Неутомимый труженик на благо Веры, Царя и Отечества

...может и своих Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

I.

А.С. Пушкин назвал Ломоносова «великим сподвижником великого Петра», и совершенно справедливо. Петр, умирая, оставил множество незавершенных дел. Он был пожат серпом божественного промысла, бросив в почву русских сердец семена своих начинаний. И эта почва откликнулась, дав ростки выдающихся осуществителей русского предназначения на земле: государственных деятелей и мудрых советников, святителей и подвижников, полководцев и флотоводцев, ученых и промышленников, художников слова и кисти, безстрашных воинов и скромных тружеников. Ломоносов воспринял задание стать объединителем, вдохновителем и преобразователем русской культуры в широком смысле этого слова. Ему удалось осуществить синтез лучших сторон европейского просвещения и русской национальной традиции. Сверхмощный импульс, данный русской культуре Ломоносовым, действует и сейчас, через триста лет после его рождения. Поэтому его личность заслуживает самого пристального нашего внимания.

Пушкин так оценивает его труды: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души... Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник: первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, дает законы и образцы классического красноречия, с несчастным Рихманом предугадывает открытия Франклина, учреждает фабрику, сам сооружает махины, дарит художества мозаическими произведениями и наконец открывает нам истинные источники нашего поэтического языка.» (1).

Кого можно поставить в один ряд с Ломоносовым из относительно близких ему по времени деятелей европейской науки? Декарта, Лейбница, Ньютона. Он не был ниже их в определенных областях научного знания, но круг его интересов был несоизмеримо шире. Он, казалось, готов был обнять душою весь космос, чтобы найти в нем достойное приложение душевным качествам своего народа. И что особенно удивительно: имея такое обилие дарований, он не возгордился умом, но всегда осознавал свою ограниченность и благоговел перед всемогуществом своего Творца. Он доблестно преодолел духовные соблазны своего времени: в юности - раскол, в молодости, пребывая в Германии, - протестантизм, равно как и новомодные веяния европейской философии.

Его душа была необыкновенно богата самыми разнообразными и глубокими впечатлениями. В детстве: первые молитвы дома, в сельском храме и на лоне суровой северной природы; тяжелый крестьянский труд и походы в безпредельное и непредсказуемое море, хранящее в себе великие тайны; наконец, лицезрение духовных твердынь Северной Фиваиды и общение с их подвижниками. В юности - погружение в жизнь Первопрестольной, а наипаче - в жизнь духовного сословия Москвы со всеми его достоинствами и немощами. В молодости вокруг Ломоносова - атмосфера европейской цивилизации, общение как со светилами мiровой науки, так и с простонародьем, даже работа в рудниках Саксонии и подневольная служба в прусской армии. В зрелом возрасте - возвращение в Россию и тяжкие труды по вспахиванию едва возделанного еще поля русской науки, труды напряжения сверхчеловеческого. Вхождение в круг высшего русского общества, что было необходимо не для удовлетворения мелочных тщеславия и честолюбия, но ради дела всей жизни. Стихотворные обращения к царствующим лицам и вельможам не с целью польстить, а с целью наставить и привлечь их внимание к нуждам русских науки и просвещения.

II.

Между прочим, за последнее Михаил Васильевич был порицаем сумасбродным Радищевым (хотя и он высоко оценивал значение Ломоносова для русской культуры) в его известном «Путешествии из Петербурга в Москву». Порицаем человек, не страшившийся отстаивать правду перед сильными мiра сего и постоянно получавший за это неприятности, даже угодивший однажды под домашний арест. Эти порицания подвигли Пушкина дать Радищеву отповедь: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он лучше сказать, сам был первым нашим университетом.» Далее Пушкин пишет: «Ломоносов наполнил торжественные свои оды высокопарною хвалою... Ныне все это вывелось из обыкновения. Дело в том, что расстояние от одного сословия до другого в то время еще существовало. Ломоносов, рожденный в низком сословии, не думал возвысить себя наглостию и запанибратством с людьми высшего состояния (хотя, впрочем, по чину он мог быть им и равный). Но зато умел он за себя постоять и не дорожил ни покровительством своих меценатов, ни своим благосостоянием, когда дело шло о его чести или о торжестве его любимых идей. Послушайте, как пишет он этому самому Шувалову, «предстателю мус, высокому своему патрону», который вздумал было над ним пошутить. «Не токмо у стола знатных господ, или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у Самого Господа Бога, Который мне дал смысл, пока разве не отымет». В другой раз, заспоря с тем же вельможею, Ломоносов так его рассердил, что Шувалов закричал: «Я отставлю тебя от Академии!» - «Нет, - возразил гордо Ломоносов, - разве Академию от меня отставят».» (2).

