Некогда всесильный кремлевский демиург-политтехнолог, ныне оттесненный в аппарат Правительства, но далеко не растерявший своего влияния, Владислав Сурков, оказался недавно в центре внимания общества и даже СК (в лице его рупора Владимира Маркина). Что это - результат рутинной разборки царедворцев или начало конца «великого комбинатора» российской политики, покажет время (уже после публикации материала пришло сообщение об отставке Владислава Суркова). А сейчас мы предлагаем читателям две статьи Александра Дугина о В.Суркове – одна из них написана на пике его карьеры, другая на ее излете. Возможно, они будут полезны читателям для понимания стиля внутренней жизни российской политсистемы во многом именно Владиславом Сурковым и выстроенной.
В общей структуре «семейных» (олигархов, коррупциониеров, гипер-западников, экономистов-ультралиберов, экспертов с двойным-тройным гражданством, телевизионщиков, правозащитников и остальных разновидностейатлантистов), Сурков занимал весьма специфическое положение. С одной стороны,он был плоть от плоти ельцинской системы - пройдя через Гусинского, Ходорковского, Абрамовича, через дутые политические шоу, сверхизящные схемы коррупции думских деятелей и активную манипуляцию массовым сознанием в пользу разваливающегося президента-инвалида (работа на ОРТ), по нервным узлам всех ельцинских интриг и межолигархических войн, он необратимо впитал сам дух ельцинизма. Именно эффективность поведения в той среде вознесла Суркова в Кремль, оказалось, чтос реди ушлого и пассионарного поколения политтехнологов (полит-разводчиков) той поры у него просто не нашлось равных.
В общей структуре «семейных» (олигархов, коррупциониеров, гипер-западников, экономистов-ультралиберов, экспертов с двойным-тройным гражданством, телевизионщиков, правозащитников и остальных разновидностейатлантистов), Сурков занимал весьма специфическое положение. С одной стороны,он был плоть от плоти ельцинской системы - пройдя через Гусинского, Ходорковского, Абрамовича, через дутые политические шоу, сверхизящные схемы коррупции думских деятелей и активную манипуляцию массовым сознанием в пользу разваливающегося президента-инвалида (работа на ОРТ), по нервным узлам всех ельцинских интриг и межолигархических войн, он необратимо впитал сам дух ельцинизма. Именно эффективность поведения в той среде вознесла Суркова в Кремль, оказалось, чтос реди ушлого и пассионарного поколения политтехнологов (полит-разводчиков) той поры у него просто не нашлось равных.
Но Сурков с приходом к власти Путина сразу же и не долго думая сделал такой выбор, который существенно, в корне, отделил его судьбу от остальных ему подобных. Он бросил всю свою пассионарность, активность, ловкость, знание слабостей российской государственной и политической элиты и жёстокое умение давить на болевые места, на службу исключительно новому Президенту.
Сурков сделал первым то, что не удалось никому из людей его круга и его склада, он сразу же отбросил идею «влиять на Путина» и тем более «торговаться с Путиным» (как до определенной степени поступали и Волошин, и Касьянов, и олигархи и т.д.), но принялся со всем рвением точно выполнять все указания, прямо сформулированные или лишь подразумеваемые Президентом. Так Сурков, как топ-менджер ельцинизма, принялся усердно разбирать эту систему на винтики.
Последовательно, шаг за шагом, методично и предельно цинично. Он блистал на этом поприще. Формула была безотказной: старые ельцинские кадры по инерции считали «Славу» своим, доверяли ему, полагая, что он, как и остальные «семейные» отбивает и «крышует» их позиции во власти; в то время новые пропутинские структуры видели в нём рьяно выполняющего волю Президента исполнительного и эффективного помощника. А «Слава» был уже ни тем, и не другим. Он попал в свою максимально комфортную стихию «двойного агента», человека, ходящего по краю, заведомо исполняющего две противоположные миссии с одинаковым успехом. Так действуют психологические люди типа Протея, адаптируясь к условиям, легко меняя тембры и аргументы, они движутся к только им одним известной цели, оставляя позади строй одураченных и обведенных вокруг пальца с широко раскрытыми ртами. Это экзистенциальное напряжение протеической личности легко читается в стихах Суркова - «Полуострова» (некоторые стихи озвучены в тайном альбоме Вадима Самойлова). В одной из песен Сурков признается, что служит «темному господину», т.е. «сатане». Но это не разгадка, а снова загадка. Для ультра-либералов, «семейных», «сатана» - сам Путин. Для «православных чекистов» и «патриотов силовиков» «сатана» - это атлантисты-олигархи. И понимай, как знаешь: казалось, Сурков обнаружил своё лицо, а выходит, ещё более спрятался за фиктивной, ироничной псевдо-откровенностью. Протей служит всегда иному господину, не тому, о ком все думают. В этом - загадка данного психологического типа.
