22 августа/4 сентября исполнилось 120 лет со дня кончины архимандрита Вениамина Позднякова, героя Крымской войны, первого духовного наставника игумении Таисии, настоятеля монастыря Новый Иерусалим.
Девятнадцатый век в России кроме гениев русской классической литературы, музыки, живописи, явил также образы духовных подвижников, что не менее значимо для национального самосознания. Их жизнеописания вошли в фундаментальный свод архимандрита Никодима (Кононова) "Отечественные подвижники благочестия 18 и 19 вв.", многие из них к настоящему времени прославлены в лике святых. Но немало имен, к сожалению, в ХХ веке было предано забвению.
К числу последних принадлежит имя архимандрита Вениамина (Позднякова) - одного из замечательных подвижников благочестия Русский Земли XIX в. Статья о нем не была включена в выходящую ныне многотомную "Православную энциклопедию", а ведь он был той яркой фигурой своего времени, без которой не будет полным представление о духовной жизни Российской Империи 2-й половины XIX века.
В последнее время удалось найти новые документы, позволяющие воссоздать жизненный путь и духовный облик архимандрита Вениамина (Позднякова), память которого почитается на Леушинском подворье в Санкт-Петербурге, в Ново-Иерусалимском монастыре, а также в Свято-Духовом Боровичском монастыре. Будучи первым духовным наставником игумении Таисии Леушинской, в свою бытность настоятеля Боровичского монастыря, он закончил свой земной путь и упокоился в Ново-Иерусалимском монастыре.
Что же известно об архимандрите Вениамине?
В миру - Василий Поздняков, родился в 1816 г. в купеческой семье Ефремовского уезда Тульской губернии. Первоначально он пошел по родительским стопам и обучался в Ефремовском гражданском училище. Однако с юности Василий почувствовал призвание к монашеству, и отказавшись вступать в брак, в 25-летнем возрасте подал прошение об увольнении из купеческого сословия. 10 марта 1841 г. Василий Поздняков поступил послушником в Глинскую Богородицкую пустынь - один из центров старчества на Руси, располагавшуюся в то время в Курской губернии (ныне Сумская область на Украине), - "на предварительное испытание".
Спустя 3 года он перешел послушником в древнюю Свято-Горскую пустынь в Изюмском уезде Харьковской губернии, возобновленную в 1844 г. (ныне получившую статус Свято-Горской Успенской лавры). Здесь Василий Поздняков 21 ноября 1845 года был пострижен в монашество игуменом Арсением, первым настоятелем возобновленной обители, также пришедшим сюда из Глинской пустыни. В постриге Василий был наречен Вениамином. Образованность, благочестие и прочие духовные качества молодого монаха обратили на себя внимание монастырского начальства, так что уже через два месяца он был рукоположен во иеродиакона (20 января 1846 г.), а спустя год - во иеромонаха (20 мая 1847 г.). К концу того же года он был назначен казначеем обители. Почти десять лет подвизался о.Вениамин в Свято-Горской обители, которая стала для него духовной родиной. Немалую роль сыграли его труды в становлении этого монастыря, достигшего менее чем за полвека необыкновенного расцвета. (Уже в наши дни, в 2004 г., эта обитель получила статус лавры, став четвертой лаврой Руси).
В 1853 г. в жизни о.Вениамина произошли большие изменения. 10 марта в связи с началом Крымской войны он указом Св.Синода был определен для служения на Черноморском флоте с назначением в штат Георгиевского Балаклавского монастыря в Крыму. Уже 15 марта флотский иеромонах Вениамин поступил на фрегат "Коварна" 44 флотского экипажа "для кампании", который во время военных действий на Черном море крейсировал вдоль берегов Турции.
С 15 сентября 1854 г. он оказался в эпицентре героической защиты Севастополя, продолжавшейся 349 дней. Практически с самого начала битвы он состоял при 44 флотском экипаже на Малаховом кургане - главном укреплении, которое называли "дверью" Севастополя, и здесь о.Вениамин проявил себя настоящим героем. На основной батарее, сдерживавшей натиск элитных английских войск, и на главном перевязочном пункте молодой иеромонах поддерживал боевой дух русских воинов, молился о победе, вдохновлял защитников. За три месяца до окончания сражений (1 июня 1855 г.) о. Вениамин был переведен на батарею 4 на Северной стороне Севастополя, которая прикрывала отступление русских войск. Там он духовно окормлял раненых в офицерском отделении.
