает, да в монастыри за меня молебны служат.

- Да, - Беркан присел на лавку у стены. - Хворь эта мне известная. У нас с перепугу всех моровых живьем пожгли.

Петр вздохнул.

- Может, и со мной так же поступят.

- Я не дам, - пообещал Беркан.

Петр благодарно улыбнулся.

- Спаси тебя Господи, Беркан, только я скоро и сам отойду.

- Ты не сдавайся, - сказал ему Беркан. - Ты воин, ты должен держаться до конца.

- Я держусь, - вздохнул Петр. - За три последних дня ты у меня первый посетитель. Боятся меня.

- Их тоже понять можно, - сказал Беркан.

- Я их и не сужу, - отвечал Петр. - Не знаешь, куда мой меч дели?

- Отец Игнатий его опять в камень упрятал, - отвечал Беркан. - Только к камню тому теперь люди на поклон ходят.

- Вот и Акриголаю слава будет, - произнес Петр.

 

Князь Павел принял Беркана в своей палате.

- Так что там наш оплот на Нижних Бродах?

- Так стоит, князь, - отвечал Беркан. - Такой оплот, настоящая крепость. Мужики уже неподалеку селиться стали, землю пашут. Лет через десять там город будет, не иначе.

- Хорошо, - кивнул Павел. - Ты сам, Беркан, твердо решил мне на службу пойти? Сам знаешь, наши земли на границах стоят, не иначе придется и родню твою потревожить.

- С родней воевать не буду, - твердо сказал Беркан. - Но кроме наших у вас много и других врагов. К тому же, я с братом твоим побратался.

Павел склонил голову.

Дверь палаты раскрылась, вошли сразу трое важных бояр, среди которых были Матвей и Еремей. Третьим был старик Илья Васильевич, сын Василия Кобяка, известного некогда богатыря.

Бояре поклонились в пояс.

- Дозволь, княже, слово молвить, - высказался Матвей.

- Говорите, - настороженно отвечал Павел. - Что у вас?

Еремей бросил взгляд на Беркана.

- Пусть этот басурманин выйдет!

Беркан невольно положил руку на эфес своей сабли, но Павел предупредительно поднял руку.

- Беркан нынче веру Христову принял, - сказал он. - Он теперь раб Божий Андрей, если угодно, Андрей Гюреевич, сын булгарского сотника. И я ему вполне доверяю.

Еремей приложил руку у груди.

- Прости, брат, если нечаянно обидел, да только есть у нас с князем тайное дело.

Беркан повернулся к князю.

- Раз такое дело, дозволь, князь, выйти. Вернусь на оплот, если позволишь.

- Возвращайся, - кивнул князь. - Бог вам в помощь.

Беркан вышел, и дверь за ним закрылась.

- Опять вы собором нагрянули, - заметил иронично Павел. - Чем опять я вас не устраиваю?

- Не гневи Бога, князь, - поднял руку Матвей. - Ты нам Господом данный правитель, и народу нашему отец родной. Только приходится и нам за людишками присматривать, вот и замечаем мы брожение.

- Какое еще брожение? - спросил князь недовольно.

- Уже весь город судачит про князя Петра, - сказал Еремей. - Сочиняют, кто во что горазд, но все как один сходятся на том, что легло на князя проклятие, и через то, проклят будет и весь Муром.

- Что за бред? - скривился Павел.

- Я предупреждал, не удержать тайну твою, - сказал Илья Васильевич. - А хворь Петрова, это уже все знают, от беса пришла. Вот и ропщет народ.

Павел задумчиво наклонил голову.

- Что вы предлагаете? - спросил он.

- Понимаем, что тебе брат дорог, - сказал Еремей. - Но город должен быть дороже, князь. Ты должен сделать выбор?

Павел вскинул голову.

- Что? Тут уже лекари были со всех краев, даже из Царьграда... Сказали, как приговорили.

- А если приговорили, - сказал Илья. - То приговор исполнять надо.

Павел растерянно поднялся.

- Ты чего, Илья Васильевич? Ты на что меня склоняешь?

- Уйти он должен, - сказал Илья. - Нельзя ему в городе оставаться.

- Да он шагу ступить не может, - проговорил Павел уныло. - Куда ему идти?

- На то Божья воля, - сказал Илья упрямо. - Вынесем его за город, а дальше пусть уповает на Бога.

- Мы же на смерть его вынесем, - произнес Павел с укором.

- Все когда-нибудь помрем, - жестко отвечал Илья. - Помнить будем, молиться будем, но под страхом таким жить нельзя.

- Решай, князь, - сказал Еремей. - А то народ за нас все решит. Ропот такой стоит, ни сегодня, так завтра за топоры возьмутся.

Павел склонил голову.

- Я подумаю. Ступайте, бояре.

 

Петр лежал на кровати в легкой дреме, и когда Павел вошел, сразу проснулся.

- Кто?

- Я это, Петр, - сказал Павел.

- Брат? Чего-то ты не весел? Что стряслось?

- Все хорошо, - отвечал Павел.

Петр попытался усмехнуться.

- Видать не все, - сказал он.

Павел вздохнул.

- Слухи поползли, - сказал он. - Про твою хворь такие страхи рассказывают...

- И что говорят?

- Боятся, - отвечал Павел. - Страшно боятся, что хворь на них перекинется.

Петр промолчал.

- А знаешь, что такое страх в народе? - спросил Павел. - Это смута и разброд. И если мы чего-то не предпримем, бунт начнется.

- И что ты решил? - спросил Петр.

- Не я решил, - вскричал Павел нервно. - Не я, они решили...

Петр тяжко вздохнул.

- Уходить мне надо, - сказал он. - Я сам тягость ощущаю, ни жив, ни мертв...

- Так как же ты пойдешь? - воскликнул Павел. - Ты до двора выйти не можешь, о чем ты!..

- Так ведь не найдешь ты мне смелых носильщиков, - улыбнулся Петр, и стал подниматься. - Авось...

 

Ему на голову надели мешок, с дырками у глаз, дали в руку палку с колокольчиком. Петр едва на ногах стоял.

- Ступай, брате, - сказал Павел. - И знай, где бы ты ни был, молитва наша только о тебе.

- И на том спасибо, - кивнул головой в мешке Петр и направился к воротам.

Ночь была лунная, ясная, он шел посреди городской улицы, опираясь на палку, позвякивал его колокольчик, и темные окна домов смотрели на него с опаской.

Слуга шагнул к князю Павлу.

- А что с его кроватью делать?

- Сжечь все, - приказал Павел.

 

Утро Петр встретил в лесу, где спал, прислонившись к дереву. Пенье птиц разбудило его, и он раскрыл свой узелок, чтобы позавтракать хлебом.

Послышался стук копыт, и Петр с трудом поднялся, опираясь на свою палку.

Это были Ефрем и Беркан.

- Ты ли это, князь? - спросил Ефрем чуть испуганно.

- Ефрем? - удивился Петр. - Как ты тут оказался?

Ефрем соскочил с седла.

- Нам сообщили, - сказал он. - Мы отвезем тебя к нам, на Нижние броды.

Петр предупредительно поднял руку.

- Нет, нет, братья мои, - сказал он. - Я вам благодарен, но не позволю себе осквернять ваш оплот. Вы же понимаете, вас тогда будут стороной обходить...

- Мы не можем тебя бросить, князь, - сказал Беркан.

- Я поселюсь в лесу, - сказал Петр, склонившись. - Мне недолго осталось. Буду молиться...

Ефрем с Берканом переглянулись.

- Мы поможем тебе, - сказал Ефрем.

 

Ему соорудили хижину на опушке, где он лежал на лежанке, изредка поднимаясь, чтобы выйти на солнце. Когда однажды Беркан привез ему еду, Петр сказал ему:

- А помнишь ту девицу, что лечила нас после боя?

- Медунью? - переспросил Беркан. - Древолазку?

- Да. Я понимаю, что она мне ничем не поможет, но все же... Ты не мог бы ее найти?

Беркан почесал щеку.

- Найду, конечно. А что ты от нее ждешь?

Петр улыбнулся, как мог.

- Не знаю...

 

Беркан со спутником выехали из леса, и увидели внизу небольшое село. Спутник, молодой Ратибор, собрался было прибавить ходу но Беркан осадил его.

- Не спеши, парень. Время такое, вполне могут и стрелой встретить.

Стали осторожно приближаться, пока не увидели детей, что шли от леса с корзинками. Подскакали к ним, и дети замерли в страхе.

- Не надо нас бояться, - объявил Беркан. - Мы вам зла не сотворим. Это Ласково?

- Не говори, - пискнула младшая босоногая девчонка.

Старший мальчик фыркнул.

- Нас охраняет рязанский князь Роман Глебович! - отвечал он с вызовом.

- Верю, - улыбнулся Ратибор. - Да мы не разбойничать пришли, с делом. Так это Ласково, или нет?

Девочка моргала и упрямо молчала, но мальчик выдавил:

- Ласково.

- А не подскажешь, где тут у вас проживает древолаз Антип Мухомор?

Тут уже девочка не выдержала, и стала размахивать рукой.

- Я знаю, я знаю!..

- На том краю они живут, - буркнул мальчик. - Над избой у них шест торчит с тряпкой.

- Храни вас Господь, - поблагодарил детей Ратибор, и они подстегнули коней.

 

Над избой и в самом деле торчал длинный шест, на которой развевалась какая-то тряпка. Всадники спешились, и, оставив Ратибора у калитки, Беркан ступил во двор.

- Эй, хозяева! - крикнул он и осекся.

Чуть не из под его ног выпрыгнул заяц, и метнулся к крыльцу. Там он остановился, покосился на вошедшего неодобрительно, и шмыгнул в раскрытую дверь.

Беркан подивился, и шагнул за ним следом.

В сенях было тихо, он прошел в дом, крикнув снова:

- Хозяева! Есть кто?

В доме у окна сидела девица за ткацким станком, и неспешно ткала холст, почти не обращая внимания на вошедшего. Заяц сидел перед нею и грыз морковку.

- Не слышишь что ли, я зову, - буркнул Беркан чуть растерянно.

Девица глянула на него рассеянно и произнесла:

- Дом без ушей, горница без очей...

- Что? - не понял Беркан.

- Давно говорю, собаку надо завести, - сказала девица. - Я бы их с Попрыгунчиком сдружила.

Беркан усмехнулся.

- А где твои родители?

Девица помедлила, после чего произнесла важно:

- Отец и мать пошли взаймы плакать, а брат пошел под ноги в глаза смерти смотреть...

Беркан нахмурился.

- Туманно ты баишь, девонька. А мы к вам по делу, некогда мне твои загадки разгадывать.

- Загадки простые, - усмехнулась девица. - Ты потому меня неприбранной в доме застал, что нет у нас собаки, она бы лай подняла. Отец и мать ушли на похороны в Шестово, там плакать будут о покойнике, а когда сами уйдут, о них плакать будут. Значит, будут взаем плакать, так ведь. Ну, а брат пошел в лес мед по деревьям собирать, а сверху когда глянешь вниз, и подумаешь, как падать будешь, так невольно о смерти задумаешься.

Беркан хмыкнул.

- Затейливо. Я тебя помню, ты Белка, верно?

- И я тебя помню, - отвечала Белка. - Ты был атаман булгарский, разбойничать к нам приходил.

Беркан сдержано вздохнул.

- Я-то с тех пор изменился, - сказал он. - А вот твое знахарство нам бы теперь очень пригодилось. Помнишь князя нашего, Петра?

Белока неожиданно улыбнулась.

- Помню, - сказала она.