Затем Пушкин противопоставляет Ломоносову, умевшему быть и уважительным и в то же время непреклонным, литераторов XIX века: «Нынче писатель, краснеющий при одной мысли посвятить книгу свою человеку, который выше его двумя или тремя чинами, не стыдится публично жать руку журналисту, ошельмованному в общем мнении, но который может повредить продаже книги или хвалебным мнением заманить покупщиков. Ныне последний из писак, готовый на всякую приватную подлость, громко проповедует независимость и пишет безыменные пасквили на людей, перед которыми расстилается в их кабинете.» (3).

Михаил Васильевич Ломоносов явил собою, с одной стороны уникальный, а с другой стороны, и типичный образец русского человека: во-первых, сына Церкви, во-вторых, верноподданного (это типические черты) и, в-третьих, (что уже является уникальным) гениального выразителя сокровенных сил народа русского. И заметим, типическое качество верноподданного, особенно сильно раздражало в нем Радищева и прочих с расшатанными умами вольнодумцев.

III.

Закаленный тяжкими испытаниями, Михаил Васильевич уповал на единого Бога. У него был замечательный дар интуиции, а это ни что иное, как предчувствие истины. Сказано: «блаженны алчущие и жаждущие правды». Это алкание приближало Ломоносова к Богу, перед величеством Коего он повергался в прах, как это видно, например, в переложении некоторых стихов из книги Иова:

Обширного громаду света

Когда устроить Я хотел,

Просил ли твоего совета

Для множества толиких дел?

Как персть Я взял в начале века,

Дабы создати человека,

Зачем тогда ты не сказал,

Чтоб вид иной тебе Я дал?

Сие, о смертный, рассуждая,

Представь Зиждителеву власть,

Святую волю почитая,

Имей свою в терпеньи часть.

Он всё на пользу нашу строит,

Казнит кого или покоит.

В надежде тяготу сноси

И без роптания проси. (4).

Стихотворение «Утреннее размышление о Божием величестве» есть вдохновенный гимн Создателю мiра:

Светило дневное блистает

Лишь только на поверхность тел;

Но взор Твой в бездну проницает,

Не зная никаких предел.

От светлости Твоих очей

Лиется радость твари всей.

Творец! покрытому мне тьмою

Простри премудрости лучи

И что угодно пред Тобою

Всегда творити научи,

И на твою взирая тварь,

Хвалить тебя, безсмертный Царь. (5).

IV.

Ломоносов является убежденнейшим защитником самодержавного строя. В своей первой знаменитой оде «На взятие Хотина» он прославляет не только Россию, но и в первую очередь Императрицу Анну Иоанновну - потому что это в традициях русского национального самосознания - воздавать хвалу Помазаннику Божию, а через него - Самому Богу. Не лесть говорит здесь в Ломоносове, как то казалось пораженному чужебесием Радищеву, а душевный склад русского человека:

Россия, коль счастлива ты

Под сильным Анниным покровом!

Какие видишь красоты

При сем торжествованьи новом!

Военных не страшися бед:

Бежит оттуду бранный вред,

Народ где Анну прославляет.

Пусть злобна зависть яд свой льет,

Пусть свой язык, ярясь, грызет;

То наша радость презирает. (6).

С тем большим удовольствием воссылает верноподданный всероссийского престола хвалы Богу за благословенное правление Елисаветы:

По стогнам шумный глас несется

Елисаветиных похвал,

В полках стократно раздается:

Великий Петр из мертвых встал!

Мы пройдем с ним сквозь огнь и воды,

Предолим бури и погоды,

Поставим грады на реках,

Мы дерзкий взор врагов потупим,

На горды выи их наступим,

На грозных станем мы валах. (7).

В оде, посвященной Екатерине II, Ломоносов говорит об основах благополучия государства и, будучи достигшим уже весьма зрелого возраста, дает кроткие наставления правительнице, ставя ей в пример почившую императрицу Елисавету:

Услышьте, судии земные

И все державные главы:

Законы нарушать святые

От буйности блюдитесь вы

И подданных не презирайте,

Но их пороки исправляйте

Ученьем, милостью, трудом.

Вместите с правдою щедроту,

Народну наблюдайте льготу;

То Бог благословит ваш дом.

О коль велико, как прославят

Монарха верные раби!

О коль опасно, как оставят,

От тесноты своей, в скорьби!

Внимайте нашему примеру,

Любите их, любите веру.