Позднее, во время одного из последних сражений за Севастополь на Черной речке 4 августа, он нес службу на главном перевязочном пункте на Микензиевской горе. Там он пробыл до 18 числа и сопровождал до г. Симферополя последний транспорт с ранеными.
О.Вениамин стал настоящей легендой Севастопольской осады, так что даже спустя много лет, посетивший Ново-Иерусалимский монастырь князь Н.С.Голицын так описывал его подвиги: "Во время Крымской войны, будучи служащим иеромонахом на Черноморском флоте, он находился при осаде Севастополя, под огнем неприятеля напутствовал раненых адмиралов, генералов, офицеров и солдат наших, даже выносил раненых из-под выстрелов". За эти подвиги еще до окончания войны (в июле 1855 г.) он был награжден боевой наградой - наперсным крестом на Георгиевской ленте "за отличное исполнение обязанностей во время военных действий против неприятелей".
Кроме того, за Крымскую кампанию он дважды награждался денежным окладом (8 октября 1855 г. Вел. Князем Константином Николаевичем и позже "Всемилостивейше награжден за понесенные в Севастополе труды"), а также был награжден бронзовым наперсным крестом в память войны ("за проявленное мужество и героизм в ходе войны1853-56 гг.", в 1857 году), имел серебряную медаль на Георгиевской ленте за защиту Севастополя и светло-бронзовую медаль на Андреевской ленте для ношения в петлице.
После сдачи Севастополя 1 сентября 1855 по распоряжению Главнокомандующего Южной Армией Князя Горчакова он был направлен в Киево-Печерскую Лавру для дальнейшего служения по усмотрению Духовного ведомства. После понесенных на фронте трудов о.Вениамин желал молитвенной монашеской жизни, и, будучи почитателем Матери Божией, подал прошение об определении его в Свято-Успенский Большой Тихвинский монастырь Новгородской епархии, где хранилась великая святыня - явленная Тихвинская икона Богородицы. 20 февраля 1856 его прошение было исполнено.
Интересно отметить, что именно здесь, в Введенском Малом Тихвинском девичьем монастыре, позднее начнет монашеский путь его духовная дочь матушка Таисия.
Однако уединенная жизнь о.Вениамина в Тихвинском монастыре периодически нарушалась. Как опытного флотского иеромонаха его призывали в различные плавания. К примеру, в 1856 г. его пригласили для окормления экипажа "параходо-фрегата" "Храбрый", под руководством Князя Воронцова, который плавал по Балтийскому морю. А в 1859 г. он состоял на "параходо-фрегате", который находился в распоряжении генерал-адмирала Великого Князя Константина Николаевича, и на котором он прибыл в Россию из Англии.
Недюжинные способности и многочисленные заслуги иеромонаха Вениамина не остались незамеченными у священноначалия, и 15 июля 1861 г. по резолюции Митрополита Санкт-Петербургского и Новгородского Исидора он был определен строителем, т.е. настоятелем, в Свято-Троицкую Филиппо-Ирапскую пустынь, которая находилась в 45 верстах от Череповца.
Опять же интересно отметить, что Филиппо-Ирапская пустынь была ближайшим мужским монастырем к деревне Леушино, где как раз в то время завершалось строительство храма в честь Рождества св.Иоанна Предтечи, положившего начало Леушинскому монастырю. Его освящение состоялось 17 июля 1862 г., и вполне возможно, что строитель ближайшего монастыря о.Вениамин был в курсе этого события. Впоследствии, при настоятельстве Игумении Таисии, братия Филиппо-Ирапской пустыни окормляла Леушинский монастырь, его иеромонахи совершали там таинство исповеди и постриги.
Но сам о.Вениамин пробыл в этой обители недолго. Уже через год, 12 ноября 1862г. он был перемещен настоятелем Свято-Духова монастыря в г.Боровичи. В связи с этим назначением иеромонах Вениамин был возведен Митрополитом Исидором Новгородским и С.-Петербургским в сан игумена и награжден палицей (1 января 1863 г. в Александро-Невской Лавре), а спустя 5 лет - возведен в сан архимандрита (викарным епископом Серафимом в Новгородском Софийском соборе).