- Неможит он, - вздохнул Беркан. - Такая напасть свалилась... Его даже из города погнали, потому как хворь его моровая.

Белка нахмурилась.

- Как он ее получил?

- Целая история, - махнул рукой Беркан. - Я присяду?

Белка кивнула, напряженно вслушиваясь.

- Вышел он на бой с силой бесовской, - стал рассказывать Беркан. - А когда он беса святым мечом поразил, то был весь залит бесовской кровью. Вот и проснулся потом весь в язвах, страшно смотреть. Муромские люди его из города погнали, боятся.

- А ты не боишься? - спросила Белка.

- Я воин, - фыркнул Беркан. - Мне ли смерти бояться?

Белка протяжно вздохнула.

- Как оно все повернулось-то, - сказала она.

- Скажи сразу, есть у нас надежда на излечение?

Белка подумала, подняла голову.

- А пусть князь сам сюда придет, мы и посмотрим.

Беркан даже вскочил.

- Ты смеешься! Муромский князь к тебе на поклон придет?

Белка моргнула.

- Так ведь это он болеет, - сказала она.

- Так поспеши же к нему! - воскликнул Беркан. - Если ты его хворь одолеешь, он тебя озолотит!

Белка покачала головой.

- Это хворь не от человеков, - сказала она. - Это хворь духовная. Пока сам не придет, и говорить не о чем.

Беркан смотрел на нее сурово, но девушка выдержала взгляд. Отложив свое дело, она поднялась, отряхиваясь от мусора.

- Тебя покормить, - спросила она, - или ты сразу назад?..

 

Петр располагался на ложе в своем небольшом шатре, а Беркан стоял снаружи.

- Так и сказала? - подивился князь.

- Так и сказала, - вздохнул Беркан. - И ничем ее не переубедить. Я уж грозился дом сжечь, так она мне угольев из печи подала.

Петр невольно рассмеялся.

- Смешная девчонка, - сказал он. - Я тоже ее помню, затейница такая...

- Что думаешь, князь? - спросил Ефрем, стоявший рядом.

- А ты, Беркан, что посоветуешь? - спросил Петр.

Беркан склонил голову.

- Может, отца ее дождаться? - предположил он. - Он ведь тоже лекарь изрядный.

- Отец ее сам говорил, что дочь в этом деле главная, - напомнил Ефрем. - Она и составы трав знала, и мази готовила. Давай князь, мы тебя туда на носилках отнесем.

Петр покачал головой.

- Нет, нет, - сказал он. - Раз она сказала, самому придти, значит пойду.

 

Он шел, опираясь на суковатый костыль, а небольшой отряд воинов следовал за ним поодаль шагом. Беркан поглядывал по сторонам, Ефрем в седле дремал, а Ратибор даже поигрывал на дудочке, которую вырезал сам. На голове князя оставался колпак с вырезами для глаз, пеший ход давался ему нелегко, но он понимал, что другой надежды у него просто нет. И чтобы укрепить свои силы, негромко читал молитву:

- Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей...

 

На самом подходе к селу встретила их толпа мужиков, с вилами да серпами, настроенных воинственно.

- Стойте здесь! - приказали им. - Чего вы пришли? Знаем мы по хворь вашу, и не хотим заразу в село пускать! Вертайтесь по мирному!

Беркан невольно положил руку на рукоятку сабли. Ефрем поднял руку.

- Успокойтесь, люди добрые! Князь Петр Муромский пришел на лечение к вашей Белке...

- Не пустим мы вас! Про вашу язву уже все знают!..

Вдруг сквозь толпу прорвалась сама Белка, с зайцем на руках, и повернулась к людям.

- Что это вы устроили? - возмутилась она. - Как вы можете болящему отказать? Бога не боитесь?

- Ну, знаешь, - отвечали ей. - Хворь такая, по ветру пойдет, так все село вымрет!

- Дядя Лупай, - пристыдила говорящего Белка. - Разве не я твою язву лечила? А у Митрохи когда синь по ноге пошла, разве не я его из могилы вытянула? Как же вы мне-то не верите?

- Не, я верю, - пристыженный отвечал Лупай. - Но народ волнуется.

- Погодите, - послышался слабый голос князя.

Он вышел вперед, позвякивая колокольчиком, и толпа отшатнулась.

- Людей можно понять, - сказал князь. - Скажи мне, девица, а надо ли мне к вам в село вступать? Не могли бы мы здесь расположиться, на окраине?

Народ загудел, но Белка отвечала решительно.

- Нет, князь, должны мы непременно в наш дом вступить.

- Так пусть они село кругом обойдут, - предложил кто-то. - Все одно, дом Древолаза с краю, авось минет нас лихо?

- На авось полагаться дело последнее, - возражали ему. - А ну ветер дунет с их стороны?..

- Не дунет, - буркнула Белка. - Ветер нынче с реки дуть будет. Пошли, князь, до вечера добредем. Пусть им стыдно будет...

Она подошла, выпустила на землю зайца, и смело положила руку князя себе на плечо, так что все ахнули, даже богатыри отшатнулись. Так они и пошли дальней обходной дорогой, и народ, оставшийся на месте, провожал их смущенными взглядами. Заяц несмело попрыгал им вслед.

- Тебя Петром кличут? - спрашивала Белка, кряхтя под весом князя.

- Петром, - отвечал тот устало.

- А другого имени у тебя нет?

- Давыд, - отвечал тот. - А что?

Февронья качнула головой.

- А когда ты в храме к тайнам приступаешь, ты себя как зовешь?

- Давыдом и зову, - отвечал тот.

- Вот и ладно, - туманно произнесла Февронья.

Пока она вела его вдоль поля, говорила ему:

- Хворь твоя, князь, только видится моровой язвой, потому как наслана тебе бесовским наваждением.

- Ты и про наваждение знаешь? - подивился князь, тяжело дыша.

- Так видно, - пояснила Белка.

- И за что мне такое?

- Ну, я ведь не мудрец какой, я вижу только то, что вижу. Было у тебя искушение?

Князь усмехнулся.

- Было, - сказал он.

- Вот и рассказывай, - сказала елка. - Про змия своего...

- Да ты, поди знаешь!..

- Так слышала, конечно. Так рассказывают просто сказки какие-то, а ты мне быль поведай, как сам все это пережил? Боялся ли?

Князь некоторое время только пыхтел, тяжело ступая.

- Нет, не боялся, - признался он. - Мне такой меч дали... Наоборот, рвался врага одолеть.

- Ага, - кивнула Белка. - Удаль богатырская, так?

- Вроде.

- А страха Божия совсем не было?

Петр остановился, передохнуть.

- Нет, я молился, - вспомнил он. - Но больше, конечно, на свой меч уповал. Кстати, в нем была частица Животворящего Креста...

- Так разве ты на крест шел? - спросила Белка с укором. - Ты на подвиг шел. Потому и наградил тебя бес язвой этой, что ты победу это к своей удали отнес, а не к помощи Божией.

Петр тяжко вздохнул.

- Может и так, - сказал он. - Так что, это не лечится?

- Все лечится, - сказала Белка. - Пошли.

Они прошли несколько шагов, и Петр насмешливо переспросил:

- Говоришь, все лечится?

- Болезни наши, - говорила Белка, тоже сбиваясь в дыхании, - от грехов наших. А грехи покаянием лечатся.

- А чего ж тогда люди мрут?

- Потому что каяться не научились, - пояснила Белка. - Вот и попускает им Господь смертные муки, чтобы тем хотя бы их к Царствию Божию приготовить.

Петр подивился.

- Так, по-твоему, выходит, все потом в Царствие Божие придут?

- Хотелось бы, - тяжко вздохнула Белка. - Только не все волю Божию принимают, больше остаются в противлении, и потому катятся в самую геенну. И мне их жалко...

 

Сопровождение князя - Беркан, Ефрем, Ратибор, расположились в шатре за домом Белки, да и семья самой девушки в ее дела старалась не вмешиваться. Больного сразу в баню отнесли, там его на полке расположили. Белка принялась мешать какой-то состав из трав и меда.

- Запах от твоего зелья славный, - отметил князь.

- На меду, - отвечала та, не отвлекаясь.

- Ты как всему этому научилась? - спросил Петр.

- Господь просветил, - буркнула Белка. - Одного вылечила, другому помогла, так и пошло.

Она вышла из бани, и крикнула отцу, стоявшему на крыльце.

- Папенька, скажи Федору, чтобы березняка наломал.

- Да на что тебе? - подивился отец.

- Надо, - отвечала Белка, и исчезла в бане.

Отец покачал головой и сказал стоявшему рядом Ефрему:

- Вот, во всем такая... Как с такой управишься.

- Известное дело, - согласился тот. - У меня самого три девки, так я от них в поле прячусь. Скорее бы замуж уходили!..

Отец Белки понимающе хмыкнул.

- Федор, - крикнул он во двор, где сын колол дрова. - Февронья просит березняку наломать. Видать, париться князь будет.

 

Белка поворочала ложкой в горшке, удовлетворенно вздохнула и объявила:

- Готово!

- Что готово? - переспросил князь Петр.

- Снадобье готово, - сказала Белка. - Сейчас мы тебя этим зельем промажем, а потом париться будешь.

- Париться?

- Ну да. Чтобы зелье впиталось.

- И все?

Белка отложила ложку и села.

- Нет, князь, не все это. Есть еще главное условие.

Князь слабо улыбнулся.

- Понятно, есть. Говори уж...

- Условие такое, - произнесла Белка, волнуясь. - В общем, ты на мне жениться должен.

Князь невольно повернул к ней голову.

- Что?

- Жениться, - повторила Белка, глядя на него смущенно.

- Ты шутишь, что ли? - спросил князь. - Ты за меня - такого! - замуж собралась?

- Иначе ничего не выйдет, - сказала Белка.

Князь помолчал.

- Ты только не думай, что я тебя принуждаю, - поспешила объяснить Белка. - Это ведь ты сам должен решить.

- А я исцелюсь? - спросил князь.

- Должен, - сказала Белка.

На лице князя вдруг возникло некое подобие улыбки.

- Если исцелюсь, - сказал он. - Будешь ты моей женой. Обещаю.

Белка и сама смущено усмехнулась.

- Тогда давай лечиться, - сказала она и почерпнула деревянной ложкой свое зелье.

 

Рано утром князь проснулся в своем шатре, и тяжко вздохнул. Потом стал подниматься, и почувствовал какие-то перемены. Руки у него были нормальные не опухшие, да и боли уже не ощущалось. Он потрогал лицо руками, и почувствовал, что ему вернулась прежняя здоровая внешность. Князь вскочил на ноги, хоть и пошатнулся с непривычки, и вышел на воздух.

Бродивший рядом на охране Ратибор, увидев князя, радостно воскликнул:

- Князь! Неужто ты?

Рядом стояло ведро воды, и князь торопливо склонился над ним. Когда вода успокоилась от его нетерпеливого движения, он увидел себя прежним, и задохнулся от волнения.

- Здоров, - пролепетал он. - Я здоров!

- Точно, что здоров! - подтвердил Ратибор. - Это ж волшебство какое-то!..

Князь рассмеялся.

- Цельба это, Ратибор. Никакого волшебства, одна только Божья воля.

Он вскочил.

- Брата надо оповестить, - вспомнил он. - Коня, Ратибор! Седлай мне коня, да поскорее!..

 

Когда они кавалькадой приближались к Мурому, стражники у ворот высыпали навстречу с угрожающими пиками. Но Беркан выскочил вперед, и выкрикнул:

- Дорогу князю Петру!

И ошеломленные стражники, видя перед собой здорового князя, смиренно склонились в поклоне.

