«На реках Вавилонских...»

Русь, храни себя, храни!

Н.Рубцов

1. Христианство и русский коммунизм

В истории христианства известно так называемое декиево гонение (от имени римского императора Декия, III век по Р.Х.), когда многие христиане вынуждены были под страхом смерти отречься от Христа, и, таким образом, поставить себя вне Церкви. Однако, когда время кровавых казней миновало, и христианство было официально разрешено на пространстве Римской империи, перед Церковью встал вопрос о судьбе отпавших её чад. Вопрос этот вызвал серьёзные разногласия в церковных кругах, однако, в конце концов, было решено не прибегать к повторному крещению вероотступников, и, после соответствующего покаяния, вновь принять их в лоно Церкви. С богословской точки зрения, это означает, что Церковь не требует от каждого своего члена подвига святости, что христианская Церковь не есть Церковь только святых, но включает в себя и грешников, искренно стремящихся к спасению души. «Кто из вас без греха, первый брось на неё камень» (Ин.8,7) - сказал Спаситель, и хотя эти слова были произнесены по другому поводу, они заключают в себе всеобщую духовно-нравственную истину, без которой христианский Страшный Суд был бы не судом, а расправой. Судить мир может только безгрешный Бог - он же Бог любящий и жертвенный. Когда же за такое дело берутся грешные люди (а кто без греха?), всегда возникает опасность суда скорого и неправого.

Многим, например, нравится судить Россию - как в целом, так и в частностях. Ещё в XVII веке её «отпели» старообрядцы. В ХIХ и ХХ веках Русь хоронили с Петром (и в наше время есть "патриотические писатели, отвергающие не только Петра, но почти весь дом Романовых). Очень многие зачеркнули Россию после октября 1917 года. Всех превзошли современные «либерал-мудрецы», усмотревшие окончательную варваризацию русской души уже в ХIII веке, в эпоху монгольского нашествия. «Россия - тысячелетняя раба» - это формула Александра Герцена. Через сто пятьдесят лет мы услышали её из уст «прорабов перестройки» из ЦК КПСС.

Особенно печально, когда подобные обвинения звучат в адрес Русской Православной Церкви - как внутри России, так и за рубежом. Лично мне не раз приходилось слышать от православных (вроде бы) людей, что русская Церковь в параличе начиная с Петра Великого. Фундаменталист Александр Дугин прямо пишет о конце полноценного Православия в России после раскола 1666 года[1]. Не было великого петербургского периода русской истории и культуры, и всё тут. Что касается положения Церкви в советской России, то в отрицании Декларации митрополита Сергия 1927 года едины безбожные западники-либералы и крайние почвенники-консерваторы, радикальные «катакомбники» и Александр Солженицын[2]. Бывший священник Глеб Якунин называл Московский Патриархат не иначе как филиалом КГБ. Те же самые инвективы мы встречали на страницах парижской «Русской мысли», нью-йоркского «Нового русского слова» и питерской «Руси Православной» (в последнем случае речь идет преимущественно об иудо-масонском заговоре). В 2006 году была широко распространена в интернете статья священника Зарубежной Церкви из Австралии протоиерея Сергия Окунева «Синод РПЦЗ(Л) объединяется с номенклатурной Церковью», где представлен весь набор порочащих отечественную («сергианскую») иерархию обвинений, от якобы роскошных застолий митрополита Алексия (Симанского) в блокадном Ленинграде до стандартных определений «подсоветского» клира как состоящего из «сексотов»....

Не странно ли, что в нападениях на Россию и на русскую Церковь сходятся столь разные, казалось бы, люди и позиции? И если даже приведенные суждения содержат в себе часть истины, то приближаются ли они тем самым к правде нашей национальной истории? Позвольте, господа, в этом усомниться. Правда - это истина как целое. Вот о целом и поговорим.

Пятнадцать лет назад - в 1993 году, в петербургском журнале «Возвращение», издаваемом тогда РПЦЗ, было напечатано моё открытое письмо одному из видных мирян-«зарубежников», касающееся кардинальных вопросов русской религиозно-политической и культурной жизни. В том же номере журнала был помещен и ответ на него - но об этом после. Привожу своё письмо целиком, так как тема его отнюдь не устарела, хотя историко-культурные и церковно-политические условия изменились с тех пор, казалось бы, радикально.

Открытое письмо старосте Казанской церкви Воскресенского Новодевичьего мо­настыря в Санкт-Петербурге А.Л.Ники­тину.

Дорогой брат во Христе! Я обращаюсь к Вам с этим сердечным словом для того, чтобы сразу подчеркнуть доверие к Вам, православному христианину, чле­ну Русской Православной Церкви Заграницей. Не так давно мне в руки попали два номера церковно-общественного журнала "Возвращение", изда­ваемого в Петербурге для российских приходов РПЦЗ, и в них - две Ваши статьи, затрагивающие острые и трудные вопросы нынешней русской жизни. Статьи эти вызвали у меня большой инте­рес - и не только существом поднятых вопросов, но и самым их тоном - глубоким, искренним, под­линно христианским. Мне показалось, что с Вами можно и должно говорить серьезно, без демаго­гии и пропагандистской конъюнктуры. Вот почему я решил обратиться к Вам с этим открытым письмом: слишком важны затронутые Вами темы, чтобы обходить молчанием как мое с Вами рас­хождение, так и согласие.