К этому времени вполне проявились в нем дары утешения, духовного окормления, молитвы и назидания. Он впитал иноческий опыт древних обителей - Глинской пустыни, Киево-Печерской лавры, Тихвинского монастыря. Он на себе изведал особую благодать и особую тяготу искушений первоначального устройства обители в Харьковском Свято-Горском монастыре. Он вкусил пустынного жития в уединенной Филипповой пустыни. Он отпевал сотни людей, исповедовал героев и грешников, сам не раз глядел в лицо смерти. Безусловно, настоятель Свято-Духова Боровичского монастыря в свои неполных 50 лет был человеком уникального духовного опыта и мудрости.
Именно к этому времени относится личное знакомство о.Вениамина с замечательной русской подвижницей - игуменией Таисией Леушинской, тогда еще юной девицей Марией Васильевной Солоповой.
После окончания Павловского института благородных девиц, 19-летняя дворянка Мария Солопова поселилась в родительском имении Абаконово близ Боровичей. Но мирская жизнь сильно тяготила ее. Будучи призванной к иноческому пути Самим Спасителем, явившимся ей, 12-летней отроковице, в видении, Мария неуклонно стремилась к уединению и духовным подвигам.
Однако это стремление встретило жесткое и категорическое противодействие со стороны родной матери Виктории Дмитриевны (урожденной - Пушкиной) - женщины с твердым характером, мечтавшей о семейном счастии для любимой дочери. Ища хотя бы малой свободы для духовного делания, в 1862 году Мария поселилась в собственном доме в г.Боровичи, который получила в наследство от дедушки генерала Осипа Василевского. Там она провела последний год жизни перед поступлением в монастырь - год, ставший для нее временем тяжелейшей борьбы и первых серьезных искушений.
В это трудное для нее время Боровичский Свято-Духов монастырь стал местом ее постоянных молитв и главным духовным утешением. Каждый день она бывала там на утренней службе, как сама описывает это в "Келейных записках": "Вот какой образ жизни вела я, поселившись в городе. Ежедневно ходила к утрени в монастырь Св. Праведного Иакова Боровичского, находившийся на окраине нашего небольшого городка; иногда стояла там и ранние обедни, смотря по времени".
Настоятель монастыря отец Вениамин духовным взором сразу разглядел в скромной девице Богом избранную подвижницу и принял ее под свое духовное руководство. Как писала матушка Таисия, он являлся "единственным моим утешителем и советником в то время". Пылкий дух юной подвижницы не мог не ощутить силу его благодатных дарований, и Мария всей душой прилепилась к "Богомудрому старцу-Игумену", который стал ее первым настоящим духовником и наставником в иноческом делании. Вот как она позднее, уже будучи сама старицей-игуменией, описывала это духовное общение: "весьма духовный и опытный старец, он поддерживал меня, и я нередко его посещала, но и то с большой осторожностью, чтобы и этого единственного утешения не лишили меня, запретив посещать его. Я открывала пред ним свою душу, рассказала о бывшем мне в отрочестве видении и о его последствиях - овладевшем всей моей душой стремлении к жизни духовной, иноческой, что при настоящем настроении моей матери казалось мне немыслимым в исполнении. Богомудрый старец-игумен утешал меня, подкреплял во мне веру и надежду в промышление о мне Самого призвавшего меня Господа, Который силен устроить все по Своей святой воле".
По своему глубокому смирению отец Вениамин называл себя "недостаточным" для духовного руководства и счел необходимым передать будущую игумению своему авве - архимандриту Лаврентию Валдайскому, настоятелю Иверского монастыря. Это знакомство с духоносным старцем сыграло важнейшую роль в судьбе Игумении Таисии, которая стала впоследствии его духовным чадом.
