Источник: Еженедельник Звезда
Интерес представляют не столько саммиты в формате «Семёрки», сколько то, что происходит вокруг них, поскольку именно контекст подобных встреч отражает реальные процессы в современном мире
Трамп играет на повышение
Встреча сильных мира сего в Биаррице не стала исключением. Обострение Дональдом Трампом торговой войны с Китаем с привнесением политического компонента, его же идея приобретения Гренландии, ставящая под сомнение пространственную устойчивость уже и «атлантического мира», заявления Эмманюэля Макрона о деградации капитализма и не менее хлёсткие высказывания главы британского центробанка Марка Карни о необходимости уйти от доминирования доллара в качестве де-факто единственной глобальной резервной (на деле - не столько резервной, но и инвестиционной) валюты - все эти высказывания, выглядящие, скорее, как заявление неких позиций, были сделаны ещё до G7.
Именно при Трампе встречи «Семёрки» стали отличаться необычной для подобных форматов живостью, отражающей не столько личность президента США, сколько остроту проблем, стоящих перед «цивилизованным миром». Вот и встреча в Биаррице принципиально отличается от презентационно-гламурных саммитов времён позднего Барака Обамы. Тем более что проходила она на фоне ожидания крупнейших с конца 1960-х - начала 1970-х годов пертурбаций мировой экономики и политики с учётом очевидной институциональной недостаточности «Семёрки», равно как и других контролируемых «коллективным Западом» институтов.
«Коллективный Запад» в целом оказался не готов к политике постоянного «повышения геоэкономических ставок», проводимой Дональдом Трампом в контексте сокращения пространства, где страны «Семёрки», даже с учётом сателлитов, уже не способны обеспечивать контроль над процессами глобального развития.
С достаточной степенью вероятности можно утверждать, что встреча «Семёрки» в Биаррице 2019 года останется в истории моментом, когда кризис постиндустриального капитализма не просто стал очевидным, но и был формально признан лидерами ключевых развитых государств мира.
Более того, была признана недостаточность влияния крупнейших постиндустриальных и предпостиндустриальных стран мира, чтобы контролировать процессы в глобальной экономике и политике, а также обеспечивать относительную плавность грядущих геополитических трансформаций.
Европейский «педсовет»
Непропорционально активное обсуждение возможности возврата России к участию в формате G7 является интересным только с точки зрения понимания технологии информационных манипуляций, используемых странами «коллективного Запада», и прежде всего странами ЕС, для того, чтобы заполнить информационную пустоту, наполненную негативными ожиданиями, связанными с перспективой глобального финансового кризиса и последующей долгосрочной рецессией.
© unian.net
Встреча в Биаррице принципиально отличается от презентационно-гламурных саммитов времён позднего Барака Обамы.
Особенно чётко манипулятивная сторона этих заявлений проявилась после визита российского лидера во Францию, когда Эмманюэль Макрон отказался от своих же заявлений.
Не достигнув цели немедленного вовлечения Москвы в дискуссию об условиях возвращения в «цивилизованный мир», французский лидер предпочёл снять тему. Что, впрочем, сделать не удалось из-за довольно высокого уровня информационной инерции, отражающей содержательную пустоту повестки дня саммита. Иными словами, само по себе обсуждение возможности возвращения к формату G8 оказалось тупиковым, что вполне отчётливо подтвердил и президент России Владимир Путин, и российские официальные лица в последующих комментариях.
Ещё более манипулятивной представляется ситуация на G7 в контексте заявления Дональда Трампа о том, что «Семёрка» долгие годы занимается обсуждением России «за глаза» и уже пора, дескать, перевести это обсуждение в «очный» режим. По всей видимости, предполагалось, что «Семёрка» выступит в качестве «педсовета», куда Россия, как нерадивый школьник, будет раз в год приглашаться для выслушивания замечаний по её поведению. Характерно, что никаких идей по изменению содержательной части деятельности «Семёрки» в отношении России ни от интересантов, ни от противников её возвращения в формат так и не прозвучало. Да и сам ход саммита в Биаррице только усугубил восприятие ситуации вокруг возвращения или не возвращения России в формат как попытки манипуляции. Особенно после странного заявления Дональда Туска о возможности приглашения Украины на «вакантное» место.
Это можно было бы считать официальным «закрытием вопроса» о возвращении России в формат G7/G8, если бы не объективно существующие политические и геоэкономические потребности «коллективного Запада», и особенно его европейской составляющей, в более ощутимом российском присутствии за мировым круглым столом.
