Среди первых и самым простых (но при этом крайне важных) из таких соборных обращений являются и должны стать громкие выступления Церкви (а порой и награждения) в поддержку, а зачастую и в защиту нравственно-патриотических государственных деятелей и сил во власти (а также в гражданском обществе) – от отдельных лиц до ведомств и организаций – со стремлением в дальнейшем привлечь их к сотрудничеству. При этом Церковь обязана провозгласить и провозглашать, что в белорусском обществе (в том числе во власти) активно действуют общественные группы, наследники либеральных и большевистских революционеров, прямо или косвенно противостоящие Церкви, духовно-нравственному возрождению белорусского народа и, напротив, способствующие укоренению в народе атеизма, безбожия, обольщению западными антихристианскими принципами и образом жизни, политическому повороту страны на Запад; и что Церковь не может в угоду некоему «национальному согласию» не противостоять этим группам христианскими методами.
Необходимо, вновь и вновь, категорически отвергнуть лживую доктрину об «аполитичности Церкви», ее «невмешательстве в гражданские дела». Как об этом засвидетельствовал экс-руководитель Синодального отдела РПЦ по взаимодействию с обществом протоиерей Всеволод (Чаплин) «на организованном Институтом стран СНГ круглом столе “Гонимая Порошенко Украинская Православная Церковь и предстоящие президентские выборы на Украине. Возможности и шансы общественно-политической консолидации и самоорганизации миллионов верных УПЦ”»: «Православие не может не быть политическим – если говорить о политике с большой буквы, а не о мелкой партийно-пиаровско-политтхенологической возне. На подъеме сегодня те религиозные общины, которые не боятся говорить о том, как должны быть устроены государство, право, культура, семья, правила человеческого общежития. Это ислам и иудаизм… Нам нужно вспомнить, что Православие всегда имело и сегодня имеет свой взгляд на государство, право, политику и экономику… Не забудем, что “осуждение политического православия”, вынесенное на Украине, было пролоббировано теми церковными бюрократами, которые потом стали предателями, перебежав в “СЦУ” или начав откровенно работать на западных еретиков и богоборцев». Точно те же клирики и иные прицерковные лица, начиная с общеизвестных имен, являются борцами против «политического православия» и в Белоруссии.
Примером личности в белорусской элите, заслужившей поддержки Церкви (или хотя бы благодарности), является борец за нравственность, ненавистный либералам и прозападным националистам экс-министр внутренних дел Игорь Шуневич. Вспомним его памятный упрек, в том числе в сторону церковного руководства в его бездействии в случае с содомской выходкой британского посольства (с последующей его защитой В.Макеем от противодействия И.Шуневича): «Министерство внутренних дел охраняет общественный порядок и нравственность в нашей стране… Это была определенная проверка нашего гражданского общества на его зрелость. И наше гражданское общество не совсем прошло эту проверку. Ни одна из общественных организаций, объединений, групп лиц не возмутилась этим фактом и не потребовала снять флаг ЛГБТ со стены посольства. Который, кстати говоря, был вывешен в нарушение Венской конвенции о дипломатических сношениях. Но, к сожалению, ни религиозные организации, ни общественные никак не отреагировали на это… Может, мы действительно серьезно толерантный народ в этом смысле. Позиция же Министерства внутренних дел четко прописана в его заявлении. Четко, корректно, без грубости, но в то же время ответственно и по-государственному». Выступления в поддержку таких лиц автоматически сделали бы тех союзниками самой Церкви, открыли бы дорогу к соработничеству! Хотя ничего не может заменить собой воцерковление самих чиновников и привлечение их к жизни Церкви (разумеется, не потому, что они – чиновники). Вплоть до собственноручного строительства православного храма, чем на республиканском субботнике на приходе иконы Богородицы «Всецарица» занималась министр труда и соцзащиты Ирина Костевич.