Именно о.Вениамин утвердил материнское благословение на монашество, полученное Марией Солоповой в Боровичах, и помог ей окончательно порвать связь с миром. "Опасаясь, что мать, раскаявшись в своих словах, откажется от них, и снова пуще прежнего станет удерживать меня, я поспешила в монастырь к своему отцу игумену Вениамину сообщить ему весь наш разговор, а также и мое опасение. Опытный старец и на этот раз успокоил меня: "Что же вам до отказа ее (от своих слов), если бы он и последовал? Раз благословение дано, и держитесь за него, вспомните благословение Исааком Иакова, вызванное обманом, но имевшее всю силу святости и нерушимости, несмотря на все последующие просьбы изменить его; а вы не обманом, а слезами вымолили его, и оно почило на вас, и никто не может снять его, даже она сама, если бы вздумала. Конечно, она попытается еще удерживать вас, готовьтесь ко всяким искушениям, но будьте тверды и спокойны; да и что раньше времени тревожиться, - Бог начал, Бог и кончит". При этом, однако, он советовал мне не откладывать своего намерения и подумывать о том, каким путем удобнее разорвать все свои связи с миром, так как на этом пути, особенно когда он уже близится к цели, враг всеми мерами старается поставлять серьезные преграды, чтобы помешать делу". Укрепляемая советами и молитвами о.Вениамина, Мария Солопова продала единственное личное имущество - дом своего деда в Боровичах, и получив не без чудесной помощи Божией разрешение матери, поступила послушницей в Тихвинский Введенский монастырь.
О.Вениамин лично отслужил напутственный молебен и благословил таким образом первый, важнейший шаг, начало нового этапа духовного пути девицы Марии. "(Окончив все приготовления), мы с матушкой отправились в усадьбу, предварительно съездив в последний раз проститься с незабвенным моим отцом и первым духовным утешителем о. Вениамином. <...> Был назначен день моего отъезда; рано утром все поднялись на ноги; приглашенный к этому дню отец игумен Вениамин в присутствии всех собравшихся проводить меня родных и знакомых отслужил молебен пред иконой Казанской Богоматери (виденной мной в чудесном сне). Этой иконой благословили в замужество мать мою, ею же она захотела благословить меня на жизнь иноческую. По окончании молебна сам о. игумен Вениамин вынул из киота икону и подал ее матушке, перед которой я стала на колени".
Духовная связь Игумена Вениамина и матушки Таисии не прерывалась и впоследствии. После поступления в Тихвинский Введенский монастырь "отец Вениамин не переставал назидать меня письменными наставлениями и вообще во всю мою жизнь до самой его кончины он был моим "старцем", то есть духовным отцом".
В конце 1873 г. их общий духовный отец архимандрит Лаврентий Валдайский, почувствовав приближение кончины, подал прошение об увольнении на покой. Вместо себя он поставил настоятелем о.Вениамина, которого считал ближайшим духовным сыном. 28 декабря того же года последний был назначен настоятелем Валдайскаго Иверского Богородицкого первокласснаго монастыря, и благочинным монастырей Иверского, Свято-Духова Боровичского и женских общин - Короцкой Тихвинской и Успенской Полновской. Через год он уже был благочинным всех Тихвинских монастырей.
В Иверском монастыре о.Вениамин вновь встретился с матушкой Таисией в 1875 году. Таисия, тогда еще инокиня Аркадия, приехавшая навестить старца Лаврентия перед кончиной, вспоминает о сыновней почтительности и смирении, которое явил в это время отец Вениамин: "Новый настоятель покоил старца, как сын отца; сам он поместился в кельях о. наместника, чтобы ничем не нарушать покоя о. архимандрита Лаврентия, предоставив ему оставаться в занимаемых им настоятельских кельях. Вообще он относился к нему с искренней любовью, преданностью и глубоким почтением, предупреждал всякое его желание, охранял от всего, могущего его огорчить, для чего по нескольку раз в день навещал его кельи, наблюдая неизменно тот порядок, который был введен самим старцем. Такое внимание со стороны настоятеля доставляло благоговейному старцу то единственное удобство, к которому только и стремилась теперь его душа, - среди полного, свободного от начальственных забот уединения, предаваться беспрепятственно молитве и богомыслию".
После кончины архимандрита Лаврентия именно духовные советы старца Вениамина помогали матушке Таисии в несении креста настоятельницы, как она сама писала: "Особенно ощутительна для меня была польза его мудрой опытности в то время, когда я сама приняла сан игумении, настоятельницы монастыря; он живо сочувствовал моим начальническим скорбям и, хорошо зная мое внутреннее устроение, безошибочно направлял свои советы и утешения. Он был для меня, в полном смысле слова, незаменим".