Активность некоторых российских комментаторов в обсуждении возможных уступок, на которые якобы может пойти Москва ради возвращения в «цивилизованный мир», скорее, отражает не внешнеполитические приоритеты России, а стремление прозападных сил к усилению собственных позиций внутри страны. Особенно, если учесть, что никто так и не смог чётко сформулировать, зачем России необходимо возвращаться в формат G7/G8.
Бей своих!
Совершенно другая картина возникает, если посмотреть на «второе дно» этих заявлений и оценить их с позиции происходящих сдвигов в глобальной политике. Как глобальный институт, G7 после отказа западных стран от взаимодействия с Россией становится всё менее репрезентативным с точки зрения влияния на важнейшие глобальные процессы. А вопрос о возвращении России в формат G7/G8, не утрачивая своей очевидной манипулятивности, связанной со стремлением заставить Москву пойти на значимые уступки в погоне за иллюзией «возврата в семью цивилизованных народов», в значительной мере отражает стремление крупнейших экономик условного «западного мира» сохранить свой эксклюзивный статус в процессе глобальных трансформаций.
Иначе говоря, возникает феномен «Восьмёрки Шредингера»: если двери за лидерами «коллективного Запада» закрыты, существует «Восьмёрка», ибо Россия становится важнейшим, хотя и незримым участником обсуждения практически любой проблемы. Когда двери открываются - появляется «Семёрка», участники которой делают вид, что они и вправду могут контролировать глобальные процессы. Вот только получается это у них всё хуже и хуже.
Причём главным из пугающих «коллективный Запад» сдвигов является нарастание стратегической неконкурентоспособности и геоэкономической уязвимости Европы, превращающейся из «теоретического понимания» в череду реальных кризисов, постепенно приведших к тому, что Европа всё больше становится объектом, а не субъектом глобальных трансформаций.
© unian.net Участники «Семёрки» делают вид, что они и вправду могут контролировать глобальные процессы.
Причём «новая эпоха» в евроатлантических отношениях, частью которых была и «Семёрка», началась не тогда, когда Трамп поставил под вопрос целесообразность существования казавшихся неоспоримыми евроатлантических институтов - НАТО и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства, а накануне саммита G7, который рассматривался как возможность «примирения» Трампа с его европейскими коллегами.
Оказавшееся совсем не шуточным, предложение Дональда Трампа о приобретении или аренде Гренландии публично зафиксировало новый статус Старого Света, равно как и то, что перестройка пространства глобальной политики, начавшаяся с «Арабской весны» в наиболее проблемных регионах мира (где был значительный потенциал политической, институциональной и территориальной перестройки), постепенно переносится и в Европу, где потенциал территориального передела после расчленения Югославии считался замороженным.
Тогда центр тяжести в евроатлантических отношениях приходился на Европу, что в перспективе грозило поставить под сомнение доминирование США в политической и военно-политической сферах. Но всё изменилось с приходом Трампа в Белый дом, а его жёткость в перекраивании евроатлантических отношений отражает остроту диспропорций, закреплявших невыгодное для США положение дел в отношениях с ЕС.
© unian.net Трамп совершенно сознательно «взорвал» «евроатлантический мир».
И своим предложением о перекройке пространства Трамп совершенно сознательно «взорвал» «евроатлантический мир». Сегодня американскому президенту более чем невыгодно какое-либо «примирение» с Европой, он рассчитывает на существенно лучшие условия, подтверждающие доминирование Вашингтона не только в политике, но и в экономике. При этом Трамп готов к максимальному повышению условных ставок в борьбе за лучшие конкурентные позиции, не исключая балансирование на грани применения военной силы и дестабилизацию важнейших рынков. В том числе и к повышению ставок в полемике с теми странами, которые формально считаются партнерами США.
Drang nach Евразия
Понятно, что в таких условиях у европейской элиты возникает естественная потребность в переконфигурировании своего присутствия в глобальной политике, которая проявляется, с одной стороны, в формировании новой «малой Антанты» - сообщества лимитрофных государств Европы во главе с Польшей, зависимых от американской политической и экономической поддержки. С другой - в попытках стран «старой Европы», утративших динамизм экономического развития и втягивающихся в откровенную экономическую стагнацию, расширить потенциал геополитического манёвра, катастрофически суженного в последние пять лет в немалой степени в результате испорченных отношений с Россией. Эти противоречия, формально лежащие за пределами формата «Семёрки», оказали колоссальное влияние на контекст встречи в Биаррице, а в определенной мере и на содержание переговоров вообще. Было заметно, что лидеры крупнейших государств вели себя с оглядкой на проамериканскую «новую Европу», стремящуюся выступать в качестве геополитической инквизиции.
