О догмате Искупления

Предисловие

Догмат Искупления имеет исключительное значение в деле оправдания человека пред Богом и спасения души. Собственно, он является тем единственным каменным основанием, на котором только и может быть построен прочный дом души - дом добродетелей. О чем Сам Господь сказал так: «Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф.7,24-27).

О чем и апостол Павел говорит: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, - каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот получит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор.3,11-15).

Замечу в связи с этими словами апостола то, что познал из своего собственного духовного опыта: православно исповедовать догмат Искупления и жить в соответствии с этим исповеданием - это и значит положить Иисуса Христа в основание собственного спасения; это и значит созидать то единственное Основание, на котором только и может созидаться как спасение человека, так и истинный дом его добродетелей. Причем, согласно словам ап.Павла, человек в этом случае получает неоспоримое преимущество, так как только вследствие сего (т.е. положив такое основание) уже только через это спасается, даже ничего толкового на этом основании не построив. Хотя так и не бывает, ибо кто положил в основание своей души Христа, православно исповедав догмат Искупления и живя в соответствии с этим исповеданием, тот не может быть чужд и приращения добродетели. Хотя бы и очень медленно, но она в этом случае обязательно будет приращиваться и расти.

Поэтому не удивительно, что враг рода человеческого, всячески препятствующий нашему спасению, так ополчился в последнее время на сей догмат Искупления. Причем, оружия против него враг использует разнообразные, лишь бы только отклонить жаждущих спасения и духовной жизни христиан от Бога. Как предупреждает нас об этом Господь: в последнее время сатана даже постарается «прельстить, если возможно, и избранных» (Мф.24,24). А некая преподобная, жившая совсем недавно, сказала о сем так: «Человек идет к Богу; и Бог идет к человеку. И так они друг ко другу идут, а друг друга не найдут». И надо сказать, что все эти диавольские хитрости представляют собой систему, своеобразную систему мощнейших оружий в невидимой брани. Ее можно сравнить с рядом фортификационных укреплений, когда основная крепость противника укреплена вынесенной за ее пределами системой мощных фортов. Так и в нашем случае: основной невидимой крепостью врага нашего спасения является ложное учение (точнее, разнообразные ложные учения) об Искуплении. А системой «фортов», защищающих эту крепость диавола, на мой взгляд, являются типичные для современного неофита: ложное учение и его представления о свободе человека; ложное истолкование святоотеческого учения об участии свободы человека в его спасении; ложное истолкование святоотеческого учения о сочетании свободы человека и благодати; ложное учение о синергизме, т.е. ложное учение о сочетании Божественной энергии с энергией человеческой, особенно в деле спасения человека. По последнему я называю все это «фортификационное» сооружение врага, вместе взятое, одним словом: «сюнэргизьмя», - что представляет собой крайне искаженное слово «синергизм». Поскольку здесь врагом в основном искажается православное учение о синергизме, т.е. о сочетании Божественной и человеческой энергии в деле нашего спасения, то логично назвать это действие сатанино словом, которое представляет собой искаженное слово «синергизм».

По моему мнению, сюнэргизьмя вместе с ритуальными преступлениями являются основными современными орудиями врага в невидимой брани. Их даже можно сравнить с ядерным оружием невидимого мира, где первая играет роль своего рода «атомной бомбы», а вторые - «водородной». Не преодолев так или иначе сюнэргизьмю, человек не может спастись; эту крепость врага ему, так или иначе, следует взять. Но дело это весьма многотрудное. Мне, например, понадобилось 10 лет пребывания в христианстве, чтобы только заметить это препятствие ко спасению души; еще 15 лет понадобилось, чтобы более или менее понять, как оно действует, и до сих пор я еще выясняю более тонкие подробности этого дела. Впрочем, в духовной жизни православного христианина все обстоит не так трагично. Человек может обойти это препятствие и без особых рассуждений (но не без добродетели рассудительности), по своему смирению и благодати Божией, которая подается смиренным (ср.1 Пет.5,5). Ибо, как известно из жития преподобного Антония Великого, все сети врага преодолеваются именно смирением. Правда, проблемой в нашем случае является то, что сюнэргизьмя в первую очередь поражает именно добродетель смирения, делая проблематичным достижение именно этой добродетели.

