Сам факт неоднозначности отношения к теме постабортного синдрома даже в среде международного движения в защиту жизни (pro-life) опровергает тезис оппонентов о том, что тема «поколения выживших» выдумана самими пролайферами, и выводит ее на свежий воздух общенаучного дискурса. По этой причине самой теме «выживших», как она представлена у такого исследователя, как Филипп Ней, никак нельзя отказать не только в актуальности, но и — хорошем смысле — философской отвлеченности предмета рассуждений.
Если обратиться к Евангелию, то мы увидим, что тема «выживших» поднимается при самом начале Нового Завета, при самом начале новой — Христианской Эры. И эта вот тема «выживших» как раз и есть подлинная завязка всего евангельского повествования.
Традиционная рождественская история изначально веяла жутью. И что же осталось от этой жути в современном, всегда слишком благостном, слишком елейном праздновании Рождества? Случилось так потому, что сегодняшнее сознание недостаточно учитывает смысл и значение дня памяти Вифлеемских мучеников как некоей кульминации Святочных торжеств. Ведь именно Вифлеемская история открывает страшную сторону Рождества Христова.
Две тысячи лет назад жизни Новорожденного Богочеловека угрожала страшная опасность. И если персидские цари-волхвы шли поклониться народившемуся в Иудее Младенцу с дарами, то Ирод, к которому они, то ли по наивности, то ли по Божьему Промыслу, принесли великую весть о рождении Спасителя, истинного Царя, совсем не возрадовался. Напротив, он приказал убить Младенца. А чтобы получить гарантии исполнения задуманного, убийству должны были подвергнуться все младенцы мужского пола от 2 лет и младше.
В наше время угроза жизни подстерегает детей еще раньше — с того самого момента, когда родители узнают об их зачатии и всерьез задумываются: «родить или не родить?» Даже еще раньше, когда против них принимаются превентивные меры (и абортивного, и не абортивного характера). Вот потому-то празднование Рождества в наше время без упоминания убийства Иродом 14000 Вифлеемских младенцев оказывается фальшивым и лицемерным, а сама тема Вифлеемских мучеников сегодня становится не просто актуальной и злободневной, но важнейшей.
В 1990-е гг. осознание этого факта стало преодолением точки возврата для московского медико-просветительского центра «Жизнь». Там была написана икона Вифлеемских младенцев и с тех пор в России, просыпающейся от кошмарного сна массового детоубийства, день памяти Вифлеемских младенцев (11 января по новому стилю), ознаменован массовыми акциями против абортов, которые проходят фактически во всех регионах теперь ужé не только России, но и Украины, и Белоруссии, и Молдавии.
Правда, в самом Вифлееме, на родине праздника, день этот практически не празднуется, является третьестепенным, а сами мощи младенцев покоятся в архаическом беспорядке в гробнице рядом с храмом Рождества Христова.
Итак, в чем же особый смысл вифлеемского послания нашему современному обществу? Сегодня разговор о Вифлеемских мучениках — это, прежде всего, разговор о поколении выживших.
Как утверждает профессор Анджей Винклер, руководитель Международной Ассоциации психотерапевтов (New Experience for Survivors of Trauma — NEST), понятие «спасенные» было использовано первоначально для изучения личностей, которые выжили в условиях концлагерей. Психиатры проводили исследования людей, которые вышли из Освенцима, изучали их психологическое состояние, просили описать, что они чувствуют. С другой стороны, те же психологи, занимаясь проблемами семей, где были аборты (а сегодня это почти каждая семья), столкнулись с тем, что имеют дело с одним и тем же синдромом. Что же это за синдром такой был у жертв концлагерей?
Их всех неотступно мучил один и тот же экзистенциальный вопрос: почему я выжил, а они там погибли? Людей давило неизбывное чувство вины, не позволявшее им спокойно дальше жить.
Как пишет Винклер, являющийся последователем уже упоминавшегося Филиппа Нея, этот комплекс вины это комплекс Якова, он заключается в следующем: «Сначала был аборт, а я родился, чтобы заместить жизнь брата или сестры, которые были убиты во время аборта». Люди с таким комплексом всю жизнь ищут миссию, которую они должны выполнить. Им кажется, что они живут за счет того, что кто-то умер, и они должны выполнить ожидания, которые родители возлагали на своих утраченных в абортах детей. Часто эти люди пессимистически настроены, пребывают в меланхолии. Они испытывают затруднения в переживании радости, удовольствия. У таких людей есть проблемы с доверием, особенно они не доверяют родителям, а также другим авторитетам.
Читая Филиппа Нея, можно даже прийти к мысли, что матка женщины, делавшей аборт, хранит в себе ужас того убийства, что в ней когда-то было совершено. Этот ужас на генетическом уровне передается следующим детям, причем из поколения в поколение (сколько поколений ужé минуло с 1920 г., когда в Советской России были разрешены аборты?).