Среди вопросов, которые особенно должны заботить Церковь и подвигать ее к горячему воззванию к верховной власти, выделяется вопрос о грядущей в Белоруссии смене власти и опасности смены государственного строя. Столетиями на Руси для народа, государства и собственно Церкви период перехода власти и политических преобразований представлял собой как большую опасность, так и предмет деятельностной заботы. И в тех редких случаях, когда эта забота должным образом не проявлялась или искажалась (как, например, перед Смутой, при Петре I, Екатерине II, после смерти Сталина и Брежнева), ничем хорошим это не заканчивалось ни для государства, ни для самой Церкви. Для Церкви огромное значение имеет тот самый мир и гражданский порядок, преемственность и пресечение козней антигосударственных революционных сил, а также само благосостояние Божьих церквей (и всего Православия на Белой Руси), молитва о которых звучит на каждом богослужении. Тем более, богословско-политологической базы для политических суждений у Церкви – после трудов православных ученых мыслителей XIX—XX вв. и их наследия (чего стоят только имена Льва Тихомирова и митрополита Иоанна (Снычева)!) – предостаточно.
Ныне в ум главы белорусского государства определенные лица в его окружении продвигают опаснейшую (для него самого и всего государства) идею о смене перед уходом на покой белорусской конституционного строя – с президентского (с элементами монархичности и народной соборности) на партийно-парламентский. Что не только отнюдь не гарантирует самому Александру Лукашенко личной безопасности и «почивания на лаврах» (как его пытаются убедить), но и откроет врата перед западной элитой и спецслужбами по фактическому подчинению себе и приведению к власти в Белоруссии компрадорской олигархии. Потенциальных представителей таковой (в виде прозападной капиталистической криптоолигархии) и так уже достаточно обосновалось вблизи власти. Недаром так схватился за эту тему зиссеровский Тут-Бай и его политолог-вундеркинд Шрайбман, назвав ее «одной из немногих настоящих новостей [разумеется, всякие там народные нужды простого народа для таковых – шлак] “Большого разговора” с Лукашенко» (0.42): «Зачем президенту менять Конституцию? Она же ему так верно служит уже почти 25 лет? Сейчас объясню [со всей надменностью, демонстрируемой уже самой позой]… Дело в том, что сегодняшняя Конституция была написана под авторитарного президента с огромными полномочиями… Лукашенко и сам не скрывает, чтό именно он хочет видеть в новой Конституции: “Нам придется усиливать другие ветви власти: исполнительную, законодательную… Может, что-то нужно будет предпринять по избирательной системе”… В Конституционной реформе мы увидим контуры новой политической системы – Беларуси после Лукашенко». Последнее было произнесено чуть ли не со сладострастием! В предвкушении этого момента многие в Белоруссии – в основном хищники.
Правда, Шрайбман иезуитски тут же убаюкивает, что это важно для стабильности политической системы, устойчивости ее в случае отсутствия по какой-либо причине первого лица, что «не даст в случае чего вмешаться внешним силам» (то есть, России). Но мы-то понимаем – для чего! Понимает это и провластный политолог, «эксперт Научно-экспертной группы при Государственном Секретариате Совета Безопасности Республики Беларусь» Александр Шпаковский в статье «Транзит власти? Зачем Лукашенко хочет изменить Конституцию»: «Лукашенко отметил, что в его понимании “новую Конституцию придется принимать”, при этом речь может идти об усилении исполнительной и законодательной ветвей власти, переходе с мажоритарной избирательной системы на пропорциональную. С учетом роли института президентства в системе принятия управленческих решений в нашей стране вполне можно утверждать, что контуры новой Конституции уже обозначены и в настоящий момент идет работа специалистов-правоведов по их практическому наполнению. Получается, что Лукашенко рассматривает вариант трансформации нынешнего государственного авторитаризма, основанного на сильной президентской власти, в парламентскую либо парламентско-президентскую модель, где основную роль в государственном управлении будет играть не политическая воля личности, а наличие коллективной элиты и способность различных фракций истеблишмента договариваться между собой… Совершенно понятно, что такая архитектура власти принципиально отличается от современной белорусской государственной модели и, на первый взгляд, кажется более устойчивой, так как основана на институтах и коллективном управлении, а не завязана на одной фигуре в лице президента [добавим от себя, что первое лицо вполне может и даже призвано быть не альтернативой, а как раз главным держателем этих институтов и управленческих элит, направляя их на служение народу и Отечеству, а не самим себе, капиталу и зарубежным «партнерам»].