Но лично им свидеться на этой земле более не пришлось. С 5 августа 1877 о. Вениамин был определен настоятелем Ставропигиального Воскресенского монастыря Новый Иерусалим. Это последнее назначение свидетельствовало о высокой оценке и признании его заслуг перед Церковью.
Ново-Иерусалимский монастырь под Москвой был одним из важнейших центров русской духовной жизни. Он был задуман как таинственное соединение благодати земного и Небесного Иерусалима, как воплощение преемственности Русской Церкви от Византии. Он воочию являл идею Русской земли не только как Третьего Рима, но и как Второго Иерусалима.
О.Вениамин более десяти лет был хранителем этой великой русской святыни, в том числе и уникальной богослужебной традиции этого монастыря. Только здесь и более нигде в мире, воспевались каждый воскресный день Пасхальные песнопения - так же, как на самом Гробе Господнем в Святой Земле. Только здесь совершались особые чинопоследования и крестные ходы в Страстную седмицу. Только здесь раздавали огонь от лампады на Гробе Господнем, подобно благодатному огню в Иерусалиме. Архимандрит Вениамин возглавлял все важнейшие богослужения, и его благоговейное и молитвенное служение придавало им особую благодатную торжественность, производя на многих необыкновенно умилительное впечатление.
Вот как вспоминали об этой необыкновенной службе современники.
Известный писатель А.А.Навроцкий писал, что о.Вениамин, будучи в сане архимандрита, "пользовался некоторыми преимуществами архиерейского служения, даже имеет право осенять свещами (двукирии и трикирии), что делает службу очень торжественною". Он же описывал службу Страстной Пятницы: "Плащаница несется иеромонахами с архимандритом во главе, и полагается на камень помазания <+>. Масса народа со свечами в руках провожает плащаницу по церкви и громкими рыданиями выражает охватившее ее чувство скорби. Эти рыдания, торжественное, печальное пение, медленное движение Крестного хода, масса свечей - производят, говорят, невыразимое впечатление, и подобного рода обряда не существует нигде, не только на Руси, но, как мне сказали, даже в самом Иерусалиме".
О.Вениамин много сделал не только для сохранения уникальной святыни, но и для открытия ее значения, в том числе и в среде московского дворянства. Во время его настоятельства монастырь посещали многие именитые люди, известные литераторы и художники, оставившие ценные воспоминания и описания. Сознавая культурную ценность вверенной ему святыни, о.Вениамин даже создал одну из первых в России фотомастерских в обители, которая ставила целью прежде всего запечатлеть уникальную Русскую Палестину.
В конце жизни он также исполнял должность благочинного Ставропигиальных монастырей.
Новый Иерусалим стал последним земным пристанищем этого истинного делателя на ниве Христовой. В эти последние годы его духовная связь с игуменией Таисией не только не прерывалась, но приобрела характер взаимного духовного соутешения. Не случайно именно Игумении Таисии было явлено откровение о загробной участи старца Вениамина. Это видение, бывшее матушке в ночь на 40-й день после кончины старца после долгих и усердных молитв о упокоении его души, она описала в своих "Келейных записках". Кроме удостоверения в святости жизни и богоугодности подвига о.Вениамина, оно стало откровением о самом Царствии Небесном. В силу значимости приводим его здесь полностью.
"Я скорбела о лишении его, по силе моей немощи поминала его, но как-то верилось мне, что отношения наши не порваны, что он и там, если будет иметь дерзновение, не оставит меня своими молитвами. Конечно, зная его добродетельную жизнь, я надеялась, что он улучит милость Божию, но, само собой разумеется, что эта мысль была лишь предположением, а не уверенностью, и мне невольно думалось: "Господи, если таким людям там не будет хорошо, то что же будет мне, грешной?" И я задумывалась на этом до скорби, до уныния. На самый сороковой день после его кончины, помолившись, я легла спать. И вот видится мне во сне, что я готовлюсь идти к утрени на Светлый праздник Пасхи и в ожидании полунощного часа в своей келье, двери в которую заперты, одеваюсь, зажигаю лампады и вообще готовлюсь.
