Еще о Сталине

В годы коммунистического строительства Русская Церковь подверглась беспощадному террору и скрытым гонениям. Храмы богоборцами разрушались и закрывались повсеместно, происходило дьявольское глумление над православными святынями. Люди зверски истреблялись и ссылались в ГУЛАГ за классовую, религиозную и национальную принадлежность. Христианство по замыслу большевиков должно было полностью исчезнуть из жизни русского народа. Чего стоит хотя бы указание В. И. Ленина по поводу изъятия церковных ценностей в 1922 г.: «Чем большее число представителей реакционного духовенства… удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» (Новые документы В. И. Ленина (1920-1922 гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 193).

Сразу после октябрьской революции 1917 г. начались аресты священно-церковнослужителей, для многих завершившиеся мученической кончиной. Так же было во время организованной советской властью кампании по изъятию церковных ценностей в 1922 г., когда по стране прокатилось множество судебных процессов, часть которых окончилась расстрелами. В 1923-1928 гг. были брошены в тюрьму сотни верующих, но почти не было приговоров к смерти. С рубежа 1928-1929 гг. происходит существенное изменение курса вероисповедной политики в СССР. Наступила длительная полоса крайне негативного отношения к «опиуму для народа». 24.01.1929 г. ЦК ВКП(б) издал постановление «О мерах усиления антирелигиозной работы», а 11.02.1930 г. ЦИК и СНК СССР – декрет «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений», положившие начало массовым арестам священнослужителей и прихожан, закрытию церквей во всероссийском масштабе вплоть до 1934 г. В тот период было помещено в концлагеря и уничтожено около 40 тыс. лиц духовного звания. В последующие несколько лет число арестов уменьшилось, казней почти не было. В начале 1937 г. была проведена перепись населения СССР. По предложению Сталина в опросные листы был включен вопрос о религии, на который отвечали все граждане, начиная с 16 лет. Всего населения в этом возрасте в Советской России оказалось 98,4 млн. чел. Из них православными себя назвали 41,6 млн. чел. (или 42,3 % всего взрослого населения РСФСР) и 75,2 % всех, причислявших себя к верующим. В 1937-1938 гг. террор вновь усилился, было репрессировано почти все духовенство и многие миряне, закрыто более 2/3 действовавших в 1935 г. храмов, и само существование церковной организации оказалось под угрозой. По данным правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий в 1937 г. было арестовано 136900 православных священно-церковнослужителей, из них подверглись высшей мере наказания 85300, в 1938 г. соответственно 28300 и 21500, в 1939 г. – 1500 и 900, в 1940 г. – 5100 и 1100, в 1941 г. – 4000 и 1900 чел.(см.: Дамаскин (Орловский), игумен. Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период // Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000. С. 179-186).

К осени 1938 г. антирелигиозная политика государственных органов достигла пика своего развития. 7 октября Президиум Верховного Совета РСФСР отменил положение о Центральной и местных комиссиях по рассмотрению религиозных вопросов. Это означало уничтожение самой возможности контакта Церкви и государства. К тому времени в среде партийного и советского актива получило широкое распространение мнение о необходимости полной ликвидации законодательства о культах и, в частности, декрета ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» 1929 г. С таким предложением к И. В. Сталину обращался, например, секретарь ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков. Выдвигалось и требование «покончить в том виде, как они сложились, с органами управления церковников, с церковной иерархией». С 1938 г. единственной административной структурой, занимавшейся религиозной политикой, оставался специальный церковный отдел НКВД. Однако разгром церковной организации не привел к желательным для советских властей результатам. С уничтожением большей части духовенства не исчезла потребность колоссального количества людей в религиозной вере, она лишь принимала другие формы. Даже на страницах органа ЦК ВКП(б) – журнала «Большевик» – появилось признание, что отсутствие молитвенных зданий и служителей культа не дает преодоления церкви, такого рода борьба «лишь укрепляет позиции религиозных организаций» (Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 2010. С. 127).

