Предисловие, пролог, первая глава
Сцена 1.Солнечное утро. Пышный цветущий сад возле дома Пересвета.
Брянский князь Дмитрий Ольгердович держит на руках симпатичного годовалого мальчугана. Это Богдан - младший сын Пересвета.
Он улыбается, тянется ручками и трогает князя за усы.
Взрослый муж Пересвет, его жена Любава, семилетняя дочь Олесья и четырехлетний Кирилл наблюдают, как Богдан дергает князя за усы.
Князь Димитрий шутя нахмурил брови. Богдан тут же отпустил его усы и, воскликнув: «Тятя! Тятя!», потянулся к Пересвету.
кн. Дмитрий: «Ишь, какой молодец, яко за усы дергать - тако меня.
А вот аки ластиться - таки с тятей!»
Все дружно засмеялись. Любава хочет забрать Богдана на руки, но подошедший к ним огромный сторожевой пес Туман лизнул в щеку Кирилла и радостно заскулил, увидев маленького Богдана.
Князь Димитрий посадил малыша на спину псу, Богдан схватился ручками за его шерстяную гриву, а Туман закивал головой, как будто он только этого и жаждал.
Любава: «Благодарим тя, княже Димитрий, за гостинцы.
Неужто не сможешь сядня погулять у нас на празднике?!»
кн. Дмитрий: «Не могу Любава, дела не терпят. Я за себя вам гостей литовских пришлю, примитя их?..»
Любава: «Милости просим!..»
Пересвет: «Кто же это гостей княжеских, да не примет?!»
Олесья (придерживая всадника Богдана): «Мы завсегда с радостью!»
маленький Кирилл (поклонился до земли): «Милостиво просим, княже!»
Все поклонились друг другу, и Любава с детьми направилась к дому.
кн. Дмитрий: «Какой у вас дивный сад возрос, просто заглядение!..»
Пересвет: «Дык еще батя мой с дядей Олександром заложили, пока я в утробе у матушки пребывал. Потома кажен год подсаживали, а егда крестный пасеку здеся поставил, все таки расцвело пышным цветом!..»
кн. Дмитрий (пристально смотрит на Пересвета): «Не серчаешь боярин, что я тя от дружины твоей славной отрываю да на обоз торговый поставляю головным?»
Пересвет: «В нашем роду не принято серчать на князя. Ужо, почитай
цельный век служим Брянскому княжеству!..»
кн. Дмитрий: «Ну внимай тогда, что поведаю тебе, дорогой Пересвет!..
К нашему торговому обозу прилепится небольшой, но дюже важный обоз
из Вильны от батюшки моего Ольгерда. Он отправил с ними в Орду свое послание и ценный груз. По Десне зайдете в Болву и поднимитесь до Любеча. Тама вас дожидается Любечский боярин, Андрей Ослябя.
Далее вместе с ихними сплавщиками зайдете в Оку, по Оке - в Волгу, а далее возможно хочь и до самого Царе-града сплыть!..»
Пересвет: «Знамо дело!»
кн. Дмитрий: «Но твоя головная задача - оборонять наших купцов и пуще всего охранять литовский обоз, а такоже ценный груз, с коим они и направляются в Орду. В Нижнем Городе купцы торгуют всем, что туда доставили. Тама главный у наших известный те Пантелей Скрыля. Они сами все ведають, яко торговать и что имо закупать надобно. А егда вертаться назад будете и поднимитесь по Оке, то через любеческих бояр отправишь к нам вестоношу, дабы мы готовили навстречу конный обоз».
Пересвет: «А литвины в оборотный путь тоже с нами сподобятся?»
кн. Дмитрий: «У них там за головного, лепший батькин порученец хромой Ивор. Муж достойный и дюже разумный. Тебе с ним обо всем надо согласие иметь, а потому, яко он скажеть, таки ты сам на месте решай. Головой отвечаешь, воевода Пересвет за всю эту походную историю!..»
Пересвет: «Все в руках Господа нашего - Исуса Христа!.. »
кн. Дмитрий: «Ну помози нам Боже, в делах наших добрых и праведных!»
Сцена 2.Старый ворон на верхушке черного, обожженного молниями дерева встрепенулся и посмотрел в сторону дороги, по которой приближался конный обоз, охраняемый вооруженными всадниками.
Не доехав четверти версты до черного дерева, на котором и встречал гостей старый ворон, обоз остановился.
Из дорогого возка сошел лет шестидесяти от роду литовский господин и, прихрамывая, двинулся навстречу вооруженному всаднику, соскочившему со своего коня. Также к ним подошел еще один облаченный в доспехи молодой рыцарь.
Ивор (на литовском): «Благодарю тебя дорогой Ямант за верную службу. Теперь вы можете возвращаться назад в Вильну. Доложите там господину Ольгерду обо всем, что случилось в пути. Думаю, он и сам знает, как ему надо поступить со смоленскими лесными разбойниками».
Ямант: «Да, господин Ивор, я все исполню! Но может сопроводить вас?..»
Ивор: «Не стоит, здесь уже земля Брянского княжества, а значит,
мы под надежной защитой Дмитрия Ольгердовича и его дружины!»
Ивор и Ямант прощаются.
Ямант (подходит к Ёзасу): «Ёзас, дорогой, слушайся и оберегай своего отчима, но пуще всего охраняй ценный груз, который тебе выпала честь сопровождать. После того как бесследно пропал твой отец Юст, дядюшка Ивор - единственный, кому великий князь Ольгерд доверяет подобные поручения. Надеюсь, ты понимаешь насколько этот поход может изменить и твою судьбу?!»
Ёзас: «Не беспокойся, князь. Можешь на меня положиться».
Ёзас и Ямант прощаются. Часть вооруженных всадников вместе с Ямантом отправляются в обратный путь.
Ивор: «Езас, можно снять доспехи, ибо опасность уже миновала».
Ёзас (вскочил верхом на коня): «Не знаю... Пока у меня как-то очень
тревожно на душе. Такое чувство, что за мной кто-то наблюдает...
Скомандовал обозу: Неспешно вперед марш!» Обоз двинулся.
Ёзас едет верхом рядом с открытым возком Ивора.
«Странно... Такое ощущение, словно кто-то видит меня насквозь и даже знает, о чем я теперь помышляю...»
Ивор: «Если ты беспокоишься по поводу
нападения лесных разбойников...»
Ёзас: «Нет, это совсем другое... Меня мучает неизвестность гибели моего
отца Юстаса. Где, почему и за что он пропал так бесследно?!»
Они приблизились к черному дереву, и Ивор показал на него рукой.
Ивор: «За что бог грома и молнии Перкунас покарал это невинное дерево? Так и с твоим отцом... Полагаю, что никто на свете, и никогда нам не поведает, что же случилось с Юстом?!»
«Кар-р-р!» - это прозвучало так неожиданно громко, что Ёзас вздрогнул и даже остановил своего коня. Он посмотрел на ворона, который, казалось, только и ждал этого взгляда...
«Кар-р-р!» - прозвучало с черного дерева зловещее подтверждение, чего то страшного...Мурашки пробежали по всему телу Ёзаса.
Он оглянулся по сторонам и, дабы не зарыдать от неизвестно откуда нахлынувших слез, громко скомандовал: «Ры-ы-сь-ю, впе-р-е-ед марш!..»
Сцена 3.Сон Челубея.
Сквозь зыбкий туман навстречу нам несется грозный всадник в монашеском облачении. В руках у схимонаха неимоверно длинное боевое копье. Всадник стремительно приближается, но мы пока не видим его лица, однако, ясно видим, как начинает дрожать от страха лицо его противника - Челубея.
Исполинского вида богатырь восседает на боевом коне, но он голый и беззащитный, а в руках у него хилая коряга.
Челубей в страхе бросает корягу, разворачивает коня и пускается наутек от могучего и грозного всадника-монаха. Удаляясь, он скрывается на другую половину вздыхащего и стонущего, словно живое существо, туманного, загадочного поля.
Сквозь темноту мы видим тихий свет из еле освященного оконца и слышим при этом дыхание бегущего человека, а затем и дрожащий его голос: «Степанка! Николаич! Степанка!..»
В кузне горит лучина, а Степан застыл перед незатейливо вырезанным на дощечке образом Спасителя.
Услышав крик, он бережно убрал в тайник икону и развернулся ко входу...
В кузню ввалился дрожащий от страха Челубей.
Он в исподнем белье, босиком, жалкий и беспомощный, задыхаясь опустился на лавку и обхватил свою голову руками.
Степан: «Ну что, бычара, опять штоли те приснился етот грозный монах?!»Челубей подтверждающе кивнул головой. Степан подошел к котлу, зачерпнул ковшом воду и предложил исполину: «На вот, охолонь трошки... Да не бзди ты, сученок - сотворю я те копиё, да такое, что длиннее и никуды!..»
Челубей, услышав это, опустил руки и спросил: «И бронь?!»
Степан: «И бронь твою почти што связал воедино!..
Но тольки и тебе наш уговор придется исполнять! Не позабыл?!»
Челубей: «Дам тебе вольную, морда рязанская, тольки копиё, бляха-муха,
соделай мне самое вострое и самое длинное!..»