Более того, оказывается, даже первенцы, до рождения которых абортов в семье не было, приобретают этот синдром, если аборты начинаются после их рождения. Синдром поколения выживших включает и чувство неполноценности, и суицидальный синдром, и просто нежелание жить. Как и у жертв концлагерей, у детей в семье, где практикуются аборты и предохранение, присутствует неизбывное бессознательное чувство вины перед неродившимися братиками и сестричками. У них наблюдается и другой комплекс, комплекс вины Каина: «Я есть, я был, но не смог родиться мой брат или сестра. Может быть, я виноват в смерти брата или сестры?».
Как утверждает Винклер, аборт имеет сильное влияние на ужé рожденных детей. Пережитый аборт приводит женщину к пренебрежению, заброшенности, насилию по отношению к ужé живущим детям. Зло, страх, испуг, которые переживает женщина, изолируют ее от детей. Дети как бы эмоционально заброшены — мама где-то там, далеко. Женщина часто лечится от соматических заболеваний, часто попадает в больницу и становится недоступной детям. Может быть, видя депрессивное состояние матери, дети и себя обвиняют.
Соглашаясь с диагностикой и описанием синдрома поколения выживших, предложенных указанными учеными, мы считаем, что нужно идти решительно дальше, и делать выводы ужé отталкиваясь от тех выводов, которые сделаны западными исследователями.
Вифлеемская история учит нас, что синдром «выживших», если его со смирением во всей полноте принять, может породить гиперответственность и даже осознание сверхмиссии. Не случайно дети из семей, где 1–2 ребенка, зачастую очень активны, талантливы, а иногда и разносторонне одарены. С одной стороны, в них больше вложено родителями. Родители ведь так и аргументируют убийство своих детей — надо хорошо воспитать хотя бы одного-двух. С другой стороны, это инфантильные дети, не столь приспособленные к жизни в социуме, как дети из многодетных семей. Но тем не менее они получают то, что не воплотилось в их братьях и сестрах, те дары, те устремления, ту жажду жизни. В этом есть кровавый смысл, на этом строились кровавые человеческие жертвоприношения древности, об этом страшно думать, а уж тем более говорить вслух, но это именно так.
На заре христианской эры ярчайшими примерами поколения выживших были, как мы знаем, Иоанн Креститель и Сам Спаситель, из-за Кого, собственно, и произошла вифлеемская бойня, когда подлинного Наследника Царского Престола хотел убить Ирод. Все прочие их погодки, «сверстники Христовы», как о них в каноне Вифлеемским младенцам поет Святая Церковь, были уничтожены слугами Ирода.
Младенца Иоанна с матерью сокрыли в пещере, за что его отец, первосвященник Захария, был убит. Богородица с Младенцем и Иосифом Обручником бежали от преследований в Египет. Спаситель в первый, но вовсе не в последний раз укрывается от преследователей, потому что Его миссия еще не исполнена и Ему еще не пришло время пострадать и воскреснуть.
Тема «поколения выживших» является средоточием православной мистерии Святок.
Начинаются Святки Рождеством. В середине Святок наступает день — 11 января, — когда вспоминается избиение Вифлеемских младенцев. А заканчиваются Святки перед Крещением Господним. Именно днем памяти Вифлеемских Младенцев православные Святки четко делились надвое: на две седмицы, Святую и Страшную, которые следуют друг за другом и образуют Святые дни.
Страшной названа вторая седмица именно из-за кровавого вифлеемского ужаса. Ужаса, от которого содрогнулось человечество на самой заре христианства. Именно поэтому благочестивыми предками нашими на протяжении всех Святок народу — и взрослым и деткам — показывалось вертепное действо, повествующее о страшном Иродовом злодеянии.
Вот почему рождественские сказки всегда были жуткими. Икона Крещения или Богоявления, как разрешение от вифлеемского ужаса, — это и есть икона Поколения выживших, единственная икона, на которой вместе со Христом изображается Его единственный оставшийся в живых сверстник — Иоанн Предтеча.
Есть, правда, еще одна, очень редкая икона, на которой и Спаситель, и Иоанн Креститель, изображены вместе — икона целования Елисаветы и Марии. И Богомладенец и Иоанн Предтеча изображены на ней во чреве. Этот иконографический образ еще более раскрывает тему наших рассуждений, расставляя в ней последние акценты.
Точкой цветения, плодом тогдашнего «поколения выживших» стала евангельская проповедь покаяния — Благая Весть, положившая конец кровавым жертвам ветхого мира.
Не схожая ли задача и у нашего поколения? У всех поколений, рожденных в годы абортов, то есть практически у всех ныне живущих, причем, вовсе не только в России, но и во всем мире. Точнее, у всех, осознавших себя поколением выживших от искусственных абортов.
