Это было как бы решительное и окончательное разделение
сынов Света и сыновей диавола.
Каждый человек в России был поставлен перед выбором:
с кем ты?
Инок Всеволод. «Охранительство»
Из материалов к книге «Русь во Христе»
...Становящееся в начале XX века всё более обезбоженным, в духовном смысле глубоко больное, всё чаще соблазнявшееся посулами «светлого будущего» со стороны то «просвещенных» либералов, то просто разбойников-террористов, российское общество решительно вставало на путь собственной гибели. И хотя надежды на благополучный исход грядущей национальной трагедии даже и у Церкви оставалось все меньше и меньше, она - устами своих великих подвижников-прозорливцев продолжала призывать граждан России наконец-то одуматься.
Громогласно предупреждал русский народ о возможных грядущих бедах петербургский пастырь, святой праведный Иоанн Кронштадский, писавший: «Если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и беззакония... Спасение наше в Церкви и нигде больше» (Полонский А.В. Православная Церковь в истории России... М., 1995. С. 68-69).
К духовному горению, к живой - и словом, и делом - всеобщей проповеди евангельских истин, к христианскому просвещению душ особенно призывал отец Иоанн самих служителей Церкви, обязанных всегда помнить о своей ответственности пред Богом за каждый день и час своей пастырской жизни, ибо «Господь преимущественно назирает за поведением архиереев и священников, за их деятельностью просветительною, священнодейственною, пастырскою... Нынешний страшный упадок веры и нравов весьма много зависит от холодности к своим паствам многих иерархов и вообще священнического чина» (Сурский И.К. Отец Иоанн Кронштадский. Т. 1. С. 188-189).
И здесь он был абсолютно прав. Именно казенно-синодальный стиль жизни, властвовавший тогда в Церкви, - с его, становившимся в то время всё более робким, в принципе не наступательным, а лишь охранительным, духом, смешивавшийся при том с элементами мирского либерализма, и не позволил церковным силам сколько-нибудь активно проявиться в их противостоянии революции.
И «синодские», и влиятельный тогда (первенствующий член Синода) петербургский митрополит Антоний (Вадковский; 1846-1912) - сами в известной степени уже затронутые болезнью либерализма, позволяли себе порой даже явно заигрывать с леволиберальными кругами прозападной российской интеллигенции, постоянно оглядываясь на ее, якобы подлинно «общественное», мнение и всячески уклоняясь от исполнения своего прямого православного долга - обличения и увещевания впадавшей тогда в революционное беснование России.
Вообще церковные деятели типа Вадковского как огня боялись выражения сколько-нибудь принципиальной позиции Церкви в отношении революционных событий, прикрываясь при этом идеей якобы ее полной аполитичности.
Но именно такая позиция и способствовала дальнейшему росту разрушительных для страны и самой Церкви социалистических (а затем и прямо коммунистических) тенденций, со временем и приведших Россию к большевицкой оккупации. О подобной либерально-капитулянтской позиции митрополита Антония достаточно резко отзывался другой известный Владыка Антоний - Храповицкий, в одном из своих писем (к Б. Никольскому) отмечавший, что столичный архипастырь «ведет себя двулично до позора», «совсем сбился с толку», и, поскольку твердых убеждений у него никогда не было (к тому же митрополит, судя по воспоминаниям о нем, лично весьма боялся «демократов» с бомбами - террористов), то он безотказно и «отдает Церковь в лапы пьяным дьячкам-нигилистам, изображающим из себя академические корпорации» (Цит. по: Фирсов С. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х - 1918 гг.). М.: Круглый стол по религиозному образованию и диаконии, 2002. С. 300 и 74).
Между прочим, весьма показательно, что «либерал» Антоний (Вадковский), например, до того терпеть не мог твердого государственника и духовно-трезвого патриота-монархиста св. прав. Иоанна Кронштадского - что даже не возглавил, как ему полагалось, отпевания этого достойного пастыря!).
Увы, в столь ответственное для страны время в Синоде и Петербурге правящим архиереем (по назначению власти) оказался человек, о котором Победоносцев в сердцах говаривал: «Кто нашего митрополита [как метлу] в руки возьмет, тот [им] и метет» (Там же. С. 70).
