Источник: деловая газета ВЗГЛЯД
Осталась без Facebook-страницы. Девять тысяч читателей, семь лет жизни, миллион текстов и воспоминаний – безвозвратно удалены. Цензура.
Такое было дело. В прошлую субботу (господи, как давно, оказывается, это было) погиб мой бывший муж. Донецкий снайпер, Андрей Куцкий, позывной «Скрипач». Когда-то я не смогла жить под вечно висящим дамокловым мечом; одного я уже в Донбассе похоронила, второго хоронить не хотела. Страшно с ним ругалась, требовала вместе со мной возвращаться в Питер и больше никогда не ходить под смертью. На войне он был женат больше, чем на мне, так и разошлись.
Первые несколько дней, как узнала, я тихо подвывала. Потом – что уж там, не в первый раз хоронить близких – написала стихотворение о смерти Скрипача. Романтичного этого одессита, гитариста и ролевика, тощего красивого парня с горящими черными глазами. Стихотворение было удалено через день. «Ваша публикация не соответствует нормам Facebook».
Я выложила его еще раз, не на личном аккаунте, а на поэтической страничке. Реакция последовала незамедлительно. «Ваша публикация нарушает Нормы сообщества в отношении опасных людей». Я разозлилась. Я выложила скрин с началом стихотворения. В ответ Facebook просто удалил мой аккаунт. Не забанил, то есть временно лишил возможности выкладывать посты, а удалил. Стер.
«Мы обнаружили, что одна из ваших публикаций нарушает Нормы сообщества Facebook. К сожалению, мы не можем предоставить дополнительную информацию о том, почему ваш аккаунт был отключен, и мы не сможем повторно активировать ваш аккаунт ни по какой причине», – вежливо ответила мне команда поддержки в ответ на мою апелляцию.
Раньше меня банили за стихи о смерти Александра Захарченко, кстати. Не то чтобы я была последовательной могильной плакальщицей, просто мои близкие завели неприятную привычку гибнуть. Банили за фотографию в военной форме с нашивкой ДНР. Есть у меня такая форма. От меня, как военкора, требуют носить камуфляж на позициях. «Фейсбук» счел, что это опасно.
А за что, например, НЕ банят? Не забанили, например, украинского журналиста Олега Радика. Он предложил зачистки в случае возвращения Донбасса Украине. «40 лет зачисток и антитеррора. Запрет российского языка в употреблении чиновникам. Закрытие всех вузов. Всех. Пусть едут во Львов. Финансирование стукачам. Пенсии нах... Всем. Пособия. Только пособия. Пострадавшим от русской оккупации... Фильтрационые лагеря для коллаборантов... И ***, ***, *** всех, кто не отвечает правильно на «Слава Украине».
Не банят некоего (или некую) Сашу Ридика, судя по его словам – украинского военного. Он пришел в мой новый профиль помечтать о том, как будет меня убивать. «Наше дело – убивать таких, как вы, – пишет мне это существо неопределенного пола. – Пока вы живы – покоя не будет. Еще патроны есть, приезжай, тебе тоже хватит». В этом ФБ тоже не углядел ничего опасного.
Ходят слухи, что русскоязычный отдел «Фейсбука» – сплошь украинцы, может, и так. Еще что я знаю о механизмах действия – это то, что «Фейсбук» работает по массовым жалобам. То есть три тысячи украинцев прибежали наябедничать на публикацию – ее удаляют. Здесь мы, конечно, можем только восхититься трудолюбием и слаженностью братского народа. Ну и, наконец, становится понятным ответ на сакраментальный довлатовский вопрос, кто же написал четыре миллиона доносов.
«Я могу не уважать ваше мнение, но готов отдать жизнь за ваше право его высказать». Это была квинтэссенция либеральной мысли, оставшаяся в прошлом веке. Современное общество, ратующее за якобы либеральные ценности, – это общество, которое настойчиво требует избавить его от всего неприятного. Отобрать у бабушки бюллетень, чтобы она не шла голосовать за Путина. Заткнуть, забанить, лишить голоса неугодного журналиста. На Украине доходит до физической ликвидации – вспомним Олеся Бузину. «Справедливо, я считаю. Сепаратистам здесь не место», – откомментировала описываемую ситуацию киевлянка Наталия Батракова, хорошенькая блондинка, психолог и бизнес-коуч.
Я одного не понимаю – почему они все так не любят Сталина? Как раз ведь в их стиле эффективный менеджер был. А тот стих – вот.
Не было имени у солдатика,
в кровь и грязь втоптали на Куликовом поле,
а были струны из тонкой проволоки,
и они врезались до боли
в пальцы, пока не загрубели пальцы,
не натерлись мозоли.
И пошел солдатик из отчего дома за правду биться,
острые были скулы,
тощие были ключицы,
Но ударили пальцы по струнам
изо всей силы,
и музыка его по врагу влупила.
И так он играл,
Что музыка била, как очередь автомата,
била она по вселенской неправде,
по врагам проклятым,
и смеялся солдатик, вскинув гитару наизготовку,
и превратилась она в винтовку.
И больше солдатик не пел уже ни о чем,
но за дружбу со струнами прозвали его Скрипачом,
и был у него усталый прищур и взгляд стрелка,
и новое имя,
и новая музыка.
...на закате чудится в небе алая башня.
Я не буду заканчивать эту сказку.
Она кончается страшно.
Давай будет так: когда смерть явилась к солдатику,
он сыграл ей последнюю
музыку.
И она была
сильнее войны и смерти сильнее,
и поднялась она прямо к небу,
и он поднялся за нею,
а смерть осталась с носом,
осталась она в дураках,
потому что ее победила
музыка.
...тише, тише, ну не плачь, пожалуйста, когда-нибудь все встретятся и все обязательно будет хорошо...