Однако это только видимая часть айсберга, ведь для подобного “коллективного управления” нужна ответственная государственная элита, объединенная общей ценностной рамкой, устоявшаяся система сдержек и противовесов в виде суверенного (а не зависимого от зарубежного финансирования) сектора гражданского общества, СМИ и политических партий, беспристрастной судебной власти и прочего… Вовсе нет уверенности в том, что без цементирующей роли лидера отечественная бюрократия способна эффективно управлять страной, а не превратиться в “шляхетскую вольницу” с ее перманентной войной различных кланов, как на Украине, в Молдове и иных странах постсоветского пространства, вроде как вставших на путь парламентской демократии… Нет ярких политических лидеров, нет внятной идеологии, нет связи с народом. В обстановке яростной политической борьбы, без фактора Лукашенко, силовых структур за спиной и административного ресурса нет никаких гарантий того, что “крепкие хозяйственники” не посыплются от натиска той же либерально-националистической оппозиции, которую годами готовят к решающей битве западные фонды… При этом нужно понимать, что в случае неудачи такая “перестройка” способна надолго погрузить белорусское государство из состояния стабильности в смуту [на самом деле – в западную оккупацию], что в еще большей степени чревато в контексте сложившейся международной обстановки… Никак не снимается с повестки дня дискуссия об образе будущего Беларуси, тема преемственности курса и роли первого президента страны в государстве после принятия им решения о завершении политической карьеры». И это крайне мягкая оценка: на самом деле, в условиях почти полной деидеологизированности народа, отсутствия аристократического сословия, нацеленности чиновников и бизнесменов на отстаивание собственных интересов приход к власти в «парламентской» Белоруссии межпартийного союза безыдейных номенклатурщиков и идейных либерал-националистических западников с открытостью огромному влиянию на них западных элит и спецслужб – математическая неизбежность!
Если об этой угрозе открыто с тревогой пишет околовластный политолог, то насколько более Сам Бог велит Церкви приложить все усилия, чтобы убедить А.Лукашенко в необходимости (в том числе для собственного же блага) сохранения нынешней политической системы и передачи власти своему старшему сыну Виктору, возглавляющему силовой блок власти – главную в ней опору (пусть и далеко не безупречную) нравственного охранительства и патриотизма в Белоруссии! Сам Виктор Лукашенко известен в стране как многодетный семьянин (четверо детей), человек верующий и помогающий Церкви (например, с его поддержкой быстро возведен храм Воздвижения Креста Господня в Минске: http://www.aprel.by/krest-hram). Даже СМИ оппозиционных революционеров вынуждены свидетельствовать (https://udf.by/news/sobytie/187286-ne-kolya-a-viktor-nazvan-nastoyaschiy-naslednik-lukashenko.html), что Виктор Лукашенко – «человек консервативных, простых ценностей». В частности, весьма показателен биографический факт: уже будучи сыном главы государства, имея высшее образование с военной кафедрой, он добровольно пошел на службу в пограничные войска, где отличался скромностью, строгостью в быту и равенством с сослуживцами. Характерно и его окружения: давним его другом является тот самый Игорь Шуневич. Для христиан такие характеристики гораздо важнее даже каких-либо провозглашенных лозунгов, заявленных идеологий и даже поступков, носящих демонстративный характер.