Попытки начать процессы «пристёгивания» России к европейскому сегменту «коллективного Запада» отражают рост понимания в европейской политической элите нового уровня значимости «пространства» как фактора устойчивого развития мира после глобализации. Европа, осознавая ограниченный потенциал стратегии «обхода» пространства, контролируемого Россией в Евразии, через формирование не всегда дружественных отношений к России постсоветских государств стремятся трансформировать свою политику так, чтобы, получив доступ к этому пространству или гарантии относительно льготного присутствия там, не допустить в отношении России никаких политических уступок.
Именно отсутствие политических уступок является принципиально важным для ЕС, поскольку уступки по принципиальным вопросам могут усилить фактор российского национального суверенитета и влияние Москвы в сопредельных странах. Что, собственно говоря, и проявилось в Биаррице, когда обсуждалось предложение Трапма о возвращении России в формат G7.
© unian.net Лидеры G7 в Биаррице.
Никто и не спорит, что Евразия может стать перспективной площадкой для европейской экономики, которая сегодня существенно проигрывает в конкурентоспособности. Но возможно это только при хотя бы формальном замораживании конфликта с Москвой и при условии не ухудшения в дальнейшем политических и экономических условий взаимодействия.
Без газа жить нельзя на свете, нет...
Дополнительно потребность в нормализации отношений с Москвой стимулирует нарастающее понимание в европейской элите неспособность в полной мере обеспечить энергетическую безопасность Европы (по конкурентоспособным ценам на энергоносители) без нейтрального отношения России к углеводородным и трубопроводным проектам стран ЕС в Евразии. В особенности это проявляется сейчас на фоне сложностей, которые испытывают европейские страны при реализации газотранспортных проектов, связанных с Каспийским морем, где игра на противоречиях интересов основных стран региона затруднена, в том числе, и в связи с политикой Москвы.
Конечно, проблема обеспечения Европы энергоносителями может быть решена и без Москвы, но по неконкурентоспособной цене. Однако вопрос о безопасном и геоэкономически комфортном подключении ЕС к формирующимся в Евразии логистическо-инвестиционным узлам (причём не только в пространстве коридора «Север - Юг», но и «Восток - Запад», имеющим большее количество вариантов прохождения, нежели магистральный Великий шёлковый путь) совершенно невозможно решить без хотя бы внешней нормализации отношений с Россией и воссоздания ранее разрушенных институтов обсуждения стратегических экономических решений.
А без решения этих вопросов не может быть обеспечена даже минимальная геоэкономическая самостоятельность и конкурентоспособность экономики стран ЕС на национальном и наднациональном уровнях. Впрочем, некоторые страны не готовы согласиться с тем, что придётся делать значимые уступки даже за нейтралитет России в грядущем экономическом противоборстве.
Формат G7 умер, да здравствует G8?
Иными словами, странные и не всегда логичные манёвры стран «Семёрки» вокруг попыток вовлечения России в систему взаимодействия с этим институтом во многом имеют под собой экономическую основу и нацелены на решение прагматических задач сохранения и повышения конкурентоспособности внутри системы «коллективного Запада». Так что действия Макрона вполне укладываются в формулу «Россия как ключ к большой Евразии», а последующая полемика - в борьбу за то, кто, когда и на каких условиях этот ключ будет контролировать.
© unian.net Действия Макрона вполне укладываются в формулу «Россия как ключ к большой Евразии».
И пока, похоже, французский лидер эту борьбу проиграл Берлину, в действиях которого видна не только антироссийская направленность большей части немецкой политической элиты, но и стремление предотвратить усиление влияния Москвы на постсоветском пространстве, которое Германия уже рассматривает в качестве своей сферы влияния.
Наиболее бесспорный вывод из «свидания в Биаррице» (эту встречу в верхах, не имевшую чёткой «повестки дня» и фактически закончившуюся ничем, называть «саммитом» язык не поворачивается) можно сформулировать следующим образом: это должна быть последняя встреча «Семёрки» как «Семёрки». Формат G7 в любом случае должен либо измениться, как минимум, до полноценной G8, либо уйти в политическое небытие - как не отражающий современный расклад сил в мире и не способный управлять важнейшими геоэкономическими тенденциями.
А России необходимо взять паузу в отношениях с претендующими на глобальное влияние игроками и всерьёз заняться своим собственным социально-экономическим развитием, чтобы на следующем витке геополитической игры иметь более убедительные позиции. Сегодня для нас становится принципиальным в среднесрочной перспективе (12-18 месяцев) продемонстрировать высокий уровень социальной и экономической устойчивости и готовность жёстко пресекать попытки нарушить политическую и экономическую связность национального пространства и наш суверенитет. ■
Дмитрий Евстафьев, политолог, профессор НИУ ВШЭ, кандидат политических наук