В качестве примера сошлюсь на свои первоначальные опыты духовной жизни и действие в них Промысла Божия. Перед Которым, надо сказать, в отношении меня была весьма трудная и, скажу так, жестокая задача. Ведь из всего вышесказанного следует, что спастись без твердого основания православного исповедания догмата Искупления и жизни в соответствии с этим догматом невозможно. А Господь, думаю, хотел преимущественно именно, так сказать, теоретически научить меня этому делу, а не только открыть его мне чрез духовную жизнь. Но как же быть, если я что-то там начал теоретически «кумекать» об этом, как и сказал выше, лишь через 10 лет своей христианской жизни? А что до этого? Ведь по слову Самого Спасителя отсутствие этого твердого основания обязательно ведет в падению дома души, причем, «было падение его великое» (Мф.7,24-27). Так, собственно, и было эти 10 лет со мной: Господь постоянно попускал эти мои «падения великие». Почему великие? Потому что все эти десять лет предо мной маячил призрак отпадения от Христа, причем иногда в виде не только духовной, но и физической смерти. И каждый раз Господь премудро запинал врага моего спасения, а я каждый раз получал от этого духовную пользу, восставал и снова начинал строить дом своей души уже, так сказать, «улучшенной планировки», и уже в другом, более благоприятном месте, но... все на том же «песке». Я был похож на маленького мальчика, который на берегу моря сооружает один за другим песочные замки. Высокая волна разрушает этот домик, а я строю новый, уже более совершенный и красивый, и уже дальше от берега, но... все на том же песке, поэтому очередной «девятый вал» снова его смывает и т.д.

Интересно заметить, что период времени между этими вражьими «волнами» в моей духовной жизни составлял около 2 лет. Сначала я, где-то около 1973 года придя к вере в Бога, пребывал вне Церкви. Все это закончилось кризисом около 1975 года, когда враг активно внушал мне мысль, что я все равно не спасу свою душу, но погибну, стремясь ввести меня в отчаяние с целью отпадения от Христа и возвращения атеизм. Но все вышло иначе, Господь привел меня в Церковь, и я стал воцерковляться, принеся осенью этого года свое первое, после многих лет, покаяние на исповеди и причастившись Святых Таин Христовых. Все это было правильно, но этот новый дом души я опять строил на неверном основании, поскольку, как уже упоминал в одной из предыдущих своих статей, при воцерковлении воспринял неправильное учение об Искуплении. Мня, что оным Господь сотворил нечто, хотя и спасительное для нас, но весьма таинственное, нам непонятное, да и пробовать понять его нельзя; а нам, грешным, следует спасать свою душу, делая добрые дела. Это было неверное основание, поэтому и этот, новый дом моей души, точнее, дом ее мнимых «добродетелей» снова начал клониться, наподобие Пизанской башни, опять грозя упасть. И снова Промысел Божий поддержал меня. В конце 1977 года меня принимают в качестве алтарника (нечто среднее между пономарем и уборщиком алтаря) в наш св.Успенский кафедральный собор, и начинается моя церковная «карьера». Однако, основание все то же - на песке; поэтому летом 1979 года - новый духовный кризис, самый острый из всех, поскольку мог закончиться полным психическим помешательством и моей не только духовной, но и физической смертью. И снова помощь Божия: в августе этого года я поступаю в семинарию, и кризис постепенно проходит. Но твердого основания я не нашел и здесь, поэтому осенью 1981 года - опять кризис; я, уже будучи на 4-м, последнем курсе обучения, даже собирался оставить это столь спасительное для меня духовное учебное заведение, но Господь, имиже веси судьбами, опять меня сохранил. В 1982 году я окончил Одесскую духовную семинарию и поступил в Московскую духовную академию. Но и на этом месте, казалось бы, столь далеком от морского берега с его смывающими все на своем пути волнами, очередной «девятый вал» грозил разрушить и этот, строящийся на песке мой домик души. Летом 1983 года, после окончания 1-го курса академии, я, из-за ряда трудностей, собирался ее оставить. Но Господу это было неугодно, и Он снова, паче чаяния, мне помог. И я с помощью Божией смог закончить академию. Думаю, целью этого действия Промысла Божия было как раз уяснение мною догмата Искупления, что действительно и произошло где-то в районе сего 83-го года и после него, когда прошли вышеупомянутые 10 лет (с 73-го по 83-й) моего пребывания в христианстве. Вот с этого-то времени, помощью Божией по милости Божией Матери и молитвами преподобного Сергия Радонежского, я, теоретически начав уяснять догмат Искупления и пытаясь духовно жить в соответствии с ним, положил твердое основание дома своей души и стал худо-бедно что-то на этом основании строить. С тех-то пор кризисы прекратились. Я, слава Богу, смог закончить академию, стал преподавателем семинарии, священником, прослужил более четверти века...