Смысл неприязни «питерских» к Суркову не столько в его «семейной» природе и специфическом темпераменте; в отличие от них он реалистично понимает ельцинскую систему, знает ей цену, умеет откручивать от неё постепенно деталь за деталью, но чтобы при этом она сохраняла видимость цельности, т.е. как бы «работала». По сути, он эффективно и «чисто конкретно» на практике выполняет ту задачу, которую Путин поставил «своим», но к которой они всё ещё не знают как подступиться - это для уравновешенных, неспешных, чаще всего порядочных и патриотичных людей,действительно, невероятно трудно (и довольно противно), им проще наказать, чем обмануть, посадить, чем разорить, запретить, чем пообещать, а потом не выполнить.
Пика своей деятельности Владислав Сурков достигает в выборном сезоне 2003-2004 годов (на парламентских и президентских выборах).
Весь путь он (как привычно ему) идёт по краю, видя как осыпаются с вершин власти его «семейные» коллеги и покровители - Волошин, Касьянов, Ходорковский. Но он не теряет самообладания, и превращает думские выборы в идеально поставленный спектакль. Только Березовский и олигархи задумали модернизировать КПРФ через омоложение и ротацию руководства, только отработали для этой цели «ботаника» Глазьева на Красноярских выборах, Сурков немедленно перехватывает инициативу, раскручивает Глазьева по центральным каналам, внушает «экономисту» мысль о самостоятельной политической структуре, и отводит его от КПРФ. Но это только начало. Именно Сурков начиняет глазьевский блок элементами из своего собственного политического сундука, минируя «Родину» посторонними для Глазьева кадрами. Дмитрий Рогозин выполняет роль приводного ремня «справа», Марат Гельман курирует Глазьева «слева».
Начинание удается блестяще: «Родина» эффективно опускает рейтинг КПРФ, срывая все фрондерско-олигархические поползновения доставить Путину головную боль, выпускает «националистический пар» из населения, натравливает несчастных либералов (СПС и «Яболоко») на бой с фиктивным противником (глядя на серьёзную истерику либералов в отношении «родинских» ряженых всё Управление Внутренней политики хохотало до слез). Победившая «Родина», блестяще справившись с задачей, тут же демонтируется. «Конфликт» Рогозина с Глазьевым - это не личная драма «двух патриотов», это простейшие, но как всегда убийственно эффективные хода Владислава Юрьевича Суркова. Была «Родина» и нет.
Один Глазьев, стоит на ветру и моргает. «Он будет Президентом, он возьмет больше, чем Харитонов». Да-да, возьмёт. В науку, Сергей Юрьевич, только в науку.
С остальными проектами Сурков разбирается ещё жёстче. Не буду описывать макиавелических сценариев, сделавших возможными прощание нации с СПС и «Яблоком». Это было виртуозно. За это Владислава Суркова можно представить к правительственной награде. «Все и сразу!», как в рекламе или анархистском лозунге.
Но досталось и другим: вопль отчаяния должен был раздаться из уст лидера «Народной Партии» Геннадия Райкова, рассматривавшим результаты выборов - сколько потрачено денег, сколько было твёрдых заверений в поддержке, сколько надежд. Угадайте с трех раз, кто утопил «Народную Партию», на которую сделали ставку некоторые влиятельные питерские силовики и даже значительная часть РПЦ МП (делегировав в тройку референта патриарха Алексия II, чего Церковь предпочитала избегать во всех других случаях)? Правильно, Сурков.
А что случилось с довольно перспективным и грамотно задуманным «Блоком двух спикеров», который, к слову, рассматривался как запасной вариант тех же «питерских»? Правильно, Сурков.
Я не говорю про малые партии, напечатанные серийно Управлением Внутренней Политики и сброшенные в сточную канаву с добродушной одобрительной улыбкой сурковских помощников.
