По правде говоря, Татьяна Васильевна Доронина к этой концепции имеет самое прямое отношение. Ее театр изначально выполнял музеефицирующие функции. Татьяна Васильевна хотела сохранить театр нетронутым, как будто пятидестые годы никогда не кончались, и не было всех тех десятилетий, которые нас от них отделяют. Думаю, тут не обошлось без реванша по отношению к старому поколению мхатовцев.
Не исключено, что замысел Дорониной был в том, чтобы занять место ушедших театральных икон прошлого. Отсюда ставка на театр-музей, на реконструкцию старых постановок, на театральный олдскул и весь остальной пуризм, характерный для МХАТа имени М. Горького. Вместе с тем, это тот театр, который можно назвать дидактическим в самом лучшем смысле слова. Если Малый театр – лучший друг школьника, открывающего для себя XIX век, то МХАТ им. М. Горького – лучший друг школьника, изучающего XX век. Правда, с одной оговоркой: XX век в его советской версии.
Не стоит забывать, что именно Доронина сделала это возможным. Без нее этого театра не было бы. Но парадокс в том, что именно ее театр пал первой жертвой музеефицирующий стратегии. То, что было инкубатором музеификации культуры, оказалось под ударом в эпоху, когда эта музеификация стала тотальной.
Что касается Татьяны Дорониной, то она не только великая актриса, но и великий политик. И в ситуации с противоборством с Ефремовым в далеком 1987 году выступила не просто народной артисткой, но, по сути, народным режиссером, объединившим отвергнутую труппу.
Напомню: в 1987 Татьяна Васильевна взяла под крыло тех, кому не оставалось места в дивном новом мире театральных экспериментов. Ефремов говорил тогда, что этим людям нет места в новом МХАТе и репетировать они могут хоть в клубе «Каучук». Отвечая на этот вызов, Доронина проявила огромный организаторский талант, став прототипом многих перестроечных фигур, но в консервативном варианте. Фатальной ошибкой времени стало то, что оно выбрало героями Ельцина и Сахарова, а не Доронину.
Так что, помимо сюжета о разделе МХАТа, есть более важный сюжет – несостоявшийся. Это сюжет о том, как некая актриса в определённых ситуациях могла бы стать спасителем отечества. Мне кажется, в первой половине восьмидесятых годов у Дорониной был шанс стать политиком. И не просто политиком, а неожиданной публичной фигурой, которая могла одновременно спасти советскую систему и трансформировать ее. Для этого нужен был бы лидер очень яркий, очень харизматичный, способный “переворачивать доски”. И при этом с консервативными установками. У меня нет сомнений, что Доронина вполне могла бы быть нашей советской Тэтчер. Причем под советским я понимаю, конечно, не наследие комиссаров в пыльных шлемах, прекрасно воспроизведенное сегодня. Я понимаю все наследие исторической России, которое СССР сумел сохранить, зачастую крайне неожиданными и жесткими методами. Думаю, что это был шанс спасти нашу страну – Россию в обличье Союза.
Что касается ситуации с Бояковым, мы должны признать, что сейчас существует большая ставка на то, чтобы проводить политику Марата Гельмана, но под прикрытием государственно-патриотической риторики. Политика Гельмана – это культурные десанты в регионах. Десантниками выступают те, кто воплощает единство внешнего и внутреннего колониализма. Знаете, когда приезжают комиссары от культуры в провинцию и говорят: “Подождите, сейчас мы сделаем вам культуру”. С антресолей московских сталинок соксребаются остатки и останки стародавних трендов, погружаются на подводы и преподносятся бедным обездоленным “туземцам” как новейшие достижения.
Казалось, что эта логика колонизаторства характерна исключительно для либералов. Именно им не привыкать к роли колонизаторов в собственной стране, когда культурная деятельность понимается как деятельность на выжженной земле или необитаемом острове. “Мы к вам приехали на час, привет, божнур, хелло, внимание, сейчас на ваших глазах появится шапито, назовем его «культура»”.
Но оказалось, что те, кто называют себя сегодня консерваторами, с успехом позаимствовали эти практики. Сложившиеся формы жизни выносят за скобки просто ради утверждения новых. Нынешняя команда делает вид, что во МХАТе им. М. Горького ничего не делалось на протяжении 30 лет. Такую ситуацию мы имеем в случае с театром Дорониной. Но это не единственный пример. То же самое было с театром Гоголя, то же самое было с театром на Малой Бронной. И, полагаю, МХАТом им. М. Горького дело не кончится.
Самая большая опасность в том, что именем консерватизма осуществляется то, что ему наиболее враждебно.
И все же думаю, справедливость восторжествует. Те полномочия, которые закреплены за Дорониной как за президентом театра, из номинальных должны превратиться в реальные. Другое дело, что самой Дорониной стоит обратиться не только к театральной общественности, к театральным бонзам. Ей нужно найти своих людей в разных областях культуры, в разных поколениях. По сути, обнаружить свой сегмент креативного класса. Нужна команда из людей, которые видели бы все издержки ложного консерватизма, и противопоставили бы этому ложному консерватизму консерватизм истинный.
Это верно не только по отношению к доронинскому театру. Точно также нужно выстраивать деятельность Минкульта в регионах. Как бы ни истончился культурный слой, библиотеки, вузы, музеи богаты людьми, с которыми нужно поддерживать диалог.
В свое время я выдвигал идею федеральных антрепренеров. Они могли бы увязывать запросы региональных сообществ с установками министерства, и только на этой основе создавать проекты. Потому что настоящий антрепренер слышит не один голос поющего. Он слышит все, что раскрывается в нем, все, что живет внутри пения.
Культура не сводится к экспорту столичности, к экспансии Москвы, не признающей иных форм жизни, кроме своей собственной. Оптимизм, заключенный в истории вокруг доронинского МХАТа, состоит в том, что открылся, наконец, пат федеральной культурной политики. А то, что осознано, имеет шанс на преображение.
Андрей Ашкеров - российский философ и политолог, социолог, публицист. Доктор философских наук, кандидат политических наук, профессор