Степан зыркнул на исполина и, отвернувшись, сказал про себя.
Степан: «Иш ты, яко монаха нашего испужалси. Ну погоди ужо, харя
чумазая, будеть тебе бронь, да такая, што на все веки вечныя!..»
Сцена 4.
В цветущем саду возле дома Пересвета. Послеобеденное время.
Гости, среди которых мы видим Ивора и Езаса, уже откушали сполна всех угощений, коих много еще осталось на столах.
Все притихли в ожидании зрелища. Дядя Пересвета Александр, главный зачинщик данного представления, подал незримый сигнал.
Зазвучали свирельки, дудочки и бубенцы...
На лужайку выскочил на палочке, «яко на конике», маленький Кирилл.
Он скачет по кругу, помахивая деревянной сабелькой и вызывая дружков своих и подружек.
Выплыла малая лебедушка, и Кирилл оживился, загарцевал вокруг нее, потом еще одна, а потом появилась целая стая юных лебедушек...
Кирилл, понял, что не справляется, и стал вызывать подмогу.
Тут же появились дружки со своими дудочками, и все лебедушки стали плавать вокруг этих молодцев. И вот появилась она, самая-самая... Подхватил ее Кирилл под белы рученьки, да пустились они в пляс удалой.
Прибавились дудочки, свирельки и бубенцы. Старшие молодцы и девицы с молодецкими напевами также вливались в этот дивный хоровод.
В центре круга неожиданно выросла Любава и стала выглядывать да призывать своего молодца-удальца. С появлением Любавы Езас, на лице которого было написано, что он очарован этой русской красавицей до потери сознания, стал уже просто истерически дрожать от страсти.
Конечно же, сие не ускользнуло от «всевидящего ока» его отчима Ивора.
Там, за кругом появился Пересвет со дружинниками.
Они обнажили свои сабельки и дружно стали выделывать такие коленца, что аж дух захватывало от лихого зрелища, по характеру и темпераменту более похожего на бурное ратное сражение.
Напевы усилились, обрели печальный и трагический мотив, а около Любавы прибавились взрослые девицы-лебедушки.
Мужская часть дружинников, героически сражаясь, полегла на поле боя.
Любава со лебедушками стали плавать над павшими воинами и призывать молодцев подняться из небытия да взлететь за ними в небо чистое. Этот призыв звучал так умолительно и так страстно и нежно, что мог оживить кого угодно.
И вот наши молодцы как бы оживают от призывного пения, наливаются новою силою, вкладывают сабельки в ножны и прилепляются к своим лебедушкам.
К ним прибавляются старшенькие и младшенькие, и даже маленький Богдан готов был хороводится, и все порывался выпрыгнуть из люльки, в которой его покачивала заплаканная от счастья бабушка Наталья.
Во время этого представления все его участники поют
хороводную песню: «Лебединая».
Как во чистое да во полюшко красный молодец скакал,
Вострой сабелькой сверкал, лебедицу вызывал -
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй!
А лебедушка, красна-девица, увидала молодца - стала розова с лица!
Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Увидалися да утешились, да пустилися во пляс,
Во последний, може, раз! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Красны молодцы да лебедушки появилися вдали, плясовую завели!
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй!
Молодецкое дело чистое, потрудилися во сласть,
Утолили свою страсть! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Право дело не беда, полюбились навсегда!
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй !
Появилася хмара черная, да на наши города - навалилася беда!
Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Добры молодцы заступилися за родную землю вновь,
Да погинули весной! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Все погинули в бою во родимом во краю!
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй!
Появилися птицы вольные, стали низенько летать,
Да удалых выкликать! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Выкликали день и ночь, все хотели им помочь!
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй!
Истомилися птицы вольные, призывая за собой,
Напевая про любовь! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Стали дружно голосить и молитву возносить!
Добры молодцы пробудилися, разомкнули цепь ресниц,
Увидали вольных птиц! Ой - е, ой - е - е, ой - е, ой - е - е!
Силу новую вдохнув, разом крылья распахнув, не остались во плену,
Во родную сторону воротилися домой оживительной весной!
И тебя всегда, дружек, эта вера сбережет!
Во погибели любой веруй, друже, во любовь!..
Эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй - эй !
По сигналу дяди Александра все свирельки, дудочки и бубенцы прилепились к дивному хороводу, разливающимуся по весеннему саду, наполняя его этой удивительной, всепобеждающей, безграничной и вечною СИЛОЙ ЛЮБВИ...
Сцена 5.
Вечер. Перед заходом солнца.
На высокий берег реки выходят Александр (дядя Пересвета) и Ивор.
Следом за ними идут Езас и Пересвет. Они все живо разговаривают.
Александр (выйдя на берег, кланяется): «Здравствуй, Десна-красавица!»
Пересвет (кланяется):«Кормилица, здравствуй, Десна-красна!»
Ивор и Езас тоже невольно склонили свои головы.
Александр: «Вот скажи мне, Ивор, дорогой, почему все люди на земле не могут жить без воды и обживаются всегда возля рек, озер и морей?.. Вроде бы вся эта троичность мира: небо, земля и вода - не включают в себя человека... Однако, без самого лепого творения Божьего, без Человека, все оные несметные богатства на земле и бесконечное все это мироздание утрачивает сокровенный смысл и главное свое предназначенье!.. Но еже этот человек, всем сердцем не приемлет, и еже духом он не о-ся-за-ет всю красоту и величие Божьго мира, то кто он есть тогда на этом свете, человек?!
Он - есть тогда: бездушная пустая, животная, плотская серая пыль!..»
Все, словно очарованные, смотрят на великолепный закат солнца...
Езас: «Пересвет дорогой, поясни, вы ходили ужо по Оке да на Волгу?»
Пересвет: «Крестный батька мой ходил и не единожды, а мне вопервую
придется пройти».
Александр: «По Десне-то мы не раз ужо ходили на великий Киев-град».
(и незаметно, как то по-хитрому зыркнул на Ивора)
Пересвет: «Да я на Десне каждый завиток знаю, и всякую мелину и хитрину, легохонько, где будет - обойду».
Ивор: «Александр, а Пересвет, юношей не ходил с вами на Киев-град?..»
Александр: «Ходил, а якоже, да с приключением во Киеве мы были...»
Ивор: «Вот теперь я и вспомнил, где мы виделись с вами...
Дебрянские удальцы да торговые купцы!..
Александр: «Да, я тебя сразу признал! Только не хромый ты был воевода, а бравый муж, и лихой удалец!»
Пересвет: «Крестный, это про что вы там баете?»
Александр и Ивор смотрят друг на друга и чему-то улыбаются.
Ивор: «Да, ловко же вы нас тогда провели...»
Езас: «Да что за загад такой между вами? »
Пересвет: «А ну сказывайте! А не то щас искупаем вас в Десне!»
Александр: «Да никакого загада теперя и нетути. Неужто ты не помнишь, Пересвет, яко во Киеве, вы с Ваньшей вызволяли из затвора владыку нашего митрополита Алексия, со слугами?!»
Пересвет: «Помню батька, такое не забывается!»
Ивор: «Ну то, что вы подкупили стражников и сбросили в яму напильник и копало, - это известный прием. И подкоп сотворить - тоже дело нехитрое. А вот аки мимо стражи прошли да из крепости выхватились - вот это для меня большой загад!».
Пересвет: «Точно, вспомнил тебя, господин. Тольки, тогда ты и впрямушки не хромый был. Сам вспоминай, скольки раз ты со своими стражниками проскакивал мимо нищих, слепых богомольцев...
Ну, сказывай?!» Ивор прищурился, восстанавливая детали былой истории, а, вспомнив что-то, улыбнулся и хлопнул себя по лбу рукой.
Ивор: «Ну какой же ты дурень, старый Ивор! Примите мое признание и спасибо за научение! Неужто я зрю того отрока, который вывел из крепости узников под видом нищих слепых богомольцев?»
Александр: «Он самый и есть».
Ивор: «А кто же все это чудесное спасение придумал?»
Пересвет: «Главный придумщик у нас крестный батька Олександр.
А мы с Иваном исполнили, яко и должно русам!»
Ивор: «Вот это брянские молодцы-удальцы! А где же ныне Иван, на какой службе? Я помню его, представлялся торговым мужем Брянским!»
Александр: «Дык, годов семнадцать яко на володычной службе у
князя Московского Димитрия Иваныча».
Ивор: «Да, как быстро, однако, летит время! Просто удивительно!..
Александр: «Наши годы незримо растаяли легко, словно дым, пронеслись...» Все смотрят вдаль на заходящее солнышко и на весь этот чарующий простор. «Да, други дорогие, еще на день един мы стали ближе все к закату своему...»
Сцена 6.Лесистый берег реки.
Груженые струги и лодьи стоят у берега, готовые к отплытию.
На берегу Пересвет прощается с Любечским боярином Андреем Ослябей. Рядом с Андреем стоят его дюжие сыновья - Яков и Никита.
Ослябя: «На головном струге пойдет Лепа Краб. Сей муж, дюже знатный плаватель, речная душа, весь путь этот знает он до мелочей. И там, на Волге любую мелину узрит и всяку-хитру заковыку обойдет!..
