«Не для играний – человек на земле! Не для играний...»

Источник: Оптина пустынь

Эти слова, способные пробудить души многих, принадлежат святителю Игнатию (Брянчанинову), которого мы по праву называем наставником современного монашества. Но труды величайшего подвижника XIX века востребованы сегодня и мирскими людьми, серьезно задумывающимися о вопросах духовной жизни. Впечатляет и жизнь святителя, ставшая житием. Поэтому в конференц-зале Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь на очередную – четвертую – встречу Оптинского лектория собрались и братия обители, и миряне. Среди последних много было молодежи. С лекцией на тему «Святитель Игнатий (Брянчанинов) и Оптина пустынь» перед заинтересованной аудиторией выступил декан богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Павел Хондзинский.

Когда святитель понял, что такое смирение и когда он научился любить своих врагов

Чтобы показать, как развивалась неординарная личность святителя Игнатия, отец Павел Хондзинский постарался обозначить наиболее важные вехи его жизненного пути, начиная с момента рождения. Родился будущий святитель в очень знатной семье вологодского помещика, являвшегося предводителем дворянства в одном из уездов Вологодской губернии. За прекрасным домашним образованием последовала учеба в Военном инженерном училище в Петербурге, где Дмитрий Брянчанинов попал в среду, соответствующую его происхождению. Более того: вращаясь в высшем свете, он познакомился с культурной элитой российского общества – Пушкиным, Жуковским, Глинкой, Брюлловым. Происходит также и его и знакомство с Великими князьями. Один из них через три года станет Императором Николаем I и поручит своему августейшему брату Михаилу Павловичу отговорить одаренного юношу, желавшего после окончания училища уйти в отставку и принять монашеский постриг, от этого пути. Но в ответ на свои слова, что «гораздо почетнее спасать душу свою, оставаясь в мире», Великий князь услышит категоричное утверждение: «Остаться в миру и желать спастись – это, Ваше Высочество, все равно, что стоять в огне и желать не сгореть».
– И вот здесь в дошедшем до нас диалоге виден весь характер святителя Игнатия, который во многом объясняет суть последующих событий в его жизни, – сказал докладчик.

Прот. Павел Хондзинский

А суть смирения как величайшей христианской добродетели уже не офицер Брянчанинов – уже послушник Дмитрий – понял, когда он получил после болезни отставку и приехал к иеромонаху Леониду (Наголкину), будущему преподобному Оптинскому старцу Льву, в Александро-Свирский монастырь на Ладогу. С этим духоносным старцем, имевшим своих учеников, молодой Брянчанинов познакомился в Александро-Невской лавре, куда во время учебы в Петербурге любил ходить и где он исповедовался. По приезду в Александро-Свирский монастырь его сразу направили помогать мельнику – носить мешки с мукой. В нем, монастырском мельнике, Дмитрий узнал своего бывшего крепостного. В докладе протоиерея Павла Хондзинского отчетливо прозвучала мысль, что этот эпизод показывает, насколько жизнь в ту эпоху отличалась от нашей и как трудно нам судить о ней сегодня. В самом деле, нелегко представить себе человека, который вчера общался с Императором, а сегодня пришел прислуживать своему бывшему крепостному.

Великое смирение ему понадобилось и спустя годы, после его назначения настоятелем Троице-Сергиевой Приморской пустыни близ Петербурга. В неполных 27 лет он, согласно монаршей воле, был возведен в сан архимандрита, а в 31 год стал к тому же и благочинным над всеми монастырями Санкт-Петербургской епархии. «Здесь поднялись и зашипели зависть, злоречие, клевета; здесь я подвергся тяжким, продолжительным, унизительным наказаниям, без суда, без малейшего исследования, как бессловесное животное, как истукан бесчувственный; здесь я увидел врагов, дышащих непримиримой злобой и жаждой погибели моей», – с горечью писал архимандрит Игнатий. Недоброжелателей было много, как и интриг разного рода, но, по признанию будущего святителя, он научился любить своих врагов. Продолжая управлять обителью, оставаясь благочинным и принося большую духовную пользу епархии на этих ответственных должностях, архимандрит Игнатий не оставлял мысли об уходе на покой. Он надеялся, что ему удастся до конца своей земной жизни пребывать в уединении, где-то в малоизвестном приюте, спокойном и тихом. Однако вместо уединения его ждала архиерейская хиротония во епископа Кавказского и Черноморского, руководство новообразованной епархией.

Но всё это предварял немаловажный период в жизни послушника Дмитрия, когда он из Александро-Свирского монастыря последовал за своим духовным руководителем отцом Леонидом в Площанскую пустынь (вскоре к нему присоединился его друг и однокурсник по Военному инженерному училищу Михаил Чихачев, тоже дворянин и тоже ушедший в отставку). Наконец вслед за старцем молодые люди попали в Оптину.