Если не мы, то кто остановит, прекратит кровавое детоубийство?
Сергей Чесноков, к.ист.н., президент Международного фестиваля социальных технологий в защиту семейных ценностей «ЗА ЖИЗНЬ»
Если обратиться к Евангелию, то мы увидим, что тема «выживших» поднимается при самом начале Нового Завета, при самом начале новой — Христианской Эры. И эта вот тема «выживших» как раз и есть подлинная завязка всего евангельского повествования.
Традиционная рождественская история изначально веяла жутью. И что же осталось от этой жути в современном, всегда слишком благостном, слишком елейном праздновании Рождества? Случилось так потому, что сегодняшнее сознание недостаточно учитывает смысл и значение дня памяти Вифлеемских мучеников как некоей кульминации Святочных торжеств. Ведь именно Вифлеемская история открывает страшную сторону Рождества Христова.
Две тысячи лет назад жизни Новорожденного Богочеловека угрожала страшная опасность. И если персидские цари-волхвы шли поклониться народившемуся в Иудее Младенцу с дарами, то Ирод, к которому они, то ли по наивности, то ли по Божьему Промыслу, принесли великую весть о рождении Спасителя, истинного Царя, совсем не возрадовался. Напротив, он приказал убить Младенца. А чтобы получить гарантии исполнения задуманного, убийству должны были подвергнуться все младенцы мужского пола от 2 лет и младше.
В наше время угроза жизни подстерегает детей еще раньше — с того самого момента, когда родители узнают об их зачатии и всерьез задумываются: «родить или не родить?» Даже еще раньше, когда против них принимаются превентивные меры (и абортивного, и не абортивного характера). Вот потому-то празднование Рождества в наше время без упоминания убийства Иродом 14000 Вифлеемских младенцев оказывается фальшивым и лицемерным, а сама тема Вифлеемских мучеников сегодня становится не просто актуальной и злободневной, но важнейшей.
В 1990-е гг. осознание этого факта стало преодолением точки возврата для московского медико-просветительского центра «Жизнь». Там была написана икона Вифлеемских младенцев и с тех пор в России, просыпающейся от кошмарного сна массового детоубийства, день памяти Вифлеемских младенцев (11 января по новому стилю), ознаменован массовыми акциями против абортов, которые проходят фактически во всех регионах теперь ужé не только России, но и Украины, и Белоруссии, и Молдавии.
Правда, в самом Вифлееме, на родине праздника, день этот практически не празднуется, является третьестепенным, а сами мощи младенцев покоятся в архаическом беспорядке в гробнице рядом с храмом Рождества Христова.
Итак, в чем же особый смысл вифлеемского послания нашему современному обществу? Сегодня разговор о Вифлеемских мучениках — это, прежде всего, разговор о поколении выживших.
Как утверждает профессор Анджей Винклер, руководитель Международной Ассоциации психотерапевтов (New Experience for Survivors of Trauma — NEST), понятие «спасенные» было использовано первоначально для изучения личностей, которые выжили в условиях концлагерей. Психиатры проводили исследования людей, которые вышли из Освенцима, изучали их психологическое состояние, просили описать, что они чувствуют. С другой стороны, те же психологи, занимаясь проблемами семей, где были аборты (а сегодня это почти каждая семья), столкнулись с тем, что имеют дело с одним и тем же синдромом. Что же это за синдром такой был у жертв концлагерей?
Их всех неотступно мучил один и тот же экзистенциальный вопрос: почему я выжил, а они там погибли? Людей давило неизбывное чувство вины, не позволявшее им спокойно дальше жить.
Как пишет Винклер, являющийся последователем уже упоминавшегося Филиппа Нея, этот комплекс вины это комплекс Якова, он заключается в следующем: «Сначала был аборт, а я родился, чтобы заместить жизнь брата или сестры, которые были убиты во время аборта». Люди с таким комплексом всю жизнь ищут миссию, которую они должны выполнить. Им кажется, что они живут за счет того, что кто-то умер, и они должны выполнить ожидания, которые родители возлагали на своих утраченных в абортах детей. Часто эти люди пессимистически настроены, пребывают в меланхолии. Они испытывают затруднения в переживании радости, удовольствия. У таких людей есть проблемы с доверием, особенно они не доверяют родителям, а также другим авторитетам.
Читая Филиппа Нея, можно даже прийти к мысли, что матка женщины, делавшей аборт, хранит в себе ужас того убийства, что в ней когда-то было совершено. Этот ужас на генетическом уровне передается следующим детям, причем из поколения в поколение (сколько поколений ужé минуло с 1920 г., когда в Советской России были разрешены аборты?).