Заметим, что мудрые православные патриоты-охранители, способные и готовые выступить в защиту действующего конституционного строя имеются! В том числе, проговаривая весьма непопулярные в интеллигентской среде (но естественные для христиан) государственнические идеи. Так, пример для церковного руководства снова подает мирянин, проректор государственного университета МИТСО, кандидат политических наук Александр Плащинский в главном научно-популярном общественно-политическом журнале Администрации Президента «Белорусская думка» в статье о «Концепции преемственного развития» для Белоруссии. Указывая, что «идеологической составляющей концепции преемственного развития Республики Беларусь могут служить христианские традиции», что «необходимо объединить ценностно-мировоззренческое наследие, христианский взгляд на мир с политикой и идеологией, отражающей интересы белорусского народа», ученый напоминает, что «нарушение принципа преемственности власти в России неоднократно влекло за собой “дворцовые перевороты” и ставило под вопрос само существование государства».
Патриоты-охранители даже начали проводить круглые столы, например, «25 лет Конституции. Институт президентства как исторически и политически обоснованная наиболее актуальная модель управления государством». Эксперты-патриоты и, прежде всего, декан философского факультета БГУ В.Ф.Гигин понимают желание либеральной придворной группировки подковерно продавить «реформу сверху» и спешат предупредить данный сценарий безусловным требованием референдума. Но они же признают, что огромное значение (прежде всего, влиянием на мнение самого А.Г.Лукашенко) будут иметь общественные обсуждения, которые уже теперь норовят возглавить либералы и националисты-западники (в том числе во власти и в идеологических госучреждениях и ведомствах). И опять же: кто, как не Церковь, должен здесь озвучить глас правды и мудрости – поперек старым корыстно-лукавым песням «либерально-гуманистических реформаторов»?
Очевидно, что либералы будут угодливо утверждать (словами, которые мы здесь встречаем у полоцкого депутата Н.Гуйвик), что сильная президентская власть была-де очень уместна в период хаоса 1990-х, но теперь уже общество якобы созрело для свободной борьбы партий (точнее партийных спонсоров) и конкуренции ветвей власти (ни одна их которых не несет высшей ответственности).
Между тем, Игорь Марзалюк, хоть и употребляет националистический рудимент о «впервые обретенной национальной государственности в полном смысле слова, которую ни с кем не делим», верно указывает, что «Беларусь осознанно выбрала модель президентской власти… Институт президентской власти наиболее соответствует исторической и политической традиции нашего народа. Это тот институт, который позволил наш декларативный суверенитет сделать реальным… Сильная власть в форме президентства соответствует исторической традиции, ментальным установкам, мотивационному поведению, которые характерны для белорусского народа [возможно, самой монархической ветви русского народа]. “Гуляй, республика!” – это не про нас. Для нас характерно понимание власти, где лидер берет на себя полноту ответственности. Президентская форма правления – это та модель власти, где есть персонифицированный государственный деятель, который является гарантом конституционных норм, воплощает белорусские архетипические идеалы о сильной и справедливой власти».