В Нижнем Городе непременно наш Леха укажет, где безопаснее причалиться на вымолах, да и со князем Нижегородским знакомый он ужо давно. Положись на Краба, Пересвет, он дюже бывалый сплавщик и муж добрый и достойный!»
Пересвет: «Спаси тя Христос, Ослябя дорогой! Помолитесь за нас, чтобы вернулися живы и здравы. Улыбнулся, посмотрев на его дюжих сыновей. А сынам твоим от души желаю в добрый путь на службу к великому князю Московскому, Димитрию Иванычу. Мой братик старшой Иван, воеводою служит у князя в дружине. Еже надобно что, то обращайтесь от меня с поклоном, а он со радостию вам и подсобит!..»
Яков и Никита кланяются Пересвету.
Яков: «Спаси тя Христос, Пересвет».
Никита: «Мы ужо тама вас не подведем».
Они обнимаются и прощаются. Ослябя крестит всех во след.
Пересвет идет по берегу, осматривает готовые к отплытию лодьи и струги. На лодьях купцы, вооруженные дружинники и торговые мужи приветствуют его, здороваются. Пересвет с доброй улыбкою кланяется всем в ответ. С одного струга его окликнул Пантелей Скрыля.
Пантелей: «А ты что же, Пересвет, не с литвинами вместе поплывешь?»
Пересвет (проходя мимо): «У них тамо есть своя сторожа, грозная!»
Пантелей: «Неужто они вязуть у себя то, что дороже нашего меда?!»
Пересвет: «Не балуй, дядько Пантелей! Сам ведаешь, что на всем белом свете ничего нет дороже нашего меда!..»
Пантелей (вслед Пересвету): «Ага!.. То-то мы с мужиками по запаху чуем, что литвины тама (показал рукой, яко дурно пахнет) дюже переживають за свой товар, еже ево похитят!» Все кто слышал, по-доброму засмеялись.
На стругах и лодьях убирают сходни, отталкиваются шестами от берега, опускают весла. На головном струге - Пересвет, рядом с ним Лепа Краб. Он и впрямь похож на бывалого пирата: все лицо в шрамах, а руки у него словно клешни огромного краба.
Пересвет: «Помози нам, Господи, во делах наших добрых и праведных!..»
Крестится и кланяется до земли. Все, окрестившись, тоже поклонились.
Пересвет командует рукой, и дружинник трубит сигнал: «к отплытию». Струги и лодьи отчаливают от берега, выстраиваясь друг за другом.
Наш герой с каким-то загадочным восторгом смотрит в неведомую даль, а затем, улыбнувшись по молодецки, лихо запевает песню:
Пересвет (поет): «Эх Десн-а-а, ты кра-а-а-сна де-ви-ца...»
На стругах хором подхватили: «Кра-а-а-сна-девица Десна-а-а-а!»
Все поют походную песню «Красна-девица Десна!».
Эх Десна, ты красна-девица, красна-девица Десна!
Голубою лентой стелиться шелка чистая волна.
Улыбнися нам, красавица, пробудися ото сна.
Добротою дивной славится красна-девица Десна!
Постели нам воды гладкие, в путь дорожку постели.
Ежевиковые, сладкие, во смородинной пыли.
Берега твои пуховые, косы белые твои.
И цвета твои медовые, и веселые ручьи.
Путь-дорога наша ратная в чужедальню сторону.
Ты дождися нас обратно, не остави во плену.
Оберегами ты славишься от погибели в бою.
Огради меня, красавица, о любви к тебе пою!
Не дозволи нам погинути во Дебрянских во лесах.
Колдовские сети скинути помоги, сестра-краса.
Ты, Десна, моя сестренка, брата блудного прими.
Обойми ты мужа, женка, сладким медом напои...
Здравствуй, батя мой и братушка, детки добрые мои!
Эх, Десна, родная матушка, у-ми-раю от люб-ви-и!..
Пересвет, распахнув руки и закрыв глаза, подставил лицо солнцу и ветру. Он широко и счастливо улыбался, тихо шептал что-то губами, как бы разговаривая с самой Природой и вознося ей свою благодарность.
И солнце, и легкий ветерок, и бездонное синее небо, казалось, услышали его доброе приветствие и, видимо, тоже отправили Пересвету свое лучистое признание в любви.
Сцена 7.
На литовском струге полный порядок. Их команда справляется со всеми походными обязанностями. Стражники, они же и гребцы, дружно загребают по течению, вослед обозу Пересвета.
Ивор и Езас удобно устроились на корме.
Они разговаривают на литовском, греческом и немецком языках.
Езас (на литовском): «Странные они, эти русичи! Мы уже три недели плывем по воде, а они, словно дети малые, все не нарадуются солнцу и ветру. И даже дождь благодарят за то, что он поливает их как из ведра».
Ивор: «Что-то в них есть такое, что у других народов мира утрачено,
пожалуй, навсегда...»
Езас: «Русичи - они ведь еще даже и не стали единым народом, но в них
есть какая-то неодолимая сила роста».
Ивор (на немецком): «Поверь мне, Езас, пройдет время, конечно же мы не
увидим этого, но русская земля будет простираться аж до самого дальнего
моря на востоке. И крымское побережье непременно будет русским.
А нам, европейцам, есть чему поучиться у этих странных русичей!..»
Езас: «Ты меня удивляешь, отец. Неужели я слышу это от человека, который объехал полмира и научил меня говорить на четырех языках, а сам разговаривает на семи языках и обладает огромными знаниями!..
Интересно, чему такой человек может научиться у русских людей?..»
Ивор (на греческом): «На арамейском языке, который я ныне желаю
постичь, разговаривал Сам Бог, Исус Христос!..»
Езас: «Это для меня тайна! Скажи, ты действительно веришь в Христа?
Ивор: «Не верить в Спасителя могут только животные, потому что у них вместо веры чутье и инстинкт. Но даже для них Он существует! Так же, как есть Он и для тварного мира, ибо, мир этот Им сотворен, и все живое на земле - Его нетленное творение.
И только человек, одолеваемый гордынею глупец, получив от Него бесценный дар свободы, возомнил себе, что он может верить или не верить в Создателя своего и Спасителя!..»
Езас (на немецком): «Вы об этом разговаривали с Александром, на берегу Десны, во время дивного заката?»
Ивор: «Да, Езас дорогой... Александр и Пересвет - они и есть те самые представители разрозненных великокняжескими тяжбами племен, которые скоро сольются вместе, окрепнут и станут единым народом великой Руси. А через них, возможно, спасутся и другие погибающие народы мира».
Езас: «Скажи мне, отец, зачем ты хочешь постичь язык Христа?»
Ивор: «Я хочу понять, кто в этом мире все так дерзко перевернул и
извратил, и кто в итоге стал жертвой этого чудовищного замысла?..»
Езас: «Зачем тебе все это знать? Неужели твоя жизнь от этого знания изменится и станет лучше?!»
Ивор (на греческом): «Я чувствую, что закат не далек, а вся моя жизнь была отдана литовскому народу. И мне сейчас очень важно понять, как возникают народы и почему они погибают?!
Почему народ, в котором родился и вырос Спаситель, не принял Его, отказался и даже потребовал Его смерти?..
Они сделали это руками римлян. Солдатскими руками великого народа они жестоко убили невинного, святого человека, не причинившего им никакого зла! Человека, который своей жизнью и смертью на кресте явил пример того, что можно жить без греха, а после кончины телесной дарована будет иная, неведомая - в духе вечном жизнь!.. Возможно, это было единственное явление Спасителя в образе Человека!..
И до того как я предстану пред Богом, я хочу осознать, за что казнили Исуса Христа? Кому это было нужно? И кто устроил все таким образом, что народ Иудеи стал жертвой, обрек себя на вечное изгнанье и нелюбовь народов мира, в которых сам потом навеки растворился, рассеялся по свету навсегда?!»
Езас (на литовском): «Я никогда не видел тебя таким одержимым.
Что же произошло?»
Ивор: «Я устал и не могу более жить во лжи!..
А ныне я жажду обрести Бога в своей измученной душе...»
Езас: «А как же все эти наши боги великой Литвы? Боги огня, воды,
хлеба и соли? И кто такой тогда бог грома и молнии Перкунас?!.»
Ивор (на греческом): «Мне от тебя нечего скрывать, дорогой Езас, а потому я хочу, чтобы ты знал... Во мне от матери моей полячки, течет еврейская кровь, а литовская кровь, во мне от отца моего, всю жизнь прослужившего Великому Гедемину. Но гораздо важнее, какая вера наполняет твою душу и заставляет биться сердце, оживляющее кровь.
Мое сердце и душа моя исполнены веры Христовой!..
А лукавую игру с литовскими богами придумали люди, которые боятся заглянуть правде в глаза!.. Однако я вижу, что есть иные люди, открытые, бесстрашные, и пока еще неизведанные русские люди. Мне самому все это вдруг открылось, и я увидел, что они искренне верят в Бога и верят в свое предназначение на Земле! В этом их сила, понимаешь?..