В русле такой позиции Синодом и было издано особое послание к народу - с полным одобрением фактического лишения Государя прав подлинного Самодержца (в соответствии с основными положениями Манифеста 17 октября 1905 года о даровании Царем Конституции). Однако, как и самый вынужденный манифест этот, так и поддержка его либеральным Синодом, стали еще одним шагом к гибели подлинно христианской России - сначала в угаре февральской революции, а затем уже и под пятой большевизма.
Философ и публицист Лев Тихомиров записывал об этом в своем дневнике - с гневом и душевной горечью: «Церковь разлагается... На старости лет приходится искать себе даже Церковь... Всё рухнуло»; «Синод, молчащий при действиях революционеров, выпустил послание, призывающее к порядку, к тому, чтобы никто не защищал царя самовольно, ибо "царь велик и могущественен" и может сам себя защитить. Замечательные наши архипастыри и пастыри!» (Из дневника Л. Тихомирова. Записи от 25 и 29 октября 1905 г. - Цит. по: Там же. С. 302)
Чрезвычайно показательны в этой ситуации: и безусловное потакание значительной части членов Синода разрушительной для страны деятельности либеральных кругов, и та полнейшая его духовная слепота (как и вообще многих «демократично» и «прогрессивно» настроенных тогдашних пастырей) в отношении революционного процесса в России.
Это особенно ярко проявилось, например, в отрицательной реакции «синодских» на подлинно патриотический, принципиально православный и, по сути, пророческий по своим духовным интуициям документ, скрепленный подписями двух архиереев - митрополита Московского (будущего священномученика) Владимира и викарного епископа Серпуховского Никона (Рождественского), - так называемое «Поучение».
Его предписывалось прочитать во всех московских храмах во время литургии 16 октября - накануне опубликования царского Манифеста о «даровании свободы», а затем предполагалось ознакомить с ним и всю Россию. Однако болезнь прореволюционного либерализма зашла уже при всеобщем (и государственном, и синодально-церковном) попустительстве слишком далеко. Не только в самой Москве многие священники отказались прочитать «Поучение» в своих храмах - и даже подали протестную записку, в которой заявили «о своей полной несолидарности с тем возмутительным и по содержанию, и по тону речи поучением, которое их обязывали читать» (Цит. по: Там же. С. 303), но и Святейший Синод в «Определении» от 22 октября 1905 года отказался поддержать этот документ.
При этом Синод обосновывал такую свою позицию тем, что, мол, это «Поучение» может стать «причиной междоусобного раздора среди населения, проявившегося даже в храмах» (Там же. С. 304)! Как будто страна уже не раздиралась предельными «раздорами» - со стороны тех же бомбистов-революционеров?
Раздоры же эти нужно было гасить не сладкозвучными синодскими призывами к миру, что было заведомо бесполезно, а лишь, увы, вынужденно-суровыми силовыми методами да быстрейшим решением наболевших социальных задач, причем не в рамках бесполезных и разрушительных по духу конституций, а в границах традиционной национальной власти.
Именно этим, например, занялся тогда великий Столыпин, к несчастью, вскоре же, при попустительстве той самой власти, которую он защищал, и убитый.
Именно всемерному укреплению традиций российской государственности и должна была бы содействовать тогда Церковь (в том числе и ее Синод), а не смущенно подыгрывать уже тогда духовно слепотствовавшим либералам!
Но, возвращаясь к «Определению» (от 22 октября), следует сказать, что такой же мертвенностью духа веяло тогда не только от синодских документов.
Не менее печальной была и вся общая картина духовного просветительства в целом - казёнщина царила во многих сторонах церковной жизни, а если в духовных учебных заведениях и пытались порой проводить какие-то реформы, то они, наоборот, как правило, еще более ухудшали дело, внося и в эти церковные структуры вездесущий дух вульгарного либерализма. Как сокрушался по этому поводу тогда архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) в письме к митрополиту Киевскому и Галицкому Флавиану: «...московские профессора просят «свободы преподавания», т. е. права отрицать в своих курсах Божество Иисуса Христа и вообще Символ веры. Если мы будем плодить еретиков в церковной школе, то что нам ждать за это на Страшном Суде?» (Письмо 43, от 8 окт. 1905 г. - цит. по: Инок Всеволод. Охранительство. Сб. статей. Джорданвиль-Москва, 2004. С. 15); или: «Академии так низко пали за эти три года, так далеко отошли от своей задачи, что хоть Архангела Гавриила посылай туда ректором - всё равно толку не будет» (Письмо 13, от 22 ноября 1907 г. - цит. по: Там же).
