Жертва вечерняя

Рассказы. Часть VI

0
464
Время на чтение 18 минут

Часть I

Часть II

Часть III

Часть IV

Часть V

Вася, отбрось костыли

Правдивейшая история о том, как Вася Заремба, коммунист и зять генерала, при социализме чуть не попал в тюрьму, но был спасен демократами, о том, как те же демократы Васю чуть не погубили,и о том, как Вася попал в лапы к протестантам.

Рожденный в эпоху культа личности, Вася Заремба воз­растал при волюнтаризме, а начинал озираться по сторонам во времена застоя. Дивно ли, что Вася вроде и не жил, а все готовился жить. Брошенный отцом, забытый матерью, Вася кое-как учился, чашки за собой не мыл, постель не убирал, любил жвачку, развлечения и американско-японское кино о деньгах, разврате и драках. Из школы Васю еле-еле вытащили за волосы, ибо было обязательное среднее образование.

До армии Вася слонялся по компаниям, рассказывал анекдоты, научился красиво сплевывать, а в армии служил так, чтобы все знали:

Васе ничего нельзя поручить, кроме дежурства на кухне и работы на складах: вещевых, продовольственных и го­рюче-смазочных материалов. Тут-то  Вася прошел шко­лу жизни. Он усвоил три правила: во-первых, под боком у начальства всегда бардак, во-вторых, надо уметь во-время попадать­ся начальству на глаза, в-третьих, надо уметь пить и не надо болтать. А уж что и куда толкаешь, какие тюки и вагоны, ка­кие канистры – это твое личное дело.

Вася остался на сверхсрочную. Это было очень по нему: еда и одежда, проезд и все остальное – не его забота. И с квартирой решилось, так как Вася женился на капитанской дочке. Женитьба была и по любви, и по расчету.

По пословице про веревочку, которая вьется, но до поры до времени, Вася попался. И попался-то глупо: списал десять кубометров леса на забор вокруг части. Кто-то случайно по­смотрел, а забор-то бетонный. Ох, и горевал потом Вася, что случилось это не при Ельцине, Вася бы и бетонный вывез.

Пошел Вася служить в милицию. Там пастись было очень можно. Тесть-капитан к этому времени стал тестем-полков­ником и содействовал. Но вот штука: жена прапорщика – это одно, а жена, которая полковничья дочь, – это другое. Ее одеть нужно, ее нужно на курорт отправить, ей нужно гостей принять по-человечески, ей надо и в гости сходить. Тебе принесли подарок, и ты тоже неси. Эту же вазу, кото­рую подарили и все видели, ее же не понесешь, люстру неси. А люстру поди купи. А у полковничьей дочери друзья не ка­кая-то шпана сверхсрочная, они хрусталь от стекла как-ни­будь отличают, и фарфор от глины отличают, и ковер любе­рецкий от цыганского тоже. Но при Васином умении спи­сывать новую технику в старую, а потом продавать ее опять за новую прихоти жены он преодолевал. Да и сам, в общем, был уже давно не такой сибирский валенок, каким начинал, уже успел полюбить двух гитаристов-певцов, Высоцкого и Окуджаву, потом, по ходу жизни, разлюбил, их органически вытеснили группы «Лесоповал» и «Дюна», так что жил Вася наполненно. Только вот в отпуск не любил уходить. Не из-за рьяности к работе, а из-за того, что домой ничего не нес. И от этого уснуть не мог. Так он как придумал: перед сном закидывал свою фуражку к соседу во двор, потом украдкой лазил за нею – и уж тогда, счастливый, засыпал.

Но как ни возрастало Васино умение жить, попался Вася и в милиции. Он, как он выражался, прокачивал, продавливал очередную партию «уазиков». Он их реализнул своему начальнику, а Васины хлопцы их сперли. Начальник дело раз­мотал, но, чтоб скандала не было, Васю не мочил, в ментовку не сдавал, а просто из органов попер. И как не попереть – сам начальник в Прибалтику цветной металл прокачивал.

