Вертоплан над земляникой

Деревня - тихая, таинственная, раздумчивая, притаилась среди лесов на берегу небольшой речки. Места красивые, леса богатые, речка добрая, тихая, потому дачники жили здесь до глубокой старости.

Коренных жителей в деревне - кот наплакал. А дачники все, как один - с гонором. Куда там! Кичатся друг перед другом, хвастаются, спорят, соревнуются. С деревенскими разговаривают надменно, поучительно, как учителя с двоечниками.

Лето выдалось холодное, скучное, потому на пляж дачники приходили только на водичку посмотреть да рассказать друг другу, где отдыхают их дети и внуки, и чем море на Канарах лучше, чем на Кипре.

Баба Настя ходила на речку чистить чугуны и сковородки - мелкий речной песок хорошо отдраивал сажу, и чугуны сверкали от него, будто только что приехали из магазина.

- И что поладили, - качала головой баба Настя, драя чугун, - Ездиют на этих вертопланах за тридевять земель жопу греть. Тут, что ль, солнца им мало?

- А и мало! - не соглашался отставной прапорщик Николай Палыч, - Вон какое холодное лето нынче.

- Так ведь а печка на что?! - всплескивала грязной тряпкой баба Настя, рассыпая вокруг себя мелкий песок, - Натопил, залез, да грей жопу-то. Чего еще надо? Не пойму я никак.

Баба Настя на язык была острая, но ногу быстрая, на руку легкая, потому ей никто не смел перечить, даже не указывали насчет грубых слов. Она была безотказна в любой помощи, а дел у дачников было невпроворот.

У бабы Насти в хозяйстве было все - от древней прялки, кадушек для закваски теста и старинных, острых кос - до современных электродрелей. Она и шила, и вязала, и по дереву кружева вырезала, и рамы смастерить могла.

И еще у бабы Насти было на попечении два внука. Сын погиб, невестка растила мальчиков одна и на все каникулы присылала детей к бабушке в деревню. Они любили к ней ездить.

А сколько в лесу ягод и грибов! Богаче мест не найдешь. Выйдет кто утром из дома, наклонится возле крыльца, не поленится, и стакан земляники тут же наберет, пойдет завтракать ее с молоком. А если чуть подальше в лес зайдет, так и бидончик насобирает играючи.

Дачники ягоды любили, но были леноваты, поэтому баба Настя с внуками летом халтурили, собирали им ягоды им на варенье за плату.

Летом наступала большая годовая страда, как у всех людей по осени. Но и осенью тоже страда была. Внук Сережка ныл иногда: «Надоели мне эти ягоды хуже английского языка!» Бабка кивала: «Собирай, собирай, будешь потом вспоминать на уроках-то на английских, да радоваться учебе».

А этим летом такая страда на бабу Настю с Сережкой навалилась, что не рассказать. Никогда такой страды не было. Раньше кто и ленился, все одно иногда в лес заходил, а нынче - никто не ходит. Не хотят, боятся. Ягод уродилось - ужас, а кроме бабы Насти и Сережки - собирать стало вдруг некому.

Угрузшие кустики черники нависают над перезрелыми гроздьями земляники, а та ложится от тяжести ягод на крупные ветки неспелой еще брусники и вокруг них, как стражники, - боровики. Сказка! Чего в лес не ходить-то? А вот чего:

Пролетел в конце июня над деревней раз-другой вертолет. Вертолетов тут с войны не видали так низко, потому повыскакивали все из домов, руками машут, кричат, прыгают. Баба Настя не пошла махать вертолету - войну хорошо помнила и бомбежки. Так вот сестра ее Тонечка прыгала радостно и махала немецкому самолету, кричала: «Мамушка, мамушка, вертоплан! Крутолет! Вертокрыл! Как он называется? Гляньте-ко!» А ее пулеметной очередью летчик прошил. Низко летел, видел радость ее.

- Бабуль, вертолет! - кричал с улицы Сережка, - Эй, вертолет! Прокати меня в полет! А в полете пусто, выросла капуста! Бабуль!

- Быстро в избу! Быстро, я сказала! - крикнула баба Настя внуку.

Сережка был послушным, прибежал в дом. И тут слышат они: с вертолета в рупор по громкой связи как загаркает грубый мужской бас:

- Уважаемые жители Лехинского леса! Внимание! Уважаемые жители Лехинского леса!

- Война... - побледнела баба Настя.

- Никакая не война, - промямлил растерявшийся Сережка.

- Жители деревне Саньково! Предупреждаем вас об опасности!

- Война, сынок...

- Тихо ты! Не война...

-...и бродит медведица с медвежатами. Просим быть внимательными и осторожными. Не отпускать в лес детей без присмотра, соблюдать меры безопасности...

- Не война, - баба Настя перекрестилась. - А, видишь, медведь. Тоже нехорошо. Но медведей-то мы быстро одолеем. На дерево заберемся, если что.

- Ага, особо ты заберешься, - засмеялся Сережка, - Медведи по деревьям, поди, получше нас с тобой лазят.

