Кто не знает гениальных произведений Ильфа и Петрова «Золотой теленок» и «Двенадцать стульев»? Считается, что они в сатирической форме отражают атмосферу того отрезка советской истории, который называется «новой экономической политикой» — НЭП (с 1921 года примерно до 1930 года).
Но, перечитав эти талантливые романы (тем более, что нынешние издания публикуются без «купюр»), я понял, что они — о сегодняшнем дне, о жизни современного человека в условиях «демократической» России и «рыночной экономики». Кстати, ровно 90 лет назад, в 1929 году Ильф и Петров начали работу над романом «Золотой теленок» (вышел в свет он в начале 1931 года).
Остановлюсь лишь на одном фрагменте из «Золотого теленка». Это из части второй «Два комбинатора», глава 21 «Конец „Вороньей слободки“». Тем, кто давно читал роман, напомню, что «Воронья слободка» — название двухэтажного деревянного дома в Москве, который после революции был превращен в большую коммуналку. В ней проживали такие герои литературного произведения, как «старорежимный интеллигент» Васисуалий Андреевич Лоханкин, «бывший князь, а ныне трудящийся Востока гражданин» Гигиенешвили, «бывший камергер» Митрич, «ответственная съемщица» Люция Францевна Пферд, «отставной дворник» Никита Пряхин, «ничья бабушка».
Почти все обитатели «Вороньей слободки» прямо или косвенно были втянуты в непрерывные коммунальные дрязги. За исключением лётчика Севрюгова, который был прописан в коммуналке, но его никто там не видел (а на момент описываемых событий был командирован за Полярный круг на помощь пропавшей экспедиции).
Писатель Виктор Ардов (1900−1976), друживший с авторами «Золотого телёнка», в своих воспоминаниях отмечает, что название «Воронья слободка» было придумано Евгением Петровым. Тот в свой время проживал в комнате в коммунальном деревянном доме, построенном во второй трети XIX века, находившемся в Кропоткинском переулке. «Воронья слободка» и ее обитатели, по признанию Е. Петрова, были «написаны с натуры» (Ардов В. Воспоминания об Илье Ильфе и Евгении Петрове. М., 1963).
Кульминационным пунктом истории «Вороньей слободки» и ее обитателей стал пожар. Коммуналка сгорает дотла. Пожар, уничтоживший «Воронью слободку», был не из разряда несчастных случаев, или, как сейчас принято говорить, «форс-мажоров».
Выражаясь современным языком, пожар был «запрограммирован». И об этой мистической неотвратимости пожара знали все обитатели «Вороньей слободки» за исключением Васисуалия Лоханкина (погруженного в размышления о своей роли в «русской революции») и «ничейной бабушки». Ликвидацию «Вороньей слободки» можно определить таким модным сегодня термином, как «само-реализующийся прогноз».
Все началось с «ничейной бабушки», которая жила на антресолях и была очень далека от всех достижений тогдашней «цивилизации». В частности, она в отличие от остальных обитателей коммуналки не доверяла электричеству, а пользовалась исключительно таким энергоносителем, как керосин.
Искрой, из которой позднее возгорелось пламя грандиозного пожара, стала озарившая мозг бывшего камергера Митрича мысль. «Сожжет, старая, всю квартиру, — бормотал он, — ей что, а у меня один рояль, может быть, две тысячи стоит». За мыслью последовало действие: «Митрич застраховал от огня все свое движимое имущество. Теперь он мог быть спокоен и равнодушно глядел, как бабушка тащила к себе наверх большую, мутную бутыль с керосином, держа ее на руках, как ребенка».
Пример бывшего камергера оказался заразительным. «Искра» с Митрича перекинулась на бывшего грузинского князя: «Первым об осторожном поступке Митрича узнал гражданин Гигиенишвили и сейчас же истолковал его по-своему. Он подступил к Митричу в коридоре и, схватив его за грудь, угрожающе сказал: «Поджечь всю квартиру хочешь? Страховку получить хочешь? Ты думаешь, Гигиенишвили дурак? Гигиенишвили все понимает! И страстный квартирант в тот же день сам застраховался на большую сумму».
А далее «Воронью слободку» уже охватила психическая эпидемия. Прямо по «классике», изложенной в книге известного французского психолога, социолога и антрополога Густава Лебона «Психология масс» (1895 г.; на русском языке также выходила под названием «Психология толпы»). Интереснейшая книга, которая раскрывает механизмы инфицирования людей ложными идеями, а также обращающая внимание на страстное желание толпы немедленно претворить в жизнь эти идеи.
Не знаю, были ли Ильф и Петров знакомы с трудами Лебона, но дальнейшие события в коммуналке развивались по алгоритмам французского психолога и социолога: «При этом известии (о том, что гражданин Гигиенишвили застраховался на большую сумму — В.К.) ужас охватил «Воронью слободку». Люция Францевна Пферд прибежала на кухню с вытаращенными глазами. «Они нас сожгут, эти негодяи! Вы как хотите, граждане, а я сейчас же иду страховаться! Гореть все равно будем, хоть страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю. На другой день застраховалась вся квартира, за исключением Лоханкина и ничьей бабушки. Лоханкин читал «Родину» и ничего не замечал, а бабушка не верила в страховку, как не верила в электричество».