А тесть уже тем временем генерал, а жена Васи к тому времени – генеральская дочь. Определился Вася в пожар­ники, осмотрелся. О, да и тут не все со шлангами да с ле­стницами бегают, не все дымами дышат, тут тылы есть, тут фуражку не надо в чужой двор кидать, есть чем заняться. К тому времени у Васи и армейских, и милицейских сорат­ников накопилось изрядно. Вася их делил по сортам. Одни надыбывали, где, в какое место чего натаскано-наворовано, другие поджигали разными научными методами, например химической смесью, третьи ехали пожар тушить, а имуще­ство спасали в свои машины. Приезжал и Вася, писал про­токол. Скребя в затылке, сочинял причину: от неисправной проводки, от небрежного обращения с газом, от курения в постели в такой-то стадии опьянения или, для разнообра­зия: причина выясняется.

Но вот невезуха – и тут Вася сгорел. Сгорел, когда в по­жаре сгорели люди. Они и раньше горели, но тут двое спас­лись и узрели, что пожарные тащат то, что уже утащено. От великой радости, что живы, и от великого огорчения, что у них воруют наворованное, эти погорельцы настучали на Васю. Вася пробовал их заткнуть, подмазать, но затычка и подмазка очень намного превышала стоимость нарядов ге­неральской дочки, и Вася ушел по собственному желанию.

«Но работать все равно не буду!» – твердо сказал себе Вася. Тут, на Васино счастье, состоялся август 91-го. Пошел Вася на игрушечные баррикады защищать демократию, вер­нулся пьяный и с банкой ветчины. Но он ее там не крал, ее там даром давали.

Очень были рады демократии Васины кореша – воры армейские, воры милицейские и воры пожарные. Вышли из подполья и воры-торгаши. Все они ходили по митингам и драли глотки за демократов. Очень нравились Васе и его ком­пании крики всяких новозадворских о том, что коммунистов надо вешать. Естественно, что и Вася, и дружки были до рос­пуска компартии в ней, но теперь оказалось, что они были самые настоящие герои, ибо они специально были плохи­ми коммунистами, чтобы подрывать партию изнутри, а вот были и хорошие, честные коммунисты – вот их и надо ве­шать.

Воровать стало вольготно. Воровали в открытую, толь­ко одно досаждало – стрельба. Вот, например, кто-то мно­го украдет, а другой меньше, ему и обидно. Он выпьет, да и давай стрелять. Но Вася был осторожен. Жена его уж и не знала, в какую бы еще страну съездить, на каком бы еще пля­же полежать. Она даже и Васю выучила выговаривать слово «Копакабана». А вот папаша ее уже ничего не выговорил: не выдержали его легкие воздуха свободы, задохнулся генерал, лег в гроб в своем полном обмундировании, которое с него к ночи сняли и на Арбате продали.

В генеральской квартире стали жить, а свою сдавать за валюту. Вроде бы живи и радуйся, но жена, как старуха из сказки о рыбаке и рыбке, все была недовольна.

– Сволочь какая, – говорила она подругам о муже, – ничего не умеет.

– Как это так ничего? – возражали ей. – Да у тебя всего с краями. У нас и на стенах того нет, что у тебя на полу.

– Барахло-то и дурак натащит, – отвечала на это Васина жена, – я не о том, я о том, что у него руки не оттуда рас­тут. Ничего не умеет, гад ползучий. Тесто раскатывает – тол­сто, стирать начнет – наволочки рвет. Борщ варит – свек­лу крупно нашинкует, ну не сволочь? А пол моет – только грязь развезет, такая свинья. А гладить примется – на блуз­ке одни морщины. Поживи с таким!

– А ты сама? – осмеливались спросить подруги.

– Когда мне, – возмущалась жена, – я встаю к обеду, пока причешусь, уже вечер, пора в гости. Когда мне? Не-ет, пусть Васька хоть наизнанку вывернется, но что-то делает...

Вася не был бы Васей, если б не нашел выход. Он при­вел в дом служанку. Служанка нравилась Васе как женщина, а Васиной жене нравилось, что у нее еще, кроме мужа, поя­вилось, на кого кричать.