Кавалькада проскочила ворота, и люди в городе переполошились, сбегаясь к княжескому терему. Именно там навстречу приехавшим вышел на крыльцо князь Павел с домашними, и Петр спешился.

- Брат, - воскликнул он восторженно. - Примешь меня теперь?

Павел, ни минуты не колеблясь, кинулся вниз.

- Петр, брат! - он обнял Петра и даже приподнял его от восторга. - Как ты? Кто тебя вылечил?

- Мир не без добрых людей, - смеясь, отвечал Петр.

На княжеский двор уже спешили бояре, и Матвей Силыч уже вскинул предупредительно руку.

- Погоди, княже! - воскликнул он, сопровождаемый боярами.

- Что тебе? - покосился на него недовольно Павел.

- Все ж таки, моровая язва, - сказал боярин. - Пусть отец Игнатий благословит!

Из толпы вышел отец Игнатий.

- Здесь я, - сказал он громко. - Поди сюда, Петр!

Петр охотно подошел к священнику.

- Вот он я, батюшка, - весело произнес он.

- Вижу, - отвечал тот. - Кто же тебя исцелил?

- Девица благословенная, - отвечал Петр. - Кличут Белкой, а именем Февронья, из семьи древолазов-бортников. С рязанского села, неподалеку.

Отец Игнатий осмотрел Петра внимательно, покачал головой.

- Вроде, чист, - сказал он.

Супруга Павла княгиня Ирина, стоя на крыльце, в этот момент спряталась на столбец, прижавшись спиной, и прошептала в страхе:

- Господи, помилуй!..

Отец Игнатий широко осенил Петра крестным знамением, и подал руку, которую Петр благоговейно поцеловал.

- Чист! - зашумели в собравшейся толпе. - Истинно, чист!

- Благодарственный молебен, батюшка, - шагнул к ним Павел. - Изволь!..

- Всенепременно, - отвечал с улыбкой отец Игнатий. - Сие нам явлено чудо Господне, к торжеству веры и к укреплению духа! Айда все в храм!..

И гомонящая толпа двинулась вслед за священником и Петром со двора к храму.

 

Потом был пир в тереме, за столом сидели бояре, а слуги сновали с блюдами и питием. По обычаю того времени, женщины потчевались на другой половине, где их принимала княгиня, и рядом с каждой боярыней сидели свои барышни.

- А что, свет-Иринушка, - говорила толстая Марфа Никитишна, супруга боярина Ильи Васильевича. - Аль ты не рада свояка ицелению?

Ирина натужно улыбнулась.

- О чем это ты, Марфа! Конечно, я рада!

- А ежели он и впрям чист, - сказала Матрона Карповна, жена боярина Леонтия, - то не пора ли молодому князю невесту искать?

У Ирины вдруг вспыхнули глаза.

- Конечно, - воскликнула она. - Невесту! Надо бы нам смотрины устроить.

- Да уж, - фыркнула Матрона. - Благо, невест полон двор!

- И почти каждой он уже намеки давал, - хихикнула ее дочь Прасковья.

Ирина откинулась на спинку стула.

- Женить его надо, - проговорила она решительно.

- Ой, матушка княгиня, - заговорила известная сватья Милиция Прохоровна, - я уж ему и невест присмотрела, самых лучших кровей, можно сказать!..

- Тьфу на тебя, Милка, - фыркнула Марфа. - Невесты, они кобылы, что ли?

Все рассмеялись.

- Кобылы, не кобылы, - покачала головой Матрона. - А князю пожалуйте невесту родовитую, почтенную.

- Ты не свою ли Анфису опять сватаешь? - насмешливо спросила сидевшая напротив Авдотья.

- Что это, опять? - возмущенно посмотрела на нее Матрона. - Когда это я ее сватала?

- А с Леонтием Жмурым разве у вас сговору не было?

- Это ж ты сама вокруг Леонтия вилась со своей Параськой!

- Это что за вопли бесчинные? - громко возмутилась Ирина. - Хватит, не место здесь спорить! А мысль вашу я непременно князю подскажу, потому как теперь Петру сама судьба под венец идти.

И глаза ее сощурились.

 

Укладываясь спать на расстеленной кровати, князь Петр невольно улыбнулся забытой роскоши, и сладко потянулся. Но раздался стук, и вошел со свечой брат Павел.

- Как ты тут устроился? - заботливо спросил он. - Все ли ладно?

- Все ладно, - отвечал Петр, позевывая. - А ты чего не спишь?

Павел присел на край кровати.

- Тут мне Ирина кое о чем напомнила, - сказал он. - Поговорить надо.

- Говори, - согласился Петр благодушно.

Павел вздохнул.

- Ты сам видишь, - сказал он. - Господь мне детей не дал.

- Ну, это еще рано утверждать, - отвечал Петр.

- Семь лет мы в браке, - напомнил Павел. - Так что, теперь твоя очередь, брат.

- О чем ты? - испугался Петр.

Павел улыбнулся.

- Жениться тебе надо, Петр. Семью заводить, детей...

Петр удивленно вскинул брови.

- Жениться?

- Да, жениться, - кивнул Павел решительно. - Пока я жив, будешь Нижние Броды поднимать, а если что...

Петр приподнялся в кровати.

- Чего это ты, брате, на тот свет собрался? Ты ведь разве на пять лет старше меня, еще жить да жить...

- Но это не значит, что тебе не надо жениться, - с улыбкой отвечал Павел. - И невесты вокруг тебя хороводом ходят. Правда говорит Агафья Захарьева, что ты ей обещался?

- Сочиняет, - отвечал Петр. - Но если уж ты заговорил, то я и должен кое в чем признаться. Есть у меня обязательство.

- О чем ты? - насторожился Павел.

Петр наклонился вперед.

- Обещался я той девице, что меня исцелила. Условие у нее такое было, вот я и дал свое согласие. Она предупредила, что без этого ничего не выйдет.

- Так ведь вышло! - воскликнул Павел. - Неужто ты собрался на древолазке жениться? Это же просто ни в какие ворота не лезет!..

Петр откинулся на подушки.

- Ну, я не говорю, что собрался, - произнес он.

- Вот и я говорю, - Павел похлопал его по ноге. - Отсыплешь ей золота, серебра, куницами завалишь - и довольно ей.

- Конечно, - сказал Петр уклончиво. - Жениться на простолюдинке князю не пристало, но и благодарность ей надо проявить достойную. Она такая... необычная.

- Наградишь, о чем речь, - согласился Павел. - Но с женитьбой тоже тянуть не надо. Надо показать людям, что ты полностью выздоровел, чтоб никто не посмел и вспоминать о хвори твоей.

Петр скривился.

- Брат, - сказал он. - Не порти сватовством такой хороший день. Потом обо всем этом поговорим.

Павел рассмеялся и поднялся.

- Конечно, решать будем потом, но задуматься уже пора. Ты думай, брате, думай...

И он осторожно вышел.

 

Ратибор с Берканом спали на полу, у дверей княжеской горницы, постелив себе овчинные тулупы, и утром, когда Ратибор поднялся и садко потянулся, Беркан только повернулся на другой бок. Ратибор отошел к ведру воды, стоявшему неподалеку, и заметил дворовую девку, наблюдавшую за ним из дверного проема.

- Утро доброе, - сказал ей Ратибор, улыбнувшись.

Девка хихикнула и быстро убежала. Ратибор проводил ее улыбкой, и наклонился, чтобы умыть лицо.

- Ратибор! - услышал он вдруг звенящий шепот князя Петра.

Ратибор вскинул голову, и увидел, что дверь в горницу князя приоткрыта.

- Здесь я, князь, - шагнул он. - Чего изволишь?

- Быстро седлай коней, - приказал князь, не появляясь на глаза.

- Куда? - испуганно заморгал Ратибор.

- Не спрашивай, - приказал строго князь. - Мы уезжаем...

Ратибор растерянно глянул на Беркана под ногами.

- А Беркан?

- И его подними, только тихо.

Дверь прикрылась, и Ратибор склонился над Берканом.

- Слышь, Беркан!.. Подъем!..

 

Когда они подвели коней к крыльцу, было все еще раннее утро.

- Что там могло случиться? - недоумевал Ратибор. - Может, печенеги опять пришли?

- И мы втроем поедем их бить? - хмыкнул Беркан. - Нет, тут другое...

Скрипнули ступни лестницы, князь Петр торопливо спустился вниз, и на лице его опять был мешок с прорезями. Ратибор невольно отшатнулся, да и кони заволновались.

- Возвращаемся, - бросил быстро Петр.

Он было собрался вскочить в седло, но сил уже не было.

- Помоги мне, Беркан!

Беркан помог ему взобраться в седло и спросил:

- Хворь вернулась?

- Пуще прежнего, - отвечал Петр с горечью. - Давай не будем дожидаться, чтобы меня опять погнали. Бог милостив, вернемся к Белке...

- Мы с тобой, княже, - произнес твердо Беркан.

И они поехали со двора.

 

Только к полудню они добрались до Ласково, и князь Петр совсем изнемог, так что не сидел, лежал на шее своего коня, держась за гриву, чтобы не упасть. У калитки Беркан помог ему спуститься, и он вошел во двор, собирая последние силы.

На крыльце дома уже стояла Белка, глядя на них строго и сердито.

- Князю опять плохо, - крикнул ей Беркан.

- Вижу, - сказала Белка. - А зачем было срываться? Даже не попрощавшись...

Петр сел на землю у ее ног.

- Прости, - сказал он. - Я не думал уезжать совсем, я бы вернулся.

Белка спустилась с крыльца и села рядом, на ступени.

- Я тебя разве обманывала? - спросила она с горечью. - Иль ты думаешь, я так в тебя влюбилась, что жить без тебя не могу?

Петр перевел дыхание.

- Разве нет? - спросил он шутливо.

- Представь, нет, - отвечала Белка. - Мне за тебя замуж идти, проще в болото с головой нырнуть. Думаешь, я не представляю, к чему это все приведет, как всполошатся ваши кумушки? Но я говорила тебе, хворь твоя не от людей, от бесов, и лечить ее надо духовно. Супружество это не блажь, это лечение такое.

- Я же вовсе не от тебя сбежал, - вздохнул Петр из-под своего мешка. - Я к брату поспешил, порадоваться своему здоровью.

- А почему язва вернулась? - спросила Белка и хмыкнула. - Меня ты, может, и обманешь, а вот хворь обмануть будет посложнее.

Петр качнул головой.

- Наверное, ты права. Конечно, обманывать тебя я не собирался, но пустился, что называется, вниз по течению, вот меня и понесло. Прости, если можешь.

- Бог простит, - буркнула Белка. - Теперь только хуже стало. Терпи уж...

Она поднялась, но князь окликнул ее.

- Погоди, Белка! Ты мне вот что скажи... Мне-то, понятное дело, приходится терпеть, но тебе-то оно зачем?

Белка растерянно заморгала.

- Ты ж ко мне за помощью пришел, - напомнила она. - Разве я могу отказать?

- Но ты же не всем предлагаешь под венец идти, - сказал князь. - Или все же я тебе глянулся?

Белка хмыкнула, покачав головой.

- Ты сам-то себя видел? Что бы такое чудище кому глянулось, это же совсем надо голову потерять.

Петр вздохнул.

- Тогда - почему?

- Пожалела, - буркнула Белка. - Давай в баню, опять будем тебя парить, да теперь в трикрат поболее! Федька, давай опять березняку неси, да баньку топи! Тятя, а где мои корешки, что на печи лежали?.. Эй, богатыри княжеские, давайте дрова рубить!..

И все забегали.