Вдруг стучатся в двери с обычной молитвой Иисусовой и говорят мне громко: "Полно спать, о.Вениамин уже пришел!". Услышав это, я поспешила ответить, что совсем не сплю, а уже одета, готова идти, но тут же мне пришло на мысль, что еще рано начинать службу, и что можно бы тем временем побеседовать с о. Вениамином, и, чтобы послать за ним, я отворила дверь; но никого нет; я прошла комнату, другую, нигде никого; лишь слышно, из церкви доносится пение. Я туда спешу, чрез хоры спускаюсь в церковь, на самую солею иду и подхожу почти к иконостасу с правой стороны Царских врат, и что же вижу! Царские двери отворены и, сряду от них начиная, по обеим сторонам стоят большим полукругом священнослужители, наподобие как в соборных их служениях, с той только разницей, что в служениях предстоятель, то есть старший, стоит один на середине, а сослужащие - по сторонам равной линией, а тут они стоят рядом со стоящим на средине, и таким образом образуется как бы продолговатый полукруг. В середине его стоит о. Вениамин, а стоящие подле него как бы хотят вести его, взяв под руки с обеих сторон. И он, и все стоящие (а их очень много), все в желтых золотых облачениях, а на головах у кого - митры, у кого - камилавки монашеские (клобуки с наметками), а у кого - другое что, а кто и с непокрытой главой.
Вдруг все эти священнослужители запели дружно в один миг и чрезвычайно хорошо: "Приидите, поклонимся и припадем ко Христу" и проч., и с началом пения все тронулись в алтарь, начиная со стоявших у самых Царских дверей и кончая тремя последними, из коих два крайние вели о. Вениамина, бывшего посреди их. (Я это видела, хорошо видела, в этом ручаюсь).
Входя в алтарь, они уже пели далее приведенный стих, но что меня удивило, они спели не так, как у нас поют: "спаси нас, Сыне Божий", а "спасый нас, Сыне Божий, поющия Ти", и с этим словом они все пали пред горним местом, как бы пред Самим Господом, Которого я, конечно, не видала, а видела их поклонение и как бы руку, осеняющую крестным знамением о. Вениамина; "аллилуиа", это "аллилуиа" было подхвачено бесчисленными голосами и как бы перекатывалось из одних уст в другие, и так сладко, так чудно, как никогда не слыхала. Когда, наконец, это смолкло, то чей-то голос из алтаря сказал возглас пред началом Литургии: "Благословенно Царство" и пр. Певчие, какие и откуда взявшиеся на правом клиросе, не знаю я, запели "Аминь" и сряду же запели Херувимскую песнь. Это удивило меня, и я подумала, что же сколько пропустили, всю половину, Литургию оглашенных. Не помню, спросила ли я об этом, или сам диакон, вышедший в это время из алтаря кадить, ответил мне: "Ведь здесь нет оглашенных, и Литургия лишь верных совершается". Тут я проснулась; мне было очень легко на душе; прежде всего я вспомнила об о. Вениамине; посмотрев на часы, я увидела, что было два часа ночи, и именно во втором часу он скончался назад тому сорок дней".
Это видение, по сути, стало знамением, которым Господь прославлял Своего угодника.
Неизвестно, бывала ли Игумения Таисия на могиле своего духовного отца в Новом Иерусалиме. Однако Ново-Иерусалимский монастырь и его основатель Патриарх Никон были предметом духовных размышлений Игумении Таисии. Занимаясь с 1904 г. возрождением Ферапонтова Рождества-Богородицы монастыря, матушка составила "Сказание" об этой древней обители, где несколько абзацев посвятила опальному Патриарху Никону. "Во второй половине XVII в., - пишет игумения Таисия, - Ферапонтову монастырю суждено было сделаться местом заточения низложенного патриарха Никона. Никон пробыл в Ферапонтове 10 лет в заточении, суровость которого то ослабевала, то, по наветам врагов, снова усиливалась. В 1676 г. по смерти царя Алексея Михайловича врагам Никона удалось настоять на переводе его в Кириллов монастырь, где престарелый и больной патриарх провел последние пять лет своей жизни в тяжком заключении. Он был освобожден оттуда по настоянию молодого царя Феодора Алексеевича, который был его крестником, но по дороге в свой любимый Воскресенский (Ново-Иерусалимский) монастырь умер на Волге, близ Ярославля 17 августа 1681 г.". Эти размышления свидетельствуют о глубоком почитании низвергнутого патриарха Игуменией Таисией, которая также изведала в своей судьбе горечь клеветы и неправедных гонений. По благословению матушки Таисии был воссоздан памятный крест на Святом острове в центре Бородавского озера напротив Ферапонтова монастыря, поставленный когда-то Патриархом Никоном.