Для этой служанки, которая для удобства жизни стала его любовницей, Вася снял квартиру. И очень полюбил суточ­ные наряды. Ночевал, естественно, у служанки. Жаловался ей на жизнь и на жену, служанка жалела Васю и тоже гово­рила о трудностях.

Содержать жену и любовницу было сложновато, но при Васиных талантах к махинациям сложности он преодолевал. Вася вообще человек был не жадный. Если купит жене пер­стень, то и любовнице тоже купит.

После дежурства Вася шагал домой, где уже шипел на него сиамский кот, а в бассейне передвигались рыбки, ше­веля водоросли.

Детей своих (ведь были же у Васи и дети) они с женой отправили в Америку, в которой дети так и остались, даже выучили английский для всех, а русский забыли. Когда они один раз вернулись, то с Васей на русском не разговарива­ли, а английского он не знал. Но мама их, жена Васина, види­мо, знала, они же с нею как-то договорились. Договорились до чего? Или о чем? А о том, что вскоре она тайком от Васи продала две квартиры, свою и папашину, две дачи, две ма­шины, перевернула рубли в драгоценности, сложила их в су­мочку, сумочку повесила на шею, напоила Васю и...

И утром он проснулся, услышав в коридоре стук ко­ваных сапог, в квартиру вошли люди, лишенные эмоций, в змеиной зелено-желтой форме, символизирующей единение желтого рубля и зеленого доллара, в ней, в форме, было бы удобно ползать по джунглям. Сейчас они поползли по про­сторам квартиры, сверяясь с обстановкой и со списком в ру­ках. Обозрев и отметив галочками (ковры, хрусталь, мебель, заглянув в бассейн, отопнув ногой сиамского кота, люди в форме убедились, что все соответствует, но что в кварти­ре есть что-то лишнее, которое в списках не значилось. Это лишнее был Вася. Васю выкинули. Как? Да вот так: взяли и выкинули. Причем это же не была какая-то шушера, это был народ при исполнении, звали их гавриками, по имени их на­чальника Гавриила.

Стал Вася очень бедный. Показали дружки Васе кукиш. Пошел Вася к подругам, они не все показали кукиш. Одна накормила один раз, другая, новая русская (кстати, бывшая служанка), даже выпить дала, даже предложила дачу охра­нять. Отправился Вася на просторы дачного пространства, а там запил, что при его положении очень естественно. А тут новая русская с проверкой. А Вася лежит в борозде, причем не в позе, удобной для прополки, а в позе для просушки ор­ганизма. Когда новая русская сюда же приплюсовала частич­ное опустошение винных запасов, убыль солений и копче­ний да еще услышала крик из-за бетонной ограды: «Васька, гад, где похмелка?» – то в результате такой арифметики Вася был разбужен, в дом больше не впущен, из дому был выне­сен пиджак с проверенными карманами, и Васе было указа­но на выход.

И пошел Вася, палимый солнцем демократии и прово­жаемый лаем старой собаки новых русских. А ведь, сволочь такую, еще утром кормил тушенкой.

Стал Вася бомжем. Жил, скитался по вокзалам и черда­кам. На хлеб и пиво собирал бутылки, всяко шакалил. От мебельных магазинов гнали: там была еще та мафия, да и не те уже были мышцы, чтобы комоды таранить. Гнали и от пив­ных: тоже своя клиентура. Как и в винно-водочных.

Зацепился Вася за оптовиков-книжников. Получал от них товар – всякие книжки в цветных обложках – и про­давал по пригородным поездам. Велели говорить фразу, что в электричке книги в три раза дешевле, чем на лотках. Я его услышал, когда ехал с Ярославского вокзала до Сергиева Посада:

– Впервые на русском языке!

В вагоне почти никого не было, подвыпивший Вася под­сел ко мне и разговорился про свою историю жизни.

– Хорошо, – спросил я, – вот ты всю жизнь воровал, не работал, а дальше что?