 

Громко звонили колокола муромских церквей, и по улицам взволнованно и шумно бежал народ к городским воротам. Важно шли бояре с сопровождением, семенили боярские жены с дочерьми, бегали детишки. Все пришло в волнение.

Отец Игнатий во главе всего городского собора духовенства стоял в первых рядах с крестом на подносе. Князь Павел подошел к нему с радостной улыбкой.

- Вот и на нашей улице праздник, отче!

- Дождались, - подтвердил и отец Игнатий. - Уж как мы просили...

Подошел боярин Матвей Силыч, тяжело пыхтя.

- Все, князь, - сказал он Павлу. - Палаты приготовлены, украшены. И столы уставлены, как водится.

- Спаси тебя Господи, Матвей, - сказал ему Игнатий. - Идут!..

В городские ворота уже входила процессия, впереди которой шли с хоругвями иподьяконы, далее шествовали священники с крестами в руках, и последи всех шел в полном церковном облачении новый Муромско-Рязанский епископ Арсений, только что назначенный и рукоположенный для новой епархии, которую так долго пробивали князья рязанские и муромские.

- Возьмите врата князи ваша, - громко провозгласил толстый протодиакон Мефодий, - и возмитеся врата вечная! И внидет Царь Славы! Кто есть той Царь славы? Господь Сил, той есть Царь Славы!

И сводный хор певчих запел «Достойно есть».

 

А в это время в тихой и скромной сельской церквушке венчались Петр и Февронья, и в храме кроме них, священника и Ефрема с Берканом, которые стояли позади, было разве только три-четыре прихожанина.

Священник водрузил венец на голову князя, и Беркан тут же подхватил его, чтобы держать на весу. Следом была венчана и Февронья, чей венец поддержал Ефрем.

Священник повернулся к престолу и возгласил:

- Господи Боже наш, славою и честию венчай я.

Девочка, которая стояла в дверях храма, радостно улыбнулась, а мальчик помельче рядом с нею шмыгнул носом.

Священник, накрыв епитрахилью руки новобрачных, возгласил:

- Исайе, ликуй!..

Хор из трех бородатых мужиков запел хриплыми голосами:

- Исаие ликуй, Дева, име во чреве, и роди Сына Еммануила, Бога же и человека, восток имя ему...

И новобрачных повели вокруг аналоя, и Беркан с Ефремом поспешали за ними, держа над голосами венцы. Князь Петр выглядел спокойным и уверенным, но Февронья была красная от смущения, и склоняла голову.

- Ну вот, - сказал священник подавая им в конце крест для целования. - Совет вам да любовь.

 

К городу они подъезжали только на другой день, около полудня, и Февронья ехала верхом, сидя впереди своего мужа. Беркан, Ратибор и Ефрем неторопливо ехали следом.

- Ну, - спросил Петр свою жену. - Каково тебе княгиней быть?

- Страшно, - отвечала девушка.

Стражник, вышедший из ворот, остановился, раскрыв рот.

- Князь Петра? - произнес он потрясенно. - А нам сказали, ты уже помер.

- Жив, как видишь, - усмехнулся Петр. - И даже вот, с пополнением. Знакомься, братец, это жена моя, Февронья.

- Здрав будь, госпожа, - стражник на всякий случай поклонился и ей.

- А что у вас за праздник? - спросил Петр, видя разбросанные по земле цветы.

- Так владыку нам прислали, - рассказал стражник. - У нас нынче своя епархия! Рязанский князь Роман очень хотел к себе владыку устроить, да только наша взяла!

- Почетно, - согласился Петр. - И где сейчас брат?

- Так они по сю пору в тереме пир ведут, - сказал стражник. - С утра обедню отслужили, и за стол...

 

Въехав на княжеский двор, Петр спустил жену на землю, после чего спрыгнул сам.

- Вот, дорогая, - сказал он. - Это теперь наш дом.

Февронья испуганно смотрела на окна.

- Сколько же тут людей живет? - спросила она.

- Много, - сказал Петр. - Мои палаты вон с того крыльца, поменьше, а весь терем брату принадлежит. Слышишь, гуляют?

А там и в самом деле была слышна музыка, и Петр, взяв за руку жену, направился прямо туда.

Основной пир прошел накануне, так что теперь за столом были самые ближние бояре и духовенство. Епископ Арсений, уже прошедший долгий монашеский искус, к торжеству паствы относился благодушно, ему еще предстояло выстраивать отношения с ними, и препятствовать их радости он не стал. Вот и духовные лица, глядя на расположение владыки, охотно потчевались от княжеского стола, стараясь не смотреть на пляски скоморохов.

Когда Петр вошел, ведя за собой Февронью, музыка разом затихла.

Князь Павел торопливо вышел вперед.

- Брат! - он горячо обнял Петра. - А мы забеспокоились... Кто-то сказал, ты опять мешок на голову надел, все решили, что хворь вернулась.

- Теперь я здоров, - отвечал Петр.

- А это кто? - недобро покосился Павел на Февронью.

- Это супруга моя, - сказал Петр. - Зовут ее Февроньей, и нынче она моя княгиня. Прошу любить и жаловать.

Павел холодно кивнул.

- Я должен тебя поздравить?

- Ну, если ты рад моему супружеству, - сказал Петр.

- Но кто она? Какого рода, племени?..

- Из рязанских, - отвечал Петр. - Это ей я обязан своим здоровьем.

Видя напряжение, возникшее между братьями, вперед вышел сам владыка.

- Мне говорят, это брат твой, - произнес он, подходя.

- Князь Петр, - представил его Павел. - И его жена. Как ты сказал, ее зовут?..

- Февронья, владыка, - отвечал Петр и смиренно принял благословение от епископа.

- Благословите и меня, владыка, - склонилась и Февронья.

Владыка осенил ее крестным знамением, и Февронья почтительно поцеловала его руку.

- И давно вы венчаны?

- Только вчера, владыка, - отвечала Февронья. - Вы только не подумайте, что я просто воспользовалась...

- Я не думаю, - отвечал епископ. - Раз уж так случилось, то выходит мы с боярами и вашу свадьбу отметить можем. Так ведь, люди добрые? - обратился он к собравшимся.

- Совет да любовь! - заголосили собравшиеся.

Матвей Силыч ткнул локтем сидевшего рядом Илью Кобякова, и язвительно хмыкнул. Тот только нахмурился.

- Вот дурак, - процедил он.

Кто-то из подвыпивших дьячков поднял чашу, провозгласив:

- За здоровье молодых!

И все зашумели, снова включаясь в пир.

 

Молодая вдова Екатерина, из посадских жителей, торопливо прошла по улице, прижимая к груди кожаный мех, и, испугано оглядевшись, зашла в свой дом. В доме было темно и не прибрано, а на постели лежал мальчик, сын Екатерины Влас.

- Вот, - ласково произнесла Екатерина, - я тебе молочка принесла, сынок. Авось, Господь тебя и поднимет...

- Да, матушка, - тихо отвечал Влас.

В голосе его веры в выздоровление не чувствовалось, но перечить матери он не хотел.

- Нынче Иван Бочка людей собирает на поле, - сообщила Екатерина. - Он обещался и меня взять.

- Хорошо, - слабо улыбнулся сын.

- Выкарабкаемся как-нибудь, - уверенно сказала Екатерина.

Тут в дверь раздались сильные грубые удары.

- Катька! - послышался голос. - Отворяй сейчас же!..

Екатерина поспешно кинулась к дверям.

- Ты ли, Олесь Турсуевич? - воскликнула она, распахивая дверь. - Так ведь не заперто!

- Я, я, - отвечал, входя в дом, тяжелый мужик, опиравшийся на палку. - Так это ты мою Сударушку выдаиваешь, пока никто не видит? Мне кума Олеговна тольки что довела...

- Ой, Олесь Турсуевич! - воскликнула Катериина. - Прости меня, тварь болотную, только хворает мой Власик...

- А мне что с того? Чем ты мне за мое молоко платить будешь?

- Отработаю, - пообещала Катерина. - Видит Бог, отработаю. Ты ли меня не знаешь?

Олесь скривился.

- Видать, плохо я тебя знаю, - сказал он. - Когда мне от тебя услуга потребовалась, ты на меня фыркнула, а теперь по отечеству именуешь.

- Услуга, - ахнула Катерина. - Это же грех, Олесь Турсуевич!.. Как можно?

- А молоко воровать можно? - надвинулся на нее тот, поднимая палку. - Или мне тебя на людской суд вытащить?

- Ты ей Божий суд лучше предложи, - сказала из дверей Белка, одетая весьма просто для княгини.

- Тебе что, девка? Пошла вон, - рявкнул Олесь.

Немедленно из-за спины Февроньи выдвинулся Беркан.

- Как говоришь с княгиней, олух? - рявкнул он. - Падай на колени, пес вонючий!..

- Княгиня! - ахнул Олесь и немедленно упал на колени. - Не спознал...

Катерина тоже упала на колени, согнувшись до земли.

- Поднимитесь, - потребовала Февронья.

Олесь поднялся, все еще кланяясь.

- Вот тебе монета царьградская, - Февронья подала ему золотую номисму. - Будешь поить их молоком, пока мальчик выздоравливает. Ступай.

Олесь поспешил уйти, а Катерина снова упала на колени.

- Благодарю тебя, княгинюшка...

- Да встань ты, - сказала ей с улыбкой Февронья. - Думаешь, я твое воровство одобряю, что ли? Я за сына твоего пекусь. Печь разожги, да воды согрей, есть у меня для него травы целебные.

- Конечно, - Катерина вскочила. - Я сейчас... Чем вас угощать, прямо не знаю...

- А то мы к тебе за угощением пришли, - фыркнул Беркан.

Февронья присела на кровать к Власу.

- Ты не суетись, - сказала она хозяйке. - Мы не спешим.

 

Ирина придирчиво перебирала одежды из сундука, а ее ближайшая наперсница Анютка наговаривала ей звенящим шепотом:

- А сама ходит в сущем рванье, как простолюдинка...

- Так она и есть, - вздохнула Ирина. - Сама мне недавно жаловалась, не чувствует она себя княгиней...

- Платье свое, золотом шитое, из Новеграда для нее привезенное, отдала в монастырь на приют малолетних...

Ирина улыбнулась.

- Из-за этого платья Гелька с Анфиской чуть не передрались потом.

- Так ведь срам какой!.. Она ж поди княгиня, чего ж так позориться то!..

- Ну, какая она княгиня, - вздохнула Ирина. - Только ты ее не слишком суди, Нюська. Она зато у владыки в любимицах ходит, уж он-то ее привечает.

- Вот и шла бы в монастырь, - фыркнула Анютка.

Ирина выбрала из прочих нужное платье, и подала Анютке.

- Вот это пусть отгладят.

- Это? - подивилась Анютка. - Да ты никак тоже в монашки собралась?

Ирина усмехнулась.

- Ступай, поторопись. Так надо...

 

Ефрем привел к княжьему терему телегу, и бережно помог Февронье спуститься на землю. Та была уже тяжела, и Петр, выйдя на крыльцо, лишь покачал головой.

- Да что же тебе все неймется-то, любезная супруга? В твоем положении беречься надо, а ты опять куда-то с утра съехала!

- Обещалась я, - объяснила Февронья с виноватой улыбкой. - Ждали нас в посаде.

- Ты, князь, не беспокойся, - сказал Ефрем. - Напрягаться ей мы не позволяем, она только распоряжается.

- Спаси тебя Господи, Ефремушка, - сказала ему Февронья.

Князь спустился, чтобы помочь ей подняться.

- Как ты? - спросил он с участием.