Оптина пустынь всегда была в его сердце

В Отиной пустыни у двух бывших офицеров, ставших послушниками, судьба сложилась непросто. Да и недолго они там пробыли. Над причинами этого размышляли и докладчик, и слушатели Оптинского лектория. Согласно мнению протоиерея Павла Хондзинского, одну из главных причин нужно искать в исторических обстоятельствах, при которых монашество после ощутимого удара Петровских реформ значительно поменялось. Появившееся «в чистом виде» в духовных академиях ученое монашество собственно монашеской жизнью не жило – у него не было такой возможности. Монашество монастырское в массе своей было простонародное – «из низов». Отсюда и соответствующие уклад жизни, пища, одежда, послушания и прочее. Как наглядный пример того, насколько тяжелыми могли быть в монастырях трудовые послушания, докладчик привел Валаам. Точнее, рассказал о старом братском кладбище, где на сохранившихся надгробиях XIX века встречаются примерно такие надписи: монах (имя) с верою и смирением 25 лет (или более) подвизался на монастырских каменоломнях. То есть Валаам в те времена был таким же простонародным монастырем, как и Оптина. И закончилось всё тем, что послушники дворянского происхождения из Оптиной уехали.

Еп. Можайский Леонид

Но тут принципиально важен момент, на который во время обсуждения доклада обратил внимание наместник монастыря епископ Можайский Леонид: они долго терпели, много болели, однако обитель не оставляли. И только после известия о серьезном недуге матери Дмитрия, принятого ими как определенное указание Промысла Божия, отправились в родовое имение Брянчаниновых на Вологодчину.

В письмах архимандрита Игнатия часто упоминается о телесном подвиге. Отнюдь не в позитивном ключе. Оглядываясь назад, святитель полагал, что даже старец Леонид, которого он всем сердцем любил, принимая его духовные советы смиренно, без оговорок, вел своего ученика привычным для того времени путем телесных подвигов. В результате здоровье подорвано, а в духовном плане мало что приобретено… Докладчик назвал примеры – приведу один из них. Вот Александро-Свирский монастырь в октябре или в ноябре – словом, в пору глубокой осени. В озере монастыря запутался рыболовный невод. Зная, что послушник Дмитрий хорошо плавает, его посылают вплавь распутывать невод. Это при том, что недавно он переболел туберкулезом! И всё же как бы то ни было, и старец Леонид, которого мы сегодня чтим, как преподобного Льва Оптинского – родоначальника всех Оптинских старцев, и сама Оптина пустынь, так и не принявшая будущего святителя на постоянное жительство в скиту, когда он собирался уйти на покой, всю жизнь оставались для него близкими, дорогими. Сердце откликалось на каждую весточку оттуда.

Голосом истинного покаяния является молитва

Сердце архимандрита Игнатия, можно сказать, откликалось на письма Оптинских старцев деятельно. Исполняя наказ Государя-Императора Николая I сделать монастырь близ Петербурга образцовым, он не забывал о монастыре на Калужской земле. Старался оказать помощь, если того требовали обстоятельства. Искренне интересовался издательской деятельностью Оптиной. Не прерывая письменных сношений со своим духовным учителем отцом Леонидом, в 1837 году настоятель Троице-Сергиевой пустыни по просьбе старца занимался делом о нарезке земли для Оптиной пустыни. В 1839 году он хлопотал о напечатании жития известного подвижника Георгия Затворника Задонского, которое было подготовлено к изданию рясофорным монахом Оптиной пустыни отцом Петром (Григоровым). Большой интерес у аскетически настроенного архимандрита вызвала «Лествица» в переводе преподобного Паисия Величковского. Он попросил переслать ему это издание и само сочинение Паисия Величковского.

Среди писем одним из наиболее интересных протоиерей Павел Хондзинский назвал ответ святителя, получившего от преподобного Макария сообщение о кончине старца Леонида. Вот что написал архимандрит Игнатий: «Душа моя исполнилась печали, и как ни вспомяну о нем (старце Леониде) – каждый раз обильная печаль изливается в мое сердце, – писал святитель. – Точно как вы пишите, он имел ко мне особеннейшее расположение и любовь, следствие коих постоянно в себе ощущаю: отклонясь телесно, я не отклонился в противное мудрование, но многие его изречения остались у меня в памяти и доселе меня руководствуют, особливо произнесенные в Свирском монастыре». Докладчик интонационно выделил эти слова – «…отклоняясь телесно, я не отклонился в противное мудрование…», еще раз повторив их после прочтения письма как ключевые слова к теме, по которой иногда возникают дискуссии, в которых встречаются попытки противопоставить святителя Игнатия с его последователями Оптинским старцам.