И лишний раз убеждаешься в том, насколько закономерным следствием антидуховного распада «просвещенного» общества явилась революция в России, - когда читаешь страшные, но, увы, правдивейшие строки воспоминаний одного из известных священников Русской Церкви - Протопресвитера российской армии и флота о. Георгия Шавельского - о состоянии дел, например, в духовных академиях.
Как пишет он о Петербургской академии начала 1900-х гг.: «Студенты перестали посещать академическую церковь и лекции. Дело дошло до того, что среди студентов велась очередь по посещению лекций. Очередные два человека от курса обязаны были в свой день просидеть на лекциях. Не желающие вынести этот труд, нанимали за себя других» (Протопресвитер Георгий Шавельский. Русская Церковь пред революцией. М. 2005. С. 299), а например, «1 мая 1907 г... они явочным порядком бойкотировали проверочные экзамены» (Там же. С. 301). «Со всех сторон раздавались жалобы, что научная подготовка академических студентов, в сравнении с прежним временем, весьма упала, как упали и религиозная настроенность, и дисциплина... академии стали разлагаться. <...> Академии последнего времени, при установившихся в них порядках и создавшемся настроении студентов, не могли не плодить "научных недоучек", расхлябанных, не приученных ни к порядку, ни, тем более, к беззаветному исполнению долга "деятелей"...» (Там же. С. 302, 304).
В это время и православное просветительство хирело почти уже повсюду: даже евангельское слово нередко теряло свою соль в безжизненных проповедях сословного духовенства; все мертвенней, без подлинного христианского духа становилась лишь по форме остававшаяся «православной», «душеполезная» литература.
О том, что в России становилось все меньше и меньше духовно-горящих проповедников Христовых, что и духовный уровень самих церковных деятелей оказывался все ниже и ниже, а дело просвещения христианского все более и более коснело в поверхностных штампах - как в самой Империи, так и за ее пределами, постоянно писал на страницах своего дневника великий апостол Страны Восходящего Солнца, архиепископ Японский, святитель Николай (Касаткин; 1836-1912), - например: «3/15 Марта 1896... впал в отчаяние: когда же Господь даст мне помощников и даст ли? Ужели моя беспрерывная молитва о сем, и почти о сем одном, - тщетна? Вот и академистов сколько воспитал, чая в них помощников себе, и ни единого! Хоть бы кто близко принял к сердцу дело Церкви, дело церковной школы, дело воспитания служителей Церкви! <...> Господи, когда же воспрянет Россия к делу Православия? Когда же явятся православные миссионеры? Или Россия и вечно будет производить все таких же самодуров и нравственных недорослей, какими полна доселе... вечно, пока так и не погибнет в своем нравственном и религиозном ничтожестве к страшному своему осуждению на Суде Божием за то, что зарыла талант?» (Николай-до. Святитель Николай Японский. Краткое жизнеописание. Выдержки из дневников. СПб.: Изд-во «Библиополис», 2001. С. 122-123). Или же другая запись: «5/18 Апреля 1900... Грустно думалось: бредет-то к нам народ все больше ленивый, [а] кто поживее и поумнее, и не думает заглянуть к нам - идут на другие службы... Оттого и духовенство у нас плохо, духовная литература мелочна, духовенство... такое, что до сих пор в 30 лет ни одного доброго миссионера не выслало сюда Отечество. ... Э-эх, грусть-тоска глубокая!» (Там же. С. 166).