– Дальше мне подыхать, – отвечал Вася Заремба. Мы подъезжали к Сергиеву Посаду. Вася шел на обратную элек­тричку, а мне, вроде как в благодарность за его рассказ, при­шлось купить роман. Я даже в него заглянул, перед тем как выкинуть, наткнулся на такое место: «...надевая на вечер но­вый скафандр, Эола наконец решилась сказать Джону, что­бы он не играл более на бирже на повышение инвестиций компании Пьера, ведь Пьер связан с Джуди, а она опасна.

«О Пьер», – думала Эола...»

Думал ли я, прощаясь, что скоро еще увижу Васю. Дело было уже после октября девяносто третьего года. В субботу пришел ко мне сосед и принялся переключать программы телевидения. И вот – он не даст соврать – по трем, я по­вторяю: по трем программам вещали заезжие проповедни­ки. Все бритые, все англоязычные.

– Выключи, – сказал я соседу, – не оскверняй квартиру их кваканьем. – И вдруг... и вдруг увидел... Васю. Вася на экране телевизора сидел в кресле. – Стоп, оставь!

Мы вслушались. Оказывается, пастор, по фамилии, кажется, Шуллер, обещал, что сейчас вот этот больной всю жизнь (это Вася-то всю жизнь?), сидящий в кресле, встанет. Произойдет чудо исцеления. И если еще и после этого зрители (дело было в каком-то кинотеатре), если еще и после этого зрители не поверят в адвентистов, или баптистов, или евангелистов, или там мормонов, я не запомнил, то Шуллер даст руку на отсечение.

Женщины в годах, все в белых платьях, стоящие сзади Шуллера, спели какую-то песню. Васю подкатили поближе, и Шуллер закричал на него через переводчицу:

– Ты исцелен, ты исцелен! Милость Божия снизошла на тебя! Вставай!

Вася силился встать, но, видно, не мог. Шуллер делал над его головой движения руками, вроде тех, что совершают разные чумовые джуны.

– Встань и иди!

В общем, Вася встал. Вначале изобразил, что ему трудно, потом пошатался, сделал шаг, другой, третий. Шуллер неис­товствовал, орал в микрофон, зал хлопал. Крупным планом показали подсадную (плачущую) утку.

Долго ли, коротко ли, опять я встретил Васю все в той же электричке, идущей к Сергиеву Посаду. Вася вновь торговал.

– Ну, Вася, – сказал я вместо приветствия, – видел я, видел, как ты на врагов России работаешь. Что ж ты, уж со­всем одичал, не видишь, что все это жулье и шпана, все эти билли грэмы, всякие фин-дифигли, всех их у себя давно не слушают, они сюда подрядились ездить и здесь пакостить.

– Шпана, это точно, – отвечал Вася, – я их изнутри изучил, а из-за этого телевидения я заработка лишился. Как теперь по гастролям ездить, когда кто-нибудь меня видел?

– А вы гастролировали?

– Круглосуточно! Везде зеленый свет. Эти волокут с собой всякую технику, видики, радиотелефоны для подар­ков, залы снимают. Они же меня на улице подобрали. Ты только часть видел, у нас же там еще он садится в катал­ку, а я его сзади толкаю, вроде как окончательно исцелел. А то с костылями выходил. Он пошаманит, пошаманит, ру­ками помашет, кричит через переводчицу: брось костыли, брось! Я отбрасывал. Жрать захочешь, отбросишь. Ты ж ви­дишь, – Вася показал на бесчисленные надписи на бесконеч­ных заборах вдоль железной дороги. В надписях кратко из­лагалось народное отношение к демократическому строю. – Свобода, – сказал Вася, понурясь, – ори что хошь, но все равно подыхай.

– Ну на гастролях-то ты, думаю, пожил.

– О! – Вася поднял голову. – Отдельное купе, ужин в купе. Меня до сеанса нельзя светить, прячут. Я там у них много чего приватизировал. Удобно компьютеры воровать: маленькие. Но тоже почти бесполезно, кому они счас нужны? Вся цена – пузырек.