Видимо, процесс страхования завершил бывший дворник Никита Пряхин. Он «принес домой страховой полис с сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки. «Это выходит, значит, государство навстречу идет? — сказал он мрачно. — Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо. Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем! И, спрятав полис под рубаху, Пряхин удалился в свою комнату».
Наступила предпоследняя фаза драмы: «Его (Никиты Пряхина — В.К.) слова вселили такой страх, что в эту ночь в „Вороньей слободке“ никто не спал. Дуня связывала вещи в узлы, а остальные коечники разбрелись ночевать по знакомым. Днем все следили друг за другом и по частям выносили имущество из дому. Все было ясно. Дом был обречен. Он не мог не сгореть».
И вот, наконец, финал: «И, действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов».
Заключительные аккорды истории, раскрывающие рукотворный характер пожара, следующие: «Все жильцы „Вороньей слободки“ были в сборе. Пьяный Пряхин сидел на своем сундучке с коваными углами. Он бессмысленно глядел на мерцающие окна, приговаривая: „Как пожелаем, так и сделаем!“ Гигиенишвили брезгливо нюхал свои руки, которые отдавали керосином, и каждый раз после этого вытирал их о штаны».
Дом, описанный в романе, был построен в одном из московских переулков в позапрошлом веке. Он стал собирательным образом коммуналок того времени, в которых устанавливалась «токсичная» для жизни человека атмосфера. Выражение «Воронья слободка» вошло в послевоенное время в обиход советских людей, оно означало скандальную коммунальную квартиру или даже трудовой коллектив, в котором царила нездоровая атмосфера (зависть, интриги, взаимное недоброжелательство и т. д.).
Сегодня почему-то роман «Золотой теленок» и историю «Вороньей слободки» вспоминают нечасто. А зря. История выглядит почти как притча, объясняющая суть процессов, происходящих в «демократической» России. Словосочетание «Воронья слободка» очень метко определяет нынешнюю российскую экономику.
В «демократической» России с момента ее образования возникла «токсичная» атмосфера «Вороньей слободки». И в любой момент в «доме» с вывеской «РФ» может начаться грандиозный пожар. Из «дома», который можно назвать «РФ — Воронья слободка», наиболее предприимчивые его обитатели типа бывшего камергера Митрича уже вывели свое имущество за пределы очага будущего пожара — в офшоры, на острова Туманного Альбиона и всякие другие безопасные места.
У Ильфа и Петрова многие обитатели «Вороньей слободки» «разбрелись ночевать по знакомым». А наши олигархи и разные чиновники-клептоманы также на всякий случай решили ночевать подальше от пожароопасного объекта под названием «Российская Федерация». Тот же олигарх Михаил Прохоров сохраняет по инерции «прописку» в «Вороньей слободке» (пардон — в Российской Федерации), но «ночует» уже давно за океаном. И даже предпочитает, чтобы его называли не российским, а американским олигархом (благо, свои сундуки и узлы с имуществом он переместил также за океан).
Бывший министр сельского хозяйства Елена Скрынник также успела обзавестись очень неслабым имуществом. Узлы и сундуки с этим имуществом она вынесла из «Вороньей слободки», но не так далеко, как господин Прохоров. А всего лишь в Швейцарию и Францию. Там (во Франции) она сейчас и «ночует» рядом со своими узлами и сундуками.
Это в «Вороньей слободке» Ильфа и Петрова обитателей коммуналки было несколько десятков человек, причем своевременно покинули ее все (за исключением Васисулаия Лоханкина и «ничейной бабушки»; эти покидали дом, когда он уже было охвачен пламенем). А из нашей сегодняшней общероссийской «Вороньей слободки» вещи вынесли лишь несколько десятков тысяч человек (олигархи и чиновники-клептоманы). А остальные находятся в статусе «ничейной бабушки». Интересно, успеют они выбежать из горящего дома? А главное, куда им будет бежать? А кто сможет выполнить финальную миссию пьяного Пряхина и гражданина Гиигенишвили, нам остается только гадать.
Смею уверить читателя, что пожар в «Вороньей слободке» — не только аллегория возможного будущего страны. Пожары по всей стране уже полыхают. Просто мы привыкли их не замечать. Под «пожарами» я имею в виду массовое уничтожение российских предприятий. Подавляющая часть их была создана в советские годы. А некоторые возникли еще в царское. В 1975 году в СССР насчитывалось почти 47 тыс. промышленных предприятий на самостоятельном балансе (плюс к этому были еще десятки тысяч предприятий, которые были структурными подразделениями головных производственных объединений). В РСФСР накануне развала Советского Союза (в 1990 году) было 30,6 тыс. дееспособных крупных и средних промышленных предприятий. В том числе 4,5 тыс. крупных и крупнейших, с численностью занятых на каждом до 5 тыс. человек.