С 1928 г. в Советской России начала осуществляться массовая ликвидация церквей «силовым путем». Если в Российской империи в 1908 г. насчитывалось 61959 храмов, то в пролетарском государстве в 1928 г. – 28560, в 1931 г. – 23213, в 1941 г. – 3732(Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды. 1700-2005. М., 2010. С. 794).

Следовательно, несмотря на якобы заключенный конкордат и послушную позицию Временного Патриаршего Священного Синода в отношении диктатуры пролетариата, закрепленную в печально известном «Послании пастырям и пастве» от 16 (29) июля 1927 г. (т. н. «декларация митр.Сергия»), административное давление на РПЦ и политические репрессии духовенства не только не прекратились, но усилились. Многие священнослужители и простые верующие усмотрели в «декларации» если и не прямую измену православию, то, как минимум, посягательство на свободу Церкви. Противники документа считали, что митр. Сергий допустил грубую каноническую ошибку, выдавая свою частную политику за политику общецерковную. Они проводили резкую границу между частной и общецерковной политикой, и в зависимости от того, какая линия проводилась в определенный момент церковной жизни отдельными иерархами, считали ее либо общеобязательной, либо нет (Иоанн (Снычев), митр. Стояние в вере. (Очерки церковной смуты). 2-е изд., доп. СПб., 1997. С. 108). Заключенные на Соловках епископы отозвались на послание неодобрительно: «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства… Послание приносит правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви… Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и Государством возлагает на Церковь…»(Там же.С. 105).

Л. Л. Регельсон в своем сочинении дает уничижительную оценку действиям митр. Сергия (Страгородского) и его последователей, позволяющей разглядеть корни многих современных явлений, тревожащих религиозно-патриотическое самосознание «ревнителей христианского благочестия». Писатель утверждает, что первенствующий архиерей должен был действовать в духе Соборных постановлений, канонической правды и церковной свободы, без претензий на первосвятительскую власть, без насилия над епископатом и над совестью верующих; добавляет: «Как можно назвать поведение иерарха, который подкреплял ссылки своих собратьев архиереев увольнениями с кафедр и предпосылал арестам – «канонические» запрещения не признававших его программу епископов»; и, наконец, делает вывод: «Дальнейший опыт показал, что в Русской Церкви нашлось достаточно много иерархов, которые без руководства митр. Сергия и без пресловутой «легализации», добытой ценой нарушения нравственной и канонической правды, смогли сохранить православие в своих епархиях… И самые выдающиеся из этих иерархов… доказали незаконность и экклезиологическую ничтожность, фиктивность всех претензий митр. Сергия быть вершителем судеб Русской Церкви, доказали безнравственность и недействительность всех его «прещений», «запрещений» и «увольнений»(см.: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. 3-е изд. М., 2007.С. 126, 128).

Великая Отечественная война, как это не парадоксально звучит, благотворно повлияла на государственно-церковные отношения и «русский вопрос». Когда фашистская агрессия со всей остротой поставила вопрос о физическом выживании русского народа и существовании государства, – в национальной политике советского руководства произошел настоящий переворот. Реальное содержание «идеологической работы в массах» изменилось резко и принципиально, обретя несомненные национал-патриотические черты. При этом – надо отдать Сталину должное – пересмотр осуществлялся решительно и целенаправленно во всех областях: от культурно-исторической до религиозной(Иоанн (Снычев), митр. Самодержавие духа. СПб., 1995. С. 318).

4 сентября 1943 г. в Кремле официально состоялся исторический прием И. В. Сталиным и В. М. Молотовым митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). На встрече положительно и оперативно были решены многие жизненно важные для РПЦ вопросы, и уже через 4 дня, 8 сентября, состоялся Архиерейский Собор в новом здании Патриархии в Чистом переулке – первый после 1918 г. В его деяниях участвовало 19 архиереев – все, кто в это время находился на кафедрах на неоккупированных территориях. На Соборе Патриархом Московским и всея Руси был избран Сергий (Страгородский).