Еще горестнее становятся дневниковые записи святителя Николая в период русско-японской войны 1904-1905 годов, где мы читаем правдиво-скорбные строки о становившейся уже тогда все менее христианской России: «18/31 Июля 1904... Бьют нас японцы, ненавидят все народы. Господь Бог, по-видимому, гнев Свой изливает на нас. Да и как иначе? За что бы нас любить и жаловать? Дворянство наше веками развращалось крепостным правом и сделалось развратным до мозга костей. Простой народ веками угнетался тем же крепостным состоянием и сделался невежественен и груб до последней степени; служилый класс и чиновничество жили взяточничеством и казнокрадством, и ныне во всех степенях служения - поголовное самое беспросветное казнокрадство везде, где только можно украсть. Верхний класс - коллекция обезьян - подражателей и обожателей то Франции, то Англии, то Германии и всего прочего заграничного; духовенство, гнетомое бедностью, еле содержит катехизис - до развития ли ему христианских идеалов и освящения ими себя и других? <...> И при всем том мы - самого высокого мнения о себе: мы только истинные христиане, у нас только настоящее просвещение, а там - мрак и гнилость; а сильны мы так, что шапками всех забросаем... Нет, недаром нынешние бедствия обрушиваются на Россию - сама она привлекла их на себя. Только сотвори, Господи Боже, чтобы это было наказующим жезлом Любви Твоей! Не дай, Господи, вконец расстроиться моему бедному Отечеству! Пощади и сохрани его!» (Там же. С. 182-183)
Как поражение России в войне с Японией, так и революционные события 1905 года, Владыка связывал непосредственно с духовным разорением страны, с исподволь наступавшим в ней равнодушием к былой отеческой святорусской вере, с воочию творимым тогда русским народом предательством Самого Христа.
Именно на эту причину всех российских бед прямо и указывал в своем дневнике святитель Николай: «3/16 Июля 1905... Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злейшей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию, и отчаяние берет, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не может самостоятельно существовать. А в России, судя по ее мерзкой - не только светской, но и духовной - литературе, совсем гаснет вера в Личного Бога, в бессмертие души. Гнилой труп она по нравственности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается. Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ. Бичуется ныне Россия, опозорена, обесславлена, ограблена. Но, - ужасается святитель, - разве же это отрезвляет ее? Сатанинский хохот радости этому из конца в конец раздается по ней. Коли собственному позору и гибели смеется, то уже не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумие обуяло ее, и нет помогающего ей, потому что самое злое неистовство ее - против Бога, Самое Имя Которого она топчет в грязь. Богохульством дышат уста ее. Конечно, есть малый остаток добра, но он, видно, до того мал, что не о нем сказано: "Семя Свято - стояние его" (Ис. 6, 13). Душа стонет, сердце разорваться готово» (Там же. С. 187).
И все эти, жестокие в своей правде слова не есть выражение только личного, сугубо субъективного (излишне мрачного или хотя бы излишне сгущающего темные краски) взгляда на российскую действительность той поры - как, быть может, хотелось бы кому-то думать в стремлении идеализировать религиозную жизнь дореволюционной России! Нет, ведь и сама февральская революция (с последующим октябрьским переворотом) 1917 года стала возможна в ней только в силу того, что в духовном отношении значительная часть русских людей фактически уже жила в революционном распаде и разложении задолго до событий февраля-октября: трагические события эти всего лишь выразили и оформили более определенным социально-политическим образом - явив большевицкое атеистическое государство - то внутреннее, уже реально падшее (и религиозно, и чисто граждански) состояние российского общества, в котором оно пребывало в основной массе своей, по крайней мере, с конца XIX - начала XX века. И то, что оценка, данная Владыкой Николаем состоянию России на тот период, не была ни злопыхательски-субъективной, ни отнюдь одиночной, подтверждают высказывания подобного же рода и других известных, патриотически настроенных церковных деятелей.
Так, отзываясь на сложившееся в результате революционных событий 1905-1907 гг. общее положение в стране и, главное, на всё усиливавшееся тогда критическое состояние Церкви, известный в дальнейшем религиозный философ, ученый (физик, математик) и священник, тогда еще молодой П. Флоренский со всем основанием утверждал в одной из статей (1909 года): «...революция усилила тот упадок и разложение православного быта, а значит - и православия, которое давно уже совершается капитализмом, городами и фабриками. Как ни медленно движется культурная (не политическая) история, всё же православие близко к какому-то рубежу, где оно должно или совсем разложиться, или, изменившись, возродиться. Мы говорим "изменившись", потому что православие своим бытом тесно связано с жизнью, а жизнь меняется и ломает этот быт, ломая и православие. С другой стороны, православие крепко и внутренне связано даже с политической историей - через самодержавие. Вера в царское самодержавие, мистическое к нему отношение - это один из непременных элементов православия, и поэтому изменения в способах управления страной [имеются ввиду последствия манифеста 17 октября 1905 г. о некотором ограничении монархии. - д. Г. М.] наносят православию новый удар... трещиной в православии надо считать всё более и более открывающееся неустройство церкви, неканоничность ее, нарушение ею основных церковных же канонов [в первую очередь здесь подразумевается, конечно же, давнее ее согласие на само «синодальное», а не патриаршее ее устроение. - д. Г. М.]. Открывается вопиющее противоречие между консерватизмом православия и его фактическим отступлением от консерватизма и притом в сторону разорения церковного устройства [вспомним хотя бы о «либеральствующих» архиереях того времени. - д. Г. М.]. Это противоречие уже сознано и готово стать движущей силой в православии...» (Флоренский П. Православие // Флоренский П. Вопросы религиозного самопознания. М.: Изд-во АСТ, 2004. С. 183-184).