- Лучше всех, - отвечала весело Февронья. - Дочурка наша опять лягаться стала, не терпится ей на свет Божий...

- Так и мы заждались, - отвечал Петр. - Пошли к столу, а то с утра не емши...

 

Поздно вечером в невзрачном облачении, наглухо укутанная в платок, вышла Ирина за ворота города, прошла посадскими дворами и заглянула в покосившийся домишко на околице. Там ее уже ждали.

Хозяйкой дома была бабка Лукерья, сухая и сгорбленная старуха. В доме горела лучина, и бабка усадила Ирину к столу.

- Поведай княгинюшка, чем обеспокоилась? Что печалит твое сердце?

- Ой, Лушка, извелась я совсем, - пожаловалась Ирина. - Душа ноет. Не могу уже терпеть рядом невестку свою.

- Что так? - усмехнулась Лукерья. - А, говорят, она одними благими делами занята, народ на нее едва не молится.

- Народ может и молится, - процедила Ирина. - Только мне с того что за радость? Мне она одним укором остается. Петр ведь был праведно приговорен, нельзя было от змея того без жертвы избавиться! А она его вымолила, выходила, на ноги поставила. А тут уже и ребенка ждет, в укор мне несчастной... И вся сила бесовская на меня оборотилась.

- Известное дело, - хмыкнула Лукерья.

- Что мне делать, подскажи! Ты ведь знаешь, тебе дано...

Бабка Лукерья покачала головой.

- Эх, княгинюшка, не была бы ты Баюниной внучкой, ни за что бы я с тобой про это ни заговорила. Ясное дело, ворожея эта весь бабушкин наговор тебе и вернула. И если пока это не явилось тебе хворью или бедой какой, то только до времени. Берегись, милая...

- Что делать, скажи!

Лукерья подняла голову.

- Решиться надо, милая моя. Собраться и решить!.. Выход есть, только в нынешние времена за такое могут и в болоте утопить. Сама знаешь, ведь не к владыке ты с этим пошла, ко мне.

- Ты рода нашего, - отвечала Ирина. - На тебя одна надежда.

- А не боишься? Ежели муж твой прознает, он тебя первый со двора погонит.

- Нет мочи терпеть, - простонала Ирина. - Готова я, Лушка, говори, что делать!..

Лукерья тяжко вздохнула.

- Ладно уж... Подскажу.

 

Новорожденную княжну крестил сам владыка Арсений, окуная в купель, помазывая миром, остригая волосики. А когда он воцерковлял девочку, поднося его к алтарным Царским вратам, Февронья истово кланялась земными поклонами. Владыка с улыбкой вернул ей младенца, и собравшиеся восторженно зашумели.

 

Рождение дочери отмечали в княжеском тереме славным пиром, и когда Февронья явилась с младенцем на руках, ее приветствовали радостными криками и поднятыми чашами. Февронья с улыбкой поклонилась собравшимся и удалилась, сопровождаемая челядью.

- Ну вот, - сказал на это князь Павел. - Теперь, князь, нам еще мальчик нужен.

- Все в свое время, - усмехнулся Петр.

- Ты только с этим не тяни, - сказал Павел. - Вон, какая твоя Дуська здоровенькая, так в храме вопила, что певчих заглушала.

Владыка Арсений, что сидел по другую сторону, спросил:

- А что, князья славные, коль так вышло, что вас Петром и Павлом нарекли, не поставить ли нам храм в честь первоверховных апостолов?

Павел рассмеялся.

- Ты, владыка, сразу храм новый ставить! Мало ли храмов на Муроме? Вон какой у нас Троицкий монастырь поднялся!

- Много храмов не бывает, - отвечал благодушно епископ Арсений. - Храмы эти, залог Божьей благодати, на нас изливаемой... Конечно, если мы и сами про Бога забывать не будем.

- А я предлагаю нынче же отправиться на охоту, - предложил Павел. - Засиделись мы с тобой, а народ уж и на волков жалуется. Надо бы проредить...

- И то, - согласился Петр.

Владыка только головой покачал.

 

Княгиня Ирина зашла в свою палату, тяжко вздохнула и перекрестилась. Потом осторожно прислушалась, раскрыла сундук и достала завернутый в тряпку предмет. Развернула и поставила перед собой серебряную чашу. Некоторое время она заворожено смотрела на нее, потом отвернулась и всплакнула. Осторожно подняла глаза, и увидела перед собой иконы.

- Прости меня, матушка Богородица, - со слезами на глазах произнесла она. - Не за себя боюсь, за мужа своего беспокоюсь... Ведь на него все проклятье ляжет.

Она склонила голову, потом повернулась и решительно взяла чашу.

 

Служанка наполнила чашу вином, и спросила услужливо.

- Куда отнести, матушка?

- Я сама, - отвечала холодно Ирина.

 

Вокруг младенца Евдокии суетились вместе с молодой матерью сразу несколько служанок, смеясь и восторгаясь. Когда в комнату вошла Ирина, все испугано затихли.

- Что тебе, матушка-княгиня? - спросила участливо Февронья.

Ирина заставила себя улыбнуться.

- И как поживает наша княжна?

- Живехонька!..

Ирина перестала улыбаться.

- Мужья наши на охоту собрались, - сказала она. - По обычаю, ты должна поднести эту чашу князю своему.

- Да? - переспросила Февронья.

- Как он на коня сядет, - продолжала Ирина, - ты и поднеси. На удачу!..

- Хорошо, - улыбнулась Февронья. - Если надо...

И шагнув к Ирине, она первым делом осенила чашу крестом, и только потом взяла в руку.

Ирина растерянно раскрыла рот, но так ничего и не сказала.

 

Князь Петр сел в седло, когда Февронья вышла на крыльцо с чашей.

- На удачу, - сказала она.

Петр испил чашу, после чего наклонился и поцеловал жену в губы.

- При людях, Петя! - испугалась она со смехом.

Все вокруг рассмеялись.

Ирина глянула на них недобро.

- А где же моя доля? - спросил ее князь Павел, уже сидя в седле.

Служанка поднесла другую чашу княгине, и та с деланной улыбкой подала ее мужу.

Тот жену целовать не стал, выпил вино, вернул чашу и взялся за поводья.

- Ну, раньше Ивана Купалы нас не ждите! Если что, шлите людей к Онисиму на Выселки, мы где-то там будем. Все собрались? Погнали, братцы!

И с гиканьем и свистом кавалькада охотников отправилась со двора.

 

Февронья укачивала дочку на руках, напевая ей колыбельную. Служанка спросила:

- Может я, матушка?

- Ничего, - отвечала та. - Ты харч лучше приготовь, мы в монастырский приют пойдем. Нравится Дусе нашей в монастыре бывать, аж поет от радости!..

- Монашкой будет, - сказала бабка, сидевшая рядом.

- Тьфу на тебя, - сказала ей служанка. - Как же монашкой, княгиней будет, не иначе! Ведь так, матушка?..

- Это как Господь благоволит, - отвечала та с улыбкой.

Ирина наблюдала за ними в просвет приоткрытой двери.

Потом решительно повернулась и прошла в свою половину, где Анютка укладывала сундук стираные вещи.

- Ты опять этой крикуньей ходила любоваться? - спросила Анютка язвительно.

- Помолчи, - отвечала Ирина.

- А мне что, - подала плечами та. - Только вот родит она сына, по-другому с тобой заговорит.

Ирина присела на лавку, и язвительно усмехнулась.

- А ведь такая из себя... Год не прошел, а она уже дочку принесла.

- И сына принесет, а как же, - кивнула Анютка.

- Авось, - процедила Ирина.

Анютка подсела к ней.

- Слышь, матушка, - заговорила она тихо. - Я о чем подумала. А ну, родится у нее сынок, наследник для рода нашего, а сама-то и помрет, не дай Бог. Так сынок этот вроде бы под твою руку перейдет, разве нет?

Ирина усмехнулась.

- Далеко заглядываешь, Нюська. Не будет ей никакого сынка, поняла?

Анютка осеклась.

- Как скажешь, матушка.

 

Обоз охотничий въезжал во двор неторопливо и удрученно. На передней телеге укрытое плащом лежало тело. И едва они въехали, поднялся во дворе жалобный вой.

 

Ирина в своей комнате расчесывалась с помощью служанок, когда влетела дворовая девка с криком.

- Матушка княгиня! Беда какая!..

- Что там? - грозно спросила Ирина.

- Князь на охоте жизни лишился!..

Все заголосили, а Ирина поднялась, торопливо накидывая платок на неубранную прическу.

- Я знала, - проговорила она с торжеством.

 

Она и во двор вышла с тем же неудержимым восторгом.

- Я знала! - воскликнула она. - Это она виновата, это она ему чашу с ядом подала!..

И осеклась, потому что народ смотрел на нее недоуменно.

А среди прочих стоял князь Петр.

- О чем ты, Ирина? - спросил он удивленно. - Какую чашу?.. Кто подавал?.. Он с горы сорвался, и под коня своего же попал... Слова сказать не успел.

Ирина застыла.

- Кто? - спросила она. - Как?.. О чем ты?..

- Брат мой, - сказал Петр. - И супруг твой... Не вышло ему удачи.

И Ирина, срывая с головы платок, отчаянно завыла.

Февронья, служанки, другие женщины, торопливо отвели ее в дом.

 

Потом, уже лежа в постели, Петр вспомнил и произнес:

- Ты слышала, Белка? Как она выскочила, тебя обвинить... Это она подумала, что ты меня отравила, что ли?

- Забудь, - сказала Февронья. - С горя что не привидится.

И тяжко вздохнула.

- Странно это, - сказал Петр.

 

Ночью в темноте Ирина прошла в посад. Она не заметила, как следом за нею скользнула еще неясная фигура.

 

На ее решительный стук Лукерья торопливо открыла дверь, и отступила в ужасе. Ирина шагнула в дом, и поставила на стол серебряную чашу.

- Так что, - произнесла она. - Помогла мне чаша твоя, старуха?

- Что же я могу, - испугано заговорила Лукерья. - Может она заговоренная какая...

- Ты же мне тут клялась, что чаша эта все по местам расставит!.. И что же получилось, а? Вдовой меня сделала, ведьма?!..

Она вдруг выхватила длинный кинжал и воткнула его в стол.

Лукерья отшатнулась.

- Видишь, как все получилось, - лепетала она. - Как я знать-то могла!..

- Что тут у тебя? - спросила Ирина, кивнув на кувшин, стоявший на столе.

Лукерья удивленно покосилась на кувшин.

- Так бражка медовая...

Ирина взяла кувшин и налила в чашу.

- А теперь пей, - приказала она, и положила руку на кинжал, все еще торчавший в столе.

- Ты что матушка, - воспротивилась Лукерья. - Как можно! Чаша эта заклятая, мне ее пить никак нельзя...

- Пей, старуха, - процедила Ирина и вырвала кинжал из стола. - Или я тебя сама порешу!..

Лукерья некоторое время смотрела на нее удивленно.

- Великий грех на себя берешь, княгиня, - сказала она. - Справишься ли?

- Отмолюсь, - отвечала Ирина.

- Куда ж теперь тебе молиться?.. - криво усмехнулась старуха.

- Пей!

И, заворожено глядя на княгиню, Лукерья выпила содержимое чаши.

- Теперь живи с этим, - сказала она, потом охнула, судорожно вздохнула, и упала на пол.

Ирина тяжко перевела дыхание и нервно рассмеялась.

- А ведь работает!.. - произнесла она.

- Что ты натворила, княгиня? - услышала она грозный голос.

Ирина нервно обернулась, подняв кинжал.

- Кто там?

Из темноты вышел Беркан.