И, конечно, самое большое достижение Суркова - рейтинг «Единой России» и её полная победа. Особенно не беспокоясь о содержательной и идейной стороне партии власти, Сурков выстроил общую модель расклада сил на выборах таким образом, что «все получилось». Никто не умаляет роли самих лидеров этой партии, которые действовали весьма эффективно, особенно в регионах. Но идеи и даже энтузиазм здесь пока были ни причём - успех «Единой России» - это успех адекватно и эффективно исполненной позиционной стратегии, скорее технологическая, чем собственно политическая победа, где главным фактором было выверенная модель отношения партии к сверхпопулярному Президенту.
Большое влияние Сурков оказал и на президентскую кампанию. Именно он сорвал намечавшийся бойкот крупных партий (лоббировавшийся олигархами и Березовским); жертвой верности олигархическим спонсорам остался лишь печальный Явлинский, о котором народ как-то неприлично быстро забыл. Бедняга Глазьев, лишенный фракции, рейтинга и перспективы, усталая Хакамада, бодрый охранник Жириновского, несущий привычную околесину, удивлённый происходящим Харитонов, верный друг Президента Миронов - это был малый отряд Владислава Суркова, обеспечивший полную политическую легитимность выборов и заказанную явку. Как уж Владислав Юрьевич с каждым из этих персонажей (кроме лояльного паладина Миронова) говорил, на каком языке, какими жестами изъяснялся, представить себе трудно: в результате его разговор оказался эффективней разговоров «противоположной стороны» («делегитимистов»). И президентские выборы прошли на ура. По ходу дела, растерянного Глазьева с его несчастными процентиками снова отправили куда-то подальше (до следующего случая)...
Многие сегодня сетуют на то, что в результате этих политических фокусов в России не осталось партий, парламента, мало мальски вменяемой политической жизни. Это верно, но разгромленная Сурковым система была, признаемся, «аховой», не то что бежизнеспособной, но столь же искусственной и уродской, как нынешняя, только скроенной по прежним образцам «ельцинизма» - с конкуренцией олигархов, беззастенчивым лоббированием, фрондерством, закупкой и перекупкой депутатов и партий и т.д. По сути, задумана была эта ликвидация не Сурковым, он лишь исполнил - блестяще - поставленную задачу.
А что же дальше? Что ещё будет ликвидировать этот кремлевский golden boy?
Пожалуй, это самая большая проблема нового путинского периода.
Негативные задачи по сносу негодной политической конструкции Президентом
практически полностью решены. Поле расчищено. Под ним дымящиеся обломки
старого, сорванные
маски, улыбающиеся мертвецы, тихие, осознавшие свои ошибки заключенные.
Верный Сурков блистательно и незаметно отвинтил у ельцинской машины
последние детали.
Остался ... как бы по осторожнее высказаться ... лишь он сам.
Неспешные и совестливые питерские люди по идее сейчас начнут строить
своё, «державное», «патриотическое», «серьёзное», «надежное». Руки у них
развязаны, путь свободен. Но это совершенно иная история.
Может быть, я ошибаюсь, но Владиславу Юрьевичу очень хотелось бы повторить всё заново, ещё и ещё раз, круг за кругом.... Ведь это было так лихо!
Своего рода «день сурка», процесс нескончаемого одурачивания своих и чужих так сладок, а масштабы игры - больше не придумаешь. Он, в сущности, победил всех. Но в новом мире «второго срока», с новыми парадигмами и новыми правилами есть ли у него место? Ведь ликвидировать больше, увы, нечего. «По сути дела всё».
Александр Дугин, 2004
2012 год
Рост влияния Суркова пришёлся на путинский период и неуклонно возрастал вплоть до 2011 года. В России в 2000-е годы Сурков практически единолично курировал следующие направления:
1. Идеологию (как власти, так и оппозиции, включая разнообразный
веер симуляций-однодневок, открываемых и закрываемых Кремлём на всех
этапах многократно);
2. Политику (устанавливая, что является мэйнстримом, а что
маргиналитетом, вплоть до того, какие партии проходят, какие не
проходят, а какие вообще не доходят до выборов, и кто какой процент
голосов получает);
3. Информационное поле (определяя всю структуру политического
вещания основных национальных СМИ, за которыми жёстко следовали СМИ
региональные);
4. Общество и культуру (в смысле вывода на авансцену или, напротив,
сдерживания и дискредитации тех фигур, которые были призваны
представлять - или не представлять - «российское общество» - для этой
цели Сурков создал и курировал Общественную палату).