- Уж я-то не заберусь? Заберусь, да как завизжу, как зайдуся, он и не полезет. Что он - дурак, что ли, ко мне лезть?

Баба Настя подмигнула внуку. От сердца ее отлегло - опасность войны миновала, мир продолжал жить размеренной жизнью, где-то на краю которой якобы бродила медведица. То ли бродила, то ли не бродила, а голос у бабы Насти был такой, что если бы она завизжала с сосны как следует, то не надо было бы и вертокрыл присылать, тратить бензин, все медведи убежали бы в соседние леса сами. Они ж не дураки.

***

Однако в лес они с Сережкой стали ходить с осторожностью. Брали с собой собачку Ляльку, тряпки и зажигалки.

- Ежели что, забирайся на дерево и запаливай тряпку. Звери боятся огня, - учила баба Настя Сережку.

- Почему они его боятся?

- Потому что родители ихние огня боялись. Кто лесной пожар пережил, кому от молнии досталось, кто под пулю охотника попал. К тому ж: где огонь - там и человек, а человека зверь тоже боится.

- А почему человек не боится огня?

- Потому что умеет управлять им: может зажечь, может и потушить. Особого страха к огню у нас нет. Только потаенный, в самой глубинке. Ведь огнем-то мы не владеем. Бог - его хозяин.

- Бабуль, тетя Валя сегодня утром просила пять литров земляники набрать.

- Куда ей столько? Пять... Нам на целый день работы. Но...Так... это нам хватит... так...

Бабка задумалась, прикидывая насчет выручки.

- Это я на зиму запасу муки, круп и масла растительного.

Сережка тоскливо вздохнул. Про крупу он не любил разговоров.

- Бабуль, а воды медведи боятся?

- Не-а... Не топчися, не топчися по ягодам-то. Глянь, вон там под березками полянка, вся красная.

- Баб, а почему звери воды не боятся?

- Которые боятся, которые не боятся. Рыбы не боятся, утки не боятся, а кот наш Сенька боится.

- А люди?

- Николай Палыч не боится, он по морям плавал. Не топчися! А мы вот с тобой боимся, океану-то. Ох и страсть, когда много водищи! Ох и страсть! Ай!... Еще ездиют на этих вертопланах и крутолетах над такой водищей за тридевять земель жопы греть. Ай... Да... Не... Ага-к. Не топчися, не топчися по ягодам-то!

- Бабуль, а Николай Палыч и вовсе десять литров просил набрать. Соберем ли?

- Десять? Соберем. Куда денемся. Это, поди, тебе на новый велосипед хватит. Ай не хватит?...

Баба Настя принялась подсчитывать в уме, сколько получит денег за десять литров земляники, а Сережка, затаив дыхание, следил за ее лицом, наклоненным к земле, разглядывая заворожено ее морщинистые щеки и пытаясь заглянуть в голубые, яркие, как у девчонки, глаза.

- Не хватит...

- Да хватит, хватит! - выдохнул он с отчаянием.

- Ну, а может вдруг, и хватит...

- Тогда я пойду к косогору, там много.

- Гляди медведей-то! Не зевай! Далеко не заходи и молитвы пой погромче, - велела баба Настя, - Они играться любят, маленькие-то. Что ж, глупые, пристанут играться, а как запищат, так мамаша явится. Гляди!

***

Так они и ходили в лес каждое утро. Печку истопят, котов-собаку-кур накормят и - в лес. Степа, старший внук, по вечерам разносил землянику по заказчикам, а баба Настя с Сережкой, вытянув усталые ноги, лежали неподвижно на диванах. И пока они лежали-отдыхали, деревня наполнялась душистым запахом земляничного варенья.

Степа был слабый на ноги. Врожденная болезнь костей мешала ему долго ходить, и потому он был в основном при доме и хозяйстве.

Ближе к ночи детвора собиралась на костер у реки - жгли молоденькие сосны, не давая лесу поглотить деревню, пекли картошку, купались. Несколько раз над костром летал вертолет. Кружась над огнем, орал в громкую связь, ругался, велел в связи с пожароопасностью погасить костер, угрожал и злился, но к нему уже все привыкли и воплей вертолетовых бояться перестали. Для порядка пару вечеров костер не жгли, а потом снова жгли - пилили молодые сосенки и березки, скидывали их в кучу и зажигали как общий деревенский очаг.

- И что теперь за мода такая взята у начальства, не пойму я никак, - недовольно бубнила баба Настя, - Поладили летать над людьми и орать разные гадости. Немцы, и те не орали. Разбросают листовки и ладно... Надо бы куда-то написать. Палыч, скажи, куда, я напишу.

Николай Палыч, отставной прапорщик, не знал, куда именно писать или не хотел, чтобы баба Настя писала и потому осторожно оправдывал вертолет:

- Это же хорошо, что правительство о нас заботится. Разве лучше было бы, если бы не заботилось?

- А и не хуже бы, Палыч...