- Как ты могла? - спросил она с укором. - Ты ведь княжеского рода!

- Что ты?.. Что тебе?.. - Ирина не могла произнести ничего связного.

- Чем тебе Февронья насолила, а? - спросил Беркан. - Она виновата, что Господь тебе детей не дал?

- При чем тут дети, - вырвалось у Ирины. - Она Петра отмолила, и тем на нас проклятье перекинула...

- Не она перекинула, - сказал Беркан. - Ее Господь хранит!.. А ты!..

Ирина обессилено села на лавку.

- А я? - спросила она обреченно.

- Не смей больше ничего замышлять, - пригрозил ей Беркан. - Если что, я сам тебя накажу, поняла?

- Что теперь?.. - произнесла Ирина. - Я все потеряла...

- Душа при тебе осталась, - буркнул Беркан. - Подумай. Самое время о душе подумать.

Он вышел, хлопнув дверью.

 

Петр сидел в кресле своего брата, и перед ним собрались бояре.

- Брат твой, - говорил Матвей Силыч, как представитель боярства, - всегда чтил и почитал боярство, как основу и крепость. А боярство, как и полагается, составляло всегда опору и твердыню власти.

- К чему ты клонишь, Матвей Силыч, - поморщился Петр. - Я, что ли, покушаюсь на ваши обычаи? Служите, как и служили, я вас неволить не собираюсь. Была бы городу нашему польза, да и земле Муромской.

- Тогда прими в рассуждение думу боярскую, князь, - сказал Матвей Силыч. - Мы ведь тебе плохого не посоветуем, сами городу нашему служим.

- О чем речь? - спросил Петр холодно.

Матвей Силыч вздохнул.

- Сам знаешь, князь, про невестку твою, княгиню Ирину. Недоброе про нее толкуют, да и основания тому имеются. Сам тому свидетель и пострадавший.

- И что тебе Ирина?

- Отошли ее, - потребовал Матвей Силыч. - Отправь куда подальше, пусть себе молится, если ей так надо.

Петр нахмурился.

- И где тут польза городу? Из-за бабьих сплетен губить невестку?

- То не бабьи сплетни, - насупился боярин. - Сам вспомни, как она себя повела, когда князя с охоты привезли.

Петр поднял руку.

- Ладно, я подумаю. Великий князь Владимирский Всеволод Юрьевич собирает рать на булгар. Призвал он и нас присоединиться к его походу. Что о том думаете, бояре.

Собравшиеся зашумели.

- Давно пора!..

- Сколько же терпеть этих иноверцев!..

- Извести их под корень, и вся недолга!..

Петр не спешил их перебивать, и когда общий гул утих, сказал:

- Значит, будем и мы собираться.

 

Беркан во дворе возился с седлом, когда к нему подошел Петр.

- Слышал уже? - спросил он.

- Про что?

- Поход готовится, - вздохнул Петр.

Беркан отложил седло.

- Слышал.

- Допекли князя родственники твои, - сказал Петр.

Беркан не ответил, склонив голову.

- Что думаешь? - спросил Петр.

- А ты что ждешь? - спросил Беркан. - Радоваться мне, что ли?

Петр вздохнул.

- Вот и я про то же, - сказал он. - Не пришло ли тебе время навестить своих родных?

Беркан скривился.

- На их стороне воевать, что ли?

- Зачем воевать, - сказал Петр. - Может, предупредить...

Беркан посмотрел на него удивленно.

- Ты серьезно? Великий князь про то ведь непременно узнает.

- Ему ведь только за учиненные обиды вено взять, - сказал Петр. - Может тебе удастся их примирить?

Беркан только покачал головой, глядя на князя.

- Ну, хоть предупредишь, - сказал Петр. - Пусть женщин и детей в лес упрячут.

- Это же и на тебе отзовется, князь!

- Да что, я тебя уговаривать буду, что ли? - рассердился князь. - Думай сам. Если что, я что-нибудь придумаю.

И он отошел, чувствуя на себе взгляд Беркана.

 

Великий князь Владимирский Всеволод Юрьевич по прозвищу Большое Гнездо был уже не молод, и потому за столом в Муроме лишь устало улыбался на похвальбы и восторженные слова собравшихся.

- Мы, князь, за тебя горой пойдем! - возглашал боярин Илья Кобяков.

- Всю эту булгарскую нечисть выжжем огнем!

- Их просто мальца успокоить надо, - отвечал князь миролюбиво. - Кое-что вернуть из украденного...

- Вернем, - уверяли его бояре. - Сторицей вернем!

Великий князь наклонился к Петру и спросил:

- Сколько у тебя людей, княже?

- Конных соберем сотни три, - отвечал Петр. - Пеших до полутыщи, да лучников сотни две.

- Добре, - кивнул великий князь. - Обоз не забудь! В таком походе - обоз, это первое дело. Твою тыщу ртов ведь каждый день кормить надо!

- Собираем обоз, - кивнул Петр.

Подпивший уже боярин из свиты великого князя весело спросил:

- А что, князь Петр Юрьевич, верно ли говорят, что ты на простолюдинке женился?

Петр посмотрел на него хмуро.

- А что еще говорят?

- Говорят, что она тебя медом приворожила, - хохотнул боярин.

- Ты не все разговоры принимай, Онуфрий, - бросил ему великий князь. - Ежели бы мне в моем доме про мою супругу болтать стали, я бы, верное дело, пинком под зад выгнал. Спасибо скажи, что князь Петр такой добрый.

- Да мне про это только что муромский человек подтвердил!..

- Помолчи, - рявкнул князь. - Ступай в шатер, отоспись... Довольно тебе!..

Двое гридней по знаку князя боярина подхватили под руки, и повели к выходу.

Великий князь похлопал Петра по плечу.

- Ты не принимай это, Петр. Про твою жену я тоже немало наслышан, и добросердечность ее всех покоряет. Кроме, конечно, последних дураков и врагов. Дочь у тебя, верно?

- Дочь, - кивнул Петр с улыбкой. - Нынче вот сына ждем.

- А у меня сын есть, Святослав, - вспомнил князь. - А ну мы их поженим?

Петр усмехнулся.

- Это честь для меня.

- Ну, а где твой булгарин? - спросил князь, меняя тон.

Петр вздохнул.

- Отослал я его, княже. Не гоже ему с родными воевать.

Князь задумчиво кивнул.

- С родными воевать, конечно, последнее дело. А ты знаешь, что у меня там тоже родственники есть?

Петр посмотрел на него удивленно.

- Как это?

- А как же, мы же с ними соседствуем! Роднимся время от времени... Сын у меня дочь хана в жены взял, так кто тогда его дети? Что ни на есть, булгары, так ведь?

Петр качнул головой.

- Чего же мы с ними не замиримися никак?

Князь рассмеялся.

- А вот сожжем пару городов, и мириться начнем. Они иначе не понимают. Что про булгар говорить, мы меж собой замириться не можем. Ведь ты сам со мной на Рязань ходил, помнишь?

Петр только вздохнул.

- Как же забыть...

- Налей мне еще, - крикнул князь виночерпию.

 

Помятого Беркана втащили в дом сотника Гюрея, который восседал на своем возвышении, уподобляясь в величии хану. Его поставили на колени, и молодая девушка, дочь Гюрея и сестра Беркана, увидев его, ахнула и бросилась прочь.

- Вот, - сказал грузный Саид, главный советник сотника Гюрея. - Сам пришел...

- Беркан? - спросил отец, склонив голову. - Ты?

- Я, отец, - отвечал Беркан.

- Как ты мог, Беркан? - спросил Гюрей, подходя к нему. - Как ты мог?

Беркан облизнул разбитую губу.

- Если ты о вере моей, - сказал он, - то тут на все воля Божия. О чем спорить?

- Ты же предал всех нас, - сказал отец, схватив его за голову и вглядываясь ему в глаза. - Меня, мать, отцов наших...

- Перестань, отец, - сказал Беркан. - Давно ли люди наши деревянным богам поклонялись? А потом нам открылся Аллах, и мы легко забыли про старые придумки. Вот и теперь мне открылся Господь.

- Замолчи! - отец отвернулся. - Зачем пришел?

Беркан вздохнул.

- Русский князь идет походом на булгар.

- Кто? - спросил Гюрей.

- Всеволод Владимирский...

Гюрей качнул головой.

- Это плохо, - отметил он.

Он помолчал и снова повернулся к сыну.

- А ты, почему ты не с ними?

- Господь мой, - сказал Беркан, - Бог мира и любви. И я не хочу войны.

- Пойдешь с нами против русских?

Беркан помолчал и покачал головой.

- Я пришел с надеждой помирить вас, - сказал он. - Вы владимирских пограбили, так теперь вам ответить надо. Отдайте ему, что пожелает. Если до крови дойдет, всем будет хуже.

- Ты нам враг, Беркан, - сказал Гюрей. - И мы поступим с тобой, как с врагом.

Раздался крик, и в зал ворвалась мать Беркана, Танзиля. Она кинулась к нему, обняла за голову.

- Сынок, - простонала она. - Ты вернулся...

- Мама, не надо плакать, - проговорил Беркан.

- Как же мне не плакать, сынок... Ты мой первенец, ты украшение рода, а про тебя такое говорят!.. Но ты вернулся...

- Я не вернулся, мама, - сказал Беркан.

- Как, - остановилась Танзиля. - Но ты здесь, в доме своего отца!

- Я теперь русский, - сказал Беркан.

Танзиля некоторое время смотрела на него ошеломленно.

- Нет, - сказала она решительно. - Ты мой сын!

- Да, мама, - подтвердил Беркан. - Я твой сын, и я молюсь и о тебе, и об отце, и о всех наших... Я молюсь, чтобы не было у нас вражды, и я люблю вас, и Господь меня в этом очень понимает...

- Хватит, - рявкнул Гюрей. - Уведите его!

- Нет, - Танзиля обхватила его руками. - Нет, не пущу...

Гюрей подошел, сам оторвал жену от сына, отбросил ее на пол, и кивнул воинам, что делать, проведя рукой по шее.

Беркана вытащили на улицу, поставили на колени.

- Прости, Беркан, - сказал Саид, вынимая саблю. - Ты сам это выбрал.

- Да, - сказал Беркан и улыбнулся. - Я помолюсь о вас...

Свистнула сабля, и обезглавленное тело Беркана упало на землю.

 

Когда войско возвращалось из похода, тело Беркана везли на телеге, и Петр ехал рядом, опустив голову. Навстречу им выехали знатные бояре, горожане, восторженно восхваляя итог войны.

- Получили басурманы! Так им и надо...

- Да, да, - рассеянно кивнул Петр.

Он спустился с коня и подошел под благословение владыки.

- Кто это? - спросил владыка, кивнув на тело в телеге.

- Беркан, - отвечал Петр. - Брат мой...

Владыка понуро кивнул.

- И много наших полегло?

- Тридцать восемь, - отвечал Петр. - Да еще человек восемь тяжелых, не знаю, выкарабкаются ли...

Владыка вздохнул.

- Война, - сказал он.

Петр поднял голову.

- Владыка! Я знаю, что Господь на Кресте молился о врагах своих... А мне можно о булгарах молиться?

- Келейно дозволяется, - отвечал епископ. - А в храме мы будем о мире всего мира молиться. Ты, князь, не печалься так... Радость у тебя, сын родился.

Петр слабо улыбнулся.

- Я уже знаю... Мне человека прислали, мы еще на Волге были... Крестили уже?

- Будет тебе сын и наследник Святослав, - сказал владыка. - Ступай к жене, поздравь и ее.