Она свирепости узда,

Сердца народов сопрягает

И вам их верно покоряет,

Твердее всякого щита. (8).

V.

Вдохновителем с дней юности и до седин всех трудов Ломоносова на благо России был Петр Великий. Подражая, он и сам стал ему подобен в самоотверженном служении Отечеству. А потому надпись, посвященную Петру, по крайней мере, отчасти можно отнести и к самому Михаилу Васильевичу:

Гремящие по всем концам земным победы,

И россов чрез весь свет торжествовавших следы,

Собрание наук, исправленны суды,

Пременное в реках течение воды,

Покрытый флотом понт, среди волн грады новы

И прочие дела увидев смерть Петровы

Рекла: «Сей человек предел мой нарушил

И доле в мире сем Мафусаила жил».

Так лета по делам считая, возгласила

И в гроб великого сего героя скрыла.

Но образом его красуется сей град. (9).

В поэме «Петр Великий» Ломоносов воспевает русского государя как предводителя богоизбранного народа. При описании штурма Шлиссельбурга он обращается к верным слугам Бога, Царя и Отечества, сподвижникам Петра, приводя на память прославленных Богом их отцов, что сражались здесь же, на Неве, под знаменами Александра Невского:

Преславно торжество, конец ваш будет свят:

Дерзайте мужеством Отечество прославить,

Монарха своего победою поздравить».

На копья, на мечи, на ярость сопостат,

На очевидну смерть россияне летят.

Противники огнем разят и влажным варом,

Железом, камнями, всех тягостей ударом.

На предводителя поверженно бревно

Свирепым зелием упало разжжено.

Он, сринут, побледнел меж трупами бездушных

И томным оком зрит оружников послушных;

Еще старается дать к твердости приказ,

Еще пресеченной болезнью нудит глас.

Ревнители его и слову и примеру,

Держа в уме царя, Отечество и веру,

Как волны на крутой теснятся дружно брег;

Вспященный крутизной возобновляют бег,

До прежней вышины от низу встав ярятся,

И скачущих верьхи кудрявые крутятся,

Старинных корни древ и тяжки камни рвут.

Со обеих сторон стоял сомненный рока суд.

Меж тем ревнительны сердца к звездам восходят,

Святого с горних мест героя в мысль приводят.

Поборник Александр издревле сих брегов

Зрит грозно ополчен над ними на врагов.

Уже высокий всход с землей бысть мнится равен,

И Ярославов сын среди царей преславен,

Являя сродный зрак Великого Петра,

Оружием звучит чистейшим серебра,

Святою силою противных устрашает... (10).

Беда России в том, что к концу XIX века в ней возобладало так называемое либерально-революционное мiровоззрение, одним из глашатаев которого в XVIII веке выступал выше упомянутый Радищев. А истинно русское мiровоззрение, воплотившееся в делах святителей Тихона Задонского, Иоасафа Белгородского, Иннокентия Иркутского, подвижника Серафима Саровского и других духовных светил; Ломоносова, Державина, князя Потемкина-Таврического, генералиссимуса Суворова, адмирала Ушакова и множества других выдающихся личностей, стоявших за самодержавие, - это мiровоззрение было освистано, оплевано, растоптано. Указанные великие деятели ждут, когда мы, наконец, опамятуемся, чтобы исторгнуть из своих окаянных сердец яд гнилого либерализма, расслабляющего, мертвящего душу, всегда зовущего на попрание Божеских законов.

VI.

Ломоносов знал, сколь велико значение в деле воспитания и умственного развития народа значение языка, на котором он изъясняется, ибо язык, в числе прочего, есть и средство образования мыслей, он дает им форму. Чем выше качество материи, употребляемой для форм, тем выше качество их содержимого. Своей гениальной интуицией Ломоносов ощутил, что современный ему русский язык выходит частью своих корней из церковно-славянского, поэтому крайне преступно было бы обрубать эти благородные корни. Ведь через церковно-славянский они тянутся к древнегреческому языку, этому совершеннейшему и изощренному орудию человеческой мысли.

В своем «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» Михаил Васильевич пишет: «Рассудив таковую пользу от книг церковных славенских в российском языке, всем любителям отечественного слова беспристрастно объявляю и дружелюбно советую, уверясь собственным своим искусством, дабы с прилежанием читали все церковные книги, от чего к общей и к собственной пользе воспоследует: 1) По важности освященного места Церкви Божией и для древности чувствуем в себе к славенскому языку некоторое особливое почитание, чем великолепные сочинитель мысли сугубо возвысит. 2) Будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слога. 3) Таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славенского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чужих языков, заимствующих себе красоту из греческого, и то еще чрез латинской. Оные неприличности ныне небрежением чтения книг церковных вкрадываются к нам нечувствительно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют. Сие все показанным способом пресечется; и российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет.» (11).