Очень верно и замечание «заведующего отделом новейшей истории Института истории Национальной академии наук, кандидата исторических наук, доцента Сергея Третьяка» о соседних «созревших нациях»: «Если смотреть, насколько успешно функционирует институт президентской власти (закрепленный поправками в Конституцию в 1996 году) в Республике Беларусь в сравнении со странами постсоветского региона и дальнего зарубежья, можно сказать, что это очень успешный институт… Страны бывшего Советского Союза, которые выбрали парламентскую форму правления, не смогли сформировать сильные государственные структуры. Парламенты и подконтрольные парламентам правительства превратились в поле сведения межпартийных и межфракционных споров». При этом, «как утверждает заведующая отделом историографии и методов исторического исследования Института истории Национальной академии наук, кандидат исторических наук, доцент Ирина Жилинская, в мире идет общая тенденция усиления власти в руках канцлеров, премьер-министров в парламентских республиках». Наконец, полностью справедливо замечание бывшего председателя Конституционного Суда Г.А.Василевича о том, что «действующая Конституция Беларуси, хоть и принималась в крайне сложных условиях, является авторитетным, выверенным документом, который сохраняет актуальность и сейчас… Нынешняя Конституция имеет большой потенциал, который пока не задействован… Предложил парламенту более активно использовать свое право на толкование конституционных норм…и более эффективно осуществлять контроль за деятельностью исполнительной власти… Чем старше Конституция, тем больше к ней уважения. И работать легче, потому что уже протоптана дорожка, понятно, какие есть нюансы, что надо скорректировать». Кому ж, как не Церкви, тысячелетнему хранителю священных канонов провозгласить здесь Своё слово о власти (естественно, освободившись от ниспровергателей этих канонов в лице высокопоставленных либеральных «богословов»)?!
Замечательным примером подобного участливого отношения Церкви к делам государственным служит «открытое обращение иерея Василия Литвинова с единомышленниками о путях смены вектора развития России с либерального на патриотический»: «Пока известны две концепции по смене вектора развития России с либерального на патриотический. Это насильственная смена элит (революция) и изменение Конституции России… Мы предлагаем третий вариант, который даст возможность без применения насилия постепенно сместить компрадорские западноориентированные элиты. Наше предложение основано на идеях, выдвинутых великими русскими мыслителями Ильиным и Солоневичем, и на методе бесструктурного управления исполнительной властью со стороны народа. Суть предложения состоит в отборе, формировании иерархичной структуры и повышении компетенции кадров во всех областях деятельности государства с последующим воздействием на власть через метод бесструктурного управления… При смене представителей элит на участников данной структуры: безреволюционная смена элит и, как следствие, победа патриотической идеологии над либеральной».
В Белоруссии вопрос о «замене компрадорских политических элит» (как в России) или их физической ликвидации (как уже на Украине), слава Богу, пока не стоит: стоит лишь задача недопущения к власти их, рвущихся к ней, а также в поддержке самой власти в выстраивании меритократической системы ее кадрового наполнения (по образу имеющихся у самой Церкви механизмов возведения во власти наиболее достойных, самоотверженных и боящихся Бога, а также испытующего воспитания их в спартанских условиях).
***
Теперь обратимся к объективным основаниям государственной миссии Церкви. Дерзновение (без дерзости), с которым призвана и обязана нести свое исповедническое служение в мiру Белой Руси Церковь (как поместная – в государстве), основывается на прочном правовом фундаменте и раскрывается, во многом, в социологических данных. Напомним, что по Закону Республики Беларусь «О свободе совести и религиозных организациях» (в редакции Закона от 31 октября 2002 г. № 137-З), от которого в своё время сводило челюсть у прозападных панов и мистеров, «настоящий Закон регулирует правоотношения в области прав человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания, а также определяет правовые основы создания и деятельности религиозных организаций, исходя из…признания определяющей роли Православной церкви в историческом становлении и развитии духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа». А по статье 15 Конституции Республики Беларусь, «государство ответственно за сохранение историко-культурного и духовного наследия». И Закон этот действует по сей день, несмотря на то, что в нынешней Беларуси, вероятно, такого Закона уже бы принять не допустили.
А вот социология, к которой мы уже обращались, разоблачая миф о «многоконфессиональности Беларуси» (и особенно белорусского народа), дает обильную пищу не только для размышлений, но и для осознания Церковью нынешнего положения дел в народе с верой и духовностью и, вместе с тем, – своего чрезвычайного миссионерского призвания в настоящем. Прежде всего, снова обратимся к масштабному социологическому исследованию «Ценности белорусского общества», проведенному в мае-июне 2018 года прозападной структурой – компанией MIA Research в рамках «проекта международной технической помощи “Развитие Кастрычніцкага эканамічнага форума”, реализуемого при поддержке Европейского Союза». Заподозрить этих исследователей в симпатиях к православному Христианству невозможно априори. Среди множества самих по себе ценных сведений, которые к сведению же Церкви и следует принять (например, об осуждении аборта 53% граждан), мы остановимся именно на отношениях к вероисповедованию.