О том же самом, но с гораздо большей открытостью в выражении своих одновременно скорбных и гневных чувств относительно постепенно шедшего тогда духовного падения России говорил и писал весьма известный архиепископ Никон (Рождественский): «Не злодействуют ли злодейски злодеи у нас? Не находится и среди нас немало людей, которые добро уже называют злом, а зло добром, тьму безбожных учений - светом, а свет Христова учения - тьмою? Страшно подумать, больно говорить о том, сколько зла творится среди нас! Никогда, с самого начала Руси, не было слышно на нашей земле такого богохульства, такого кощунства, какое слышали и слышат уши наши. Никогда не было такого отступничества от святой веры православной, как в дни наши. Самые ужасные пороки ныне возводят чуть ли не в добродетели... Убить, отравить, развратить, загубить душу - да об этом мы читаем в газетах каждый день. И это творится во всех слоях общества: и среди простого народа, и среди образованных людей. Полная распущенность нравов, уподобляются люди скотам несмысленным!.. И вот гремят над нами громы небесные. Потрясается земля в основаниях своих!» (Архиепископ Никон (Рождественский). Мои дневники. Вып. 2. Сергиев Посад, 1911. С. 38-39)
И, действительно: уже тогда начались и прямые убийства священников, ставших первыми жертвами великих грядущих гонений на Церковь.
Так, «в Ялте, в 1905 г., за бесстрашные обличения царивших тогда в городе революционных настроений, в своем доме, на глазах у жены и трех малолетних сыновей, был заколот кинжалами о. Владимир Троепольский. Его последние слова, обращенные к убийцам, были: "Бог простит!" В селе Городищи Царицынской обл. 30 ноября 1906 г., также в своем доме, был убит священник о. Константин Хитров. Убийцы не пощадили никого из его домашних: о. Константин, его матушка, пятилетний сын Сергей и малолетний Николай, все были найдены с проломленными черепами. В 1910 г. в Тифлисе был убит экзарх Грузии архиепископ Никон» (Жития святых. 1000 лет русской святости. Собрала монахиня Таисия. Т. 1. Джорданвилль, 1983. С. 75).
Но не менее ужасным было тогда, например, и духовно-нравственное состояние даже некоторых православных семинарий!
Как отмечал в своих воспоминаниях (с приведением ссылок на газетные корреспонденции с мест) уже упоминавшийся выше протопресвитер Г. Шавельский, в Воронежской семинарии «инспекторов... в их собственных квартирах подстреливают прямо в лицо 17-летние семинаристы по постановлению революционного кружка (21 февраля 1907 г. в 6 ч. в.)», а порой и ректорам «предательски пускают пули в спину (в Тамбовской семинарии, где из-за этого многосемейный инспектор безнадежно сошел с ума), или обливают лицо кислотою, когда несчастно погибший сын их начальника лежит на столе (в Харьковской семинарии)...» (Протопресвитер Георгий Шавельский. Указ. соч. С. 253).
Весьма печально дело обстояло и в Киевской духовной академии, о чем Владыка Антоний (Храповицкий) писал так: «Учащиеся в академии попы целыми месяцами не ходят в церковь, а штатских студентов во всех академиях на воскресных обеднях бывает [по] 7-10 человек. Попы едят перед служением... утром, демонстративно... отвечают: «Я догматов не признаю». И вот толпы таких звероподобных экземпляров наполняют наши школы в виде законоучителей: o tempora, o mores!... всё омертвело в церковном отношении... В Московской академии доцент читал о Златоусте как сатирике, один студент - как о республиканце, другой - как о социальном анархисте» (Письмо 14, от 28 ноября 1907 г. - цит. по: Инок Всеволод. Указ. соч.. С. 16).