VII.

Мог ли подумать великий Ломоносов, что не откуда-нибудь извне, но из недр самой Русской Церкви в XX-XXI веках выползет это варварство - гонение на церковно-славянский язык с попытками заменить его на «подлый», по словам ученого, просторечный жаргон! Мог ли он представить, что взамен звучному русскому языку, который только богаче от присутствия в нем как славянского, так и диалектов, часть русского народа научат разговаривать на уродливой «мове», этой смеси галицийского наречия с польским языком! О времена! О нравы!

Если бы он услышал подлое и вместе буйное словоблудие нынешних чиновников от науки и образования! Он, наверное, решил бы, что попал в сумасшедший дом. А если бы восстал сам Петр Великий да поглядел на разоренную и распроданную свою державу! Послушал бы, как его высокое имя поганят непрошенные «защитники» типа Церетели и Черномырдина. Поглядел бы на нынешних хвастунов, что день и ночь кричат на весь белый свет о своих «великих» достижениях. Одно слово приходит на ум: докатились - до крайних пределов подлости.

Как же мы сами взглянем в глаза нашим великим не по имиджу, а по делам, Отцам Отечества на Страшном Суде Божем? В последнее время много говорится о покаянии, и это справедливо. Однако покаяние заключается не только в том, чтобы словесно осудить грех, но и в глубинном изменении своей души. Для этого следует внимательнее вглядываться в жизненный уклад великих соотечественников, изучать их труды и молиться за них поименно. Это дело не столь ничтожно, как может кто-нибудь подумать. Ибо молитва есть не только общение с Богом, но и живое общение в Боге с личностью, за которую мы молимся. Такое общение может нас настроить на, так сказать, духовную волну, которою излучает эта личность, что и поможет нам измениться к лучшему.

Это молитвенное общение вводит нас в атмосферу соборного разума, которым были славны прежние поколения, подводит нас к великому делу общенационального подвига, неподражаемым образом которого является знаменитый памятник Тысячелетию России. Здесь представлена как неотъемлемая его часть и фигура великого мыслителя Ломоносова.

Политическое и культурное поражение, эта яма, в которой мы, по грехам своим, оказались, должны нас отрезвить. Иногда предпочтительнее ткнуться лицом в грязь, нежели витать в облаках в упоении демонической эйфории. Из грязи можно встать, а с высоты можно разбиться. Пусть молитвы русских святых, пусть жизненные примеры великих соотечественников, в том числе раба Божия и вместе верноподданного всероссийского престола и выдающегося сына русского народа Михаила, вытянут нас из ямы. А чтобы это стало возможным, мы должны измениться по их подобию. Мы должны полюбить то, что они любили, возненавидеть то, что им было ненавистно; и вооружившись этими устоями, этими постулатами духовного самостояния в истине, стремиться поступать так, как они поступали.

Сноски:

1. Пушкин А.С. О предисловии г.-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова. // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти томах. М.: Правда, 1981. Т. 6. С. 19.

2. Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург. Там же. Т. 6. С. 191-192.

3. Там же. С. 193.

4. Ломоносов М.В. Ода, выбранная из Иова, главы 38, 39, 40 и 41. // М.В. Ломоносов. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1986. С. 203.

5. Ломоносов М.В. Утреннее размышление о Божием величестве. Там же. С. 204-205.

6. Ломоносов М.В. Ода блаженныя памяти государыне императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года. Там же. С. 68.

7. Ломоносов М.В. Ода на день восшествия на всероссийский престол ее Величества государыни императрицы Елисаветы Петровны самодержицы всероссийския 1746 года. Там же. С. 108.

8. Ломоносов М.В. Ода торжественная ея Императорскому Величеству всепресветлейшей державнейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской, на преславное ея восшествие на всероссийский императорский престол июня 28 дня 1762 года, в изъявление истинной радости и верноподданного усердия искреннего поздравления приносится от всеподданнейшего раба Михайла Ломоносова. Там же. С. 173.

9. Ломоносов М.В. Надписи к статуе Петра Великого. Надпись 5. Там же. С. 208.

10. Ломоносов М.В. Петр Великий. Там же. С. 305.

11. Ломоносов М.В. Предисловие о пользе книг церковных в российском языке. Там же. С. 476.