При этом именно он и только он во всём российском политическом истэблишменте понимал как вся эта модель функционирует, как она управляется, и какой индекс приписан каждому мало-мальски известному политическому, идеологическому, общественному или культурному деятелю. Это была функция не просто кукловода, но демиурга. Сурков создал российскую политическую систему 2000-х годов, и он ей практически единолично суверенно правил. Он всецело контролировал то, что философы называют «дискурсом», то есть структурой и алгоритмом всего спектра допустимых политических высказываний, которые по воле Суркова попадали в ту или иную категорию - приемлемых, ограниченных, маргинальных или запрещённых. Эти градации устанавливал и обосновывал тоже он сам - с опорой на свои индивидуальные предпочтения.
При этом он делал это не от своего имени (у него не было и нет для этого ни имени, ни позиции), но от лица высшей власти, то есть от лица Путина и воплощённого в нём политического устройства России. Он идеально угадал специфику российской политической психологии: массы примут всё, что угодно, но только «от лица царя». Но как соотнести этот народный монархизм, авторитаризм снизу, с формальными нормативами демократии? Эту дилемму мог решить только Сурков - и он её решил.
На практике он обеспечил Путину власть на три срока (включая сдерживание Медведева) и возврат в марте 2012 ещё на 12 лет. Вот и ответ на загадку: почему Путин его терпел столько времени и позволял ему делать в российской политике и идеологии практически всё, что захочется. Он был полезен, эффективен, технологичен. Как? Какой ценой? Какими методами? И куда он гнул? - всё это было второстепенно и несущественно. Главное - «это работало». Прагматичный Путин ставил задачи и получил результат. Всё остальное не имело значения. Прямые оппоненты Путина убирались и репрессировались, внутренняя фронда распылялась, конкуренты и возможные альтернативы зачищались и дискредитировались, будучи отправлены в небытие или на периферию. Всё работало как часы. Неудивительно, что любой голос, раздававшийся против Суркова от лица сторонников Путина, игнорировался - тем более, если Суркова критиковала оппозиция.
В такой ситуации любой проект, отправляемый Путину, если он касался одной из четырёх выше обозначенных позиций, либо попадал Суркову, либо летел в корзину для мусора.
Объём власти Суркова был грандиозен. Он монопольно контролировал весь «софт», всё программное обеспечение российской политико-идеологической, информационной и социокультурной жизни. От него зависело, кто находится внутри системы, а кто вне её, кому дают слово, а кого его лишают. Он по своей прихоти превращал в маргиналов одних, и давал доступ к большой политике другим. Он ставил рамки патриотам и либералам, общественным деятелям и работникам искусства, журналистам и экспертам, на практике показывая, что, когда и как каждый должен делать. По сути, именно он устанавливал правила игры и жестоко карал тех, кто отказывался по ним играть.
Больше всего он любил стратегию микса, в духе парадоксальных сочетаний: либералов-западников он старался перековать в державников, олигархов - в социалистов, маргиналов - в уважаемых выразителей мэйнстримной позиции, патриотов - в демократов... Но только так, чтобы старая идентичность была подорвана, а новая не укоренилась. Сурков - воплощение меркуриального типа (по Ю. Слезкину), протей, вдохновляющийся игрой противоречий, метаморфоз, трансгрессий - вплоть до мимикрии, предательств и морального падения. Когда какой-то визави Суркова сдавался под напором угроз и посулов, это доставляло ему наслаждение. «Нет не продающихся людей», - был убеждён он, - «вопрос только в цене и в компетентности рекламного агента». Те, кто не поддавались на эту стратегию, платили большую цену.
Постепенно Сурков полностью централизировал (в своих руках) процесс управления политическими процессами - никто не мог безнаказанно и по собственной воле поддерживать материально какую-то политическую силу, если это не было санкционировано политическим управлением Администрации Президента. Тот, кто с этим был не согласен, мог почувствовать на себе, чего такое неповиновение стоит. Пример Ходорковского красноречив. Конечно, посадка Ходорковского - не инициатива Суркова, но она продемонстрировала, что бывает с теми, кто игнорирует кремлёвские правила. А правила эти разработал Сурков. Говорят, Ходорковский до последнего был уверен, что «свой человек в Кремле» не даст его в обиду. У Ходорковского были неверные представления о том, что такое «свой».