 

Февронья нянчила младенца на руках, и ее трехлетняя дочь Дуся все пыталась заглянуть на спящего младенца. Когда Петр вошел, Дуся кинулась с криком:

- Папа!

Февронья радостно улыбнулась.

- Вернулся, и слава Богу, - сказала она. - Что ты невесел?

Петр вздохнул.

- Беркан, - сказал он.

Февронья перестала улыбаться.

- Он, что, воевал?

- В том-то и дело, что нет... - сказал Петр с досадой.

- Значит, он теперь с Господом, - сказала Февронья облегченно. - Не печалься, князюшка, увидимся, если Господь будет и к нам милостив.

В этот момент младенец у нее на руках сладко потянулся, пожевывая губами во сне, и Петр невольно улыбнулся.

- Вот и наследник, - произнес он.

- Ой, мама! - испугано выкрикнула Дуся.

Они обернулись, в дверях стояла вся в черном Ирина.

Она вдруг не добро рассмеялась.

- Наследник, говоришь? - произнесла она с торжеством. - Не будет он у тебя наследником, князь!.. Молодым помрет!..

Петр вскочил.

- Ты что пророчишь, ведьма?..

- А самое главное знаешь что? - почти заходилась в истерике Ирина. - Ты сам, князь, через неделю после него сойдешь в могилу!..

Петр выхватил меч, но Февронья с младенцем на руках встала на его пути.

- Не надо, Петя! - произнесла она едва не со слезами. - Не в себе она, ты не видишь!

Ирина и в самом деле обессилено опустилась на пол, тяжело дыша, как после тяжкой нагрузки.

Петр сунул меч в ножны и испугано посмотрел на Февронью.

- Если она не в себе, - сказал он, - так чьи слова она повторяет? Неужто так все и будет?

- На все воля Божия, князь, - отвечала Февронья. - Чего нам судьбы бояться?

Петр перевел дыхание.

- Мы-то ладно, - сказал он. - Но сыну за что?

Дуся у стены жалобно плакала.

- Мне Славку жалко, - призналась она.

- Успокойся, дочка, - сказала ей Февронья. - Кого нам действительно жалеть надо, так это тетю твою Ирину.

Дуся испуганно хлопала ресницами.

Тут как  раз влетели гридни, обеспокоенные шумом.

- Кто кричал, князь?..

- Заберите ее, - Петр указал на Ирину. - Отнесите в ее палату. Да девкам скажите, чтобы ее больше не выпускали за порог!.. Больная она...

 

Февронья с подросшей уже Евдокией опять ходили по посадским домам, опекая самых бедных, и за ними следовала целая компания нищих, хромых и слепых, требуя своей мзды.

- Что ж ты, Трофимушка, - укоряла Февронья особо настойчивого слепака. - Я же тебе уже нынче подавала, должно хватить надолго...

- А ты его в шею гони, матушка, - советовала безногая Авдотья, ковыляя за ними на своих обрубках. - Повадился, идол...

Февронья наклонилась к ней.

- Ну, а ты-то что, Авдотья?..

- Слово до тебя есть, - шепнула та. - Прогони этих оборванцев!..

- Ну, гнать я никого не буду, - улыбнулась Февронья. - Но тебя выслушаю. Дуся, зайди к Ереме, я там ему медку принесла на выздоровление.

- Да, мама, - кивнула десятилетняя Евдокия, деловито раздавая нищим румяные пирожки. - Да вы не толкайтесь же!..

Февронья отошла с Авдотьей в сторону.

- Что ты хотела мне сказать?

- Слыхала я, - сообщила Авдотья. - Боярские бабы против тебя большой гам подняли.

- Что же делать, - вздохнула Февронья. - Они меня никогда особенно не любили. А нынче, как владыка помер, там и вовсе...

- Гнать тебя ходят из города, - шепнула Авдотья.

Февронья пожала плечами.

- На все воля Божья, Авдотьюшка. Спаси тебя Господи за твою заботу.

 

Старшему сыну Святославу было уже шесть, и он сидел на коне во дворе, гордясь своей смелостью. Младший Юрий смотрел на него с крыльца с завистью. Конюх осторожно придерживал коня за узды, и Юрий крикнул:

- А ты сам сможешь?

Святослав презрительно фыркнул.

- А ну, отпусти, - крикнул он конюху, и натянул поводья.

- Полегче, княжич, полегче, - буркнул тот.

На крыльцо вышел князь Петр.

- Это что такое? - прикрикнул он. - Ефим, ты ему своевольничать не дозволяй.

А Святослав уже вел коня легкой рысью по кругу, восторгаясь своей независимостью.

- Видал! - кричал он.

- Ух ты, - проговорил Юрий с восхищением.

Петр невольно улыбнулся.

Вышел Ефрем и шепнул что-то на ухо князю.

- Все, Славка, не балуй! - крикнул Петр. - Давайте к попу Димитрию на урок!

И вернулся с терем вместе с Ефремом.

 

Бояре, сидевшие уже в приемной палате, поднялись, когда вошел князь.

- Что за собор? - спросил Петр снисходительно. - Вроде нужды не было...

- Есть нужда, князь, - вздохнул Матвей Силыч, все еще исполняющий при князе должность советника. - Бабы нам уже всю плешь проели, и они по-своему правы.

- Что такое? - подивился князь, устраиваясь на своем престольном месте. - Бабы уже решать стали?

- Так их это забота, - сказал Илья Васильевич Кобяк. - В каждом доме именно бабы за красотой следят, за убранством. А какое у нас убранство, ежели княгиня твоя в обносках по дворам бегает.

Петр нахмурился.

- Что же в том плохого?

- Не то плохо, что людям помогает, - поправился Илья Васильевич. - А то плохо, что почтение к княжескому дому в грязи полощет. Приживалы вокруг нее, нищета всякая, а с нашими бабами и слова доброго не скажет.

Петр вздохнул.

- Чего нам в это встревать? - сказал он. - Белка моя так свое княжение понимает, и народ не жалуется.

- Народ, конечно, не жалуется, - согласился тучный Даниил Алексеевич. - Потому что она сама из простолюдинок, звание княжеское наворожила...

Петр нахмурился.

- Думай, что говоришь, Даниил Алексеевич, - сказал он.

- Так думаю, князь, - воскликнул тот. - Уж десять лет думаю!.. У всех князей как увидишь княгиню, так кланяться хочется, а нашу грязнулю если встретишь, так бежать от нее тянет!..

Петр качнул головой.

- И что же вы предлагаете?

- Отошли ее, князь, - зашептал Матвей Силыч. - Хочет она монашеской жизни, так отправь ее в монастырь!.. Возьми в жены достойную, хоть из княжеского роду, хоть из боярского. Чтобы не стыдно нам было...

- Побойтесь Бога, - проговорил Петр. - Как же мне супружеский венец нарушать?

- Все так делают, - подсказал и Илья Васильевич. - Не по страсти князь жену берет, не по сердоболию, а по государеву разумению!..

Петр поднялся, и они затихли.

- Значит, не нравится вам моя княгиня? - спросил он холодно.

- Не нравится, и никогда не нравилась, - заявил Иван Васильевич. - И это наше боярское слово к тебе, князь.

- А если я это ваше слово не послушаю?

- Твоя воля, князь, - сказал Матвей Силыч. - Только к чему тебе смуту в княжестве поднимать? Мало нам толчеи на Владимире? А вспыхни у нас, так такой пожар поднимется...

Петр оглядел их.

- И что же, - подивился он. - Ни один за княгиню не скажет?

- Так уж сложилось, князь, - сказал Илья Васильевич. - Мы тебе верные слуги, сам знаешь, так уважь и ты нас. Послушай, что тебе говорят.

Петр тяжко вздохнул.

- Ладно, - сказал он. - Коль так сложилось, то и я приму... Сын мой Святослав хоть мал годами, но право имеет на престол Муромский. Оставляю вам сына в правители, а сам с супругой уйду из города.

Бояре зашумели.

- О чем ты говоришь, князь! К тебе у нас упрека нет!.. Как можно из-за бабы престол оставить?

- Решено, - сказал Петр.

 

Телегу остановили на берегу небольшой речушки, и Петр сошел в воду, чтобы набрать мех. Февронья тоже спустилась на землю.

- Это чья земля? - спросила она, оглядываясь.

- Княжеская, - отвечал Петр. - Там, за тем лесом, уже рязанская земля пошла, а тут еще моя власть. Была, то есть...

Он усмехнулся.

- Я к тому, что место хорошее, - отметила Февронья.

- Хочешь здесь остановиться?

- Красиво здесь, - сказала жена. - И лес, и река, и поляна для огорода.

Петр огляделся.

- В половодье притопить может...

- Бог милостив, - отвечала Февронья. - Если на пригорке устроиться, то может и обойдется.

- Избу можно на клеть поднять, - предположил Петр.

- И то!

- Ладно, - сказал он. - Остаемся!..

 

К вечеру сложили шалаш, разожгли костер, и принялись трапезничать.

- Чудно все, - сказала Февронья.

- Не знаю, - буркнул Петр. - Только мне воля боярских баб указом быть не может.

- Разве ты только из упорства ушел? - улыбнулась Февронья.

Петр посмотрел на нее насмешливо.

- Из-за тебя, из-за тебя, конечно. Только принять их слово я никак не мог. Ведь дождались, когда владыка нас оставил, когда великий князь помер, смута поднялась...

- Они давно на меня косились, - сказала Февронья. - И их понять можно. Они ведь столько сил положили, чтобы свое место занять, а тут какая-то девка босоногая им в княгини устроилась.

- И то, - согласился Петр насмешливо.

Февронья фыркнула, но тут же горестно вздохнула.

- Мне за детей боязно, - призналась она.

- Нечего за них бояться, - отвечал Петр. - Ефрем парням за дядьку, в обиду не даст. А Дуська и сама в монастыре днюет и ночует. В тебя пошла, молитвенница наша.

Февронья качнула головой.

- Как думаешь, долго это протянется?

- Да я бы и всю жизнь здесь на воле провел, - отвечал Петр. - Какая тут радость, людьми править? А тут еще недовольные вокруг, каждый шипит, козни строит.

- Людьми править, это не охота, - сказала Февронья. - Это твой княжеский долг. Если оставишь людей на попечение боярства, раздерут землю на части...

Петр согласно кивнул.

- А все же, - спросил он. - Если не попросят нас вернуться, жаловаться не будешь?

Февронья вздохнула.

- Если зиму перезимуем, то выживем.

 

Когда пришел за ними кортеж из всадников, повозок и пешей толпы, князь Петр как раз с рыбалки вернулся, набил острогой крупных лещей, и нес их с гордостью в корзине, устланной листьями.

- Вы чего? - опешил он, увидев, как боярство в лице десятка самых почтенных сановников падает перед ним на колени. - Холода еще не начались, поди!

- Прости нас, князь батюшка, - произнес Матвей Силыч. - Грешны мы пред Богом и тобою, не суди нас своим праведным гневом.

- Весь город Муром ждет тебя назад, - проговорил и Илья Васильевич.

Февронья подошла и испуганно стала рядом с мужем, чуть прячась за его спиной.

Петр усмехнулся.

- Что ж вы баб не привели? - спросил он весело. - Они ж у вас главные решения принимают.

- Прости нас, князь, - вздохнул Матвей Силыч, и склонился головой до земли.

Следом за ним склонились и бояре.

- Папа, папа, - услышали они, и к ним кинулись их дети.

Февронья счастливо заулыбалась, а Петр сказал:

- Ладно вам, поднимайтесь уж... Только пока я ухи из моей рыбы не отведаю, возвращаться не буду!..

И народ позади бояр весело и облегченно рассмеялся.