Итак, прежде всего, еще раз отметим, что к Православию себя относит (п.32) 78,9% опрошенных, а без учета совершенно отвергающих религию (таковых в постатеистической Белоруссии – лишь 5,1%) и отказавшихся отвечать – 91,3%! К католицизму для сравнения – соответственно, 5,6% и 6,5% (из которых чуть менее половины – поляки, проживающие в основном вдоль северо-западной границы страны). Более того, несмотря на известный в русских землях в постсоветское время феномен «нерелигиозного Православия» и даже «православного атеизма», религиозными себя признают целых (п.37) 62,6% граждан – хоть и на 32,3% меньше, чем не отвергающих религию как таковую. Более подробное раскрытие «религиозности» показывает при этом и более точное положение дел. Твердо верующих в бытие Бога (п.33) – 36% белорусских граждан (что также весьма немало), притом еще 27% – верующие, но сомневающиеся (то есть, скорее, ищущие, но не верующие).
Далее ситуация оказывается гораздо мрачнее. Еженедельное посещение богослужений (а значит, в Православии, – участие в Таинствах), за устойчивое нарушение которых человек по церковным канонам (лишь делающим снисхождение в целом языческому обществу, то есть, нашему нынешнему) ранее отлучался от Церкви, соблюдают (п.34) лишь 6,3% граждан, ежемесячное – 14,7%. А вот 57,5% – крайне редко. То есть, из 62,6% «религиозных граждан» 76,5% являются таковыми лишь в своей фантазии. С молитвой дело обстоит (п.35) несколько лучше, но в целом – также (особенно при понимании, что такое – нецерковная молитва). Наконец, частое обсуждение религиозных тем с ближними (а это – явный показатель того, что у человека в сердце) характерно (п.36) для тех же 5,3%, а хотя бы при случае – 22,7%. В то же время 74,2% убеждены (п.38), что «люди могут развиваться духовно и без посещения церкви» (очевидно, что и без духовного чтения, молитв, постов), но при этом 60% свидетельствуют, что «вера в Бога придает жизни смысл». Бесполезность посещения Церкви признают только 15,4% граждан, а 34% прямо выступают за преподавание религии (даже не знаний о религии!) в школах. Против чего, как известно, категорически выступил недавно Александр Лукашенко, позже причислив религиозное образование к «и без того многим в школе лишним предметам».
Дополнительные сведения доставляют нам данные последнего исследования за 2017-2018 годы Информационно-аналитического центра при Администрации Президента. Согласно им, установившим (с.56) примерно такое же соотношение православных (84,5%), католиков (8%) и осознанно неверующих (5%), «среди тех, кто идентифицирует себя как православные, значительная часть граждан (28%) не смогли однозначно сказать, являются ли они верующими. Еще 5% назовем “условными атеистами”, так как эта группа опрошенных вообще не верит в Бога. Среди католиков и протестантов число “неопределившихся” ниже (20,5% и 11% соответственно)», а атеистов вообще почти нет. «Религия для большинства граждан имеет высокую ценность. Как и в 2016 году, у большинства респондентов (68%) она занимает значимое место в жизни, причем среди православных так считают 70%, а среди католиков и протестантов – 82,5% и 92,5% соответственно. На незначительную для них роль вероисповедания указали 28,5% опрошенных (православные – 26,5%, католики – 16%, протестанты – 7,5%)… Православные респонденты менее активно участвуют в культовой деятельности и более пассивно проявляют свою религиозность, чем католики».