Вернусь, однако, к одному из этих прошлых моих кризисов (перед поступлением в семинарию), поскольку на его примере особенно ярко видно, какое решающее значение в духовной жизни христианина имеет православное исповедание догмата Искупления и жизнь в соответствии с этим исповеданием. Как уже упоминал, в конце 77-го года я стал алтарником кафедрального собора, и предо мною открылась возможность поступления в Одесскую духовную семинарию, где летом следующего года можно было подать прошение и пройти вступительные экзамены. Но..., как я сейчас понимаю, бесам очень не хотелось, чтобы я это сделал. И они тогда достаточно легко отклонили меня от этого спасительного намерения, внушая мне мысли, что я, якобы, «не готов к экзаменам; мне еще надо подготовиться; и, вообще, лучше подождать». По своей духовной неопытности и неумению различать помыслы (от кого они исходят) я поддался этим бесовским внушениям и, к удивлению своих руководителей да наставников по собору, не стал в 78-м году поступать в ОДС. Правда, в качестве «утешительного приза» летом этого же года я был принят в качестве секретаря-машинистки в Одесское епархиальное управление, которое, что оказалось немаловажным, тогда находилось совсем рядом с нашей семинарией, на территории св.Успенского мужского монастыря.

И вот, по смотрению Божию, каждое утро, идя на эту работу, я проходил мимо семинарских зданий, видел семинаристов... И так Господь постепенно возгревал во мне ревность: ведь вместе с этими учащимися ОДС мог бы быть и я! Поэтому к следующим экзаменам в семинарию летом следующего 1979-го года я уже имел твердое намерение поступать в это духовное учебное заведение, подал туда необходимые документы и готовился к экзаменам. Просто так, как в прошлом году, бесью задурить мою голову уже не удавалось, поэтому они решили применить, так сказать, «тяжелую артиллерию». Ни много, ни мало, они решили ввести меня в самую что ни на есть настоящую прелесть, именно так, как она описана в православной аскетической литературе; решили ввести меня в прелесть, чтобы погубить духовно, психически и физически. При этом они действовали подобно минерам-террористам, которые ставят в каком-то важном месте фугас, а потом подрывают его в нужное время, когда, например, по дороге мимо фугаса проходит значительная цель.

Значительной целью для них было мое возможное поступление в семинарию, точнее, недопущение этого поступления, а временем, естественно, было лето 79-го, после того, как я подал документы в ОДС. А фугасом, который был гораздо раньше заложен в моей душе, было неправильное и не православное учение о догмате Искупления. Я все еще наивно считал, что этот догмат всецело есть величайшая тайна, которую нам не познать (поэтому на деле и не исповедовал его), а нам грешным, в том числе и мне, надо лишь делать добрые дела для спасения своей души. И вот летом 79-го на этой почве в моей голове начался настоящий «цирк», и, как говорится, «поехала крыша». Начала падать крыша этого моего «дома добродетелей души»; что и неудивительно, ведь сооружен он был не на твердом основании Христовом, т.е. не на православном исповедании догмата Искупления, а на песке, так называемых, «добрых дел». Вот бес и начал сначала внушать мне сомнение в этих добрых делах: мол, откуда я знаю, угодны ли они Богу? А может быть я делал их по гордости, да тщеславию?! А духовных книжек на счет вреда гордости я уже успел начитаться, вот бес их и использовал против меня. В общем, он постепенно вводил меня в отчаяние, внушая (кстати сказать, совершенно правильную мысль), что через свои добрые дела я спастись не могу. И вот, когда я уже готов был впасть в отчаяние, тот же бес совершенно неожиданно подбросил мне следующую, казалось бы, «спасительную» идею. Поскольку меня тогда страшно волновал вопрос: где же верный критерий добрых дел, через которые я думал спастись; почему одни из них угодны Богу и действительно являются добрыми, а другие - нет, то этот хитрый бес подбросил мне следующую идею. Он начал льстиво мне внушать вот что: мол, любое дело, которое я делаю, является добрым уже только потому, что это делаю я-Я-Я. И я, к сожалению, из-за своей крайней духовной неопытности клюнул на эту льстивую дешевку!