В докладе была поднята тема внутренней жизни святого, рассмотрены его взгляды на монашество и на русские монастыри. Также отец Павел обратил внимание на следующий аспект: если «монах» означает «одинокий» (от греческого слова «monos» – «один»), то одиночество сопутствовало святителю всегда и везде. В любой среде. Он был одиноким в светском обществе, потому что жил другими интересами. Одиноким он был и в собственной семье – родные не понимали его стремления к монашеству. Одиночество его ждало и в церковной среде, где он тоже чувствовал себя чужим. Когда в его жизни наметился новый неожиданный поворот – его поставили во епископы, – Синод вначале выступил против. Якобы по той причине, что у кандидата на архиерейскую кафедру не имелось «правильного» духовного образования – богословского. Но вспомним: в то время его могли получить лишь те, кто принадлежал к духовному сословию. И хотя архимандрит Игнатий с детства знал латынь, греческий и в подлиннике читал древних отцов Церкви, выписывая их не всегда доступные в России издания из Европы, Синод выдвинул эту – по сути формальную – причину. Только по настоянию Императора (на престоле уже был Александр II) совершилась архиерейская хиротония. Но и на Ставропольской кафедре он чувствовал себя одиноким. Там у него возник конфликт с протоиереями из местной консистории (причем по сути епископ был прав). Однако все невзгоды, которые на него сыпались, он преодолевал глубокой молитвенной жизнью, находя главное утешение (что можно увидеть по его письмам) в общении с Богом. И не жалел, что стал монахом.

В своих рассуждениях о монашестве святитель писал: «Монашество не есть учреждение человеческое, а Божеское, и цель его, отдалив христианина от сует и попечений мира, соединить его, посредством покаяния и плача, с Богом, раскрыв в нем отселе Царствие Божие. Милость из милостей Царя царей – когда Он призовет человека к монашеской жизни, когда в ней дарует ему молитвенный плач и когда причастием Святого Духа освободит его от насилия страстей и введет в предвкушение вечного блаженства…» Также святитель считал монашество источником опытных знаний о христианской жизни. Называя его наукой из наук, в которой теория с практикой идут рука об руку, уточнял: «Наука из наук, монашество доставляет – выразимся языком ученых мира сего – самые подробные, основательные, глубокие и высокие познания в экспериментальной психологии и богословии, то есть деятельное, живое познание человека и Бога, насколько это познание доступно человеку». Говоря о том, как святитель Игнатий представлял себе знания о человеке, отец Павел заметил, что он очень пессимистично смотрел на человеке в его падшем греховном состоянии. По глубокому убеждению святителя, человеческое сердце само по себе ничего доброго сделать не может, и если что-то доброе делает, это нужно приписывать благодати Божией. И поскольку более ни на что иное как на грехи мы не способны, то появляется необходимость сопротивления своему злому естеству. Отсюда рождается покаяние.
– Святитель Игнатий всегда подчеркивал, что мы не можем искать тех высоких благодатных даров, которые когда-то имели древние отцы Церкви. С нас довольно и покаянного состояния. Покаяние для нас – самое главное, – продолжил протоиерей Павел.

Голосом истинного покаяния является молитва. Великий наставник духовной жизни подразделял молитву на три вида. Умную, сердечную и душевную. Умная – это преимущественно Иисусова молитва, которая произносится умом с глубоким вниманием при сочувствии сердца. Сердечная – когда ум соединяется с сердцем, причем ум как бы нисходит в сердце и из глубины сердца воссылает молитву (о чем, кстати, и другие подвижники говорили). Но это еще не высшая стадия молитвы. А вот когда всё существо человека погружается в молитву: ум, сердце, душа и даже тело и человек весь в молитве, это и есть высшая стадия молитвы, называемой святителем Игнатием душевной. Ревностный делатель молитвы он в этом вопросе видел свой порядок, свою систему.

И к вопросу о российских монастырях. Являясь свидетелем их слабого сопротивления духу времени (а мир, как считал святитель, уже прошел точку невозврата), он в отношении будущего обителей давал горькие прогнозы. Ведь это ему – видному церковному деятелю, одному из величайших аскетических писателей Русской Православной Церкви – принадлежат слова: «Относительно монастырей, я полагаю, что время их кончено, что они истлели нравственно и уже уничтожились сами в себе». Но в то же время, подчеркнул докладчик, весь жизненный путь святителя, всё его духовное наследие вышеприведенным словам противоречит. Потому что архимандрит Игнатий, а затем епископ все свои силы положил на то, чтобы жизнь монастырскую, жизнь духовную поддержать и утвердить. И в Троице-Сергиевой Приморской пустыни, и на Ставропольской кафедре, и в Николо-Бабаевском монастыре, где Преосвященный Игнатий, уйдя на покой, был настоятелем до самой кончины и выкраивал часы для пересмотра своих сочинений, написания новых статей, подготовки этих трудов к печати.