Разве ты не видишь, что в нашем народе нет даже малой части такой животворящей веры? Поэтому народ Литвы, еще не успев приблизиться к горизонту, уже находится в пути к закату своему!..»
Езас (на немецком): «Зачем же мы тогда везем в Орду все это золото, изумруды и сапфиры?! Неужели Великий князь Ольгерд - глупец, возомнивший себе, что он может купить у Ордынского Хана право владения землями русичей и других беззащитных народов?!»
Ивор: «Мы исполняем волю нашего князя Ольгерда Гедемина, на беду свою не слушающего никого, кроме себя самого. Он достиг такой власти, что уже не может верить близким людям. Как он поверит в Бога, если не верит своей русской жене Ульянии, родившей ему, по милости Божьей, семерых сыновей! А его первая русская жена Мария родила ему пятерых сыновей. И этот гордый, не верящий в Бога правитель стоит во главе нашего народа. Подумай, куда мы с ним придем!..»
Езас (на русском): «Поведай, отец, чему мы должны научиться у русов?!»
Ивор: «Это очень легко и очень трудно, но мы должны научиться у
русичей любви!..»
Сцена 8.На струге Пересвета. После захода солнца.
Лёпа Краб: «Подивись, Пересвет, скоро и туман к водице прилепится,
а потому, надо вставать на ночевку к десному берегу».
Пересвет: «Аки кажешь, капитан».
По левому берегу в заросшей протоке они увидели дым от костров и причаленные остроносые лодьи.
Кое-где за кустами показывались бородатые безоружные молодцы.
Краб (увидя тревожный взгляд Пересвета): «Ушкуйники! Слыхал о них?»
Пересвет: «Да слыхал о новогородских речных разбойниках.
Сам яко думаешь, Леха, не опасное ли такое соседство?»
Краб: «Да не должно быть. Они русичей не трогають, но басурменские лодьи зорят без пощады, да иногда инородцев потрошат: греков, фрягов да жидовинов разных.
А мы ко другому берегу пристанем. Они узрели ужо, што мы русичи, и вечером здоровкаться вточь преплывуть».
Пересвет: «Добро! Командуй тогда, аки знаешь».
Краб: «К десн-о-му ча-а-льсь!» Махнул рукой дружиннику с походным рожком, и он протрубил сигнал: «к причалу».
Сцена 9.
Атаман ушкуйников Сема Кистень и его воевода Анфим Никитич вглядываются через прибрежные кусты в проплывающие мимо струги и лодьи торгового обоза Пересвета.
Кистень: «Русицы! Торговые, видать. Тверские, поди, али Владимирские!»
Анфим: «Не-а! Любечские, али Брянские! Я ихнего сплавщика знаю.
Дюже бывалый и достойный муж Лёпа Краб. Слыхал?»
Кистень: «Не-а, вот тольки и уведал от тебя про Лепу Краба!»
Анфим: «По-темному подплывем, поздоровкаемся! Нам непременно надо Краба упредить, цьтобы они встали, где безопаснее. Да вешки цьтобы на свои лодьи поставили, а то наши молдчи в темноте их с басурменами перепутають да порубають невзначай!»
Кистень: «Да, русицей зорить не след, а то потома на всю жизнь греха не оберешься!.. Раздался свист. Они оглянулись и увидели, что у костра над
котлом с дымящейся ухой выплясывал проголодавшийся Услюм.
Ну вот и Услюм из Нижнего Города возвернулся!»
Анфим: «Ну пойдем, услышим, цэго нам поведает бывалый разведцык».
Сцена 10.Вечер, после захода солнца. У костра Арсюха помешивает в котле дымящееся варево, а Услюм потирает руки, в предвкушении вкусного ужина. К костру подходят Кистень и Анфим.
Кистень: «А ну погодь, Арсеня, наливать ему уху.
Може он есчо и хрена лысого не заслужил!»
Услюм: «Заслужил, атаман, и не токо уху! За то, цьто поведаю вам,
должно молодчю и добрую царку налить!»
Анфим: «Ты давай, Услюмушка, ведай, а мы послушаем и подумаем».
Услюм: «Вопчем, был я в Нижнем Городе и на вымолах, и на торговых рядах. Дык они эти ряды свои, близехонько от берега устроили».
Кистень: «И што, на вымолах тамо есть кого зорить?»
Услюм: «Да много таковых! На наших молодчев хватить сполна!»
Анфим: «А кто тама, где и как причалился, ты все ли братушка узрел?»
Услюм: «Да все такоже, яко и ранее было.
Те же: греки, фряги да жидовины разные!»
Кистень: «А татары?»
Услюм: «Тоже, полно их тамо! Токо, видать, не с Волги, а с Каспия поднялися. То ли турки, то ли Мехметовой веры, не то узбеки какие, ну вопчем, басурмены одним словом».
Анфим: «И цэго у них тамо сторожи много?»
Услюм: «Да имеетца тамо и сторожа ратная. Тольки они, какие-то все расслабленные не по заслугам! Пора бы йохушки, их оживить цуток!»
Кистень: «Значитца, надо их зорить, пока не поздно,
цьтобы знали, почем у нас фунт лиха стоить!»
Услюм: «Погодь, атаман и послушай, цэго кажу! Я егда терся там на вымолах, то подъехал туда Нижегородский князь Димитрий со дружинниками своими и со ордынским воеводой. Сарамханом, кажись, его толмач называл».
Анфим: «Есть у Мамая такой Сарамхан. Он в подзорниках у нево ходить.
У Сарамхана своя тысяча ратная имеетца».
Услюм: «Ну дык я и прилепился к толмачу поближе, штобы слышать, о чем они бають. Так вот, Сарамхан этот баял, якобы Мамай поджидаеть какого-то знатного литвина. Да, видать, он с дюже богатыми подарками по Волге плыветь!»
Кистень: «А етот литвин, аки лебедь по Волге плыветь, али ево
чельная стая вооруженная сопровождаеть?»
Услюм: «Похоже, атаман, цьто так оно и есть!»
Анфим: «Ну спасибо, Услюм, за разведку твою справную!»
Услюм: «Дык спасибо в царку не нальешь да и в пояс не зашьешь».
Кистень: «Будеть тебе царка апосля набега, токо не конючь по-пусту».
Анфим (повару у костра): «Налей ему, Пекарь, ухи, да поболе, цьтобы
пярдел аж до Нижнего Города!..»
Сцена 11.У костра. Услюм поджидает, когда и ему нальют уху.
К костру подходят ушкуйники с деревянными тарелями и ложками. Повар у костра, Арсюха, с удовольствием наливает всем по полной. Бородатые крепкие молодцы кланяются и благодарят:
«Спаси Бог, Арсеня... Спасибо Пекарь!»
Взяв из холщевого мешка свой сухарь, они усаживаются недалече от костра и, перекрестившись, вкушают ароматную ушицу.
Услюм: «Поведай мне, Арсеня, поцьто тя Пекарем прозвали? Сказывали
батька твой, Сергий Василич, все наровил тебя в кузню к себе прилепить! Бають даже, што чепью тя тамо приковывал!..»
Арсюха: «Бряхня! Я сам в это дело кузнецное втянулся, а уж батяня для меня все глубины тама осветил! По плавке и по ковке, по горячему да по холодному металлу. Все, што в кузнецном деле он постиг, все батя дорогой поведал мне сполна! Токо я сам, дурень, всегда наровил в какую не то гульбу увязнуть, да поразбойницать я тоже был горазд!..»
Услюм: «А Пекарь-то, откуда к тебе прилепилси?»
Арсюха: «Да это все от дружка моего, от Яськи Пыха.
Он-то и есть по роду своему и племени настоящий пекарь!..»
Услюм: «А рядом с церквою на Ильине тамо цья пекарня, не Пыхова?..»
Арсюха: «Испокон веку эта пекарня Пыхова! Есчо дедом его ставленая! Дык, в этом и состоить вся неподобь нашего с Яськой тайного влечения. Он всегда наровил из пекарни до нашей кузни прилепитца, посколь его кузнецное дело зажигало. Ну а мне всегда хотелося самому хлеба испечь да наесться его от души!.. Я от хлебного запаха дурел пуще, чем от вина заморского. Вот тольки об этой моей тайне, и не ведаеть нихто, акромя Яськи. (по-доброму улыбнулся) Ну а на Пекаря я без обиды отзываюся».
Услюм: «Вот и я теперя уведал про оную тайну твою!..»
Арсюха: «Ежели, Бог даст, вернуся живым из похода, то вточности новую жизню начну! И пекарню свою непременно поставлю возля новой церквы!..»
Услюм: «А скажи, братик, не видел ли ты нашего Данилу?»
Арсеня: «Дык атаман их вместе с Яськой поставил во дозор на выходе из Роговой протоки. Я к ним и собираюся да покормить желаю их цуток, а то они оголодали во дозоре».
Услюм: «Я, пожалуй, тоже с тобою пойду. У меня к Даниле такая добрая весьтя имеетца, цьто еже он ее услышить, то, яко молодец, пойдеть во плясовую!»
