Субмарина – это подводная лодка. «Суб» – это значит «под»… чем-то. Субкультура – это значит какое-то ответвление какой-то «культуры», отличающееся от коренной культуры государствообразующего народа, нации, на что-то претендующей, и более того (в нашем представлении), пытающейся заменить эту самую коренную культуру.
В каком-то смысле субкультуру можно уподобить паразитическому наросту на большом дереве, пытающемуся изменить флору (растительные образования, структура) этого дерева – кору, листья, ствол и корни – «под себя». Т.е. изменить природу этого дерева (дуба, березы, сосны и т.д.) таким образом, чтобы вместо цельного, природой данного дерева, перед нами маячил этот самый разросшийся паразитический нарост. Не забудем, что этот паразитический нарост питается соками и живительными фитонцидами самого дерева.
Вот, собственно, и весь аллегорический смысл такого понятия, как субкультура.
А, почему субмарина?
А потому, что в рядовом случае, на море, в условиях военных действий такая субмарина представляет собой – «идеальное оружие». Вреда может наделать много, а откуда этот вред взялся – большая тайна. Вот так.
Читатель спросит, зачем автор «городит» такой огород?
Перенесёмся в начало XX века, а именно, ближе к февралю-марту 1917 года. Россия стоит на краю пропасти, а историческая практика «рассказывает», что падению в эту духовную пропасть предшествовало множество подготовительных мероприятий и событий «культурной жизни» страны, которые (позднее) средства массовой информации охарактеризуют как «серебряный век» российского ренессанса («возрождения»).
Припомним, что инородные и инославные слои российского общества, особенно городского, не пожелавшие (или не сумевшие) ассимилироваться в русской среде, тем не менее, в двадцатых годах заняли в управляющих структурах государства главенствующее положение.
Пресловутый вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» (литературы, поэзии, художественного творчества и т.д.) – не повис в воздухе, а решался достаточно просто – средствами «военного коммунизма».
Именно поэтому в двадцатых-тридцатых годах со сцены исчезают такие, например, художники слова, как Н.А.Клюев, П.Н.Васильев, С.А. Есенин и др.
Есенин так вообще попадает под запрет, чуть ли не на всё время советской власти. Те «мастера культуры» (по терминологии официальной власти), которые не оторвались от родных (народных) корней и которым удалось уцелеть, вынуждены были уехать за границу, если им предоставлялась такая возможность. Великие русские поэты А.С. Пушкин, Г.Р. Державин отбрасывались, как «устаревший хлам».
«Плавильный котёл» новой советской культуры в это время представлял собой – «богему», советскую богему, т.е. беспризорную людскую массу, не имеющую ни родины, ни национальных нравственных и моральных традиций, составляющих идеологическую основу семьи – ячейки государства. Кстати, именно с таким названием («Советская богема») недавно вышла книга, в которой описываются «творческие искания» этой богемы, нравственным и моральным базисом для творчества которой послужили наработки «серебряного века».
В таком состоянии – инородного прессинга, прессинга и угнетения национальной культуры – Россия двигалась навстречу Второй мировой войне.
Во второй половине тридцатых годов руководство страны осознало, что такое состояние «культурного базиса» чревато для страны непредсказуемыми последствиями, особенно в случае войны с наиболее сильным и вероятным противником – фашистской Германией, армию которой международные эксперты оценивали, как самую сильную в Европе. Кстати сказать, такая оценка основывалась, в том числе, и на том основании, что фашисты сохранили высшие военные кадры аристократических родов Германии, профессиональным занятием которых в течение многих веков являлось «военное дело», если можно так выразиться.
Поэтому, именно в это время в стране начинают вырисовываться новые подходы к производству фильмов, литературной «продукции» (да, в большей степени, это все-таки была еще – «продукция», вспомним товарища Ю. Нагибина, к концу своей жизни «собственноручно» и всенародно признавшего конъюнктурный характер своего творчества).