Была ли у Суркова альтернатива в российской политической жизни предшествующего 12-летнего цикла? Была. Но только одна - Лондон, то есть Березовский и ЦРУ. Тот, кто не хотел играть по правилам Кремля, был обречён на то, чтобы ехать к Борису Абрамовичу Березовскому. По этому маршруту прошлись многие российские политики - и не только либералы, но и коммунисты, патриоты и националисты. И кое-кто не по одному разу.
Так сложилась модель двух окон: деньги на политику можно было получить только либо у Владислава Юрьевича, либо у Бориса Абрамовича. Формально, подо что именно - не имело значения: и тот, и другой финансировали как либеральные, так и националистические или левацкие проекты. Но оба требовали подчинения и координации, признания правил и соблюдения границ. При этом Сурков защищал путинскую систему, а Березовский её валил.
Как Сурков смог достичь такого объёма единоличной власти? Только в силу того, что Путин качественно и принципиально недооценивает сферу внутренней политики, идеологии, информационного поля, культуры и общества. Путина интересует внешняя политика, большая экономика и энергетический сектор, а также размещение лояльных и проверенных людей на руководящих постах в сфере «реального управления». На эту область Сурков большого влияния не имел, и тут его голос был скорее совещательным. Своей команды у него не было (кроме технических менеджеров), на ключевые посты страны лояльных ему людей он не продвигал, в системе «большого распределения» участвовал весьма незначительно, по остаточному принципу. Министерства отрасли, важнейшие посты, одним словом, «хардвэр» российской государственности был вне его контроля. Но вот «софтвэр»... Это было предоставлено в его ведение.
Область идей, в том числе политических, Путин, видимо, считает чем-то второстепенным и несущественным; здесь он озабочен только одним - чтобы всё было «гладко». Сурков это обеспечивал или, по меньшей мере, создавал видимость, что «всё гладко». Ценой за «гладкость» было создание такой политической и социально-идеологической системы, которая была понятна только одному человеку в стране - самому Владиславу Суркову. Все остальные знали только её части. Могу предположить, что её не понимает и сам Путин. То, что её не понимает окружение Путина, это абсолютный факт.
Идеология
Сурков оформил своё понимание идеологии в концепте «суверенной демократии». Содержательно это означает: авторитарное правление (в целях соблюдения национальных интересов - главный из них суверенитет), замаскированное под формальную демократию. То есть диктатура, задрапированная демократическими процедурами, где основные процессы жёстко управляются из центра. Павловский, другой пиарщик, которым до определённого времени Сурков прикрывался, называл это «управляемой демократией».
При этом идеологической доминантой тут является либерализм в экономике, сохранение ключевых позиций за крупным частным бизнесом. Но либерализм заканчивается там, где начинается зона национальных интересов и авторитарная модель правления. При этом Сурков категорически не принимал социализма или национализма, будучи убеждённым модернистом, западником и апологетом буржуазных ценностей. В этой формуле наличествует патриотизм и либерализм, жёстко притянутые друг к другу, вопреки глубинным противоречиям в идеологических установках, а всё то, что выходит за рамки этого «кентавра» - например, нелиберальный патриотизм, социальная политика или собственно либеральная демократия (западного образца) - жёстко отсекается.
Отсюда все основные черты путинской идеологической модели: все содержательные и последовательные патриотические, консервативные или социалистические движения, организации и идеологии маргинализируются по причине их противоречия либерализму. Но либерализм и демократия, в свою очередь, ограничиваются там, где идут вразрез с интересами властной группировки или управляются со стороны Запада.
Таким образом, приемлемыми оказываются невнятные полулиберальные-полугосударственнические трюизмы таких деятелей как Валерий Фадеев, Иосиф Дискин или (ранее) Глеб Павловский, а любой последовательный дискурс - будь то социалистический, коммунистический, патриотический, консервативный, клерикальный, имперский, равно как и либеральный и демократический, становятся маргинальными. То есть, по сути, идеология Суркова ставила за пределы приемлемого дискурса практически все более или менее внятные и содержательные идеологические формы: правые, левые, патриотические, либеральные или демократические. Не было места ни одной из классических идеологий ХХ века (ни первой - либерализм, ни второй - коммунизм/социализм, ни третьей - национализм), но и никакого оригинального синтеза или новой модели предложено не было. Приемлемым и допустимым признавалось только невразумительное бормотание, построенное по логике «капитан очевидность». То, над чем смеются в случае политических речей Путина и Медведева, - в значительной мере результат сурковской идеологии, которая сводила приемлемый политкорректный дискурс к минимуму или к набору технических банальностей и очевидностей на уровне здравого смысла.