Арсюха: «Интересно будет узреть, аки Данило Тимофеич спляшеть!..»
Сцена 12.Поздний вечер. На берегу в отряде Пересвета готовятся к ночлегу. Струги причалены к берегу. На стругах и возле них - стража.
Уже стоят походные шатры, а на кострах, готовят ужин.
У одного из костров устроились Пересвет со дружинниками и Лепа Краб.
Пересвет: (Крабу) «Одно совпадение у нас с тобою в семьях есть. Мою жену Любавой тоже величають. А своих деток, каково вы нарекли?»
Краб (с грустью): «Величали с Любавой сыночка нашего Колюшкой.
Николаем, стало быть, звали его, егда он был еще с нами...»
Пересвет: «А ныне, где он пребываеть?»
Краб: «Со Господом беседует, на небесех... Безгрешная, чистая душа был наш Колюшка!.. Смышленый такой, разумный и добрый молодец был, да
вот не уберегли мы его, и прошлым летом утонул в Мутном озере...
Не доглядели однако, да и спасти было некому!..»
Глаза его заблестели, увлажнились, и Краб умолк, не в силах сдерживать этот чистый поток искрящейся влаги.
Пересвет: «Не печалуйся, Леха дорогой. Невинные и безгрешные тоже Господу надобны, абы было Ему, с кем вершить над нами человеками грешными свой правый и неотвратимый суд...»
Сцена 13.Поздний вечер. У костра сидят Яська Пых и Данило.
Яська: «А мне наши молодчи, которые Жукотин зорили, сказывали, што еже кто во полон угодил, то щитай, цьто пропал. Басурмены али всю кровушку из тебя выпьють, али будешь у них рабом ходить, чепью прикованный. А есчо в колодки деревянные твою шею закують так, што сам готов будешь утопиться от ентого ига!..»
Данило: «Ох, Ясенька, молю Бога, цьтобы Андрейка мой, еже и к басурменам попал, то хочь бы не к таким зверям, о коих ты баешь. Да и жив ли он есчо? Може, они уморили ужо сыночка моего родненького...»
К костру подходят Арсюха и Услюм.
Яська: «Ну добре, а то мы миркуем, цьто про нас позабыли!»
Арсюха повесил над костром медный котелок с остывшей ухой, а из-за пазухи достал два больших сухаря. Один вручил Яське, а второй хотел было вручить Даниле, но его остановил Услюм.
Услюм: «Погодь, Пекарь, ему сухарем рот затыкать. Желаю услышать,
яко наш Данила хвалебну песню для Услюма воспоеть!»
Данило: «Може тебе есчо и сплясать тутотка у ватра?»
Услюм: «За то, цьто я тебе поведаю, Данилушко, ты не токо споешь и
спляшешь, так еще и сухарь свой, и уху мне за ето отдашь!»
Данило нахмурил брови, наклонился и вытащил из кустов большую дубину.
Услюм: «У, йохушки!.. А вот об этом братик, ты скоро пожалеешь».
Данило: «Я те щ-щ-а-з-з пожалею кабелина маслатая. Щас ты у меня и споешь, и спляшешь. Ишь ты, сухарь мой ему понадобилси!..»
Услюм: «Прибьешь меня, Данилка?!. Прибей своего братика, тогда и не
узнаешь, каку я тебе из Нижнего Города добрую вестю привез!..»
Данило остановился, опустил дубину и вдруг аж вскрикнул от озарившей его догадки: «Андрейка! Да?!»
Услюм: «Да, да, бородатая елда! Давай, огрей меня своей дубиной!»
Данило (отбросил дубину, упал на колени и взмолился): «Братик, сказывай, неужто сына моего сретил в Нижнем Городе? Где же он тама, и можно ли его из полона вызволить? Ну не томи же, дорогой, поведай Христа ради!»
Услюм: «Дивитесь, братья, на ентого молодча! Это у ево ноги от радости
подкосило, а то бы он тутотка нам у ватра и спел, и сплясал от души».
Услюм подошел и стал поднимать Данилу с колен.
Вставай, богатырь, давай вот откушай ухи, не обижай Пекаря. И сухарь твой никому не нужон, грызи яво хочь до посинения! А я тебе, дорогой, враз и поведаю все и свой хитрый замысел непремен сообщу!..»
Сцена 14.На берегу. В отряде Пересвета. Поздний вечер.
Стражники увидели подплывающую лодью.
Стражник: «Кто тама плыветь, чего надоть?»
Анфим: «К Лёпе Крабу плывем за добрым советом, мы его знакомые».
Кистень: «Желаем с ним поздоровкаться ».
Стражник: «Причальтеся ошую от куста. Щас позовем до вас Краба».
Езас и Ивор удобно устроились у костра. Они уже заканчивали свой ужин. Езас обратил внимание на причалившую малую лодью, из которой на берег вышли два дюжих бородатых мужика.
К костру Пересвета приблизился стражник и, сказав что-то Крабу, вместе с ним пошел навстречу нежданным гостям.
Подойдя, Краб поздоровался, отпустил стражника и продолжил разговор со своими знакомыми, прохаживаясь вдоль берега.
Езас (на литовском): «Не нравится мне все это их панибратство».
Ивор: «Не волнуйся, в Нижнем Городе нас дожидаются люди Мамая».
Езас: «Мне это ведомо, отец, но ты же понимаешь, что Мамаю нужны не
мы с тобой, а то золото, которое он жаждет получить от Ольгерда...»
Сцена 15.Берег Волги. Солнечный полдень.
На вымолах вдоль берега стоят причаленные струги, разукрашенные лодьи, ботики и другие суденышки торговых купцов.
Чуть выше по течению за поваленной ракитой причалились струги и лодьи торгового обоза Пересвета. На всех стругах вооруженная стража.
На вымолах над стругом, на котором приплыли Ивор и Езас, развивается литовский рыцарский флаг.
Пересвет напряженно разговаривает с ними.
Пересвет: «Уразумейте, что я перед князем Димитрием головой отвечаю за вашу охрану, а вам не следует пренебрегать советами бывалых торговых мужей. Мы никому не желаем дурного и всей душою жаждем вам помочь удачно завершить свой поход».
Ивор: «Спасибо за все, Пересвет, но далее мы поступаем под особую опеку Хана Мамая. Они скоро пришлют свою стражу, а пока мы и сами управимся. За мной должон прийти возок, и предстоит встреча со знакомым мне издавна Нижегородским князем Димитрием.
Так что вы занимайтесь своим делом, а про нас пока можете забыть».
Езас: «Пересвет, ты же хотел найти здесь изографа, абы расписать вашу
Свенскую церкву».
Пересвет: «А где его здеся искать?»
Езас: «Думаю, изографа можно найти среди пленных рабов, особенно от греческих купцов. Да и турки, и узбеки могут торговать иноземцами ».
Ивор: «Вот и ступайте вместе, а Езас поможет договориться. Он, кроме греческого и немецкого, еще и на кыпчакском языке разговаривает».
Езас снимает доспехи и передает их начальнику стражи Бутриму.
Езас (на литовском): «Я пойду с Пересветом на торговые ряды.
Бутрим, надеюсь на тебя! Если что случится, труби "тревогу"».
Сцена 16.Торговые ряды расположились вдоль берега. Здесь стоит умеренный шум и гам. Идет торговля товаром, который можно купить и продать на подобных базарах. На истоптанной траве сидит прикованный цепью к другим рабам сын Данилы Андрей. Он изможден до предела и потрескавшимися губами шепчет одно только слово: «Пить, пить, пить!»
Мимо проходят Езас и Пересвет. Увидев очередную группу рабов, Езас уставшим голосом, но довольно-таки громко спрашивает хозяина.
Езас (на кыпчакском): «Есть у тебя такие, кто мог бы сотворить росписи на стенах христианского храма?»
Хозяин задумался, осмыслил вопрос и показал на Андрея.
Хозяин: «Русс, русс из Новогорода - он все это может соделать!..»
Пересвет (наклонился к Андрею и спросил его): «Ты русич?»
Андрей (вспыхнул взором): «Да, я русич, и меня Андреем величають!..»
Сцена 17.К пустынному берегу причалилась малая четырехвесельная ушкуя.
Из нее на берег вышли Услюм и Данило, и двинулись в сторону торговых рядов.
Двое других бородатых молодцев остались в лодье, устало потягиваясь от долгой и беспрерывной гребли на веслах.
Сцена 18.
Торговые ряды. Бывший хозяин пленного Андрея, отвернувшись от толпы, рассматривает и пробует на зуб большую серебряную монету.
Услюм и Данило с тревогой и очень внимательно вглядываются в прикованных к цепи рабов.
Услюм (на кыпчакском): «Скажи, дорогой, а где тот молодец, который
у тебя здесь сидел на цепи прикованный?»
Хозяин: «Всё, нету руса больше уже, нету».
Услюм: «А куда же он делся, этот рус?»
Хозяин: «Выкупил его один боярин, такой видный и дюжий русич. Узнал, что он изограф из Новогорода, и, не торгуясь, выкупил его у меня!..»
Данило: «Что он лопочеть, басурмен етот? Где мой Андрейка?»