Начну со второго. Дело в том, что я тоже православный, но член Русской Православной Цер­кви, находящейся под управлением Московского Патриархата. Таким образом, мы с Вами члены одной Церкви, пребывающей ныне в двух различ­ных юрисдикциях - не представляется ли Вам это положение, по меньшей мере, странным? Между нами нет никаких вероисповедных и каноничес­ких различий - есть только различные за последние семьдесят лет историчес­кие и культурные пути. Для Вас чужая Совдепия - для нас история наших отцов и матерей, наша история. Неужели этого достаточно, чтобы поселить между нами полное взаимное непонимание, а то и вражду? Неужели мало для России той трагедии, которую она пережила в феврале и октябре 1917 года, и в последующую эпоху гонений на Православие, и теперь суждено разделиться и самому Право­славию, как это уже раз происходило в XVII веке? Последствия того раскола мы переживаем до сих пор, и есть много оснований думать, что весь петербургский период нашей истории, со всеми его сословными, идейными и культурными проти­воречиями, завершившимися революционной бу­рей, был во многом предопределен именно расколом единой Православной Церкви. Дало трещину основание - рухнуло все здание. Но сколь опаснее может быть подобный раскол сейчас, когда вопрос о судьбе не только России, но и всего мира, в котором именно Россия до последнего времени выполняла роль Удерживающего (2 Фес. II, 7), и вот теперь он "отнимается от среды"! Да, несмотря на все преследования новомучеников, превзошедшие по своей жестокости гонения Нерона и Декия, несмотря на разрушение храмов и журналы типа "Воинствующий безбож­ник", вопреки официальному атеизму и материа­лизму, Россия как соборная душа никогда не изменяла Христу. Я беру на себя смелость гово­рить это, разумеется, не с позиций догматических, а с позиций эсхатологически-нравственных. На основании сорокалетнего опыта жизни в Совет­ском Союзе и после тщательного продумывания этого опыта с точки зрения православного веро­учения я дерзаю утверждать, что в трагическом русском духовном пути XX века было больше христианского испытания, чем антихристового беснования и самодовольства. Если западное христианство уже в католичестве освятило земную (юридическую) власть Папы, а протестантство фактически подготовило капитализм как власть денег, то Святая Русь внутренне никогда не соглашалась с такой подменой Православия человекобожеством. И, думается мне, что именно духовное причастие к этому замыслу Бога в России, то есть осмысление глубинных христиан­ских корней происходящей драмы и побудило митрополита Сергия (Страгородского) издать в 1927 году свою известную декларацию. Не тру­сость и не измена её причины - её вызвали к жизни те же силы, что подвергли "огненному крещению" всю русскую судьбу...

Оценивая наш семидесятилетний коммунисти­ческий опыт с позиции православного сознания, скажу следующее. В той мере, в какой октябрь­ский переворот 1917 года был изменой Вере, Царю и Отечеству, он должен быть принципиаль­но отвергнут. Но в той мере, в какой этот переворот и вся последующая за ним советская история носили ярко выраженный антибуржуаз­ный характер (восстание против «мирового золота»), они должны быть поняты как превращенные формы коренного русского пра­вославного стремления жить по правде, а не по выгоде, не по прагматическому обывательскому расчету. Надо решительно отделить марксист­ско-ленинскую идеологию (и террористическую практику) от религиозного состояния русской соборной души, введенной в коммунистический соблазн левой интеллигенцией и мировой "закулисой" (И.А.Ильин). По сути дела, в русской революции мы встречаемся с религиозно-полити­ческим искушением, своего рода хилиастической ересью народной души. Не наше дело - и не дело какой-либо отдельной церков­ной общины - выносить тут окончательный приго­вор: "Мне отмщение, и Аз воздам". Выскажу только христианскую надежду, что коммунисти­ческий соблазн России может быть прощен - именно ради неслыханных мук и жертв, которых он стоил её народу, именно ради его бескорыстнос­ти и беззаветности...

Другое дело - вина людей, намерено вводив­ших Россию в этот соблазн. "Надобно придти соблазнам, но горе тому человеку, через которо­го соблазн приходит" (Мф.; XVIII, 7). С этой точки зрения, попытка насильственного (мечом) построения рая на земле без Бога, есть, несомненно, сатанинская утопия, отличающаяся от протес­тантского земного рая лишь средствами, но не целью. Правда, и здесь Россия сумела внести свою поправку в интернациональный человекобожеский замысел: русский коммунизм не столь­ко небо опускал до земли (наподобие Лютера, Кальвина и их последователей), сколько, напро­тив, землю надеялся пресуществить в революционном горении. Не бедных сделать богатыми, а наоборот, богатых опалить огнем мирового по­жара...

Повторяю, сейчас, в конце XX века, следует ясно различать марксистско-ленинско-троцкистскую оболочку русского коммунизма от почти юрод­ского вероисповедного пути русского народа, этот коммунизм на себя взвалившего ("кенозис") и, в конце концов, им почти овладевшего (СССР как Россия). Вожди мировой "закулисы" рассчиты­вали с помощью коммунизма разрубить Святую Русь, сбросив русский народ в состояние черни. Частично это удалось, но уже в первые годы Совдепии русская тема заявила о себе христианским отблеском чаемого народом "свет­лого будущего", в 1930-х - 1940-х - проступила в официальном национал-большевизме, а в 1970-х - стала одной из преобладающих в много­голосии культурно-политической жизни того пе­риода. Тогда и началась "перестройка"...

Если мы с Вами хотя бы немного поймем друг друга в этом судьбоносном моменте, нам будет значительно легче говорить далее и об ином.