– Вася, – спросил я, – а ты крещеный?

– Не знаю.

– А эти, баптисты или как их... свидетели Иеговы тебя окрестили?

– Нет. Я и не хотел. Уж больно какой-то цирк, несерьез­но. Вообще, я хотел их изнутри взорвать. Думаю, вот вывезут, вот надо показать чудо исцеления, а я возьму и не исцелюсь. Вот, думаю, вы попляшете. А опять как подумаю, что деньги дают, кормят, можно чего и оприходовать, тогда думаю: надо исцеляться. А ты как думал! – Вася и не спросил, а как бы за меня ответил: – А то я сунулся к Белому дому в октябре, дорожка знакомая, думаю, подхарчусь, думал, как в ав­густе девяносто первого, будут поить. А там не то чтоб кормить, там по морде получил, да еще от своего, от бывшего. Вместе воровали. Меня лупят, вижу знакомого красноперка (ментов же красноперками зовут, по цвету петлиц), кричу: «Витька!» А Витька как неродной, а его дубинники меня лупят. Тут пойдешь на арену. Но чего ж теперь: со мной рас­стались, не успел я им навредить.

– Давай, – предложил я, – в Сергиевом Посаде выйдем – ив лавру к преподобному Сергию.

– Я еще не созрел, – отвечал Вася, – я еще где-то на подходе. Тут дорога такая, я ж вижу, непростая. Тут бывает, что едут старухи и не присядут, ходят насквозь электричку, от хвоста до головы. Я спрашиваю, чего не сидится, говорят: надо бы, по правилам, идти в Лавру пешком, а тут хоть так. Я созреваю. Я еще, может, и литературу буду продавать религиозную.

– И когда ты созреешь?

– А вот еще раз встретимся, тогда.

И ведь встретились же мы с Васей, встретились. Да еще как! Я сижу читаю. Поезд идет на Сергиев Посад. По проходу идет женщина-книгоноша и так четко, уверенно сообщает, что у нее книги дешевле, чем на лотках и в магазинах, в два раза, а за нею идет Вася, который ничего не рекламиру­ет. Увидел меня, обрадовался, как родному!

– Жена! – радостно представил мне Вася женщину. – Американка!

И что же оказалось? А оказалось все так просто, что даже долго и нечего рассказывать. Жена Васи, бросив его, фактически обокрав, улетела к детям, а там дети, воспитанные передовой цивилизацией Америки, обчистили ее. То есть как обустроили: она вложила деньги и драгоценности в их дела и... стала лишней. Ее под предлогом устройства американо-российских связей их фирм посадили на самолет, дали адрес, куда ей надо прийти, и помахали рукой. Она пришла по адресу, но там не только фирмы, но и адреса не было. Вот и вся история.

Вася увидел жену, когда и она и он сдавали бутылки в приемном пункте.

Утешать супругов мне не пришлось, оба они враз говорили. Что так им и надо, что богатство их было нечестное, что оно и детям в пользу не пойдет. Детей вот жалко.

– А внуки, – заплакала женщина, – уже ни слова по- русски.

– Но как иначе, – защитил их Вася, – они же новые русские.

На прощание Вася с гордостью сказал мне, что носит крестик на груди, что жена тоже носит, что живут они из милости у ее бывшей подруги.

– И у твоей тоже?

– Нет, у другой. А та-то с дачей и дочерью куда-то про­пала. Я ездил, там теперь какие-то новые с Кавказа. И собака другая. Ничего, даст Бог, встанем. Я еще думаю, может, в компартию поступлю. Ты за кого будешь голосовать? Это же надо, до чего довели богатейшую страну.

Жена позвала Васю. Они ушли дальше.

Может, еще и встречу их когда. Может, и из вас кто встретит, они по электричкам Ярославского вокзала ходят. По тем, которые идут на Сергиев Посад.

Молодцы евреи!