Святослав глянул на отца, и воскликнул:

- Пап, гляди!

Он резво подскочил к коню, Ефрем помог ему взобраться, и Святослав уверенно погнал коня галопом.

- Как быстро он растет, - произнес Петр, качнув головой.

 

Уже повзрослевший Святослав лихо гнал коня галопом, а его брат Юрий скакал за ним следом. Святослав бросил поводья, выхватил из-за спины небольшой половецкий лук, и когда над рощей выпорхнула стая птиц, послал стрелу. Сбитая птица полетела в гущу леса.

- Вот так! - сказал Святослав восторженно.

- А кто ее тебе оттуда достанет.

- А сами на что?

Он легко спешился и пошел в сторону леса.

- Я коней постерегу, - крикнул ему вслед Юрий.

 

Святослав решительно пробирался через заросли, прислушиваясь к звукам.

Вдруг оказавшись на поляне, он увидел перед собой черноволосую красавицу, которая сидела на ковре, и держала в руке серебряную чашу.

- О, - остановился Святослав. - Христос воскресе! Откуда ты здесь, красавица?

Она рассмеялась низким голосом.

- Может, я тебя жду!..

Святослав заворожено кивнул.

- Может и дождалась, - сказал он, шагнув к ней.

Та подала ему чашу, и Святослав с готовностью отпил глоток.

- Это вино! - воскликнул он.

- И что? - рассмеялась девица. - Ты разве не пил вино?

- Я-то пил, - буркнул Святослав. - Нынче на Пасху славно гульнули... Но тебе это как-то не гоже.

- Так я для тебя приготовила, - сказала девица. - Садись, потрапезничай...

Святослав покачал головой.

- Как-то это странно, - сказал он. - Так не бывает! В лесной глуши сидит красавица, и ждет меня. Это только в сказках бывает.

- Значит, мы с тобой в сказке, - улыбнулась та. - Ты меня боишься?

- Еще чего, - фыркнул Святослав и сел рядом на ковер.

Он оторвал бедрышко цыпленка, и стал есть. Девица наблюдала за ним с улыбкой.

- А сама что? - спросил Святослав с полным ртом.

- Я сыта, - отозвалась та.

Святослав положил курицу на блюдо и утерся.

- Это колдовство какое-то? - спросил он.

- А если да? - спросила она. - Страшно?

- Я ничего не боюсь, - отвечал Святослав.

Она рассмеялась, и утерла рукой его губу.

- Тогда чего ты ждешь?

- А что я должен делать? - не понял он.

Она весело рассмеялась.

- Что делают богатыри в сказке с таинственными красавицами?

Святослав раскрыл рот.

- Ты... сама этого хочешь?

- Хочу, - отвечала она томно. - Я давно уже хочу... Иди ко мне.

Святослав, чувствуя внутренний жар, обхватил ее и стал целовать.

 

Юрий, который сидел на траве неподалеку от пасущихся коней, уже заскучал, и когда шатающийся Святослав вышел наконец из лесу, накинулся на него.

- Сколько тебя ждать-то! А птица где?

- Что? - рассеянно переспросил Святослав.

- Ты где столько времени бродил? - с подозрением спросил Юрий. - Тут уже закат скоро...

- Да, - вздохнул Святослав. - Закат, конечно... Поехали домой.

Он вскочил на коня, и они рысью поехали вдаль.

А из лесу, покашливая и спотыкаясь, вышла старуха в черном, в которой еще можно было угадать черты княгини Ирины.

- Будет тебе наследник, - проскрипела она, и стала нервно смеяться.

Потом захрипела, упала на траву, стала судорожно кашлять, и, наконец, затихла.

 

Князь Петр лежал на ложе, и Февронья подавала ему лечебное питье.

- Ты, главное, внутри себя не позволяй унывать, - говорила наставительно Февронья.

- Унывай, не унывай, - сказал тот. - Все одно... Пришел мой час, Белка.

Февронья отерла его лоб полотенцем.

- Я тебе всегда говорила, - отвечала она. - Мы с тобой на тот свет вместе отправимся. Я тебя одного не отпущу.

- Ты ж не думаешь себя убить, - сказал Петр. - Грех это...

- Не думаю, - кивнула Февронья. - Меня Господь и так примет.

- Позови Святослава, - сказал Петр. - Пока живой, скажу людям присягать новому князю.

- Охотится он, - сказала весело Февронья. - С утра уже с Юрком уехали.

- Как вернется, позови... И владыку позови.

- Владыка тебе зачем?

Петр посмотрел на жену печально.

- Забыла? Мы ж с тобой решили постригаться!..

Февронья некоторое время смотрела ему в глаза.

- Думаешь, нам это надо?

- А почему нет?

- Монахи, они ведь потому и монахи, что безбрачные. А мы с тобой муж и жена.

Петр улыбнулся.

- Ты думаешь, Господь про это не знает?

Февронья склонила голову.

- Как скажешь...

Она вышла, прошла по горнице, и навстречу ей показался Святослав. Вид у него был несколько растерянный, и Февронья нахмурилась.

- Что случилось?

- Что? - переспросил тот испугано. - Ничего...

- Говори, Слава, - сказала Февронья. - От меня ты ничего ведь не скроешь.

Святослав тяжко вздохнул, и вдруг упал на колени и заплакал, уткнувшись матери в подол. Февронья склонилась к нему.

- Ну что ты, Слава, что ты? Поднимись, милый ты же уже вон какой большой. Отец ждет тебя, чтобы людей к присяге привести. Тебе теперь княжить надо будет.

Святослав судорожно перевел дыхание.

- Как он? - спросил он.

- Он спокоен, - улыбнулась Февронья. - Поставим тебя князем, и будем в монахи постригаться.

- Все так плохо?

- Все по чину, - отвечала Февронья. - Время жить, время умирать.

Святослав опять прижался к ней.

- Зачем тебе умирать, мама? Ты мне еще как нужна...

- Так я и не собираюсь вас оставлять, - отвечала Февронья. - Буду за вас молиться...

Святослав тяжело поднялся.

- У меня видение было, - произнес он, шмыгнув носом. - Наваждение...

- Что такое?

Святослав вздохнул.

- Сам не знаю, - сказал он. - В лесу девицу вдруг встретил... Красивая, загадочная...

- И ты?..

Святослав склонил голову и кивнул.

Февронья схватилась за сердце.

- Что же ты, Слава!.. Как ты мог?

- Это наваждение было, - буркнул Святослав. - Голова кругом пошла...

- Немедля ступай в храм, - приказала мать. - Исповедайся батюшке, расскажи все, как было. Грех-то какой!..

Святослав посмотрел на нее.

- Ты, мама, всегда говорила, что когда грех исповедуешь, то значит, ты всей душой от него отрекаешься. А вот я, если бы снова ее встретил... - он замолчал.

- Не смей так говорить! - мать ткнула его кулачком в грудь. - Вели баню затопить, отмойся хотя бы... Как же ты мог!..

 

Петр лежал в кровати, и слышал, как по терему то и дело пробегают люди, и невольно беспокоился.

- Эй, - крикнул он. - Есть там кто?

Появился Ефрем, хмурый и заросший.

- Здесь я, князь. Что надо?

- Что в доме творится? - спросил Петр. - Я же чувствую, не ладно что-то. Где Белка?

- Беда, князь, - сказал Ефрем.

- Что за беда?

Ефрем тяжко вздохнул.

- Помер Святослав...

Петр замер. Долго смотрел на Ефрема.

- Помер?

- Как есть, помер. В одночасье, можно сказать. Вчера, как с охоты пришел, так нынче и не встал. Пришли утром, а он уже холодный.

- Помер, - повторил князь. - Где княгиня?

- Молится, - отвечал Ефрем.

Петр откинулся на подушку.

- А скажи мне, Ефрем, - произнес он. - Не знаешь ли ты, где Ирина нынче прячется?

- Не знаю, князь, - отвечал тот. - Видели ее в лесу, еще снег стоял. Она в медвежьей берлоге зиму зимовала.

- Наколдовала она мне, что Святослав вперед меня помрет. Сбылось, однако...

Тут в комнату вошла Февронья.

- Сбылось, - подтвердила она. - Сбылось, потому что она сама вчера в лесу Славу подстерегла, колдовством своим обворожила и отравила.

Петр сжал руку жены.

- Не вышло Славику княжить, - произнес он дрогнувшим голосом.

- Не томи душу, - отвечала Февронья с болью. - Слава у нас на Пасхальной неделе преставился, это ведь милость Господня. И грех ему простится, и Царство Небесное откроется.

- И нам пора, - сказал Петр.

 

Князя постригали на ложе, потом как уже встать не мог, а Февронья, как полагается, легла в одной рубашке в притворе, и лежала, раскинув руки, пока ее сестры не подняли и не повели к настоятельнице. И слова они говорили те же самые, Петр у себя в горнице, а Февронья на церковном амвоне. Разве что князя постригал игумен Алексий, а Февронью в храме постригал сам владыка Ефросин.

- И быть тебе отныне сестрой Ефросиньей, - сказал он, напутствуя ее в конце.

И хор сестер запел «Христос воскресе», не по чину, но по наитию.

 

В монашеском облачении пришла Февронья к настоятельнице, и та приветствовала ее с улыбкой.

- Радуйся, сестра, - сказала она. - Как жила ты святой жизнью, так и пришла в невесты Христовы.

- Я за послушанием, матушка, - сказала Февронья.

- А вот, - сказала настоятельница. - Воздух для Святой Чаши вышить надо. Сумеешь?

- Постараюсь, - отвечала Февронья. - Матушка, я знаю, что мне сорок дней надо в храме пребывать, да только тебе известны мои дела. Благословишь ли моего супруга, а нынче брата, навещать в болезни?

Настоятельница помолчала.

- Хоть не по уставу это, а запретить не могу. Только ночью, сестрица, будь любезна в келье пребывать, чтобы досужие языки не возвели на тебя соблазн.

- Конечно, матушка, - кивнула Февронья.

И прибрав шитье, она удалилась.

 

Псалмы она читала нараспев, по памяти, а сама вышивала узоры на воздухе, специальном платке для покрытия Святой Чаши в храме. В ходе чтения она невольно покачивалась, да и иглой работала в том же ритме.

В келью заглянула молодая послушница.

- Сестра Ефросинья, - позвала она несмело. - Матушка-княгиня!.. Говорят, супруг твой помирает, тебя зовет.

Февронья подняла голову, глянула на свое шитье.

- Поди сюда, Анастасия, - сказала она. - Тут мое послушание, воздух украсить шитьем. Сможешь ли закончить за меня?

- Так вернешься, и сама дошьешь! - сказала та.

Февронья кротко вздохнула.

- Прости, сестрица, - сказала она. - Но возвращаться мне не придется.

- Как это? - не поняла та.

Февронья поднялась.

- Заканчивай, - сказала она. - А я за тебя помолюсь.

 

День был солнечный, весна была в разгаре, и люди, встречавшиеся княгине, улыбались ей и кланялись. Февронья кланялась и улыбалась им в ответ.

 

Князь лежал на своем ложе в сером монашеском облачении, монах у кивота читал псалтырь, а у дверей стояли Юрий и Ефрем.

- Мама, - произнес Юрий с горечью.

Февронья приложила палец к губам, осенила его крестом и поцеловала в лоб, не произнеся ни слова. Прошла к мужу, погладила его по голове, и тот вопросительно глянул на нее. Февронья улыбнулась ему, и кивнула.

- Я здесь, - сказала она.

Улеглась на ложе рядом, подняла голову, глядя на потолок, и произнесла:

- Господи, благослови...

И затихла, закрыв глаза.