Например, о том, что представляют собой нынеш­ние реформы, о которых Вы так справедливо пишете в своих статьях. Первую из них Вы точно назвали "О суетном и ложном в деле воссоздания исторической России" ("Возвращенiе", 1993, № 1). Заметьте только, что «воссоздание» России нашими демократами началось с её расчленения. Вопреки всем большевистским разбоям, СССР - то есть, фактически, переименованная и отчасти забывшая себя православная Русь - победила в великой войне гитлеровский "оккультный рейх", овладела ядерным оружием, вывела чудного русского паренька в космос и стала к 1970-м годам одной из двух сверхдержав, со всем присущим таковой военным, экономическим и организационным оснащением. Я думаю, именно это положение СССР-России вызвало против неё очередной напор либерально-масонского Запада. Если февральско-октябрьский переворот 1917 года разрушил последнее право­славное Царство - то по прошествии полувека советский коммунизм уже настолько "обрусел", что превратился почти в способ русского нацио­нального (и сверхнационального) существования, с перспективой последующего восстановления Православия и Самодержавия на одной шестой части суши. Как раз последнее решительно не устраивало силы "мирового золота", и испытан­ный либерально-демократический меч был снова повернут против России - на этот раз под лозунгами прав человека (в том числе, религиозных), рыночных реформ и возврата в "мировое сообщество" - очередная "догоняющая модернизация" с разло­жением духовно-культурного великорусского ядра. К сожалению, многим нашим современникам - в том числе и православным - до сих пор еще неясно, что под видом борьбы с коммунизмом (тоталитаризмом, авторитаризмом) произошло очередное раздробление России. Собственно, речь идет о Третьей мировой войне, которая, фактически, не прекращалась с 1914 года - войне сил Христа и антихриста, который вот-вот придет в мир: "близ есть, при дверех". Процесс апостасии в XX веке принимал различные формы, выступал под непохожими масками. Если либерально-масонский Запад от­крыто поклонился золотому тельцу, лишь словесно прикрываясь христианской терминологией, то Рос­сия до самого последнего времени сопротивля­лась этому адскому выбору, и даже навязанный ей материалистический коммунизм сумела претворить в нечто весьма далекое от марксистского его первоистока, и уж тем более от планов мировой "закулисы". Я надеюсь, Вы не заподозрите меня в симпатиях к "истмату" и "диамату", если я замечу, что наиболее сильное внутреннее несогласие у меня вызвали Ваши слова о "священном праве частной собственности", "о возвращении России к началам добропорядочного и солидного капита­листического устройства, разумнее которого че­ловечество пока чтоне придумало ничего" ("Возвращенiе", № 1, с. 9). Если Царь Небесный приходил на землю для того, чтобы освятить добропорядочный капитализм (т.е. власть денег) - то для чего тогда необходима была его крестная мука и Воскресение? Неужели Вы не видите, что капитализм - сила мирового золота - есть сила первого дьяволова искушения (хлебом), переходя­щего в третье (абсолютную власть)? Кто предуп­реждал нас, чтобы мы не собирали себе сокровищ на земле, где "моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут" (Мф.; VI, 19)? Кто прямо сказал, что "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие" (Мф.: XIX, 24)? Мировая война, которая развертывается сейчас на пространстве Рос­сии - это война духов злобы поднебесных, пользующихся нынешней религиозно-государственной слабостью русского Дома Пресвятой Богороди­цы, против глубочайших устоев его существова­ния, которых не удалось поколебать даже комму­нистам. Нам, православным людям, волей-нево­лей придется выбирать между строителями и гонителями Святой Руси, прикрывающимися демо­кратически-капиталистическими лозунгами для окончательного установления в нашей стране порядка Люцифера.

Мне кажется, что в своих статьях Вы указали многие важные признаки близости люцеферианского торжества в падшем мире. Прежде всего, это, конечно, экуменизм, в котором, к сожале­нию, участвуют некоторые иерархи Московской Патриархии. Как духовное явление экуменизм есть попытка стереть грань между религиозной истиной и ложью, хотя, конечно, никто не может запретить представителям разных общин и даже разных конфессий встречаться и беседовать друг с другом. В своем эсхатологическом пределе экуменизм раскрывается как приготовление пути антихристу через конструирование единой "пла­нетарной" псевдоверы - от колдунов и летающих тарелок до неомессианства сатанинских рок-звезд или румяных весельчаков, проповедующих американизированное "евангелие процветания". Самое печальное в деятельности РПЦЗ в этой связи мне видится в том, что, безоговорочно осуждая "сергианство", она в то же время вполне спокойно себя чувствует, например, в США, этой крупнейшей масонской империи, распространяющей по миру замешанные на золоте волны люциферианской нравственно-эстетической отравы. С другой стороны, в некоторых печатных изданиях РПЦЗ я встречал одобрительные оцен­ки политики «священника» Г. Якунина, перекрыв­шего, я думаю, все рекорды по части идеологической изворотливости и закулисного приспособленства. Прав митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, подчеркивая в одной из своих последних статей, что внутренне Якунин давно уже не принадлежит Русской Православ­ной Церкви ("Тайна беззакония", - "День" № 71, с. 4).

Я полностью поддерживаю Вас тогда, когда Вы говорите об угрожающей нам всем опасности "униформизма", то есть поддел­ки под Святую Русь, в чем бы она ни выражалась - в ряженом офицерстве, в бывших секрета­рях обкомов со свечками в руках, в династических связях иных демократических градоначальников... Однако, главную беду я вижу в стоящей за всем этим власти мирового золота, которым хотят завлечь ныне душу России. Не вышло мечом в 1917 году, Россия "съела" коммунизм - так теперь пробуют взять её хитростью, да ещё под православными хоругвями. Не выйдет...

Самый, вероятно, тонкий и обоюдоострый во­прос из затронутых в Ваших статьях - вопрос о восстановлении монархии. Как и Вы, я, в принци­пе - в идеале - монархист, то есть не мыслю себе Православия без его державного представителя и защитника, без "епископа внешних дел", как именовал себя император Константин Великий. "Демократия в аду, на небесах Царство" - в этом афоризме св. Иоанна Кронштадского заключена большая правда. Всем нам - и в России, и в зарубежье - придётся решать эту проблему: очевидно, что Русь не способна к либеральному режиму, основанному на балансе корысти и хитрости. Русские люди не понимают и не уважают власти, лишенной божественной харизмы, они не будут исполнять её законов. Даже нынешние демократы учли это, приняв формально "монархический" проект конституции. Существует у нас и ряд монархических партий - каждая со своим подхо­дом...

