Нередко беседую с друзьями из Донбасса, и чувства тех, кого события на юго-востоке Украины задевают за живое, мне понятны. Тем более разителен контраст живого восприятия людей с сухими схемами мирного урегулирования.
Сейчас активно обсуждается возможность подписания президентом Зеленским давно всем известного плана Штайнмайера. Западные СМИ особенно в этом активны.
Запад давно не воевал на своей территории. Им уже забыто всё волнующее в таких обстоятельствах. Положенные западными политиками в основу плана урегулирования расчёты на всё объясняющую логику и здравый смысл, с точки зрения жителей Донбасса, кажутся не очень уместными. Ведь всё происходит не между французами и немцами, которые, по свойству своих темпераментов, могут легко и прагматично сменить взаимное уничтожение на взаимное уважение. Восточная Европа – ареал эмоциональных славян и, что неприятно, стороной договорного процесса являются украинцы – народ-новодел, сутью своей национальной идентификации сделавший тотальную ненависть к русским, то есть к самим себе, какими они ментально, в виде малороссов, были в ещё относительно недавнем прошлом, да и по сей день остаются в ненавистном им генетическом родстве. Так сказать, вынужденно и навечно! И Богом установленный, неотменяемый факт такого родства украинцев особенно бесит.
Как во всех процессах, лишённых смысла, источник их энергии таится в чём-то инфернальном, как бы происходящим из ада. Здесь это – основанная на хаосе смыслов, ненависть к русским.
Но что же в подкладке, что в сути бессмысленно злобного самоотказа от себя, от родства и происхождения? Понятно, что укроблуды этим компенсируют какую-то свою внутреннюю проблему, что бередит их окраинные души?
Здесь следует остановиться на причинах возникновения украинства. Не на методах создания, тщательно описанных в литературе, к которым относят и трансформацию малоросского наречия в искусственный язык, и создание псевдоистории Украины, и раскрутку каждого конфликта во взаимоотношениях с Москвой, и планомерную работу западных спецслужб, в чём ведущую роль играет не почившая со своей империей разведка Австро-Венгрии, на которую посмертно переводят все стрелки и слагают все вины, но, скорее всего, разведка Ватикана, в силу своего класса и финансовых возможностей (а она практически не упоминается). Наконец системная, в двадцатые и до середины тридцатых годы, деятельность большевиков, которые, в начальный период, в подавляющем большинстве состояли из национальных меньшинств родом с территорий Украины, и потому, контролируя СССР, накачивали Украину русскими территориями, чтобы иметь противовес России, если та вдруг взбрыкнёт и вырвется из-под контроля интернационала.
Итак, о причинах!
Одна из них, надо полагать, в том, что Европа чаще воевала внутри своей цивилизации. Россию же всегда атаковали цивилизации ей чуждые. С Востока – степь с варварскими, но крепкими, войсками огромных племен. С Запада – католическая и одновременно национальная экспансия поляков, литовцев, тевтонов, шведов, французов, англичан. С юга нас атаковали Кавказ, Иран, Крымское ханство, Турецкая империя. Всё чуждые цивилизации! Ни с одной из них никогда не удавалось всерьез задружиться, не подчинив себе или не приняв, в силу обстоятельств, под свое крыло.
Это цивилизационное отчуждение, одиночество, инаковость России, особенно заметна была тем, кто жил на её окраине.
Здесь уместно сказать, что уровень цивилизационной совместимости враждующих наций виден не столько по военному периоду, сколько по временам мира.
К примеру, Германия как после первой, так и после второй мировой войны практически сразу втянулась в мирное сотрудничество с окружающими её европейскими странами, хотя и отягощённая жесткими репарациями, вскоре всякий раз заменяемыми интенсивными финансовыми вливаниями в экономику. Легкость, с которой европейцы переходят от состояния войны к миру, меняя военное взаимодействие на взаимодействие мирное, свидетельствует об однородности их цивилизационных представлений, в которых никогда не присутствовали и не могли возникнуть идеи взаимного уничтожения или порабощения.