Ослабление давления на Православную Церковь со стороны государства привело к быстрому оживлению религиозной жизни русского народа. На всей территории страны верующим были возвращены тысячи приходов, значительная часть репрессированного духовенства выпущена на свободу. В 1945 г. в Советском Союзе распахнулись двери для верующих уже 10243 храмов, в 1948 г. – 14329(Шкаровский М. В.Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М, 2000. С. 398).

Таким образом, как только появилась возможность, руководство страны во главе с И. В. Сталиным пошло на сближение с Русской Церковью. Священноначалию урегулирование отношений с пролетарским государством далось непомерно высокой ценой компромиссов и уступок, болезненных для национально-религиозного самосознания и по сию пору вызывающих жаркие споры. С этой точки зрения пронзительно звучат слова И. А. Ильина о том, что высшие иерархи в сделке с коммунистической властью превращали Православную Церковь в послушное орудие мировой революции и мирового безбожия, расплачивались реальными услугами и безоговорочным содействием ей, а советская церковь есть на самом деле учреждение советского противохристианского, тоталитарного государства, исполняющее его поручения, служащее его целям(см.: Ильин И. А.О Церкви в СССР // Собр. соч.: в 10 т. Т. 7. М., 1998. С. 358-370).М. Польский, не стесняясь в выражениях, писал: «Безусловно, что то, что называют по официальному виду Церковью в России, есть блудница, как это ни тяжко признавать нашему русскому национальному самолюбию» (Польский М., протопресвитер. Положение Церкви в Советской России. (Очерк бежавшего из России священника) [Электронный ресурс] / Московский приход Новомучеников и Исповедников Российских. Русская Православная Церковь Заграницей. Библиотека. Электрон.дан. 2010 // Режим доступа: http://rpczmoskva.org.ru/, свободный).Высшее «карловацкое» священноначалие вплоть до 2000-х гг. стояло на непримиримой позиции. Например, на Архиерейском Соборе РПЦЗ 1983 г. было заявлено: «Вся политика компромисса во имя пропаганды Советского Союза, вместе с экуменизмом, доходившим до приобщения еретиков высшими иерархами, – налагают на Московскую Патриархию печать измены Православию» (Резолюция о Московской Патриархии / Определения Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей. 22 июля/4 августа 1983 г. // Православная Русь. 1983. № 16).

Некоторые исследователи (см., напр., Назаров М. В. Вождю Третьего Рима. М., 2004; Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917-1997. Кн. 9. М, 1997; Он же. История Русской Православной Церкви. Синодальный…; Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине…) настаивают на том, что благоприятное решение драматического вопроса в государственно-церковной сфере оказалось временным тактическим ходом большевицкого правительства, необходимым для использования патриотического потенциала РПЦ в победе над Германией и ее сателлитами и укрепления позиций СССР на международной арене.

Однако, на наш взгляд, выделенная проблема значительно сложнее. Встреча «вождя всех народов» с архиереями произошла уже после сокрушительного поражения вражеских полчищ от Красной Армии под Москвой, Сталинградом, прорыва блокады Ленинграда, и, более того, – буквально через несколько дней после выдающейся победы русского оружия под Курском в августе 1943 г. После этих грандиозных битв исход Великой Отечественной войны в пользу «Красной империи» был предрешен и уже ни у кого не вызывал сомнений. «Разгром немецко-фашистских войск под Курском, – по твердому убеждению прославленного Маршала Г. К. Жукова, – имел крупнейшее международное значение и еще выше поднял авторитет Советского Союза. Призрак неминуемой катастрофы встал перед фашистской Германией… Попытка Гитлера вырвать стратегическую инициативу из рук советского командования кончилась полным провалом. Это свидетельствовало об истощении Германии. Никакие силы теперь ее уже не могли спасти. Вопрос был лишь во времени» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 480-481). Поэтому причины дарования относительной свободы Церкви следует искать в личности самого диктатора, в его религиозности.