Конечно, в таком расхождении еще нет вины священнослужителей Церкви и, тем более, самого Православия: еще заметно [но за 25 лет значительно уменьшилось] расхождение в религиозности между Белоруссией восточной, подпавшей со всей Россией под антицерковный погром, террор и дехристианизацию 1920-1930-х годов, и западной (где и собраны и почти все католики), в которой польские католики пилсудческой Второй Речи Посполитой хотя и всячески ущемляли Церковь, планировали ее уничтожить (к вопросу о «многовековой толерантности на Беларуси»), но к истреблению священства и атеистической пропаганде, конечно, не прибегали. Даже снижение в павловский период с 2012 до 2018 гг. доли считающих себя верующими с 71,5% до 62% еще не является критическим (хотя и весьма показательным): произошло это за счет роста не атеистов, но доли сомневающихся, что может означать и более серьезное отношение к самой вере, тем более что, как было показано ранее, происходило это с опережающим вкладом как раз католиков. К тому же 68,5% граждан заявляют (с.58) о доверии Церкви (при недоверии 23%), причем доверие это оказывает даже каждый третий атеист! К тому же почти такой же уровень доверия наблюдается (с.59) среди молодежи до 30 лет. Притом сугубо к Православию (в отличие от католицизма и особенно от протестантских сект) отрицательные чувства испытывает меньшинство – только 1% белорусов (с.62)! Что вполне естественно: чего-чего, а злобы и коварности от представителей Православия никогда не замечалось.
А вот то, что «в сравнении с 2016 годом население Беларуси стало реже (на 8,5 п.п.) указывать на доверие церкви, несколько чаще (на 6 п.п.) – на недоверие», – является уже явным указанием на «заслуги» «прогрессивных» министров ряда ключевых Синодальных отделов, а также близких им по духу «батюшек на местах». Также мы наблюдаем довольно тревожную картину (насколько ей можно доверять) по межконфессиональности (с.60): «Позитивное отношение к тому, чтобы возможная встреча главы Римско-католической церкви Папы Римского Франциска и главы РПЦ Патриарха Московского и всея Руси Кирилла состоялась в Беларуси, выразили 76% граждан, негативное – 1,5%, безразличное – 20,5%». Кроме того, «с 2013 года идет постепенное снижение числа граждан, называющих религиозные секты, экстремистские культы (без конкретизации) в качестве деструктивных, наносящих вред жизни и здоровью граждан религиозных течений». Это – очевидное поражение «толерантствующих» архипастырей и пастырей Церкви. Вкупе же с «нерелигиозной верой» и «нецерковным православием» это свидетельствует о глубокой духовной непросвещенности белорусов – прежде всего, православных – по вопросам смысла жизни, религии православного Христианства, сущности ересей и их учений, также – об их легкомысленном отношении к собственной вере, наивно-суеверных фантазиях о нерелигиозной духовности. И это при одновременной глубокой их расположенности (даже среди простых католиков) к православному Христианству, признании его несомненной значимости, поиске Бога, готовности слушать о них! Чья в этом вина?! Не стоит ли задуматься церковным пастырям – в том числе о системе и принципах их миссионерского и прочего внебогослужебного служения?!