Чтобы новое Русское Царство стало законным, оно должно быть укоренено в Боге и в Церкви, а также в традициях русской земли. Первое не в нашей власти - на русского Царя должна снизой­ти Благодать Божия. Второе принадлежит соборному разуму единой Православной Церкви, третье - соборному разуму единой Русской Дер­жавы. Иными словами, чтобы заслужить Царя, мы должны совершить подвиг церковного и государ­ственного объединения. Духовное и национально-государственное братство должно победить "не­навистную рознь мира сего" (Св. Сергий Радонежский). Только при этом условии, как мне думается, Россия сможет решить вопрос и о престолонасле­дии - будет ли то продолжение династии Романо­вых или избрание нового царского дома Земским Собором. Что касается канонизации РПЦЗ Госу­даря Николая Александровича, то я могу лишь согласиться с тем, что это был Новомученик, своею кровью омывший грехи всего правящего слоя старой России. В определенном смысле вина за эту кровь лежит не только на революции, но и на российской бюрократии, совместно доведших страну до политической катастрофы. Приведу здесь пронзительную мысль Архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского): "Правосла­вие создало дух русского народа, но оно же и сожгло русский народ. Неправда, что русский народ сожжен большевизмом; он сожжен Право­славием, он сделался недостойным причастником Святыни Полноты веры, и эта Святыня опалила его" ("Православная община", 1984, № 4, с. 73). Уточнил бы только, что опален не весь русский народ, а именно та часть его, которая ближе других подошла к костру богоборчества...

Завершая это открытое письмо, хотел бы еще раз сформулировать основные пункты нашего схождения и разномыслия. Я целиком согласен с Вами в Святой Православной вере, в идее русско­го Царства, в критике экуменической ереси. Я думаю, что нам всем - и на родине, и в зарубе­жье - еще предстоит осмыслить трагический со­ветский опыт с позиций православного миропони­мания. В этом плане я против как полного разли­чения СССР и России (И.А.Ильин, А.И.Солже­ницын), так и их прямого отождествления ("смено­веховство", национал-большевизм). В наши дни "самоупразднения" Советского Союза и вялоте­кущей - пока что - гражданской войны как нельзя лучше видно, что "Советия" не была просто новым Содомом, подлежащим немедленному уничтоже­нию. В метафизической своей основе и в духовной своей сверхзадаче это была трагически превра­щенная - вплоть до полного самозабвения! - фор­ма русской религиозности, и только Господу принадлежит разделение русских "агн­цев" и "козлищ" на последнем Суде. Во всяком случае, не сытой компьютеризованной Америке или закончившей свой исторический путь Европе служить образцом для Святой Руси. На наших глазах разворачивается апокалипсическое сражение сил бесплотных на всех материках и океанах земного шара, и среди христианских стран только Россия (может быть, еще Сербия) сохранила в себе способность различения Духов.

Пришествие антихриста, видимо, близко. Но не наше дело высчитывать сроки - нам надо уповать на Бога и всегда помнить, что не силой и богатст­вом в этом мире измеряется космическая победа Христа. В Апокалипсисе сказано, что мистическое сокровенное имя каждого написано у Господа на белом камне - я думаю, что не только отдельных людей, но и целых народов.

Конечно, с тех пор немало воды утекло. В 1993 году, когда я писал эти строки, ещё здравствовал блаженной памяти Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (несомненно, человек Божий), ещё не был канонизирован РПЦ Государь-мученик, ещё впереди было крупнейшее событие мировой христианской жизни последних лет - каноническое объединение обеих ветвей русской православной Церкви[3]. Но я сейчас не об этом - я об ответе старосты Казанской церкви РПЦЗ А.Л.Никитина (ныне уже, увы, покойного), точно сформулировавшего позицию тех кругов зарубежной части русской Церкви, которые и слышать не хотели тогда (и не хотят даже теперь) ни о каком сближении с Московским Патриархатом, и готовы ради этой цели прибегать к любым средствам. В отличие от цитированного выше австралийского протоиерея, г. Никитин не возводит прямую клевету на священнослужителей «советской» Церкви - но он категорически отвергает любой намек на духовное и каноническое родство с ней. За неимением места, я не могу привести этот ответ целиком, но перескажу главные его пункты, по возможности словами оригинала:

1. Однозначное «отмежевание от канонических преступлений митрополита Сергия (Страгородского) с его грубейшим превыше­нием собственных полномочий церковной власти; потерявших всякое чувство меры в экуменической области его последователей и иных подобных обстоятельств»;

2. Категорическое разделение «двух линий жизни в нынешнем мире - гонимая, подпольная, загнанная во внешнюю и внутрен­нюю эмиграцию Россия; и поддерживаемая, поощряемая, подъяремная псевдороссия-сов­депия", церковная жизнь которой возглавляется «обновленцами, живоцер­ковниками, сергианами, симанско-извековскими за­стойными коллаборантами и нынешними экуменизировано-комфортными христианами Москов­ской патриархии»;

3. Наконец, решительным отрицанием выбора "соборной души" русского народа, якобы "никогда не изменявшей Христу". Рассуждения об этом пред­ставляются А.Л.Никитину "«не очень близкими в силу своей несколько нарочито-экзальтированной идеа­лизации "народа-Богоносца". Если и имело место таковое таинственное явление (о кото­ром и говорить-то суетные словесы как-то дерзновенно), то было это чудо духовного стояния именно среди тех, иже "...избиени быша, не приемше избавления, да лучшее воскресение улучат. Друзии же руганием и ранами искушение прияша, еще же и узами и темницею. Каменем побиени быша, претрени быша, искушени быша, убийством меча ум-роша; проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени..." (Евр.; XI, 35 - 37) - то есть тихоновцы и катакомбные их последователи, новомученики и исповедни­ки, "ихже не бе достоин весь мир, в пустынях скитающиеся и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных" (Евр.; XI, 38), продолжате­лями дела коих мы и уповаем быть. Потому я решительно отказываю Вам в соучастии оценки "нашего 70-летнего коммунистического опыта с высоты право­славного сознания", ибо, в отличие от патриархийных конформистов (терминологию ко­торых Вы, наверное, невольно повторили), я осознавал себя внутренним эмигрантом и ни­когда не считал этот горький опыт мицраимского плена своим, и не мог представить воз­можности оценивать его "с точки зрения пра­вославного сознания" - это как Египет и Изра­иль - две совершенно разные плоскости бы­тия; это плачевное сидение на реках Вавилон­ских (Пс; СХХХVI) и не более того».

