Куда делось общество потребления

Наблюдаемый у нас (судя по опросам общественного мнения) и в остальных частях света (судя по резкому росту, например, популярности левых идей в США) растущий «запрос на социальную справедливость» имеет один несколько неожиданный аспект.

Или, вернее, наоборот. Нынешний запрос на Социальную Справедливость неожиданно лишен одного аспекта, в течение десятилетий бывшего одним из главных пунктов всей левой повестки: критики Общества Потребления и консьюмеризма как такового.

Одно перечисление европейских философов и культурных деятелей, оттоптавшихся на потребительстве за последние полвека, заняло бы пару страниц. Потребительство уличали Бодрийяр и Жижек, Майкл Мур и Виктор Пелевин, Ноам Хомски и Rage Against The Machine. Борьба с потребительским обществом была философией столь мощной и популярной, что за десятилетия эксплуатации она сама стала предметом элитного потребления (о чём её деятели, впрочем, честно писали грустные эссе).

И вот (внезапно, но незаметно) в последние годы это куда-то рассосалось. Левый сектор политического пространства активно громит растущее неравенство, изобретает мрачные сценарии нео-феодального будущего, в котором у одного процента будет всё, а у 99 - ничего, и так далее. Но вся эта критика плавно сместилась с общества как такового на его верхушку, которая, грубо говоря, набрала активов и недостаточно делится с массами.

Есть версия. Главная причина, по которой критика потребительства увяла - состоит в том, что она была сварливой спутницей соответствующей эпохи - эпохи «демократического потребления». Или, если шире - эпохи торжествующей демократии вообще.

То, что развитое демократическое общество (со средним классом, профсоюзами, работающими партиями и пр.) было привязано к массовому производству и массовым армиям - более или менее общеизвестно. В этом смысле разница между демократией либеральной и демократией советской была не слишком значима: в основе как социалистического, так и капиталистического общества в развитом XX веке стояло по одному массовому классу, активно производящему и активно же потребляющему. Именно его интересы (эффективно или нет, искренне или на уровне деклараций) представляли основные государства по обе стороны Атлантики.

Соответственно - критика бездуховной и буржуазной коллективной погони за вещами (а также за квадратными метрами, гаражами и автомобилями) была также привязана к поведению этого торжествующего класса, охватывающего на пике большинство граждан что в США, что в СССР, что в Европе.

Однако ныне этот класс - в затяжном кризисе. Пионером умирания тут стал, конечно, советский средний класс, скончавшийся в 90-х и, по большому счёту, так и не вернувшийся (несмотря на определённые попытки воскреснуть в нулевых). За ним последовал и западный: он, правда, не то чтобы громко «умер», а скорее съёжился (миддл-класс в США перестал быть большинством в 2015-м) и изменил свои привычки.

Как отмечает в марте 2019-го Брендан Канаван (университет Хаддерсфилда), отношение т. н. миллениалов к потреблению совершенно не то, что у поколений постарше. Они «меньше заинтересованы в приобретении автомобилей», «предпочитают приобретение опыта

приобретению вещей» «выбирают смартфоны подешевле и владеют ими дольше» (отсюда провал продаж Apple), а в магазинах, торгующих актуальным тряпьём и аксессуарами, проявляют куда меньше энтузиазма. Из-за всего этого рождественские распродажи в Великобритании показали недавно очередной антирекорд, «Маркс и Спенсер» объявили о намерении закрыть полсотни торговых точек, а средний возраст покупателя нового автомобиля в Америке теперь - пятьдесят лет.

С этими наблюдениями рифмуются и свежие отечественные цифры, согласно которым граждане (под воздействием множества факторов) наконец массово стали выбирать отечественные «лады», потому что так практичнее; экономить на кабаках и вкладываться в ипотеку и и.д.

Иными словами - мы наблюдаем своего рода «потребительское охлаждение» масс, довольно синхронно по историческим меркам растерявших надежды на личное скорое обогащение - а в месте с ними и обязательную необходимость выглядеть «дорого & богато», диктовавшую массовое демонстративное потребление. Можно сделать вывод о том, что рассеивается вера в то «эрзац-равенство», которое было создано массовой потребительской эпохой во второй половине XX столетия и чадило с переменным успехом до конца нулевых.

Разумеется, мы не можем говорить об уже наступившей смерти консьюмеризма - его не так-то просто убить. Но он, безусловно, трансформируется - и поэтому уходит из списка бичуемых интеллектуальной критикой актуальных общественных язв.

Более того. В некотором смысле наиболее безбашенные проекты восстановления социальной справедливости (вроде Нового Зелёного Курса, продвигаемого модной левой иконой Александрией Окасио-Кортес в Штатах) можно трактовать как своего рода мечту о новом обществе потребления. Которое придёт и зальёт каждую семью и каждого одиночку потоком дешёвых денег, и запустит новую экологичную экономику, и даст всем возможность ездить на беспилотных электромобилях с непрерывным подключением к 5g, потреблять много-много зелёной энергии и есть много-много здоровой органической пищи.

И это новое потребительское общество, конечно, снова можно будет активно критиковать с экзистенциально левых позиций.

Источник