Надо заметить, что ни одна из идеологий не строится на основании «здравого смысла», апелляции к которому суть не что иное, как пропагандистский приём, рекламный трюк. Идеология и наука оперируют не с тем, что лежит на поверхности, а с тем, что лежит в глубине.
Удержаться на такой узкой идеологической базе, построенной, кроме всего прочего, на сочетании не сочетаемых вещей, было чрезвычайно трудно: но Суркову это удавалось в течение очень длительного времени. Он во время своего суверенного правления устроил настоящую идеологическую центрифугу, разметавшую по периферии практически все сколь угодно стройные идеологические дискурсы. Сурков правил с опорой на коаны, апории, парадоксальные сочетания не сочетаемого, в которых одна половина логически противоречила другой, отменяя её. Суверенная демократия, нелиберальный капитализм, свобода и справедливость, управляемый хаос - излюбленные сочетания Суркова строятся по принципу совпадения противоположностей (coincidentia oppositorum). Это придавало его идеологическому стилю галлюцинаторный, психоделический эффект, заставлявший аналитиков строить (чисто теоретические) гипотезы о его индивидуальных предпочтениях в выборе веселящих средств.
Политика
В политике Сурков предельно упростил политический пейзаж России. Вначале (2000-2004 гг.) он создал широкий спектр политических партий, большинство их которых опекались Администрацией Президента и были полностью подконтрольными ей. Против тех, которые финансировались Березовским или ЦРУ, он ввёл жёсткие карательные меры (юридического и экономического характера), а также прямые репрессии. Партийная область была набита к 2004 году полным набором симулякров, двойников и пустышек, создававших видимость плюрализма и «широкого спектра выбора». При этом преференции отдавались только «Единой России», на которую была сделана основная ставка, и которая была целиком и полностью управляемой Сурковым практически единолично. Все остальные партии, включая пропутинские и прокремлёвские, были поставлены в неравные условия и искусственно тормозились и заваливались.
После 2004 года партийная система была ещё раз упрощена: небольшие партии были упразднены, требования к ним ужесточены, барьер прохождения в Госдуму повышен. «Единая Россия» вытеснила всех остальных и большинство партий закрылись. Исключения были сделаны только для КПРФ и ЛДПР. Кроме того, Кремль создал левоцентристский симулякр в лице «Справедливой России», но у Суркова к этому проекту было явное отвращение, и он при случае всегда это демонстрировал. При этом политические проекты, управляемые из-за рубежа, по-прежнему жёстко репрессировались. Поэтому в Думу не попали ни «Яблоко», ни правые. Жёсткий запрет был поставлен и националистическим партиям, и успех «Родины», созданной тем же Сурковым (при участии Марата Гельмана) из покорных или полупокорных националистов, только напугал его, и он поспешил партию расформировать. С тех пор отовсюду исчез до этого популярный Сергей Глазьев, нарушивший ряд договоров с Администрацией и стремительно улетевший за это в никуда.
При этом «Единая Россия», занимая всё большее политическое пространство как на федеральном уровне, так и в регионах, практически строилась как чисто номинальное образование: никакой идеологии у этой структуры не было, и она носила чисто технический, инструментальный характер. В неё вступали чиновники и те, кто хотел продвинуться по службе. По сути, была создана оболочка без всякого содержания. Партия была в целом «за Путина», но дальше этого никаких расшифровок не следовало. Этого для политической программы было явно недостаточно, да и сама программа была здесь излишней - ведь её наличие заставило бы её выполнять или, как минимум, следовать за определённой и конкретной линией. А это было бы сдерживающим фактором для политических манипуляций. Как парламент эпохи Суркова - «не место для дискуссий», так партия (по меньшей мере, основная) - «не место для политики».
Любые попытки наделить «Единую Россию» каким бы то ни было идеологическим содержанием, в корне пресекались или превращались в заведомый балаган. Партия росла, а её политическое содержание таяло.