Соведущий четвертой встречи-лекции Оптинского лектория профессор ПСТГУ доктор исторических наук Георгий Ореханов заметил, что хотя он немало читал о святителе Игнатии (Брянчанинове), но благодаря докладу протоиерея Павла Хондзинского многие вещи сложились в одну картину. К этой картине хочется добавить небольшие штрихи из жизни Троице-Сергиевой пустыни, потому что в ней святитель Игнатий настоятельствовал без двух месяцев 24 года. В Житии святого указывается, что из воспитанников по монашеству архимандрита Игнатия эта обитель дала 16 настоятелей. В наше время она, возвращенная Церкви в начале 2000-х годов, ведет огромную просветительскую работу. В выходные дни и в дни православных праздников здесь на службах в соборном храме собирается до тысячи человек. Для причащения мирян выносится пять Чаш со Святыми Дарами. О Троице-Сергиевой пустыни, как и об Оптиной пустыни, и о множестве других монастырей России, возрожденных и возрождающихся на наших глазах, можно сказать, что они становятся светочами, оказывая большое влияние на современного человека. А творения святителя Игнатия, обобщающие аскетический опыт святых отцов касательно внутреннего служения человека Богу (и ценно, что многое было проверено святителем опытным путем), в этих монастырях особо востребованы.

* * *

Организаторы Оптинского лектория стремятся к тому, чтобы темы лекций-встреч были интересны всем: и братии монастыря, и мирянам. Но почему о наставнике современного монашества рассказывал протоиерей? Отец Павел Хондзинский, декан богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподает пастырское богословие, историю русской патрологии, и это же является предметом его научных интересов. Он изучает Синодальный период – жизнь и богословские труды выдающихся церковных деятелей той эпохи, начав изучение со святителя Филарета (Дроздова). Разумеется, в этот круг попал святитель Игнатий (Брянчанинов). При этом вольно или невольно встречались его пересечения с Оптиной пустынью. По признанию отца Павла, занимаясь святителями XIX века, он старается как бы установить личные отношения с ними, прежде всего, конечно, молясь им: святые для него живые люди. И если удастся, добавил отец Павел, так рассказать о святителе Игнатии, чтобы аудитория почувствовала его как живого святого, с которым можно общаться, которому можно молиться, который участвует в нашей жизни, тогда цель встречи будет достигнута. К слову, один из молодых людей, приехавших в составе большой группы молодежи (это были юноши и девушки из православной молодежной организации «Покров» при храме святых первоверховных апостолов Петра и Павла Московского подворья Оптиной пустыни), сказал незадолго до начала мероприятия, что его познания о святителе Игнатии пока невелики, но два высказывания подвижника часто приходят на ум и заставляют задуматься. «Не для играний – человек на земле! Не для играний…» И – «…Промысл Божий мудрее суждения человеческого…». Поэтому юноша всей душой стремился на эту лекцию, надеясь, что она станет для него и откровением, и серьезным импульсом для дальнейшего знакомства с яркой личностью великого русского святого.

Господь видит нашу жизнь и исполняет наши чаяния. Думается, уместно пересказать одну примечательную историю, о которой поведал в нашей личной беседе отец Павел. Он был в Оптиной пустыни в самом начале ее возрождения. Затем собрался сюда в 2001 году, но тут позвонил секретарь протоиерея Владимира Воробьева, ректора ПСТГУ – на тот момент еще института (ПСТБИ). Секретарь сообщил, что отец Владимир хотел бы с отцом Павлом повидаться. Назвал день и время. Как раз тот день, на который батюшка договорился со своим прихожанином, владельцем комфортного автомобиля поехать в Оптину пустынь. Упускать возможность такой поездки не хотелось. Поехали… Доехали они до Малоярославца, а там, по словам отца Павла, вдруг полностью отказала коробка передач. На буксире машину довезли до Москвы, и получилось – именно к назначенному отцом Владимиром часу. Ректор, как вскоре выяснилось, хотел пригласить своего выпускника преподавать в богословском институте. Отец Павел принял предложение.

Затем он защитил кандидатскую по богословию, позже – докторскую. Стал первым человеком, защитившим кандидатскую диссертацию по теологии, признанную государством. И вот спустя годы приехал в Оптину пустынь. Но уже не как паломник, а как докладчик Оптинского лектория. Эта волнующая поездка подарила ему незабываемые часы. Батюшка сослужил наместнику обители епископу Можайскому Леониду на всенощной, а на следующий день – за воскресной Литургией. Он посетил знаменитый Иоанно-Предтеченский скит, побывал в келье преподобного Оптинского старца Амвросия. И та связь с Оптиной пустынью, которую отец Павел остро чувствовал, принимая участие в редакции служб Оптинским старцам как член Синодальной богослужебной комиссии, еще более упрочилась.

Нина Ставицкая
Фото: Владимир Ходаков

Источник: Оптина пустынь