Тем не менее, например, фильм талантливого режиссера Л. Лукова «Большая жизнь» (1939 год, как сейчас сказали бы, «лидер проката» – 18 миллионов зрителей), имеющий популярность в народе, уже был показателем того, что власть начинала разворачиваться – лицом к народу. Опять же, кстати, второй фильм (продолжение фильма «Большая жизнь»), вышедший в 1946 году (когда стало понятно, что Россия войну выиграла), к показу допущен не был. Не всю правду можно было показывать, особенно если это касается правды жизни высоких партийных руководителей.
После 1953 года субкультура советских творческих работников получила определенную свободу (особенно после 1961 года) и её «развитие» продолжилось. Этот период характеризуется сильной заорганизованностью, получившей свое выражение и в распределении бонусов и наград за «выдающийся вклад» в «копилку советской культуры». «Государственная певица» Л.Зыкина имела свой «национальный» репертуар, за рамки которого выходить ей строго запрещалось. То же касалось и других видов искусства.
В 1991 году рухнули даже и те рамки «советского искусства», которые являлись ограничительным инструментом в поддержании приемлемого для советского государства соотношения «элементов» русской культуры и субкультуры предыдущих лет советской власти.
Субкультура вспомнила уголовную тематику, обогатила тезаурус (библиотеку) образцов богемного характера, «разрешила» употребление ненормативной лексики и опустила планку «боевых приемов» (всех видов искусства) ниже пояса (без кавычек).
Припомним в связи с этим передачи по ТВ «Бригантина поднимает паруса», «Дом -2» и т.д. Где-то, что-то «…возвратились ветры на круги своя..» – только что в трамваях не ездили голышом, как в начале двадцатых годов прошлого века.
Субмарина обрела новую силу и принялась снова утюжить и торпедировать «Российский авианосец».
Теперь, спустя почти тридцать лет после 1991 года, можно резюмировать. С 1946-1947 годов пропагандисты партии вернулись к своим обязанностям. В рамках «советской культуры» по-прежнему прессовался национальный культурный код (традиционные народные традиции, народная культура) и выпячивался безнациональный суррогат потомственной «советской богемы». Очевидно, исключения из этого правила были достаточно редкими.
В чём состоит глубина порочности и вредоносного воздействия субмарины субкультуры на культурно-историческую цивилизацию того народа, где живет и творит эта субмарина?
Прежде всего, в том, что любое произведение искусства, рождённое этой субмариной, порождает в человеке – короткие мысли. Яркий пример – пресловутый «чёрный квадрат» («раскрученный» банкирами и ростовщиками в своих «тайных» целях), нарисованный художником, очевидно, в предчувствии конца его творческой жизни.
В том, что эта субкультура обращается при своём воздействии к низменным животным инстинктам человеческого существа, подавляя и угнетая формирование высших, сложных, «государственных» инстинктов, подавляя духовные потребности человека и оттаскивая его от Бога.
Судите сами: когда мы видим какой-то пейзаж, дворцы, площади, дворики – мы понимаем, что они живут для нас в отношениях и характерах тех людей, которые когда-то действовали на этих площадях, жили в этих домах или дворцах, прогуливались по лесным тропинкам и паркам этих усадеб.
В произведениях пассажиров и матросов субмарины, этого – нет. Может быть потому, что ни матросы, ни пассажиры этой субмарины не имели своей Родины?
В настоящее время вопрос о восстановлении русской национальной культуры, очевидно, стоит так. Или эта субмарина продолжит своё победное шествие, утюжа и торпедируя (бесчисленными детективами, убийствами, стрелялками, «поющим мясом» на эстраде и т.д.) культурно-историческую общность, называемую русским народом. Либо в населении будут зреть «гроздья гнева» с непредсказуемыми для страны последствиями.
Что касается самого «дерева» культурно-исторической цивилизации (русско-славянских народов и окаймляющих их народностей), автор считает, что простояв тысячу лет, оно и дальше будет стоять – незыблемо.
«Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс. 19: 8-9).
Уткин Юрий Герасимович, публицист