В послевоенные годы Русская Церковь приобрела небывало высокий авторитет в православном мире. В июле 1948 г., в связи с празднованием 500-летия ее автокефалии, в Москве состоялось Совещание глав и представителей поместных Православных Церквей. Его участники осудили Римскую курию за ее упорное стремление к насаждению унии, не сочли благовременным участие во Всемирном совете церквей, в котором решительно преобладали протестантские течения, и пр. В своих решениях Московское совещание проявило неукоснительную верность православному Преданию, здоровый традиционализм и трезвость в оценке западной церковной жизни (см.: Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви. Синодальный… С. 500-501).

Несомненно, что столь значительное событие не могло быть организовано без личного участия и деятельной помощи Сталина и высшей партийной элиты. И кажется странным, что после таких блестящих успехов наступило ухудшение государственно-церковных отношений. Д. В. Поспеловский называет причины случившегося: начиналась «холодная» война, и Сталин решает ориентировать внешнюю политику страны на укрепление и консолидацию сил внутри СССР и всего восточноевропейского лагеря; Московское совещание собрало только церкви, находившиеся под властью коммунистических режимов (плюс Антиохийская церковь), что явилось провалом попыток патриаршей Церкви стать во главе мирового православия, и таким образом, внешнеполитическая целесообразность РПЦ таяла (Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 264). В это время начали закрываться храмы. Если в Советском Союзе в 1949 г. их было 14477, то в 1953 г. – уже 13508 (Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине… С. 398).

Как полагает автор, охлаждение кремлевской власти к Церкви отчасти наступило по причине несоответствия целого ряда служителей алтаря тем духовно-нравственным задачам, которые возникли в деле послевоенного восстановления народнохозяйственного комплекса, государственного строительства и общественного развития в новых условиях. В этой связи сошлемся на редкий, в силу закрытого предназначения «для служебного пользования» и совсем малого количества экземпляров – по числу существовавших в то время епархий, исторический документ, оказавшийся в наших руках: Обращение к преосвященным епархиальным архиереям Патриарха Алексия (Симанского) 1959 г. Насколько нам известно, оно нигде не публиковалось. В нем, фрагментарно, говорится: «Несколько лет тому назад я обратился к Епархиальным архиереям с братским посланием, в котором я отмечал отрицательные стороны в обиходе многих Преосвященных, именно: – стремление «расширять» в широком смысле слова, как говорится в св. Евангелии о фарисеях и книжниках, «воскрилия риз своих», в иных случаях даже с явным злоупотреблением церковными средствами, к крайнему недоумению и соблазну многих – и духовных, и мирских людей, – и распространять свои личные хозяйства за счет церковных сумм, с ущербом для общецерковного дела. Я тогда указывал на то, что широкая жизнь некоторых архиереев с поездками на курорты, с заведением для себя личных нескольких машин, с широким празднованием своих именин и т. д. – является соблазном для верующих, для подведомого духовенства и вызывает крайнее осуждение, прежде всего, со стороны тех, кто надеется видеть в духовных лицах, а особенно в архиереях, людей, преданных своему церковному делу, являющихся примерами жизни скромной, соответствующей тому, чему они учат с церковного амвона. Говорил я и том, что широкая жизнь архиерея заражает многих из рядового духовенства, которые, подражая своему архипастырю, также употребляют не принадлежащие им церковные деньги на свои личные нужды и прихоти… Замечено, и это совершенно понятно, что именно те духовные лица, которые гонятся за внешними благами жизни, являются неисправными, как священнослужители, извлекая из своего положения лишь то, что удовлетворяет их честолюбию, корыстолюбию, властности начальнической и прочим отрицательным свойствам лицемерного и нерадивого служителя церкви. К сожалению, мои надежды не оправдались, и мне приходится снова подымать вопрос о соблазне, вносимом некоторыми Преосвященными своим образом действий».