И как мы могли сомневаться, что министр просвещения, убивающий школу в России, не заставит её школьников изучать Холокост?  Вот и дождались, и «Комсомольская правда»  нам любезно сообщает, что на изучение его отведено 72 часа. Больше, чем на изучение русского языка. И как  ты  тут будешь возражать? Ведь был же еврейский Холокост? Конечно, был, кто сомневается.  Значит, и узнать о нём небезполезно.

Но тогда надо изучать и белорусский Холокост, ведь в Белоруссии не осталось района, в котором бы не сжигали по три , по четыре деревни. И сжигали однотипно – загоняли      в с е х  жителей в один сарай и поджигали.

И обязательно изучать и страшную армянскую трагедию – турецкую  резню начала двадцатого века.

А середина двадцатого – Холокост в Кампучии.

И что тогда устроенный французами алжирский Холокост?

А непреходящая боль за сербский Холокост, (напоминать ли о Талергофе? )

Испанская инквизиция? Столетняя война? Варфоломеевские ночи?

Везде счёт на миллионы. Или там погибали не люди, а манекены, и лилась не кровь, а клюквенный сок? Или в мире  учитываются только еврейские страдания?

И, наконец, самый страшный Холокост всех времён и народов – Холокост Русский. Вот что надо изучать в российских школах. Изучать так: если бы не русские жертвы – не жить бы и не быть на планете и евреям.

Или не так? Или паки и паки испытывается на излом великовечная русская терпимость, или опять враги России уверены, что мы и это переварим. Куда денешься, переварим, запасной родины у нас нет. Да, братия и сестры, дожили мы до того, что внутри России живёт шерстяная порода полулюдей, ненавидящих Россию.

Ладно, Бог всем судья. Будем жить дальше.

Кстати о толпе

Читал хронику возвращения Наполеона  из заключения. Вот, по порядку, заголовки  газет:

«С Эльбы сбежало корсиканское чудовище».

«Самозванец высадился на берег».

«Бывший император идёт на Лион».

«Наполеон Бонапарт в Лионе».

«Император идёт на Париж».

«Париж приветствует Ваше Императорское Величество».

Тут продажность и журналистов, и ожидание толпы. Хотя именно толпе война великие принесла страдания. А по чьей вине война, убытки, смерти?  Конечно, Наполеона. И толпа его опять ждёт. Чего с них взять, французы.

Вечер на подворье

Последние десятилетия  меня постоянно не то, чтобы уж очень мучают, но посещают мысли, что я, по слабости своей, как писатель сдался перед заботами дня.  И не то, что б  исписался, а весь как-то истратился, раздергался, раздробился на части, на  сотни и  сотни вроде бы необходимых мероприятий,  собраний-съездов-заседаний-пленумов-форумов, на  совершенно немыслимое количество встреч, поездок, выступлений, на сотни предисловий, рекомендаций, тысячи писем, десятки тысяч звонков, на все то, что казалось борьбой за русскую литературу, за Россию. Разве такая жизнь  помогает спокойствию души, главному условию сидения над бумагой?

Немного утешала мысль, что так, по сути, жили и   сотоварищи по цеху. Слабое утешение слабой души. Все почти, что я нацарапал – торопливо, поверхностно. Когда слышу добрые слова о каком-либо рассказе, написанном лет  сорок назад, кажется, что  говорят так, жалея меня, сегодняшнего. Похвала давно угнетает меня. Быть на людях, быть, как говорят, общественным человеком очень в тягость.  Ощущение, что поверили не мне, а чему-то во мне, что могло им послужить. Вот, обманываю ожидания.

Ну, чего теперь, поздно. Во всех смыслах: вечер на дворе.  Унывать – грех. Живу с Господом.   Но мог бы жить с Ним и без литературы.  Она,  что – миссия? Умение писать - средство передачи сведений. А посягнула на жизнь души. Ещё  и уверяю себя и читателей, что литература – способ приведения заблудших к Богу. А сам я не заблудший в этом выражении? Кого надо, Бог и без меня приведёт.