Услюм: «Не успели мы, братик, цуток не успели. Бает он, русский боярин
выкупил Андрея, егда уведал, цьто он изографом может потрудитца».
Данило: «А где же его искать-то теперь, сыночка моего?»
Услюм: «Да где его в этой погибели найдешь? Слава Богу, што к русицам попал. Може потом и вольную дадуть, еже твой Андрейка им церкву ихнюю лепо распишеть!»
Данило: «Ой, помоги ему, Боже, не погинути во неволи у русов!..»
Услюм: «Да пошли ему, Господи, помощь справную от добрых людей,
от русицей наших!..»
Сцена 19.Поздний вечер. На струге Пересвета.
Посвежевший Андрей, выпаренный в бане, переодетый в чистую одежду и явно накормленный досыта, свернувшись калачиком, спит и видит сны.
Он вздрагивает во сне и прячет под себя свои руки, словно это самое дорогое, что есть у него в жизни.
Пересвет и Лепа Краб, склонившись над Андреем, тихо разговаривают.
Краб: «Тоже ведь, Андрей этот чей-то сынок... Родители, похоже, море слез пролили в неведении, куда он пропал, и что с ним случилося!»
Пересвет: «Подивись, Лепа, яко он свои руки бережет, точно самое
дорогое, что есть у изографа!..»
Краб: « На самом деле, так оно и есть. Что изографу али кузнецу, а то и хлебопеку или воину, еже руки у него растуть не из того места, дык это для оного человека хуже погибели смертной!..»
Пересвет: «Мне Андрей этот сказывал, егда мы в бане его отмывали, что первым учителем и наставником у него был Феофан Грек. Он расписывал в Новом Городе храм на Ильине. Там Андрей и подвизался ко Греку, и обучился у него сему ремеслу.
Я от старшого брата слыхал о Феофане Греке. На Руси его почитають, яко самого главного изографа (мечтательно вздохнул). Эх, завтря пойдем с Андреем покупать все, что потребуется ему для тружения: кисти, краски, порошки всякие да растирки разные... Вот ужо во славу Господа распишем Свенскую церкву, а людям апосля нашего доброго тружения останется на многие лета великая, лепая радость!..»
Они тихо переместились на корму.
Краб: «Меня ведь ушкуйники упредили, чтобы мы подалее от вымолов причалились. Почему литвины так уперлись, не понимаю».
Пересвет: «Литвины думали, что за ними стражу ратную пришлють, и они со своим грузом, сегодня же отправятся в Орду...
Но, видать, какая-то замятня у Мамая случилась, да и Ивор похоже что остался в Нижнем городе».
Краб: «Ступай, Пересвет и передай литвинам эту вешку, пущай они свою лодью пометят от греха подальше, а я такие же вешки на наших лодьях укреплю».
Сцена 20.Уже стемнело. На вымолах. На стругах и лодьях зажигают факелы и ночные фонарики. На струге Езаса тоже горит факел.
Подошел Пересвет. У него в руках вешка, это двухметровый пруток, на конце которого привязана белая холщевая тряпица.
Поскольку сходни были убраны, а стражники находились уже на борту, Пересвету пришлось окликнуть Езаса с берега.
Появился их главный стражник Бутрим.
Бутрим: «Пересвет, Езаса пригласили в гости генуэсские фряги. Он сейчас там, но еже надобно, то я отправлю за ним ратника!»
Пересвет: «Теперь ужо не стоить. Возьми эту вешку, Бутрим, и укрепи ее на вашем струге. Таки надо соделать для нашей безопасности».
Бутрим: «Хорошо, я соделаю это».
Пересвет бросил ему вешку, а Бутрим, ловко поймав ее, поклоном головы поблагодарил его за заботу.
Пересвет: «Спокойной вам ночи, други. Ежели что, трубите "тревогу"».
Бутрим: «Спасибо, Пересвет. Надеюсь, не придется подавать тревогу».
Сцена 21.Ночь. Колдовски светит вода. Остроносые ушкуи плывут вдоль берега.
Вооруженные бородатые молодцы бесшумно гребут по течению, дружно опуская в воду обернутые тряпками весла.
На головной лодье Услюм. Он пристально всматривается в темноту, при этом подавая команды:
Услюм: «Д-е-сным боле-е, нать-нать-нать! Пря-ямо ровно-о!»
Яська (тихо): «Услюм, поясни, цэго это баял атаман, што при захвате всех басурмен надо рубить без пощады, и еже попадется баба, и даже ребенка не след оставлять?..»
Услюм: «Ето с ратными басурменами таки надо расправляться. Они нашему брату головы рубять, словно капусту! Я сам эти реки крови зрел во время их расправы над русами за Жукотинский погром! А наших велено не трогать. Их упредили ужо, цьтобы они белые вёшки на свои лодьи поставили. Ош-у-ю мене-е, нать-нать-нать. Прямо ровно!»
Яська: «Ох, боюся, цьто даже на басурменского детенка
да и на бабу у меня рука с оружием не подниметца».
Услюм: «У, йохушки!.. Цэго тады в ентот поход подвизалси?!»
Яська: «Дык, не с бабами да детенками ратиться хочу!.. Я, дурень, за Арсюхой увязалси. А у меня особой жели разбойницать нетути!..»
Услюм: «Ну и не лезь на рожон - целее будешь! Ровно, нать-нать-нать!..»
Сцена 22.Ночь. Сильно светит луна. На судне Езаса.
Бутрим, услышав шаги, оживился и спросил в темноту (на литовском)...
Бутрим: «Кто идет? Езас, ты?»
Езас: «Да, Бутрим, это я, ваш пьяный Езас!»
Бутрим: «Погоди, я подам тебе сходни».
Езас поднимается на лодью. Он сильно пьян, шатается и икает на ходу.
Езас: «Эти хитрые фряги напоили меня своим вином! Все выведывали гады, зачем же мы едем в Орду... Езас икнул, пошатнулся и, ухватившись за вёшку, вырвал ее из крепления. А это что еще за украшение?!»
Бутрим: «Пересвет просил поставить вёшку для нашей безопасности».
Езас: «Нашу безопасность здесь обеспечивает сам Хан Мамай!» Он икает и бросает вёшку за борт. Однако какая может быть надежда на гургена покойного Бердибека, задушившего своими руками родного отца?..»
Он снова икает и валится в походную кошму, расстеленную на дне ладьи.
Сцена 23.Сон Андрея.
Солнечный день. Пересвет и Андрей выбирают кисти, краски и все, что необходимо для росписи храма. Они с радостью рассматривают товар. Андрей деловито пробует пальцами из какого волоса собраны кисти, проверяет, насколько хорошо перемолоты разноцветные порошки для красок.
Вдруг, появляется его отец - Данило. Он берет Андрея за руку и хочет увести за собой, но Андрей сопротивляется и хватается за Пересвета. Раздираемый меж двумя мужчинами, он кричит и просыпается. Вокруг ночь, и только Краб, приложив палец к губам, показал Андрею: «Молчи!».
Данило, проплывающий мимо помеченных вёшками лодей Пересвета, услышав чей-то вскрик, тоже повернулся и тревожно посмотрел в сторону брянцев.
Одновременно Андрей выглянул за борт лодьи и, увидя бородачей на остроносых ушкуях, словно почувствовал что-то родное.
Сцена 24.
Атаман Сема Кистень тихо подает команду своим лучникам: «Готовьсь!». Лучники готовятся выстрелить в стражников на торговых судах. Такую же команду своим лучникам подают все воеводы на ушкуях.
На судне Езаса. Бутрим и его стражники, почуяв тревогу, напряженно всматриваются в эту зловещую темноту.
Звучит сигнал, похожий на крик ночной птицы, и страшный град стрел обрушивается на все освященные судна, причаленные к вымолам.
В стражников на литовском судне попадают сразу по несколько стрел. Раздаются жуткие крики. Бутрим в доспехах, но он даже не успевает достать тревожный рожок. Стрела насквозь пробивает ему горло, и он с хрипом падает, закрывая собой спящего Езаса.
Пересвет проснулся, пытается вглядеться в темноту и понять, что там происходит на вымолах.
Он одевает на себя кольчугу и отдает указания своим дружинникам.
Пересвет: «Шипа, Никанор и Пеша Сухой, с оружием за мной! Остальным - приготовится к бою и держать здесь оборону до конца! Дозорный, "тревога"!»
Звучит сигнал тревоги, и трое вооруженных дружинников смело устремляются за Пересветом в эту страшную разбойную темень.
Лепа Краб так и не успел удержать подхватившегося вслед за ними безоружного изографа Андрея.
Сцена 25.
На судне Езаса идет грабеж.
Яська Пых пытается снять доспехи с убитого Бутрима, а Езас, залитый его кровью, притворился, что он тоже, якобы убит.
Снимая доспехи, молодой ушкуйник почувствовал что-то неладное. Он хотел саблей пырнуть Езаса, но тот, отбив сапогом его саблю, сам поразил Яську в плечо засапожным ножом. Яська вскрикнул от неожиданности и замер на мгновение. Езас оттолкнул его ногой, подхватился и спрыгнул за борт лодьи, где в обагренной кровью воде плавали пробитые стрелами трупы литовских стражников.