Не могу поверить, что слова эти писал мой брат по вере и крови. Они пронизаны ненавистью и презрением. Это стиль даже не судьи, а прокурора, причем члена какой-то тайной секты «незапятнанных» (кафаров). Дескать, я (внутренний эмигрант) - чистый, а вы все - грязные. А кто эти все? Да русский народ и его Церковь. Я полагаю, любому непредвзятому человеку ясно, что я защищал в приведенном письме не русский (или мировой) коммунизм, а духовное достоинство своей страны и своей Церкви, сумевших в условиях чудовищной диктатуры пронести сквозь отечественную историю ХХ века свет Христов - тот самый, от которого цивилизованный европейский мир отказался ещё в ХVIII столетии, и который там действительно скоро будет вынужден уйти в катакомбы (да уже и сейчас христиане на Западе мягко вытеснены из политики, экономики и культуры). Однако «внутренние» и «внешние» эмигранты этого как бы не замечают, предпочитая поносить перед всем светом собственное Отечество. Полноте, а как же быть с тем, что каждый за всё и за всех виноват? Вы разделили русскую Церковь и русский народ на «чистых» и «нечистых», и к первым, разумеется, отнесли себя. Тем самым вы, господа, во-первых, унизили Церковь и народ (взяв на себя не менее, чем Суд Божий); во-вторых, вы зачеркнули всю русскую историю ХХ-го века. Напомню вам, что св. Патриарх Тихон отказался благословить белое движение, как его ни уговаривали[4]. Не знаю, известно ли вам, что одним из советников в штабе Верховного правителя России адмирала Колчака был капитан французской армии, приемный сын М.Горького и родной брат второго человека в Совдепии (несущего прямую ответственность за убийство Царя) Я.М.Свердлова - Зиновий Пешков-Свердлов[5]. Любопытное совпадение, не правда ли?

Нет и не может быть безгрешного места на земле. Никогда нельзя становиться в эту позу, даже если вы в чем-то правы. Недавно избранный Поместным собором единой Русской Православной Церкви Патриарх Кирилл неоднократно заявлял, что свобода и права человека без понятия о грехе - это самая страшная опасность, грозящая постхристианскому миру в ХХI веке. Может быть, это тоже «сергианская ересь»?

Всегда были - и вероятно, будут - люди, не понимающие и отвергающие православно-русскую цивилизацию. «Как сладостно отчизну ненавидеть...» - это ещё в Х1Х веке иезуит В.Печерин написал. Нравится это кому-то или нет, Россия «никогда ничего не имела общего с остальною Европою» и «требует иной мысли, иной формулы» (А.С.Пушкин). Опыт России при коммунизме (в том числе и опыт церковной жизни в советской России) был одним из путей христианской Голгофы, тогда как опыт либерально-масонского Запада в ХХ веке стал фактическим отказом от Христа - об этом не стоило бы забывать «назапятнанным» любителям «добропорядочного капитализма» (выражение А.Л.Никитина). И.Р.Шафаревич назвал русскую и западную утопии прошлого столетия «двумя дорогами к одному обрыву», но я бы согласился с ним только отчасти, потому что в своей последней глубине русская Голгофа была избрана и выстрадана самой Россией, а вовсе не навязана ей пассажирами запломбированного вагона во главе с Ульяновым-Бланком, среди которых действительно не было ни одного русского человека, и которые вполне заслужили церковную анафему. Патриарх Тихон, и Патриарх Сергий, и Патриарх Алексий это понимали. Они стремились сохранить Церковь и Россию, хотя и ценой ряда политических компромиссов.

И сегодня мы, русские православные люди, можем и должны строить новый Русский Мир соединенными усилиями, независимо от того, на какой континент закинула нас судьба. Я совершенно согласен с Патриархом Кириллом, который в своей проповеди на неделе Торжества Православия в храме Христа Спасителя в Москве (март 2009) говорил о еретиках как о раскольниках. Человек, произносящий правильные слова с пеной злобы на губах, на деле отказывается от Христа, опровергая тем самым свои абсолютно верные в плане догматики высказывания. В христианстве важно не только, «что» говорится, но и «кто» говорит, и «как» говорит. Соединиться друг с другом люди - даже одной национальности и веры - способны только благодаря подвигу любви и вопреки собственным грехам, первый из которых - ненависть к ближнему, пусть даже оступившемуся и падшему. Воинствующая Церковь - это «общество спасающихся», и всем нам надо думать о будущем.

2. Круги русской истории

Вышеприведенная полемика с представителем РПЦЗ касалась в основном церковно-политических вопросов. Однако, эта полемика будет неполной без рассмотрения материалов философии истории.

Россия как страна и тем более как цивилизация вызывает и будет вызывать к себе самое противоречивое отношение - от надежды до ненависти. По поводу места России в мире логически и исторически даются три главных ответа. Первый, сформулированный в свое время графом А.Х. Бенкендорфом, звучит примерно так: прошлое России замечательно, настоящее великолепно, а будущее превосходит всякое воображение. Сегодня над этими словами не смеется только ленивый, однако следует помнить, что к 1913 году Российская империя набрала такую цивилизационную динамику, что если бы она продолжилась ещё лет 20, в 1940-х годах Европа бы имела единственную сверхдержаву - царскую Россию.