Более того, оказывается, даже первенцы, до рождения которых абортов в семье не было, приобретают этот синдром, если аборты начинаются после их рождения. Синдром поколения выживших включает и чувство неполноценности, и суицидальный синдром, и просто нежелание жить. Как и у жертв концлагерей, у детей в семье, где практикуются аборты и предохранение, присутствует неизбывное бессознательное чувство вины перед неродившимися братиками и сестричками. У них наблюдается и другой комплекс, комплекс вины Каина: «Я есть, я был, но не смог родиться мой брат или сестра. Может быть, я виноват в смерти брата или сестры?».
Как утверждает Винклер, аборт имеет сильное влияние на ужé рожденных детей. Пережитый аборт приводит женщину к пренебрежению, заброшенности, насилию по отношению к ужé живущим детям. Зло, страх, испуг, которые переживает женщина, изолируют ее от детей. Дети как бы эмоционально заброшены — мама где-то там, далеко. Женщина часто лечится от соматических заболеваний, часто попадает в больницу и становится недоступной детям. Может быть, видя депрессивное состояние матери, дети и себя обвиняют.
Соглашаясь с диагностикой и описанием синдрома поколения выживших, предложенных указанными учеными, мы считаем, что нужно идти решительно дальше, и делать выводы ужé отталкиваясь от тех выводов, которые сделаны западными исследователями.
Вифлеемская история учит нас, что синдром «выживших», если его со смирением во всей полноте принять, может породить гиперответственность и даже осознание сверхмиссии. Не случайно дети из семей, где 1–2 ребенка, зачастую очень активны, талантливы, а иногда и разносторонне одарены. С одной стороны, в них больше вложено родителями. Родители ведь так и аргументируют убийство своих детей — надо хорошо воспитать хотя бы одного-двух. С другой стороны, это инфантильные дети, не столь приспособленные к жизни в социуме, как дети из многодетных семей. Но тем не менее они получают то, что не воплотилось в их братьях и сестрах, те дары, те устремления, ту жажду жизни. В этом есть кровавый смысл, на этом строились кровавые человеческие жертвоприношения древности, об этом страшно думать, а уж тем более говорить вслух, но это именно так.
На заре христианской эры ярчайшими примерами поколения выживших были, как мы знаем, Иоанн Креститель и Сам Спаситель, из-за Кого, собственно, и произошла вифлеемская бойня, когда подлинного Наследника Царского Престола хотел убить Ирод. Все прочие их погодки, «сверстники Христовы», как о них в каноне Вифлеемским младенцам поет Святая Церковь, были уничтожены слугами Ирода.
Младенца Иоанна с матерью сокрыли в пещере, за что его отец, первосвященник Захария, был убит. Богородица с Младенцем и Иосифом Обручником бежали от преследований в Египет. Спаситель в первый, но вовсе не в последний раз укрывается от преследователей, потому что Его миссия еще не исполнена и Ему еще не пришло время пострадать и воскреснуть.
Тема «поколения выживших» является средоточием православной мистерии Святок.
Начинаются Святки Рождеством. В середине Святок наступает день — 11 января, — когда вспоминается избиение Вифлеемских младенцев. А заканчиваются Святки перед Крещением Господним. Именно днем памяти Вифлеемских Младенцев православные Святки четко делились надвое: на две седмицы, Святую и Страшную, которые следуют друг за другом и образуют Святые дни.
Страшной названа вторая седмица именно из-за кровавого вифлеемского ужаса. Ужаса, от которого содрогнулось человечество на самой заре христианства. Именно поэтому благочестивыми предками нашими на протяжении всех Святок народу — и взрослым и деткам — показывалось вертепное действо, повествующее о страшном Иродовом злодеянии.
Вот почему рождественские сказки всегда были жуткими. Икона Крещения или Богоявления, как разрешение от вифлеемского ужаса, — это и есть икона Поколения выживших, единственная икона, на которой вместе со Христом изображается Его единственный оставшийся в живых сверстник — Иоанн Предтеча.
Есть, правда, еще одна, очень редкая икона, на которой и Спаситель, и Иоанн Креститель, изображены вместе — икона целования Елисаветы и Марии. И Богомладенец и Иоанн Предтеча изображены на ней во чреве. Этот иконографический образ еще более раскрывает тему наших рассуждений, расставляя в ней последние акценты.
Точкой цветения, плодом тогдашнего «поколения выживших» стала евангельская проповедь покаяния — Благая Весть, положившая конец кровавым жертвам ветхого мира.
Не схожая ли задача и у нашего поколения? У всех поколений, рожденных в годы абортов, то есть практически у всех ныне живущих, причем, вовсе не только в России, но и во всем мире. Точнее, у всех, осознавших себя поколением выживших от искусственных абортов.
Если не мы, то кто остановит, прекратит кровавое детоубийство?
Сергей Чесноков, к.ист.н., президент Международного фестиваля социальных технологий в защиту семейных ценностей «ЗА ЖИЗНЬ»