Разумеется, это было классическим впадением в самую настоящую прелесть. Само последнее слово, по сути, и означает: пере-лесть, т.е. лесть, превосходящая все пределы. Я, правда, по этому льстивому внушению бесовскому не назвал себя, как некоторые, Богом, но из-за него ложно присвоил себе Божественное свойство творить только добро единственно по своей собственной природе. Из-за этого сильнейшего духовного повреждения у меня началось психическое расстройство, так что окружающие уже смотрели на меня с некоторой опаской. Но главной целью бесов здесь было заставить меня как-то проявить это психическое расстройство в семинарии, куда я поступал, или в епархиальном управлении, где я работал. Проявить все с той же целью, чтобы не пропустить меня в ОДС, ибо психов и на порог семинарии не допускали.

Развязка наступила незадолго до вступительных экзаменов. Иду это я на работу в епархиальное управление, а меня крутит бесовская злоба, как это я, такой великий «праведник», да еще должен работать?! И в этот момент из ворот монастыря, где расположено управление, мне навстречу вдруг выходит инспектор ОДС (второе лицо в ней после ректора). Вижу его издалека, метров так 80-100 до меня; меня он тоже видит и улыбается. Как я потом понял, он приветливо улыбался мне - все же, как ни как, я ценный сотрудник управление всей Одесской епархией (ведь в то время ксероксов у нас не было, и опытные машинистки в РПЦ ценились на вес золота). Но тогда бес внушал мне совсем иное! Какой-то злобный голос (беса-губителя) почти явственно шипел мне в левое ухо: «Смотри, он над тобой смеется; подойди и дай ему в морду!». Под влиянием этого голос я прибавил хода и быстрым шагом направился к инспектору, готовясь, по внушению беса, нанести ему «сокрушительный удар». В этот момент моя духовная жизнь, да и вообще жизнь, я имею виду элементарное физическое существование, все это висело на тончайшем волоске, готовом порваться. Если бы я выполнил это свое намерение, а лучше сказать бесовское внушение, то, конечно, о каком-то поступлении в семинарию можно было бы навсегда забыть, да и с церковной работы меня бы немедленно выкинули. Но...пока я быстрым шагом проходил эти 80-100 метров, абсолютно другой, рассудительный и спокойный голос (Ангела-Хранителя) совершенно явственно обратился ко мне справа. Он сказал очень простую и совершенно справедливую вещь: «Слушай Георгий! Ведь в морду инспектору ты всегда дать успеешь, а вот ты сначала поступи в семинарию, попробуй, что это такое, а уже затем будешь решать: бить или не бить». Эта логичная мысль мне очень понравилась, и я тем же ускоренным шагом подбежал к инспектору и вместо драки, как-то даже очень и очень подобострастно поклонившись ему, попросил благословения: «Благословите!», - что он с удовольствием и сделал. И так мы разошлись совершенно мирно, довольные друг другом. Бесовский план по милости Божией и помощи Ангела-Хранителя полностью провалился, ибо я и в дальнейшем, хотя и продолжал находиться в прелести, но, руководствуясь тем же советом Ангела, ничем не показывал ее при поступлении в ОДС. Поэтому успешно сдал вступительные экзамены и был принят сразу на второй ее курс, таким образом, как бы компенсировав потерянный прошлый год.