Второй ответ, противоположный, сформулирован в философской форме П.Я. Чаадаевым, и развит впоследствии всеми русофобами: Россия находится как бы вне общей истории человечества, и существует для того, чтобы дать миру какой-то важный урок. В ХХ веке эта мысль обрела вид пресловутой «круговой» концепции нашего национального движения, описываемого как бесконечный тупик, вечное повторение одного и того же - диктатура-хаос, заморозок-оттепель. Какой-то умник придумал ещё «Верхнюю Вольту с ракетами». Однако «вольты» не побеждают в мировых войнах и не выходят первыми в космос. В лучшем случае они пиратствуют, как в Сомали...

Третий, и единственно верный ответ был дан две тысячи лет назад и навсегда. «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Откр.3,19) и «Горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение» (Лк.6.24) - обе эти заповеди неукоснительно соблюдаются в религии, государственности и культуре почти всех народов, служащих не «этнографическим материалом» (Н.Я.Данилевский) истории, а действительно делающих её.

Попытаемся обозначить некоторые основные вехи исторической динамики православно-русской цивилизации, исходя из того, что цивилизация - это определенная духовно-антропологическая и социокультурная сущность, развернутая в большом времени. Для наглядности изобразим строение цивилизации в виде графической схемы.

В метафизическом центре цивилизации находится религиозное ядро, включающее в себя веру народа и его священный язык, на котором он говорит с Богом. В русской цивилизации это, соответственно, православная вера и славяно-русский язык. Вокруг указанного ядра располагается цивилизационные оболочки, начиная с интеллектуально-нравственно-художественной (собственно культура); далее следует государственно-политическая сфера - область соединения священства и царства, духовной и светской влас­ти; наконец, внешнюю форму цивилизации образует её хозяйственно-экономическая и технологическая жизнь, «тело власти», излучающее её энергию на весь остальной космос. Как в геостратегическом пространстве, так и в геополитическом времени христианская цивилизация являет собой единство, в котором по неисповедимому промыслу Божию борются друг с другом добро и зло. Образы, символы, знаки, стереотипы культуры - это духовно-смысловая иерархия («лествица»), одновременно сближающая и разделяющая между собой абсолютно Сущего и относительную человеческую сущность. Применительно к исторической динамике, это означает, что некоторые оболочки цивилизации - в частности, культура - могут иногда значительно отдаляться от её онтологического ядра, или даже вовсе противоречить ему.

Теперь можно сформулировать основную мысль, поясняющую вышеприведенную полемику: история России - русского народа, русской культуры - представляет собой упорную борьбу за сохранение православного ядра нашей цивилизации в условиях вызова со стороны чужых или даже враждебных русскому миру сил. Каждый раз, когда Русь-Россия испытывала очередной (внешний или внутренний) удар этих сил, она находила в себе источник восстановления, причем источник этот неизменно находился в области священного религиозно-языкового ядра русской вселенной.

Судите сами.

Круг первый. Петровская революция начала XXVIII столетия и петербургская Россия. Я намеренно употребляю слово «революция», а не реформа, потому что это была именно тотальная цивилизационная революция, и даже в определенном смысле война с собственной исторической и духовной традицией (как известно, после Петра население России уменьшилось почти на четверть). Парадокс дела Петра Великого заключается в том, что внешние оболочки русской цивилизации - техника, наука, военное дело и т. д. - при нем были радикально укреплены, перейдя на принципиально иной уровень, и если бы этого не было сделано, Россия потерпела бы национальное крушение уже в XVIII веке. Однако сознательно или бессознательно Петр противодействовал именно вертикальной развертке традиционной русской жизни. На уровне религии Пётр отменил патриаршество, на уровне государственности - заменил соборную (народно-земскую) монархию европейским абсолютизмом, то есть фактически попытался провести нечто вроде протестантской реформации на почве живого православия. Наконец, на уровне культуры он стал родоначальником знаменитой русской интеллигенции, научившейся думать о своей стране сначала по-немецки, ко времени Пушкина - по-французски, к концу XIX века - по-английски, а нынче, кажется, по-американски. Ясно, что это вызвало активный народный протест, от костров старообрядцев до восстания Пугачева, однако едва ли не самый выразительный образ глубинного раскола отечественной цивилизации в условиях петербургской модернизированной Руси описал Пушкин в «Евгении Онегине»:

Она (Татьяна Ларина - А.К.) по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала,

И изъяснялася с трудом

На языке своем родном.

До чего нужно довести собственный народ, чтобы деревенская дворяночка не умела говорить по-русски!..

И всё же русская духовная энергетика не умерла в результате деяний этого гиганта на бронзовом коне. Следует подчеркнуть, что ни Церковь, ни народ так до конца и не приняли петровской реформы. В церковном и народном духе император Всероссийский продолжал остаться священным - помазанным Богом - православным царем, хотел он того или нет. И дело тут не в том, что русские церковные иерархи в лице Петра помазали на византийское и русское служение западный абсолютизм (как думает, например, А. Шмеман)[6], а в том, что сама петербургская монархия не вышла целиком из потока православной духовной традиции. Речь идет не о настроениях и планах отдельных людей, речь об объективном духовно-онтологическом статусе русского государства. Подобно тому, как московский царь оставался помазанником Божиим независимо от своей личной доброты или злобности[7], так и петербургский, одетый в камзол или лосины, император в православно-народном сознании оставался царем-батюшкой, земным отображением - и рабом - Небесного Царя. Конечно, часть народа заподозрила в Петре антихриста и затем ушла в «леса» и «на горы», чтобы не участвовать в его делах, но это разговор особый. Что касается «большой» истории России, магистральной линии её вселенского христианского служения, то нет сомнения в том, что петровские преобразования, основание Петербурга, заимствование западных этикетов, мод и наук лишь модернизировали Россию, но не убили Святую Русь. Корчившаяся под пером (и кнутом) петровских указов, побеждавшая вместе с ним под Полтавой и Гангутом, танцевавшая на ассамблеях и опивавшаяся на всешутейших соборах Россия в глубине своей бессмертной души продолжала молиться Христу, знала, что Он все видит и за все спросит... Так или иначе, петровские реформы не достигли ядра русского духа, не произвели цивилизационного слома, хотя поломали и покорежили почти все его внешние слои. Уж как суров И.Л. Солоневич в оценке петербургской монархии, а и тот усматривает начало восстановления в ней священного Царства («православную реакцию») уже в деятельности императора Павла Петровича. Можно сказать, что, начав свое историческое движение с петровской дыбы («Россию вздернул на дыбы»), петербургская монархия и культура дала в своем завершении мученическую фигуру царя Николая Александровича и всей его августейшей семьи, кровью своей запечатлевших подвиг последних русских самодержцев...