В советское время имя архимандрита Вениамина было предано забвению. В наше время о подвижнике благочестия напомнили неоднократно изданные "Келейные записки" Игумении Таисии.
Также знаменательным событием стало обретение могилы о.Вениамина. Несмотря на смуты и трагические удары, постигшие Ново-Иерусалимский монастырь в ХХ веке, в целости сохранилась большая плита темно-серого гранита с левой стороны алтаря Воскресенского собора с четко читаемой, хотя и истертой временем надписью: "Священники его облеку во спасенiе и преподобнiи его радостiю возрадуются (каф. 18, пс. 131, ст.16). Ставропигiальнаго Воскресенскаго Новый Иерусалимъ именуемаго монастыря настоятель священноархимандритъ Вениаминъ кавалеръ ордена св. анны 1 ст. управлялъ сею обителiю 13 летъ. Скончался 22 августа 1890 года на 69мъ (? - 74-м - п.Г.Б.) году отъ рожденiя". Сегодня совершается возрождение памяти о подвижниках благочестия XIX столетия, и безусловно, имя архимандрита Вениамина (Позднякова) заслуживает внимания исследователей и почитателей. Надеемся, этот первый краткий очерк жизненного пути о.Вениамина послужит началом более глубокого изучения его жизни и наследия, а в будущем, возможно, будет поставлен вопрос и о его прославлении.
Протоиерей Геннадий Беловолов, настоятель храма св.Иоанна Богослова (Леушинское подворье)
Литература
1. Жизнеописание отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. М.: Издание Афонского русского Пантелеимонова монастыря. Типолитография И.Ефимова, 1906 г. (в 12 тт.)
2. Послужной список архимандрита Вениамина за 1881 год Историко-архитектурный и художественный музей "Новый Иерусалим". Ф. 1. Оп. 1. Д. 1901. Л. 6
3. Там же.
4. Н.С.Голицын, кн. Новый Иерусалим // Странник. 1879. 10 (окт.). С. 29.
5. Послужной список архимандрита Вениамина за 1881 год Историко-архитектурный и художественный музей "Новый Иерусалим". Ф. 1. Оп. 1. Д. 1901. Л. 7
6. Игумения Таисия Леушинская. Келейные записки. СПб.: "Леушинское подворье", 2004. С.80
7. Историческое описание Иоанно-Предтеченского первоклассного Леушинского женского монастыря Череповецкого уезда, Новгородской губернии. Издание третье дополненное. СПб.: Синодальная типография, 1907 г. С. 12-13. Послужные списки монахинь и послушниц Иоанно-Предтеченского Леушинскаго первокласснаго женскаго монастыря за 1914 г. ГАНО. Ф.480, оп.1, д.3976 лл.298-291
8. Игумения Таисия Леушинская. Келейные записки. СПб.: "Леушинское подворье", 2004. С. 46. См. также комментарии, с. 222.
9. Там же. С. 49
10. Там же. С. 53
11. Сохранился. С 2002 г. - церковный музей Игумении Таисии Леушинской. Современный адрес - ул. Советская, 1 (угол наб.р.Мсты). О нем см.: Комментарии в кн. Игумения Таисия Леушинская. Келейные записки. СПб.: "Леушинское подворье", 2004. С. 219.
12. Игумения Таисия Леушинская. Келейные записки. СПб.: "Леушинское подворье", 2004. С. 71-72
13. Там же. С. 198
14. Там же. С. 134-135
15. Там же. С. 198
16. Навроцкий А.А. Новый Иерусалим (Из путевых заметок) // Русская старина. 1884. Т. 43. 8. С. 260-265. См. также
Г.М.Зелинская. Архимандрит Вениамин в Новом Иерусалиме.
17. Игумения Таисия Леушинская. Келейные записки. СПб.: "Леушинское подворье", 2004. С. 198-200
18. Игумения Таисия Леушинская. Сказание о Ферапонтовом монастыре. СПб.: "Леушинское подворье", 2002 г. С. 13