На выборах декабря 2011 года этот процесс достиг своей кульминации: бессмысленность такого партийного проекта дошла до критической точки.
Создание и роспуск партии «Родина», а также проекта «Правое дело» (которое исчезло ещё до выборов, в отличие от «Родины», которая была распущена уже после них) - типичные образцы работы Суркова в партийной сфере. Рутинные эпизоды среди тысяч других, вполне аналогичных.
В духе Суркова была построена и модель тандема, которая чрезвычайно негативно повлияла на политический климат в России в последние годы. Задача была снова чисто технологической: Медведев (с показательной опорой на ультралибералов из ИНСОРа: Гонтмахер, Юргенс и т. д.) становился на 4 года либеральным фасадом России, что было призвано утихомирить Запад и внутреннюю проамериканскую оппозицию, ожидавших второго медведевского срока и повторения сценария по модели Горбачев-Ельцин. Ожидание того, что новый реформатор, вероятно, сам (как до него Горбачёв и Ельцин) развалит Россию, после того, как Путин «уйдёт в небытие», заставляло США отложить наиболее жёсткие антироссийские сценарии на несколько лет. Этого и требовалось.
Но на самом деле, в сентябре 2011 стало ясно, что Путин, сделав ранее вид, что подумывает «об уходе на покой», возвращается, и всё начинается снова. Технологически расчёт был верный и, кстати, схема сработала. Но какой ценой? Ценой потери времени, смысла и ритма в осуществлении реальных политических процессов. Вместо политики - симулякр, разводка, интриги. Внешне всё удалось, внутренне произошло, пожалуй, самое страшное: Путин упустил время, пренебрёг поддержкой реального общества, промедлил с обозначением смысла своего возврата. И сегодня, когда он возвращается, он рискует быть отвергнутым не только либералами и западниками, но и широкими массами - в играх с Медведевым они перестали видеть в нём «своего».
Вся история с тандемом была в духе политических представлений Суркова. Но совсем не в духе российского общества. Сегодня это проявилось.
Основные направления в политике Суркова технически оправдались. Но постепенно накопились и теневые стороны. Всё было чрезвычайно эффективно, но при этом совершенно бессмысленно. И бессмысленность, разрастаясь до гигантских пропорций, стала угрожающей.
Информационное поле
Сурков за годы суверенного управления страной наладил жёсткий контроль над СМИ. Кого показывать, когда, в каком контексте и по сколько минут - всё это решалось довольно подробно в одном единственном кабинете. Не получив отмашку оттуда, звонки, мольбы и угрозы от чиновников любого уровня руководителями федеральных СМИ просто игнорировались. При этом Сурков в равной мере давал наводящие указания как «Эху Москвы», так и газете «Завтра», не говоря уже о Первом, втором и остальных каналах, не брезгуя никаким сегментом, включая маргиналитет (блогосферу, социальные сети и т. д.). И снова здесь, как и в остальных областях, действовал принцип двух окон. Если СМИ хотело жить, то оно должно было получить ярлык на это у Суркова. А вдобавок к этому некую общую разнарядку, включая стоп-лист, посекундную тарификацию, частоту появления главных общественных и политических деятелей и общий стиль освещения наиболее значимых событий. Если среди журналистов кто-то хотел проявить своё упрямство, то снова - путь вёл только к Березовскому или в Госдеп США.
Ресурсы Кремля превышали ресурсы Березовского, и даже объёмы финансирования развала России из Вашингтона, так как здесь в дело вступал репрессивный аппарат, применяющий санкции к тем, кто играл против Кремля. Но важно, что Сурков в работе со СМИ не ограничивался только репрессиями. Он широко использовал и принцип перекупки, а подчас и играл на тщеславии самовлюблённых журналистов, что действовало подчас чрезвычайно эффективно. При этом для либеральной западнической клиентуры, составляющей основу работников СМИ, Сурков был «своим»; продаваться такому было не столь унизительно, как какому-нибудь жёсткому патриоту - выходцу из спецслужб.
Сурков создал для Путина модель управления информационным полем. Но только он знал, как это действует, что с чем связано, каковы приводные ремни и обкатанные за годы инструменты управления. Он знал, кто сколько стоит и кто чего боится, с кем и как надо разговаривать. Но главное: это умел делать только он.