Возвращаясь к нашей схеме, подчеркнем, что небесное ядро православно-русской цивилизации и на этот раз спасло земную Россию от распада, послав ей в начале XIX века св. Серафима Саровского и других выдающихся подвижников, засвидетельствовавших верность Святой Руси своему божественному призванию. На уровне государственности к власти пришел император-искупитель Александр Благословенный (возможно, в будущем старец Федор Кузьмич), под водительством которого была одержана «онтологическая» победа в Отечественной войне 1812 года против коронованной французской революции в лице Бонапарта (вторичность оболочек цивилизации иллюстрируется тем, что известный совет в Филях под руководством Кутузова проходил на французском языке). Наконец, в области светской модернизированной культуры неопровержимым (и до сих пор не превзойденным) знаком возврата к классической ценностной вертикали стало творчество Александра Пушкина, показавшего - в отличие от своих современников Гете и Байрона, - что гений и свобода не обязательно на стороне демона, что они могут быть и на стороне Бога.

Круг второй. Роковой 1917 год. Так или иначе, наша христианская история не кончилась с Петром. Петербург в качестве имперской столицы понес на себе драгоценную чашу православной веры, и ещё неизвестно, кому в этом плане пришлось труднее - Москве ли с её открытым исповеданием вселенского призвания (Новый Иерусалим - Третий Рим) или Петербургу с его «тайным» христианством и откровенным неоязычеством (прежде всего протестантского и масонского типа). От Пушкина и Киреевского до Леонтьева и Тихомирова Русь только и делала, что восстанавливала себя после очередного - военного или умственного, поэтического или мистического - соприкосновения с романо-германской «страной святых чудес». В петербургской России накопилось большое напряжение между содержанием и формой, между тем, «что» и «как» делалось в стране. Медленно, но верно Санкт-Петербург вёл свой трагический империализм к революционной развязке, в которой уже очевидно для всех проступили эсхатологические черты. Двойственность петербургской души имела не только отрицательные последствия - она имела значение двигателя истории. Так проступают перед нами пути, приведшие к революции 1917 года - в религиозном, культурно-политическом и собственно человеческом измерениях.

Как известно, первая катастрофа 1917 года произошла в феврале-марте. Острие февральской революция было нацелено прямо в центр русской цивилизации - в её духовное ядро. Явление 2/15 марта - в день отречение последнего православного государя - Державной иконы Божией Матери под Москвой было, конечно, не случайным совпадением. Восставшие против законного царя думские политики-либералы (и прочие «фармацевты, как обозвал их Александр Блок) задумали перевернуть Святую Русь с «головы на ноги», превратив её в умеренную буржуазную республику англо-французского типа, то есть взять реванш за поражение 1905 года. Кстати, революцию 1905 года, так озаботившую авторов «Вех», не дал довести до конца простой русский народ, благословленный на это св. Иоанном Кронштадтским. В то же время «прогрессивное общество» рукоплескало террористам, посылало поздравления с победой в войне японскому императору, а думский лидер тогдашних либералов, англоман П. Милюков до конца эмигрантской жизни гордился тем, что своей речью в Думе в ноябре 1916 года («глупость или измена?») подал воюющей стране «революционный сигнал». Между прочим, до победы над Германией в Первой мировой войне оставалось несколько месяцев. И до Москвы и Волги немцы тогда не дошли, война шла в Австрии и Польше.

Так или иначе, в «сухом остатке» активности февралистов-масонов оказалось крушение русского самодержавия («кругом трусость и измена», записал в своем дневнике отрекшийся от престола император) и последующий распад огромной Российской империи на десятки кровоточащих кусков. Власти либералов с красными бантами хватило тогда едва на 9 месяцев, армия дезертировала, генерал Корнилов пошел войной на Петроград, началась всеобщая смута...

Существует мнение, что христианская история Руси кончилась с 1917 годом, а русского народа больше нет. Не думаю, что это так. Один из ключевых авторов сборника «Вехи», С.Л.Франк, писал в 1930-х годах, что «русский дух насквозь религиозен. Он не знает, собственно, других ценностей, кроме религиозных»[8]. Почему же рухнуло самодержавие? Если ответить односложно - потому что не смогло оградить народ от власти капитала. По афоризму Бердяева, Третий Рим стал третьим Интернационалом. Веховцы проследили тайну превращения социал-модернистской марксистской доктрины (правда, с сильным ветхозаветным элементом) в русскую - православную по истокам - мечту о мировом спасении. Сила (и одновременно соблазн) русского коммунизма состоял в том, что он не бедных предлагал сделать богатыми, а, наоборот, богатых опалить пламенем мирового пожара. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови. Господи, благослови!». Соответственно своей истории и своему духовному строю, Россия испытала, осуществила то, что на Западе в лучшем случае было предметом умозрительных построений. В этом плане можно сказать, что Россия ценой собственной крови спасла человечество от веры в апостасийную утопию. В русской культуре произошло парадоксальное сращение базовых религиозно-исторических ценностей - и прежде всего идеи царственного, праведного бытия - с пришедшими с Запада претензиями прагматического использования этого бытия, вплоть до его радикальной переделки. Потому-то митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн и мог констатировать - уже в конце ХХ века, что «при всей противоречивости народной жизни в ее безмерном разнообразии, она все же насквозь пронизана христианским мировосприятием. Его характернейшие черты - жертвенность, самоотверженность, терпение - позволили нашему народу пережить страшные испытания последних восьми десятилетий, помогают и сейчас нейтрализовать, обезвредить злонамеренные эксперименты над страной. Это неоспоримый факт, очевидная реальность нашего бытия»[9].