Повторимся, миссионерская методология по пробуждению души белорусского народа от явно затянувшейся духовно-религиозной комы в настоящее время должна, – разумеется, сохраняя всю полноту повседневного церковного служения, – обращаться к «хирургическому вмешательству», «к духовному набату», к «шоковой терапии»! Конечно, не в гайдаровской версии, которую в церковной миссии представляет школа Кураева и ее яркий белорусский эпигон «батюшка Кухта»: таковая, – скандалящая (хайпующая), забавляющая, обращающая внимание окружающих (в частности, молодежи) не на Церковь и Христа, а на их извращенный, потешный, самовлюбленный и, в конечном счете, отталкивающий (или, по крайней мере, вызывающий скепсис) «образ», должна быть искоренена. Состояния духа, вызываемые здоровой «шоковой терапией» и на которые должны быть нацелены «ловцы человеков» (Мк.1:17), уловляющие их души в сети спасения, следующие: страх, трепет, стыд, укоры совести и сердечное болезнование, жажда познаний, смысловое восхищение, влечение к подвигу, тоска по возвышенным целям служения. Почему бы, например, Церкви не испросить у властей по всем городам себе социальные билборды с изображениями, напоминающими людям о смерти и посмертном суде? Ведь только помнящие о смерти и боящиеся высшего суда люди, в частности, перестанут заниматься «непобедимой» коррупцией, равно как и участвовать во всевозможных «спасительных» революциях!
Отдельную глубину болезни и одновременно поле для духовной «жатвы» (Мф.9:37) показывает особое совместное белорусско-российское исследование в 2016 году «Представлений студенческой молодежи России и Беларуси о религии и конфессиях». Исследование показало, что, хотя действительно верующих (и в той или иной мере исповедующих) белорусских студентов 32,8% (почти столько же, напомним, сколько и среди взрослых) и даже несколько больше, чем российских, при этом атеистов и не расположенных к вере в сумме – более половины (в России – лишь 30%)! О необходимости религии для человека заявило 70,5% российских студентов и только 46,6% белорусских! А ведь у Белоруссии есть западная часть, сохранившая религиозные традиции на семейном уровне! Не повод ли это задуматься, прежде всего, белорусской государственной власти – чем она заполняла всё это время души школьников (в том числе образцово организованных в БРСМ и пионерию), что в них нет места для духовных мыслей? Не глупыми ли дискотеками, пустыми зрелищами и развлечениями, формальными «гражданско-значимыми» мероприятиями и прочей чепухой? И не пора ли срочно (пока эти духовно безразличные дети не взяты под контроль хозяевами Интернета) исправляться, в том числе и в сотрудничестве Церкви и школы (в том числе высшей)?! Тем более что хорошее отношение к Православию отмечается у 75% белорусских студентов (что даже больше, чем у российских), а 92,5% признают ее национальной и государственной традицией (впрочем, столько же – и католицизм), чем еще раз подтверждается необходимость Церкви в Белоруссии в корне пересмотреть подход к миссионерству, к разъяснению сущности веры и особенно к привлечению к вере молодежи, наконец, к религиозному просвещению в целом.
Подытоживая социологическую картину религиозности белорусского народа, зададимся отнюдь не тривиальным вопросом. Церковь верит в силу соборной молитвы к Богу, включает в свои ектении и даже литургический чин особые прошения по случаю, по ежегодной памяти и по непрерывным чаяниям. Мы имеем даже опыт сомнительных молитвословий о неопределенном «примирении» на Украине (с нацистами, русофобами, раскольниками и униатами, богоборческой властью?). Но нет ли действительно важного предмета соборного молитвенного обращения к Богу Церкви? Есть, и это – как раз пребывание большинства народа в неверии в постсоветскую атеистическую эпоху после предшествующих столетий всенародной веры! Не ждет ли не только Господь, но и мириады белорусских и общерусских святых, десятки упокоившихся в Боге поколений нынешних белорусов (как и великороссов с малороссами) постоянной и многократной соборной молитвы земной Церкви об обращении к вере народа (такой, которой Она на каждой Литургии молиться о «просвещении оглашенных», коих в современной церкви существуют единицы)?! Разумеется, такая молитва должна бы соединиться с народным покаянием в предреволюционном вероотступничестве и революционном клятвопреступлении с отречением от царя-помазанника, возглавляемым лично архиереями. Но молитва об обращении народа к вере должна безусловно стать частью литургического чина Русской церкви – это как раз то церковное творчество, в котором нет и тени креативного своеволия и обновленчества!
Пантелеимон Филиппович