Свободных и независимых СМИ вообще не бывает, это демагогия. Технолог Сурков это прекрасно понимает. Он сделал СМИ зависимыми от себя и своих представлений в идеологии и политике, а также от личных предпочтений. Конечно, всё работало с помощью магии власти, именем Путина, но верховным жрецом культа правителя для российских СМИ был Сурков, который толковал жесты «царя» по-своему.
Есть подозрение, что с помощью СМИ Сурков не только транслировал массам установки власти, но и кодировал саму власть, формируя для них образ самой массы. Это был инструмент двухстороннего действия. Тем самым он получал возможность управлять самими правителями. Не от своего имени (конечно), а от лица «хорошо темперированного» общественного мнения.
Вот эта система потеряла сегодня ось, вокруг которой строилась. Только наивному наблюдателю со стороны кажется, что СМИ достаточно отдать приказ, пригрозить, отобрать лицензию или урезать финансирование, и как по взмаху волшебной палочки, они будут работать по заказу власти. Всё намного сложнее. Сурков знал, как этим управлять - включая манию величия телезвёзд и амбиции медиа-магнатов. Он строил своё управление на всём - на лести, угрозах, шантаже и экономическом интересе. И добивался своего.
Общественная сфера
Сурков считал себя человеком «культурным». И это отличало его от большинства элиты - особенно элиты, пришедшей во власть вместе с Путиным. Поэтому он имел представление об обществе и свои взгляды на него. Это были довольно вульгарные представления - в духе социал-дарвинизма. Люди представлялись ему тщеславными, эгоистичными, беспринципными и продажными животными, ищущими наслаждений и ведомыми гордыней. Вполне в духе либеральной философии Гоббса или Спенсера. Такое общество Сурков и конституировал. Если что-то выпадало из этой картины, он это волюнтаристски сглаживал. Инструментами такого конструирования образа российского общества служили как подконтрольные Кремлю социологические службы - карманные ФОМ и ВЦИОМ, так и специально созданная Общественная Палата, состав которой Сурков подбирал лично. Да и придумал её именно он, чтобы воплотить в ней свои наработки в этой сфере. Частично, её состав определялся стремлением перевести часть правозащитников-либералов на баланс власти, чтобы релятивизировать их зависимость от ЦРУшных грантов и сгладить деструктивный характер их деятельности. Кстати, и это, как и остальные задумки Суркова, технически удалось. Но при этом Общественная Палата превратилась в очередной симулякр и территорию разводки - на сей раз «правозащитников».
Российское общество сегодня - это то общество, которое существует в представлении Суркова. Так как никто из окружения Путина большого внимания этой сфере не придает, у Суркова были развязаны в этом вопросе руки. То, каким является российское общество и, следовательно, какие его представители являются репрезентативными и заслуживающими присутствовать в Общественной Палате или мелькать на телевидении, решал единолично тот же самый Сурков. А всем остальным предлагалось с этим смириться. Павел «Снежок» Воля или Тина Канделаки, Фёдор Бондарчук или Максим Кононенко (Паркер) - это не люди, это артефакты Суркова, инкарнации его представлений о том, что такое «человек». Сантехник, токарь, прапорщик или филолог для него не существовали. «Вас много, а я один», - наверное, думал Сурков, вычёркивая из общества тех, кто не возбуждал в нём ни интереса, ни любопытства.
Интернет, блогосфера, молодёжные движения - это Суркова интересовало. Поэтому на это он обращал внимание. Провинция, труд, пенсионеры, дети, учёные - всё это явно навевало тоску.
И каков же в целом итог 12-летнего всевластия кремлёвского кукловода-демиурга? Технически безупречно. Эта помесь византизма с постмодерном войдёт в учебники наиболее успешных форм колоссального социального надувательства в исторических масштабах. Вместе с тем, это был триумф бессмыслицы, дурного вкуса и похабщины. Окажется ли эта теневая сторона сурковщины фатальной для страны и для Путина? Может и окажется. Как знать. А может как-то всё и выправится. Но факт в том, что второго Суркова найти не удастся. В конце концов, это была лишь функция - пришедшаяся ко времени и к месту циничная и эффективная индивидуальность, точно соответствующая духу безвременья, компромисса, социального слабоумия и дерзкой (подчас вполне «державной», а значит, полезной) лжи.