А в 90-е годы все они были превращены в «Вороньи слободки» — их насильственно населили всякими «креативными» «жильцами», напоминающих «бывшего камергера Митрича» и «бывшего князя Востока Гигиенишвили». Начали они с того, что, прежде всего, приобрели «страховки». Под «страховкой» я имею в виду то, что они решили себя обезопасить от любой ответственности, которая может возникнуть при «пожаре» объекта. Помните, как называлась кампания, которую в 90-е годы проводил господин Чубайс? Она называлась «приватизация и акционирование». В 1998 году более 85% ВВП России было уже произведено акционерными предприятиями (как открытого, так и закрытого типа).
Тогдашняя «страховка» — получение приватизированным предприятием статуса «акционерного общества». А что такое акционерное общество? Это юридическое лицо, которое отвечает по обязательствам перед другими юридическими и физическими лицами в пределах имущества, находящегося на балансе общества. Синонимом «акционерного общества» является «корпорация» (последний термин особенно широко используется в США). Президент американской консалтинговой фирмы Арнолд Голдстайн откровенно признает: «Лишь корпорация защитит ваши личные активы от кредиторов. Только глупые, наивные и неопытные люди подвергают опасности свое личное имущество… Корпорация — лучшая страховка, которую можно купить».
Идеальная страховка, позволившая «бывшим камергерам», «бывшим князьям Востока» и даже «бывшим дворникам» грабить приватизированные предприятия без какого-либо риска личной свободы и для собственного имущества. Оно лишь условно «собственное», поскольку разными способами с баланса «Вороньей слободки» оно перекачивалось и продолжает перекачиваться на личные счета «креативных» хозяев и топ-менеджеров.
И вот когда уже все узлы и сундуки из «дома» (то бишь приватизированного предприятия, облеченного в форму акционерного общества) вынесены, тогда можно приступать к финальной фазе операции — поджиганию «Вороньей слободки». На политкорректном языке юристов это называется банкротством. Только в период 2000—2017 гг. в стране было уничтожено 74 тысячи заводов и фабрик. Потери, сопоставимые с теми, которые страны понесла в годы Великой Отечественной войны. По всей стране полыхали и продолжают полыхать пожары (банкротства предприятий), пожирающие наследство, доставшееся «демократической» России от СССР. Уничтожены целые отрасли. Например, практически полностью «выгорела» такая стратегически важная отрасль промышленности, как станкостроение.
Французский писатель Тристан Бернар (1866−1947) очень остроумно определил, что такое банкротство: «Это законная процедура, в ходе которой вы перекладываете деньги в брючный карман и отдаете пиджак кредиторам».
А вот как выразился по поводу банкротства американский публицист (в прошлом известный боксер) Майк Тайсон: «Только в Америке такое возможно: ты можешь быть банкротом, а жить в особняке». Тут, конечно, Тайсон лишь отчасти прав. Банкроты действительно живут в особняках. Но не только в Америке, а по всему миру. Это даже более наглядно видно в России.
А вот циничное заявление героя романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», бухгалтера и банкира Данглара: «Я не против банкротства, но банкротство должно обогащать, а не разорять».
В России ограниченную ответственность по своим обязательствам (в пределах имущества, находящегося на балансе) несут как акционерные общества (АО), так и общества с ограниченной ответственностью (ООО). Вторых намного больше по количеству, чем первых. Например, на начало 2017 года число ООО в российской экономике составляло 3,8 миллиона, а число АО — 105 тысяч. Но значимость АО в экономике намного больше. На них по-прежнему приходится, по оценкам экспертов, около 85% создаваемого ВВП. И в сегменте акционерных обществ мы видим нарастающий процесс «пожаров». Так, в 2018 году было зарегистрировано лишь 4 тысячи АО, а количество «сгоревших» (обанкротившихся) АО составило 16,5 тыс.
Считаю, что одним из способов, если не прекращения, то, по крайней мере, ослабления нынешних пожаров-банкротств, является отмена (или максимальное сокращение сферы применения) такой ныне существующей организационно-правовой формы предприятий, как АО. Это та самая «страховка», которая и провоцирует хозяев нынешних «Вороньих слободок» на поджоги. Установление личной ответственности (в том числе ответственности, распространяющейся на личное имущество) владельцев и топ-менеджеров российских предприятий немедленно остановит распространение «пожаров» (банкротств) в российской экономике.
Итог печальному концу «Вороньей слободки» в романе «Золотой теленок» подвел бывший камергер: «Сорок лет стоял дом, — степенно разъяснял Митрич, расхаживая в толпе, — при всех властях стоял, хороший был дом. А при советской сгорел. Такой печальный факт, граждане!».
Переиначивая слова Митрича, можно сказать: в СССР после «угара НЭПа» и до «угара перестройки» (т.е. с конца 1929 года по 1987 год) в отечественной экономике не было буквально ни одного «пожара» (банкротства). Наоборот, каждый год в строй вводились тысячи новых «домов» (предприятий). А вот при «демократической» власти начались сплошные «пожары». Скоро окажемся на полном пепелище. «Такой печальный факт, граждане!».
.jpg.webp)