В самом деле, зачем литература?  Есть же Евангелие.  Творчество – гордыня, даже Богоборчество.  Как и вся цивилизация.  Один Творец – Господь.

Нечего сказать, весёлые мысли. Это я использую данную мне свободу выбора. Но когда я был совсем  крохотным и рассуждал по-детски, кто же мне внушил мысль о писательстве?   Отец гордыни  диавол. Скольких он погубил мечтами о славе, о деньгах. И разве я не мечтал о славе? Еще как. «Желаю славы я, чтоб именем моим…»,  и так далее, так что, не один я такой. Но  это отрочество, юность, потом пошло на поправку, ибо жизнь двигалась, и убеждала в безполезности известности. И прошла.  И нет же во мне ощущения, что прожил зря.  Плохо, грешно, торопливо, да.  А могла быть другая жизнь?  Могла. Но что себя тиранить? Не ушел в монастырь – уже семья была, её любил, не перестал писать  - уже привык и, значит, Бог так судил.   Так что, доживай и не  мучайся. Выяснение отношений ухудшает их, а самокопание угнетает.

То, что пытаюсь выразить, поможет высказать утренняя молитва, в которой слова прямо ко мне относящиеся: «Сподоби мя, Господи, ныне возлюбити Тя, якоже возлюбих иногда той самый грех; и паки поработати Тебе без лености тощно, якоже поработах прежде сатане льстивому». А уж и поработал, аз грешный, этому льстивому. Когда, в чём? Да во всём. Но книга моя – не церковь, читатель не священник, а я не на исповеди. Грешил,  и цеплялся для оправдания за слова «все грешат».

Но то-то и оно, что не все, то-то и оно, что за других с нас не спросят, спросят отдельно с каждого.  « И другие грешили? А что тебе до других.  Их тоже спросят. Ты отвечай, почему  именно ты грешил?».

Вот, вырвался в Никольское.  Тридцать пять лет назад, когда впервые его увидел, было село, сейчас часть города, называется это:  зона ближайшего Подмосковья.  Спасли  мои пол-домика соседняя   церковь и кладбище при ней, спасибо  могильным крестам.

И уже лет двадцать в округе ревут бульдозеры, ухает ночами  забивание свай,  горят в ночи огни высоченных кранов,  рвут тишину и портят воздух  цементовозы. Но другого пристанища для убегания из нервной трясучки Москвы на день, на два уже не будет. Тут и скворчики мои, тут и цветы, тут и яблони, и кусты смородины, малина, крыжовник.  Тут и баня.

А в доме  диван,  на котором лежу  и протягиваю наугад руку к книжным полкам.  Северянин.  Никак не соберусь  написать о нём, уже и не соберусь – по слабости своей наобещал статей и предисловий.  «Когда мадеру дохересит…когда свой херес домадерит», умел Северянин заставлять существительные работать.

И вот, в его стиле написалось и у меня такое на тему о своей жизни:

Как будто и не жил, натурил

И своё счастье упустил.

Сам виноват – литературил:

Рассказничал, миниатюрил,

Рецензичал и предисловил,

И постоянно празднословил,

Статейничал и повестил,

И ни семьи не осчастливил,

И состоянья не скопил.    

Что ж, присно каюсь – сам виновен,

Что гибну под лавиной строк.

Но, может, путь мой был духовен,

И, даст Бог, оправдает Бог?

Вот только на это и надеюсь, на оправдание. Жизнь моя так крепко срослась с жизнью России, что я не могу уже ни о чем писать, кроме как о  своем Отечестве. Но так может писать и историк, и философ,   а я-то числюсь по разделу изящной словесности. Да, кажется, есть чем отчитаться перед Всевышним: боролись за чистоту российских вод, за спасение русского леса, за то, чтоб не было поворота русских рек на юг, за  преподавание Основ  Православной культуры… боролись же! Крохотны результаты, но уходило на борьбу и здоровье, и сама жизнь.  Обозначено же в алтаре Храма Христа-Спасителя  то, что и аз грешный начинал возрождение его. Вот и награда Церкви – орден. И можно внукам показать.