- Нет, пусть уж заботится. Иначе многих бы медведи съели, а непотушенный костер может стать причиной пожара.

***

Так лето и шло. За земляникой пошла черника, за черникой началась малина, потом поспела ежевика, а когда зарумянилась брусника, Сережка разъезжал по деревне на новом велосипеде, баба Настя наряжалась к автолавке в цветастые модные кофты, а Степа настраивал с Николаем Палычем купленный с рук старый компьютер.

- Во как зажили-то мы, мальцы! - радовалась баба Настя. - Тьфу, не сглазить! Как нам медведица-то помогла. Ай... да-к... ага... Одним-то нам не справиться было бы. Если бы все дома не сидели, не боялись, то кому бы наши ягоды понадобились?

Правда, медведей никто так ни разу и не видел, но вертоплан регулярно прилетал и напоминал об опасности.

- Да чего ты надрываесси там, мужик! А?! - махала осмелевшая баба Настя вертоплану, - У медведей тоже ум есть, они к деревне не пойдут, они ж не дураки! Чего надрываисси-и?

- Да не слышат они тебя, - одергивал бабку Степа.

- Слышат они все. Не подойдут! - кричала она вертолету, - Мамка-то у них, поди, разумней вашего, к людям не лезет, не орет, не пугает! Эй! Она деток своих сторожит! А костер все одно жечь будем! Куда сосны девать? За-ра-ста-ем!!!

С вертолета ей тоже махали и даже однажды сказали в рупор: «Здрасьте, здрасьте, баба Настя!».

Баба Настя тогда сначала сильно испугалась, а потом пораздумала и стала всем хвастаться, что ее все начальство и правительство знает.

- Эй, начальство! - кричала она панибратски вертолету, - Слазьте со своего корабля! Чем бензин палить, лучше бы поля пахали. И не зарастали бы они тогда сосняком!

- Да не слышат они тебя, - горько вздыхал Степа.

- Слышат они все. Не глухие. Просто обнаглевши, - вздыхала баба Настя в ответ.

***

Когда поспела брусника, носили они ее ведрами. Много уродилось брусники.

- Во как облапошились в это лето мы с вами, мальцы. Глядишь, на машине поедем в школу учиться. Мамка-то ваша удивится! Жалко, что у меня нету прав. Купили бы у Палыча машину его. Чего зря ржавеет?

- Ну ты даешь, бабуль, - поражался Сережка, - Круто мыслишь! Может, пойдешь учиться вождению?

- А придется, так и пойду. Что ж... Поставлю вас на ноги, потом отдохну. А пока поработаю. Пойду учиться, если Палыч машину продаст.

- Эх, если б не школа, остались бы мы и на клюкву. Тогда бы точно пришлось тебе на права сдавать, бабуль, - улыбался Степа.

- В клюкву одна я не пойду. Болота боюсь. Ну его, не люблю болото. Гады там.

- Эх, кабы не школа...

Наступил сентябрь, внуки уехали учиться, и баба Настя осталась одна. Потихоньку стали разъезжаться в городские квартиры на зиму дачники. Коренные жители копали картошку, а бабка по старой привычке не вылезала из леса - собирала клюкву и мочила ее в бочках для продажи зимой.

Вертолет больше над деревней не летал, а в конце сентября приехал сосед Петя - внук ее умершей подруги Глаши. Приехал проведывать дом, поправить забор, подлатать крышу на баньке. Зашел к бабе Насте. Пока суд да дело, чай да квас, щи да стопочка, Петя и говорит:

- Ну что, баба Настя, хорошо я вам нынче подмог в бизнесе вашем?

- В каком таком бизнесе, сынок?

- В ягодном. Это ж я с вертолета дачников медведем от леса отпугивал.

- Ты?.

- Ну, а кто? Я ж летчик.

- Как же так, - расстроилась баба Настя, - Я думала, ты на дальних вертопланах служишь, на тех, что вон там, в космосе...

Бабка махнула рукой в высокое небо.

- Разве ты не на этих, на которых ездиют за тридевять земель... это... жопы греть... ага...

- Нет, я на вертолете летаю.

- Ах, сынок-сынок...

Баба Настя сокрушенно села к столу и свесила голову.

- Да и как же ты так дослужился? Довели тебя, али сам ты дошел ты до того, чтоб из говорильника народ стращать?

- Я ж шутил!

- Не знаю я таких шуток, сынок... Палыч ведь так лес любит! Он океану не боится, а от пауков и лягух бегом бежит. А тут - медведь. Конечно, все лето дома просидел. Ах, сынок-сынок, бессовестник...

Петя весь вечер оправдывался, объяснял, что медведица с медвежатами и вправду бродила по лесам, что в соседнем районе пропали аж четыре человека, которых они с вертолета и искали, но бабка не верила и все понуро качала головой, приговаривая:

-Ай, сынок-сынок... Да-к... Ага... Не-а... Кровинушка ты моя... Ага-к... Ну уж... Не-а...Ай-ай...Бессовестник... ага-к...