О состоянии же общества в целом Владыка Антоний восклицал: «Боже мой, Боже мой! До чего мы дожили? В какой атмосфере... живет Церковь? В атмосфере разврата, лжи, обмана, лести и упадничества... Но неужели же ложь восторжествует, разврат поднимет голову и сатана будет победителем?» (Письмо 83 от 25 окт. 1910 г. - цит. по: Там же. С. 16-17), и наконец: «Приходит начало конца» (Письмо 15, от 9 января 1908 г. - цит. по: Там же. С. 14).
Как видим, гнев архиепископа Никона по поводу наступавшего духовного кризиса в России на пороге революции был совершенно оправдан.
Но особенно острым становится у владыки Никона предчувствие надвигающейся на страну катастрофы - в связи с началом первой мировой войны.
Уже в 1914 году он пророчески взывал к верным Богу соотечественникам: «Готовьтесь к исповедничеству, готовьтесь к мученичеству. И тем горше будет чаша наших испытаний, что нам поднесут ее не язычники, не римские воины, а изменники Христу. О, они злее всех язычников, ибо они суть "сборище сатаны", о котором говорит Тайновидец. Чтó все нынешние поношения, кои нам приходится терпеть, пред теми, какие ждут нас впереди, если попустит Господь! Грозы Божии ходят вокруг нас» (Духовное наследие Свято-Данилова монастыря. Архиепископ Никон (Рождественский). Материалы к жизнеописанию // Даниловский благовестник, 1992. № 1 (2). С. 61).
О том же, как встретил Февральскую революцию 1917 г. непосредственно Святейший Синод, достаточно подробно (с необходимыми ссылками на источники) говорится в статье М. Бабкина «Синод и Февральская революция». Отдельные фрагменты этого текста даются ниже в качестве «Приложения» (многочисленные авторские ссылки на документы и научно-историческую литературы при этом мною опущены).
Приложение:
Михаил Бабкин
Синод и Февральская революция
«...в конце февраля 1917 г. члены Св. Синода на разворачивавшиеся в Петрограде революционные события смотрели с равнодушием. В те дни, как отмечал протопресвитер военного и морского духовенства Г. Шавельский, в Синоде «царил покой кладбища». Синодальные архиереи вели текущую работу, занимаясь большей частью решением различных бракоразводных и пенсионных дел...
О необходимости поддержать монархию говорил... товарищ обер-прокурора Н.Д. Жевахов. В разгар забастовок, 26 февраля, он предложил председателю Синода - митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению - «вразумляющее, грозное предупреждение Церкви, влекущее, в случае ослушания, церковную кару». Митрополит Владимир... отказался помочь падающей монархии, невзирая на настоятельные просьбы Жевахова. С аналогичным предложением осудить революционное движение 27 февраля выступил и обер-прокурор Н.П. Раев, но Синод отклонил и это предложение...
Это свидетельствует о том, что члены Св. Синода смотрели на процесс крушения монархии хладнокровно и безучастно, не предпринимая каких-либо попыток ее поддержать, не сказав ничего в защиту императора.
2 марта синодальные архиереи частным образом собирались в покоях Московского митрополита... члены Синода признали необходимым немедленно войти в сношение с Исполнительным комитетом Государственной думы. На основании чего можно утверждать, что Св. Синод ПРЦ признал Временное правительство еще до отречения Николая II от престола. (Следующее совещание синодальных членов происходило 3 марта в покоях Киевского митрополита. В тот же день о резолюциях Синода было доложено новому правительству).
Первое после государственного переворота официально-торжественное заседание Св. Синода состоялось 4 марта. На нем председательствовал митрополит Киевский Владимир и присутствовал новый синодальный обер-прокурор В.Н.Львов, накануне назначенный Временным правительством. Митрополит Владимир и члены Синода (за исключением отсутствовавшего митрополита Питирима. - М.Б.) выражали искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Православной церкви. Тогда же из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора было вынесено в архив царское кресло, которое в глазах иерархов ПРЦ являлось «символом цезарепапизма в Церкви Русской», то есть символом порабощения Церкви государством. Причем князь Н.Д. Жевахов, ссылаясь на слова не называемого им очевидца этого события, говорит, что кресло было вынесено непосредственно обер-прокурором, которому помогал один из церковных иерархов, член Св. Синода. Кресло было решено передать в музей.