Пересвету удалось заскочить на их судно, а его дружинники в это время сражались на берегу с озверевшими от крови ушкуйниками.
Мельком взглянув на скрюченного от боли Яську, он сходу набросился на двух бородачей, перетаскивавших тяжелый сундук.
Данило хотел было отмахнуться от Пересвета, как от назойливой мухи, но, тут же получил удар под дых и, бросив сундук, упал на колени.
Второго бородача, не успевшего достать саблю, Пересвет ударом ноги опрокинул за борт лодьи.
Данило поднялся и рыча от злобы хотел уже рубануть Пересвета мечом, но услышал за спиной...
Андрей: «Батя, не смей! Это наш, русич, он жизню мою спас!..»
Данило оглянулся и, увидев Андрея, послушно, как ребенок опустил меч, а Андрей кинулся к залитому кровью Яське.
Пересвет тоже хотел прийти ему на помощь, но рухнул на дно лодьи, оглушенный ударом весла по голове.
Бородатые разбойники продолжали свой грабеж, а там, где уже нечего было забирать, они прорубали днища или поджигали ограбленные судна, чтобы не на чем было отправлять за ними в погоню.
Сцена 26.
Езас с берега видел, как разоряют его судно. Дрожа от холода и страха, он, как завороженный, сидел в кустах и наблюдал за грабежом.
Разбойники хотели уже отчалить от струга, на котором оставался лежать Пересвет, но Андрей упросил ушкуйников, чтобы они забрали его на свое судно...
Андрей: «Ежели вы погубите невинного руса, то не отмоетесь потом от
такого тяжкого и смертного греха!..»
Данило и Арсюха одновременно вскочили на горящую лодью и, подхватив Пересвета, перетащили его на свою ушкую.
Когда уже литовская лодья охватилась огнем, Езас увидел, как на нее заскочили два мужика и, подняв кого-то под руки перетащили к себе на ушкую. Сразу же после этого они отчалили от вымолов.
Сцена 27.
Когда ушкуйники удалялись от горящих ограбленных вымолов, то со стороны города спешно приближались всадники княжеской дружины, а с берега их обстреливали ордынские лучники.
Кто-то неожиданно вскрикнул, и Данило, обернувшись, увидел, что стрела насквозь пробила Андрею левое плечо. Ноги у него подкосились, и он упал на дно лодьи рядом с Пересветом, у которого руки были связаны веревкой и притянуты к борту лодьи.
Данило бросился к Андрею и стал осматривать вражескую стрелу.
Данило: «Господи, за цьто?!.»
Андрей: «Слава Богу, батя, што не в десную руку стрела угодила!..»
Данило: «Хотя бы не отравная была... Господи, помилуй, не губи,
не наказывай нас таки скоро, Боже наш праведный!..»
Очнулся и застонал Пересвет. Первое, что он увидел, - пробитое стрелой и истекающее кровью плечо Андрея.
Арсюха, наклонившийся над бледным и стонущим Яськой, заплакал, как ребенок, и, шмыгая носом, запричитал...
Арсюха: «Яся, Яся, не умирай, дружочек мой, подержися цуток!
Пересвет: «Развяжите мне руки!»
Данило: «А под дых боле не будешь бить своею кувалдой?!»
Пересвет: «Где мой меч?»
Андрей: «Да цел твой меч, Пересвет. Они его спрятали от греха подале».
Пересвет: «Они - это ушкуйники что ли? Натворили греха,
голову мне проломили да еще и меч отобрали!..»
Андрей: «Они самые и есть!
И батя мой среди них оказалси, Данило Тимофеич!»
Пересвет: «Надо понимать, что я теперя во плену нахожусь?»
Арсюха: «Яся, Яся, прости мя, друже, это я виноватый во всем!»
Пересвет: «Ежели вернете меч и развяжете руки, то я попробую
помочь вашим раненым молодцам».
Арсюха кинулся и достал из-под мешков меч Пересвета.
Данило развязал ему руки и освободил от веревки.
Принимая меч, Пересвет осмотрел его, поцеловал, перекрестился и вложил в ножны. Наклонился за борт и обмыл свои руки водой.
Приблизился к Яське. Внимательно изучив рану, сказал Арсюхе...
Пересвет: «Чистые тряпицы приготовь и пока не мочись, ибо твоя моча спасительна для лекарского дела. Приблизился к Андрею и, внимательно осмотрев рану, сказал Даниле: Благодари Христа, Данило Тимофеич за то што стрела не отравная! Да приготовь и ты, что просил я для оного молодца. Когда просветлеет, надо причалиться к берегу там, где поболе травы растет, а луч, еже пасека будет поблизости...
Пристально взглянул на Данилу. Сказывайте, почто меня связали?..
А к себе на ушкую зачем забрали?!» Данило не знает, что и сказать.
Андрей: «Это по моему настоянию тебя забрали с той лодьи, которую они зорили, а потома и подожгли ее совсем. А ежели бы там оставили, то, одни твои обгорелые кости чадили бы ужо на вымолах...»
Андрей показал здоровой рукой туда, где полыхало погромное зарево.
Сцена 28.
На вымолах. Уже светает. Догорают подожженные лодьи.
По берегу мечутся раненые люди. Из воды достают убитых, плавающих
на поверхности стражников. Плачут, обливаясь горькими слезами, ограбленные заморские купцы, их женки и слуги.
На берегу у костра сидит Езас. Он до сих пор не может прийти в себя, и его трясет от того, что здесь произошло. Рядом с Езасом Лепа Краб и те дружинники, что вместе с Пересветом бросились им на подмогу. У Шипы забинтована голова, и он сидит у костра слегка очумелый, а Пеша Сухой перевязывает левую руку раненому Никанору.
Краб: «Езас, дорогой, вспомни, когда ты выбрался на берег, то Пересвета
уже не было на вашей лодье?»
Езас: «Я вообще там не видел Пересвета.
Я никого не видел, акромя грабителей!»
Никанор: «Зато мы видели, каково он с ушкуйниками бился за это
ваше поганое золото!»
Пеша Сухой: «Я же баю тебе, Леха, мы сцепилися с ними на берегу, а Пересвет заскочил на литовскую лодью и тама ужо бился без догляду!..»
Шипа: «Я узрел напослед, егда Пересвета саданули веслом по голове.
А тама и меня ужо окорячили, да таки, что в очах все потемнело».
Краб: «Да нету его на сгоревшей лодье, нетути!
Я бачил там, и не единый раз!»
Никанор: «Може его течением унесло?»
Пеша: «Это ежели он на воде остался плавать!»
Шипа: «А еже под воду затянуло, то...»
Краб: «Хорош каркать! Помолитеся луч за нево, аки и должно русам!..»
Никанор: «Да, братья дорогие, егда просветлеет, надо бы здеся
хорошенько все проверить».
Езас: «И моих воинов надо найти и собрать воедино».
Все молча соглашаются, печально кивая понурыми головами.
Сцена 29.Уже светает. По пыльной дороге к вымолам спешно приближается вооруженный отряд всадников во главе с Сарамханом.
Навстречу бросается Каирбек и жалуется ему на то, сколько важных купцов ограбили ушкуйники и сколько погубили...
Сарамхан привычно кивает головой и спрашивает на кыпчакском:
Сарамхан: «Каирбек, где литовское судно? И его ограбили ушкуйники?»
Каирбек: «Да, Сарамхан! Ограбили, а потом подожгли, и судно сгорело.
В живых остался только один рыцарь. Он там сидит, у костра».
Каирбек показал рукой в сторону костра на Езаса.
Сцена 30.
К костру, где, покачиваясь как истукан, сидит убитый горем Езас, подходит Сарамхан и спрашивает на кыпчакском:
Сарамхан: «Ты прибыл к Хану Мамаю от литовского князя Ольгерда?»
Езас (на кыпчакском): «Да, меня зовут Езас, я сын Ивора. Мы здесь, чтобы передать от Ольгерда Гедемина особое послание и дорогие подарки Хану Мамаю. Ночью разбойники убили моих воинов, ограбили и сожгли наше судно».
Сарамхан: «А где сейчас находится Ивор?»
Езас: «Ивор остался в Нижнем Городе у князя Димитрия, и я надеюсь, что с ним ничего не случилось».
Сарамхан: «Я устрою за ушкуйниками погоню. Мы выследим разбойников, захватим и с кровью вырвем у них похищенное добро!»
Езас: «Я поеду с вами. Дайте мне боевого коня и оружие, ибо я должен отомстить за убитых воинов и за весь этот дерзкий грабеж».
Сарамхан: «Уруч, Каирбек, мы двинемся на поиски двумя небольшими отрядами вниз и вверх по течению реки. Кто первый обнаружит разбойников, сразу же сообщит мне об этом, и я их сам сотру во прах. Напоите Езаса горячим кумысом, дайте ему оружие и коня. Он отправится вместе с нами в погоню».
Сцена 31.Уже рассвело. Восходит солнце.
Лодьи ушкуйников стоят, причаленные к берегу.
Они перебирают и рассматривают награбленное добро.