Круг третий. «Перестройка», события 1991- 1993 годов и наше время.

В 1991 году ориентированные на золото либерал-глобалисты (бывшие коммунисты) под демократическими лозунгами снова пришли к власти в Москве. Это была новейшая (уже третья за ХХ век) либеральная революция, осуществленная большевистскими методами - партноменклатура конвертировала правительственную власть в экономическую. По глупости или по корысти очередные либерал-революционеры полагали, что всё решит невидимая рука рынка - и получили в результате страну в границах XVII века, где конфликтовали все со всеми, и где только ленивый не проектировал дальнейшего распада страны на «уральскую республику», «дальневосточную республику» и пр. Академик Сахаров, к примеру, предлагал таких осколков не менее тридцати - тоже либерал был...

Так или иначе, в начале ХХI века дальнейший распад России был предотвращён, а основы российской государственности, символизируемые царским гербом, советским гимном и демократическим флагом, сохранены. «Семибанкирщине» дали понять, что она не всё может. При всем своём внешнем антидемократизме, действия В.В.Путина соответствовали народной воле, и народ поддержал их - сравните результаты думских и президентских выборов 2003 - 2008 годов. Я уже не говорю о полном провале либерально-западнических партий, списать который на пресловутый «административный ресурс» при всем желании не удается.

Конечно, существуют замечательные «Либеральные манифесты» 1947 и 1997 годов о свободе, ответственности и справедливости как главных ценностях либерализма. Либерализм предлагает человеку: «Делай, что хочешь, ты сам себе хозяин! Но при этом ты сам отвечаешь за себя, твой дом - твоя крепость, всё остальное - Бог, государство, родина - суть только части тебя». В наше время этот «свободный собственник» целиком стал рабом рынка и телевидения, которое кормит его «чернухой-порнухой», а улицы его города оказываются во власти многообразных «меньшинств». На языке культурологии это называется постмодерном (ПМ), непреложно свидетельствующем о завершении фаустовского (модернистского, ренессансно-просветительско-романтического) этапа европейской истории и переходе её в предсмертную гедонистически-игровую потребительскую фазу.

Сегодня в странах, пораженных вирусом ПМ, уже нет религии, философии, искусства, науки в собственном смысле слова; есть более или менее похожая подделка (симулякр) под них. Во многих странах узаконен гомосексуализм, лет через 10 узаконят зоофилию, потом педофилию, потом некрофилию, и кончат людоедством - это ещё Достоевский предсказывал... Несколько месяцев назад в Санкт-Петербурге два молодых человека, представители так называемой молодёжной субкультуры «готов», убили и съели девушку, принадлежащую к так называемой молодёжной субкультуре «эмо». Люди, больные ПМ, противны самим себе.

Конечно, такой человек - и цивилизация таких людей - долго не протянет. Тем более, что она накопила горы оружия, а даже незаряженное ружье раз в жизни стреляет. Лет через 15 - 20 ядерная бомба может стать достоянием многих даже небольших стран, не говоря уже о мощных сетевых организациях, превосходящих иные страны и по территории и по бюджету. На горизонте уже видны признаки кибервойн, испытываемые сейчас в играх разного рода геймеров и хакеров. Человечество всегда воевало, и нет никаких основания думать, что оно перестанет это делать в третьем тысячелетии. Никакое клонирование не даст бессмертия демону, в которого на глазах превращается «свободный» человек.

Опасность постмодерна в том, что он, по сути, есть практика постжизни, или попросту говоря, смерти. Да и что ещё делать Нарциссу, пережившему самого себя? Конец истории, вопреки Ф.Фукуяме, может наступить не от всеобщего либерального умиротворения, а от войны всех против всех, предсказанной в Апокалипсисе. Постмодерн не дает этой войне реальной альтернативы, он только до времени маскирует, и одновременно разжигает её. Подкладывает щепки во все мировые костры. Существует, правда, проект т.н. «мирового правительства», но он предполагает «электронный концлагерь» и новейшую помесь феодализма с рабовладением - на мой взгляд, выход не лучший. Настоящая защита от ПМ - а, значит, и от преждевременного саморазрушения человеческого мира - это вера в абсолютную реальность и ценность жизни, даруемой Богом. И продолжается она до тех пор, пока мы Его радуем. Как говорится, иного не дано. Впереди трудные времена - может быть, самые трудные для человечества и для России. И новоизбранный патриарх Кирилл не случайно сказал в своей тронной речи о цивилизации Святой Руси. Такая цивилизация - Русский Мир - может существовать везде, где есть русские люди, русские храмы и русские могилы. Но он должен сохранить себя для Бога и для всего человечества. Если на этот раз её ядро не устоит, это будет означать конец человека как духовного существа - никакие экзотические практики Востока тут не помогут. Это должен понимать каждый человек, считающий себя русским, а значит, православным, независимо от того места, где он сейчас живёт. Опасность гибели Русской цивилизации несравнимо более значима, чем какие-либо противоречия или разногласия в «давнем споре славян между собою» - я надеюсь, это понимают все участники полемики, с которой мы начинали эту статью.

Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор, член Союза писателей России, член исполнительного Совета Собора православной интеллигенции Санкт-Петербурга

Впервые опубликовано в журнале «Трибуна русской мысли»: М., 2009, № 11