На следующий день, 5 марта, Синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие Царствующему дому «отныне не провозглашалось»... эти действия синода имели символический характер и свидетельствовали о желании его членов «сдать в музей» не только кресло царя, но «отправить в архив» истории и саму царскую власть.
Первое рассмотрение вопроса о молитве за власть в Св. Синоде ПРЦ происходило 7 марта 1917 г. Его определением синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) поручалось произвести изменения в богослужебных чинах и молитвословиях соответственно с происшедшей переменой в государственном управлении. Но, не дожидаясь решения этой комиссии, 7 марта Св. Синод выпустил определение, которым всему российскому духовенству предписывалось «во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома, возносить моление «О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном правительстве ея».
Относительно этого синодального определения отметим, во-первых, что в нем Российский императорский дом уже 7 марта (!) был провозглашен «царствовавшим»: до решения Учредительного собрания и при фактическом отсутствии отречения от царского престола великого князя Михаила Александровича Дом Романовых стал поминаться в прошедшем времени. По роковому стечению обстоятельств (?) в тот же день Временное правительство постановило арестовать отрекшегося императора Николая II и его супругу, что было исполнено 8 марта...
Официально «царские дни» были отменены постановлением Временного правительства 16 марта 1917 г. Однако Синод, серией своих определений объявив революционные события необратимыми, упразднив поминовение «царствовавшего» Дома, хронологически опередил и, можно сказать, предвосхитил постановление Временного правительства об отмене этих государственно-церковных праздников. Таким образом, приоритет в отмене «царских дней» принадлежит членам Св. Синода ПРЦ.
Высшее российское духовенство внесло изменения в содержание богослужебных книг спокойно и с легкостью: церковно-монархическое учение о государственной власти, исторически утвердившееся в богослужебных книгах Русской церкви и до марта 1917 г. созвучное «уваровской» триединой формуле «За Веру, Царя и Отечество», было нарушено. Изменение смысла заключалось, с позволения сказать, в «богословском оправдании» революции, то есть в богослужебной формулировке тезиса о том, что «всякая власть от Бога»: как царская власть, так и народовластие. Этим в богослужебной практике проводилась мысль, что смена формы власти как в государстве, так и в Церкви (в смысле молитвенного исповедания определенного государственного учения) - явление не концептуального характера и вовсе не принципиальное. Вопрос же об «альтернативе» власти, то есть о должном выборе Учредительным собранием между народовластием и царством, был Синодом решен и богословски, и практически в пользу народовластия.
Поскольку в церковных богослужебных книгах определениями Синода 7 и 18 марта 1917 г. было произведено упразднение молитв о царской власти, то тем самым Дом Романовых фактически был объявлен «отцарствовавшим». Следовательно, можно утверждать, что уже 9 марта, после выхода упомянутого послания Синода, во-первых, формально завершился процесс перехода ПРЦ на сторону Временного правительства, на сторону революции и, во-вторых, Св. Синод фактически осуществил вмешательство в политический строй государства: революционные события были официально объявлены безальтернативными и бесповоротными...
В качестве примера [изменений богослужебных молитв. - д. Г. М.] можно привести Богородичный тропарь утрени, который после произведенной замены стал содержать следующие слова: «Всепетая Богородице... спаси благоверное Временное правительство наше, емуже повелела еси правити, и подаждь ему с небесе победу». Этим «вероучительным» молитвословием Синод фактически провозгласил тезис о божественном происхождении власти Временного правительства.
Таким образом, через несколько дней после начала Февральской революции Российская Церковь перестала быть «монархической», фактически став «республиканской»: Св. Синод ПРЦ, повсеместно заменив поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия, провозгласил в богослужебных чинах Россию республикой. Как неизбежное и закономерное следствие «духовных» действий церковной иерархии, Россия была объявлена А.Ф. Керенским 1 сентября 1917 г. республикой, ибо действие «духа» предшествует и обусловливает действие «плоти».
Провозглашение А.Ф. Керенским России демократической республикой до решения Учредительного собрания не имело юридической силы, а было осуществлено для удовлетворения желания революционной демократии. Соответственно и действия Синода являлись осуществлением желания представителей высшего духовенства - «революционной иерократии», «воинствующего клерикализма» - путем уничтожения царской власти разрешить многовековой теократический вопрос о «священстве - царстве», вопрос о соперничестве «первосвященника-царя и царя-первосвященника».