А дальше произошло самое интересное и чудесное. Ведь я оставался в прелести, а из аскетической литературы нам известно, что выйти из нее чрезвычайно трудно. В древних патериках есть рассказы, как святые отцы в монастырях с громадным трудом, в течение длительного времени выводили из прелести бесовской впавших в нее братий. Но меня Господь вывел из нее очень быстро и без помощи святых людей, причем, совершенно чудесным образом. Дело в том, что я с детства был воспитан и жил в атеистическом обществе. Мне никогда и нигде не приходилось жить внутри христианского сообщества, и вдруг, поступив в семинарию, я в него попал! Это было настолько невероятное, чудесное потрясение, как если бы я снова родился в какой-то другой, совершенно иной, прекраснейший мир!!! Особенно меня потряс первый день обучения в ОДС. Сам будучи потом долгое время ее преподавателем, я сейчас понимаю: видать в тот день или ранее на педсовете наши преподаватели получили от руководства «накачку», чтобы и они нас наставили в моральном плане. И вот все три пары, шесть академических часов в этот первый день моих занятий в ОДС преподаватели, сменяясь один за другим, ругали нас: какие мы плохие, морально неустойчивые, молиться не хотим, посты не соблюдаем, в храм не ходим и т.д. и т.п. Скажу честно, к 4-му курсу мне эти моральные «накачки» надоели, а тогда, в первый день они произвело на меня совершенно невероятное, неизгладимое впечатление. Ведь меня до сих пор все в моем атеистическом окружении ругали за противоположное, за то, что я хожу в церковь, молюсь, пощусь и т.д. и т.п., а тут совершенно наоборот! Короче говоря, духовно-психологический шок был настолько велик, что в результате сей шоковой терапии духовная болезнь прелести куда-то полностью испарилась, и вместе с нею исчезло и начинающееся психическое расстройство. Господь, попустивший мне впасть в прелесть, сим же премудро запнул врага, а я получил пользу, кроме всего прочего став с большой осторожностью относиться к шипящим слева голосам и их прелестным советам. Поступая по заповеди апостола: «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин.4,1).

А ведь незадолго до этого моя жизнь (в том числе и физическая) висела на волоске! И что это так, показывает другая история с другим человеком, произошедшая вскоре после упомянутых событий. Был среди наших одесских молодых православных христиан некий парень, назовем его А. Скромный, немногословный, серьезный он этим выделялся среди нас. Видимо этими своими положительными качествами он и обратил на себя внимание священноначалия. Видать, поэтому уже в первый месяц моего обучения в ОДС ее вышеупомянутый инспектор посоветовал мне предложить моему другу А., чтобы он готовился подавать документы и поступать в семинарию в следующем году. Что я и сделал. А. сказал, что подумает и посоветуется со своим духовным отцом, коим для него и для ряда других молодых православных одесситов был игумен А. Человек тот был уже немолодой и хороший монах, так что младостарцем его по этой причине назвать трудно. Но тут, к сожалению, получилось по предостережению преподобного Иоанна Лествичника, который советует при выборе духовного отца не попасть на гребца вместо кормчего. Так и игумен А., монах-то (т.е. гребец) он был хороший, но кормчий из него явно не получился. Вот он и подал А., прямо скажем, змеиный совет, мол, зачем тебе эта семинария, еще в ней развратишься?! Что тот и ответил мне, отказавшись поступать в ОДС. Поразительно, но мы встретились, и он отказался как раз после воскресной литургии, на которой читалось 89-е зачало Евангелия от Матфея (Мф.22,1-14) - притча Спасителя о званных Царем на брак, как они один за другим отказывались придти! Но и это не вразумило моего друга. И вскоре у него открылось психическое заболевание; думаю, что из-за этого его неразумия. Сие заболевание явно было не только психическим, но и духовным. Поскольку оно преимущественно выражалось в том, что А. каждое утро приходил к келье игумена А. и молча стоял у ее дверей. На все вопросы он ничего не отвечал. Родители прятали его одежду, но он, накинув на голое тело какой-то старый плащ, в домашних тапочках на босу ногу через весь город ночью шел (10-12 км) в монастырь и снова, снова чего-то ждал у дверей кельи игумена. Тот, заранее набрав ведро воды, обливал ею его, но ничего не помогало. Помню, я как-то во время семинарской переменки видел его таким: в старом плаще на голое тело, облитым водой; тапочки на босую ногу и т.п. На все мои взволнованные вопросы он ничего не отвечал. После чего, в конце концов, его забрали в психиатрическую больницу. Что с ним было дальше, не знаю, но, во всяком случае, очевидно, что человек не сумел построить дом своей души на твердом Основании Христовом, почему он и рухнул, «и было падение его великое» (ср.Мф.7,27)!

Все вышесказанное еще раз свидетельствует о значении православного исповедания догмата Искупления в деле нашего спасения. Вот почему враг наш диавол особенно постарался исказить это исповедание, сделав его не православным. Хотя эти его хитрости достаточно тонкие, но, по моему мнению, они, кроме серьезнейших онтологических нарушений, по отношению к собственно догмату Искупления сводятся к тому, что условно можно назвать искажением, так сказать, православных гносеологии и педагогики. О чем, если Господу будет угодно, постараюсь сказать в следующих статьях этого цикла.

(Продолжение следует)