Некоторые из них спят вповалку прямо на мешках с барахлом.
Данило и Арсюха разговаривают с атаманом Кистенем и Анфимом.
Данило: «Атаман, Христом Богом прошу: дозволь Андрейку моего и Яську Пыха оставить здесь, у старика на пасеке!»
Арсюха: «Пересвет - врачеватель справный. Он сказывал, што еже мы их не подлечим, то не выдюжат они в походе и могут ненароком помереть!..»
Анфим: «А ежели их Сарамхановы подзорники выследят да помають?!»
Кистень: «Ох, они им тута ужо вточь их буйны головы поотрезають!»
Арсюха: «Етот пасечник - добрый дедок. Не выдаст русов Сарамхану!..»
Данило: «Я ему серебра передам, цьтобы он не осталси в накладе».
Сцена 32.Воины Сарамхана наблюдают, как к избушке подбегают Арсюха и Данило, а навстречу им выходят пасечник и Пересвет.
Данило сердечно благодарит старика и кладет ему в руку серебрянные монеты. Они прощаются и спешно возвращаются к своим лодьям, где их встречает настороженный Услюм...
Услюм: «Погодите, други мои, радоваться... Чуйка у меня, што за нами следят сарамхановы подзорники». Данило дернулся и хотел осмотреться по сторонам. «Не дергайся, ты, йохушки, Данило!.. И не крутися, и не зри по сторонам... Чичас меня послушайте вы братья дорогие...»
Сцена 33.Ордынские воины, увидя, что ушкуйники отчаливают от берега, спустились с пригорка и подошли к Езасу и Каирбеку.
Первый воин (на кыпчакском): «Каирбек, ушкуйники оставили раненых в
избушке, а сами поплыли вверх по течению в сторону Городца».
Второй воин: «Там двое раненых разбойников и дюжий воин с
перевязанной головой, но он в кольчуге и с мечом».
Каирбек: «Уруч, останься здесь с тремя воинами и Езасом. Немного подождите, а потом схватите их и передайте Сарамхану. Далее, я сам уже буду преследовать остальных разбойников».
Сцена 34.В избушке пасечника.
Пересвет снимает кольчугу и обмывает руки под рукомоем.
Пасечник зажег лучину над лежащим на лавке и постанывающем Яськой.
Андрей сидит рядом и тоже постанывает от ноющей боли в плече.
Пересвет, почувствовав что-то неладное, замер, но не успел даже выхватить меч, как в избушку ворвались ордынцы и, наставив острия сабель на Пересвета, прижали его к стене.
Входят Уруч и Езас.
Езас (на русском): «Кто такие?! Андрей, и ты вместе с ними?.. А ты что здесь делаешь, Пересвет? И как вы оказались с разбойниками?!»
Пересвет: «Да ты сам подумай, Езас, может и догадаешь. А не то я подскажу тебе, аки обороняя ваше золото, во полон угодил к ушкуйникам. Но они то спасли Пересвета от погибели и даже отпустили во свояси, а ты, я чую, захватить меня желаешь по подозрению!..»
Езас (Злорадно блеснул глазом): «Вот теперь я понимаю, почему ты
приказал Бутриму пометить вешкой наше судно...»
Пересвет: «Ничего ты не понимаешь! А еже вы не возгордилися бы там на вымолах, и вняли бы нашим советам, то мы бы вточь избежали беды!..»
Езас: «Разумеешь, Уруч, они знали про этот грабеж и осталися живы и здравы, а мои воины погибли ни за что! Его надо схватить, ибо он знал о набеге и был вместе с разбойниками, егда они грабили наше добро!..»
Андрей: «Это лжа! Пересвет оборонял ваши сундуки, и я очами это зрел!»
Езас: «Так почему же не оборонил? И где они, эти бесценные сундуки?!»
Андрей: «Подивитесь сами, што у него пробита голова. Егда он бился с ушкуйниками, то его веслом окарячили, и Пересвет упал в бесчувствии!..»
Езас: «А ты что там делал, Андрей, сам грабил, али тоже кого защищал?!»
Андрей молчит, не зная, что ответить.
Пересвет: «Да он за нами увязался, не знаемо зачем, егда мы бросились вам на подмогу!»
Езас подошел поближе и наклонился над побелевшим Яськой.
Езас: «А почему с вами этот разбойник? Гаденыш сей был там, и это я пырнул его ножом, егда он хотел меня своей саблей зарезать!»
Яська: «Я не хотел тебя зарезать, дорогой! Я просто дюже испугался, егда узрел, што ты спрятался под убитым воином, с которого я трофейную броню снимал!..»
Все в оцепенении посмотрели на Езаса... Повисла звенящая тишина.
Езас выхватил меч и с криком: «Умри, скотина!» бросился на Яську.
Андрей (успев воскликнуть): «Не надо, Езас!» - кинулся навстречу и принял удар его меча на себя. Езас замер на мгновение, но тут же вынул меч из груди Андрея, и из раны потоком хлынула кровь...
Яська подхватил Андрея и воскликнул:
Яська: «За цьто?!»
Пересвет: «Ты что же, зверюга, соделал?!
Езас: «Ненавижу! Гниды поганые! С мечом бросился на Пересвета.
И ты с ними заодно, скотина! Зарублю тебя, падла!»
Пересвет: «Сам ты падла!»
Пересвет, ловко увернувшись, перехватил руку ордынского воина и завладел его саблей, а другой рукой обхватил за шею, прикрываясь им «яко щитом». Второй воин замахнулся, дабы рубануть Пересвета сверху, но зацепился саблей за подвешенные пучки травы.
Этой заминки хватило, чтобы Яська перерезал ему горло ножом.
Езас кинулся к выходу. Уруч, обнажив саблю, замахнулся на Пересвета, но тот, развернув воина, невольно подставил его под удар сабли Уруча...
Сцена 35.
Возле дома пасечника. Услюм, Данило, Арсюха и еще трое вооруженных ушкуйников видят, как из дома с обнаженным мечом выскочил Езас и закричал (на кыпчакском):
Езас: «На нас напали разбойники!»
Вслед за Езасом выскочил Уруч, а за ним и Пересвет.
Услюм скомандовал ушкуйникам: «Готовьсь!».
Трое лучников приготовились к стрельбе.
Езас вскочил на лошадь, а Уруч, подбегал к своей лошади.
Воин, охранявший лошадей, прицелился, чтобы выстрелить в Пересвета, но все поразили друг друга стрелами, почти одновременно.
Ордынский воин насквозь пробил Пересвету левое плечо и упал замертво, пораженный стрелой ушкуйника прямо в сердце.
Уруч с пробитым горлом корчился на траве, не добежав и пяти шагов до своей лошади.
Стрела ушкуйника насквозь пробила Езасу правую руку, ту самую руку, которой он только что погубил невинного изографа Андрея.
Езас завизжал от боли и, вздыбив коня, поскакал прочь.
Стрелы, пущенные ушкуйниками ему во след, не достигли цели, и Езас, продолжая визжать как поросенок, скрылся за ближайшим пригорком.
Сцена 36.
Возле дома пасечника. Данило и Арсюха бросились в избушку, а Услюм подбежал к лежащему на траве Пересвету.
Пересвет: «Осмотри стрелу, братик, и подивись, не отравная ли она?..»
Услюм: «Батька мой родненький с малых лет меня брал на охоту и на рыбалку. Он и поведал Услюмке, яко разнятца охотницьи стрелы от ратных. Можешь называть меня Услюмом. Облегченно улыбнулся и перекрестился. Повезло те йохушки, кажись не отравленная стрела!..»
Пересвет: «Спаси тя Христос!.. Можешь называть меня Пересветом!»
Из избушки Данило выносит на руках залитого кровью Андрея.
Арсюха поддерживает Яську, а Услюм и ушкуйники помогают Пересвету подняться на ноги и подойти поближе.
Пересвет: «Прости мя, Данило Тимофеич, не уберег я твоего Андрейку».
Андрей: «Это ты мя прости, Пересвет, што не смог расписать вашу Свенскую церкву. Она мне этой ночью приснилася!..»
Яська Пых: «Ет я виноватый! Андрей мя грешного защитил от погибели!»
Пересвет: «Нету для нас большей жертвы,
нежели отдати душу за други своя!..»
Данило: «Я готовый отдати! Аки мне это соделать?!»
Арсюха: «И я готовый отдати!..»
Андрей: «Разумеете, братья, что получилося: я руки свои оберегал, дабы любимое тружение вершить, а через это и приблизится ко Богу. Вздохнул. Но душа моя ужо устремилася к нему, а он ее тамушки дожидаеть... (Пауза) Прощайте, други дорогие, и простите мя грешного, ради Христа!..
И ты, батя, прости мя за все и прощай, отче мой любимый, до-ро-го-о-й...»
Глаза Андрея вспыхнули. Он замер, устремив угасающий взор куда-то в небо, и, тихо обмякнув, склонил голову на плечо своему отцу - Даниле.
(Продолжение следует)
Иллюстрации: картины Андрея Сметанина «Сон Челубея» и «Сон богомаза-изографа Андрея»
1. Будьте внимательны