Золотятся купола,  издается Священное писание, и труды Отцов, и все доступно, а Россия гибнет, народ  переселяется на кладбища. Нет, нет нам оправдания.  За всех не могу говорить, но аз зело и и вельми виновен.

Но, Господи Боже мой, жива же Церковь православная, плывёт же по морю житейскому Корабль спасения, есть же малое стадо Христово. Есть. Ты вошёл в него, держись за него, будь в нём, вот и всё.

Какой ещё радости ждать, если дождался самой большой?

Менталитет на корточках

Приехал в своё любимое Никольское ещё затемно. Соседка разгребает дорогу от крыльца к улице. Поздоровались.

– Слышали? – говорит она. – Мы уже не Николь­ское, мы уже город Балашиха. - Я даже не знал, что отве­чать. – Газ, свет сейчас будут дороже, – рассуждает со­седка.

И вдруг я вижу, что у нее слезы появились.

– Успокойтесь, – говорю. – Не последнее это на нас нашествие. При капитализ­ме живём, значит, грабёж будет нарастать.

–  Я не об оплате, это мы переживём, – говорит она. – У меня уже старший работа­ет. А младший! – и тут она прямо в голос заплакала.

- Что  с вами?

– Извините, – сказала она. – Я объясню. Он при­шёл позавчера из школы, мы все пообедали. Он вылез из-за стола, отошел к порогу и... сел на корточки! Пред­ставляете? Сел на корточки. Вот как в Средней Азии си­дят, на Кавказе. По телеви­зору .показывают.

– Я говорю: «Ты что»? Он говорит: «У нас в школе все так сидят». Я вчера в школу. Перемена. И – точно. Кто бегает, а большинство си­дят вдоль стен на корточ­ках. У нас же, да это и везде так сейчас, много бежен­цев, а больше того –  просто приехали, дома и квартиры купили. Уже есть азербайд­жанские классы. В нашем – из Чечни, армяне, узбеки. Русских мало. Учительница с ними бьётся-бьётся, они же плохо знают русский язык, а наши в это время сами собой, ничему не учатся. Я хотела в спецшко­лу младшего перевести, а там такие цены, что и на свет не останется. Я к ди­ректору: «У вас же на кор­точках сидят». Она: «Я тоже удивляюсь. Спрашиваю на­ших, говорят, что привыкли, что удобно». Тогда я гово­рю: «А вы что сами с ними так не сидите?»

- А она что?

- А что она? Руками развела. Говорит: «Пишите министру».

- Министру? Да он счастлив, что просвещение русских гибнет.

Владимир Крупин, сопредседатель Союза писателей России

 

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

1. Re: Жертва вечерняя

Какой-то странный художественный вымысел... Хотелось бы задать вопросы по прочитанному лично писателю, да непонятно, как связаться...
рудовский / 17.08.2012, 23:33
Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Владимир Николаевич Крупин
Мы должны понять, что мы – воины Христовы
Но впереди нас ждут новые страдания
27.12.2024
Астафьев – русский писатель
Письмо Михаилу Тарковскому
26.12.2024
Шумит тишина
Крупинки
22.12.2024
Со святыми упокой
3. Записки о поминовении старших братьев
17.12.2024
Все статьи Владимир Николаевич Крупин
Последние комментарии
Нотр-Дам перестала быть христианской церковью?
Новый комментарий от Александр Волков
30.12.2024 20:44
Ладушки – нескладушки
Новый комментарий от Агафон
30.12.2024 20:37
Новый год встречает нас своею неопределённостью
Новый комментарий от Vladislav
30.12.2024 19:57
Золотой клинок Империи и «сабля Мазепы»
Новый комментарий от Анатолий Степанов
30.12.2024 19:51
Может ли еще Индия стать православною?
Новый комментарий от JG
30.12.2024 19:31
Рождённые в СССР
Новый комментарий от Vladislav
30.12.2024 19:23
Борьба с Антихристом и Его Антицерковью
Новый комментарий от Владимир Николаев
30.12.2024 16:22