На Поместном Соборе РПЦ 1988 г. особое внимание присутствующих привлекло к себе выступление архиепископа Иркутского Хризостома (Мартишкина), который высказался против того, чтобы настоятели вернулись к хозяйственному руководству в приходах и распоряжению церковными средствами: «Помню 40‑е гг., с 1943 по 1954 г., у нас тоже было возрождение, даже более мощное, чем сейчас: открывались храмы тысячами. Священнослужители имели возможность и административной, и пастырской деятельности. С чего они начинали и чем кончили, я думаю, все, кто жил в это время, знают. Начинали с того, что покупали себе роскошные дома на самом видном месте, красили заборы в зеленый цвет. Приезжай в любое место: лучший дом с зеленым забором и злой собакой – дом священника, и к нему не подберешься. А машины – не просто «Волги», а ЗИЛы. Я думаю, что великим благом, Промыслительным действием Божиим было то, что в 1961 г. отказались от административной деятельности… По крайней мере у нас не было возможности так широко пользоваться церковным карманом, мы часто путаем его со своим» (цит. по кн.: Цыпин В., прот.История Русской Церкви. 1917-1997… С. 469).

Вместе с тем (и это главное), нужно обратить внимание на то, что советское руководство никогда не было монолитным. Среди высших сановников постоянно шла ожесточенная внутрипартийная борьба с переменным успехом между, условно говоря, «национал-большевиками», «русской партией» – с одной стороны и «большевиками-интернационалистами», «безродными космополитами» – с другой, и Сталин не мог не учитывать расстановку сил в своем окружении, ибо, вопреки распространенному мнению, он не был абсолютным тираном, и тезис «сталинские репрессии» не соответствует действительности. В конце 1940-х гг. стала побеждать группа, в годы Отечественной войны и непосредственно перед ней отодвинутая на второй план, и для которой Русская Церковь была препятствием на пути реализации далеко идущих замыслов, не отвечающим российским национальным интересам (см., напр.: Бранденбергер Д. Л. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956). СПб., 2009; Жуков Ю. Н. Борьба за власть в руководстве СССР в 1945-1952 гг. // Вопросы истории. 1995. № 1. С. 23-39; Он же. Гордиться, а не каяться! Правда о Сталинской эпохе. М., 2011; Иоанн (Снычев), митр. Самодержавие духа… С. 316-323; Платонов О. А. Терновый венец России. История Русского народа в XX веке. Т. 2. М., 1997. С. 278-293). Этим и можно объяснить постепенное свертывание положительной политики государственных органов в традиционном для России религиозно-историческом направлении.

По роду своей прошлой деятельности в качестве офицера-политработника, секретаря комитета ВЛКСМ шахты, первого секретаря райкома комсомола, члена бюро райкома КПСС, члена исполкома и депутата райсовета народных депутатов мне приходилось иметь много бесед с участниками Великой Отечественной войны. И ни от одного из них я не слышал худого слова в адрес Сталина. Ни от одного! Очень высокого мнения был о вожде мой отец, служивший в армии в 1943-1950 гг. Будучи уже священником, я окормлял в доме ветеранов двух отважных русских воинов – инвалидов ВОВ. И они также тепло отзывались об Иосифе Виссарионовиче. Можно одурачить 10 человек, можно – тысячу, можно 1 миллион. Но весь народ – никогда! Русский народ, живший при Сталине, в большинстве своем искренно любил вождя и учителя. Здравомыслящие люди – патриоты, националисты и государственники – любят его и сегодня.

Несомненно, Сталин был православным христианином, вел тяжелейшую борьбу за Россию и не дал антихристианским и антирусским силам в свое время сделать то, что мировая закулиса проделывает с нашей Родиной в наши дни. Он никогда не торговал Отечеством! А о личной скромности вождя можно слагать легенды.

Александр Васькин, протоиерей Русской Православной Церкви