Если различные политические партии и социальные группы общества, движущие революционный процесс, были заинтересованы в свержении авторитарной власти российского самодержца, то духовенство было заинтересовано не только в уничтожении монархии, но и, в первую очередь, в «десакрализации» царской власти. Духовенство (в частности Синод ПРЦ) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо формой народовластия нет, по сути, никаких отличий: «всякая власть - от Бога». Именно выполнение условия «десакрализации» царской власти было одним из основных этапов в разрешении вопроса «священства - царства» в пользу превосходства священства над мирским царством. В необходимости «десакрализации» монархии (в создании доказательства того, что земное царство подобно «бренной плоти», а священство подобно «вечному духу»; обосновании тезиса: «дух выше плоти и должен подчинить ее себе») заключался один из основных «революционных» мотивов духовенства...
Еще одним, хотя и косвенным, свидетельством одобрения Синодом свержения царской власти является его определение, выпущенное 28 апреля 1917 г. Согласно ему, всем священнослужителям, лишенным при старом режиме священного сана за свои политические убеждения, предлагалось обращаться в Св. Синод с ходатайством о пересмотре своих дел и о восстановлении в священном сане. Этим определением Синод подчеркнул свой отказ от монархической официальной церковной политики, принятой при самодержавном строе. И позже, поддерживая ликование российского общества по поводу наступления радостных, «новых светлых дней» жизни, в своем послании ко всем гражданам России 12 июля Синод приветствовал всеобщую свободу России, «сбросившей с себя сковывавшие ее политические цепи»...» / По материалам Интернет-портала «Наука и религии мира» / См. также его статью: Михаил Бабкин. К 86-ой годовщине «бескровной» февральской революции. Святейший Синод Православной Российской Церкви и революционные события февраля-марта 1917 г., "Клио". 2002 г. N 2. С. 110-120).
Вместо заключения
Итак, прав был Владыка Антоний (Храповицкий), когда еще в 1908 году со скорбью предсказывал в письме митрополиту Флавиану (Городецкому): «...разложение Церкви будет идти всё дальше и дальше» (Письмо 17. - цит. по: Инок Всеволод. Указ. соч. С. 14). Разложение это, увы, достигло и Св. Синода, члены которого - либералы-архиереи - с радостью выбросили «на свалку истории» ставший ненавистным им царский трон и с подобострастной готовностью тут же окружили новый - вполне притом сатанинский по духу - «трон» Временного правительства.
Увы, ничуть при этом не терзаясь свои клятвопреступлением, не имея ни капли духовной мудрости, ни политического предвидения, они легко и даже не без радости предали и Царскую власть, и Божию Правду былой христианской России.
И потому вовсе неудивительно читать ныне такие духовно слепые и предательски фальшивые по отношению к истинной Церкви Христовой слова епископа Уфимского Андрея (князя Ухтомского, ушедшего впоследствии в старообрядческий раскол), написанные им в марте 1917 года: «...вопрос о присяге для смущённых и немощных совестей вполне отпадает....Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия... и вот рухнула власть, отвернувшаяся от Церкви. Свершился суд Божий... Освободилась от гнёта государства - Христова соборная Церковь.» (Уфимские епархиальные ведомости. Уфа, 1917. №5-6. Отдел неофиц. С. 138-139)..
При таком духовном состоянии многих из тогдашних российских архипастырей (не говоря уж о всё более разлагавшейся части всероссийской их паствы) чего же еще можно было ожидать стране, как не Суда Божия: этого - вполне заслуженного ею своим предательством и Бога, и Царя - большевицкого ига, похлеще татаро-монгольского и откровенно сатанинского? И чем же могли мы и наверняка, увы, будем еще продолжать смывать с себя позор всероссийского нашего богоотступничества - и прежнего, и продолжающегося поныне - как не кровью всех наших мучеников, верных Христу и Церкви Его?
...Прошло уже почти столетие с тех страшных времен, но плоды того либерал-предательства мы пожинаем даже доселе - лишь с 4-5 процентами (!) причащающихся в РФ христиан Православной России...
Смертоносное знамя бесстыжей либеральной «свободы» всё еще нагло развевается над нашей несчастной страной.