Но стоит обратиться к взаимоотношениям европейцев и России, как всплывают иные подходы как в моделях поведения, так и в политических стратегиях. Взять послевоенные отношения России с Западом после мировых войн, – они всякий раз состояли в интенсивной подготовке к новой войне.
О планах Гитлера по уничтожению русских, существенно реализованных оккупацией 1941- 1944 гг., что выразилось в 18 миллионах выбитого гражданского населения СССР, мы все знаем и помним. Но об этих жертвах не помнит, не знает, и не хочет знать Европа!
Как не хочет знать и помнить о том, что такая политика в отношении русских не является новой. Еще в 1914-1915 гг. Австро-Венгерская империя уничтожала под корень русское население на своей территории, в Галиции.
По свидетельствам очевидцев тех лет: «…В Перемышле озверелые солдаты изрубили прямо на улице большую партию арестованных русских людей».
«Армия получила инструкции и карты с подчеркнутыми красным карандашом сёлами, которые отдали свои голоса русским кандидатам в австрийский парламент. И красная черточка на карте оставила кровавые жертвы в этих сёлах еще до Талергофа (первый в истории концлагерь созданный по национальному признаку исключительно для русских. – Авт.). И кричал немец или мадьяр – ты рус? А наш несчастный мужик отвечал: Да, русин, прошу пана. – И уже готовая веревка повисла на его шее».
«Вот видите, на этих деревьях перед окнами висели заподозренные в русофильстве. Так прямо на деревьях вешали. Сутки повисят, снимут – и других на них же вешают… А тут за углом учителя расстреляли. Поставили к стене, а напротив пять солдат с ружьями».
«В отместку за свои неудачи на русском фронте улепетывающие австрийские войска убивают и вешают по деревням тысячи русских галицких крестьян».
Очевидно, это было не только выражение политической позиции, но – не вдруг возникшее, всегда тлеющее, ментальное неприятие русских европейцами. И на пограничье этого столкновения менталитетов Малороссия, как основа будущей Украины, существовала веками, пока в конце 20-го века, не сделала выбор в сторону русофобии.
Тяга к украинству у малороссов, надо полагать, происходила из понимания громадности сил, стремящихся к уничтожению русского народа. Присутствие же на границе давало непосредственное ощущение этих угроз, формировало готовность к отказу от принадлежности к тем, кого веками хотят уничтожить. Это может влиять на отказ от самих себя, или на неготовность быть самими собой. Порой наступает истощение решимости свою инаковость защищать…
Учитывая, что между Россией и Польшей многие века происходило военное противостояние, правобережье Днепра контролировалось то полякам, то русскими. Последний раз в практическое владение Польши эта территория поступила по воле русского императора Александра I, в 19-м веке отдавшего её под контроль польской знати.
Нетрудно представить малодушную логику малороссов, которые, в силу пограничного проживания, способны были не только сравнительно оценивать мощь сил, угрожающих Московии, но могли сравнить и близкое к европейскому потребление польской знати с потреблением русских дворян. Легко предположить, что это сравнение было не в нашу пользу. Когда приводят множество языковых и политических мотивов перерождения малороссов в украинцев – этот вообще не упоминается.
Готовность предать, как готовность измениться и соответственно изменить себе, народу и родине, что всегда скрыто в малороссах, могут быть в какой-тот мере объяснимы этим раздраем от влияния двух культур, одна из которых более европейская, как в технологиях ремесел, так и в разнообразии потребления, а другая, хотя и представленная братьями по крови, но восточная. Со всеми особенностями, то есть бедностью быта и простотой потребления.
Итак, в основе украинства в существенной мере лежит феномен расщепления русского национального сознания как от страхов вытекающих из рисков принадлежности к отчужденной от мира православной русской цивилизации, так и из сравнения в пользу Запада уровней потребления, не в пользу русских.
Украинцами стали русские! А способ заявить себя своими для стран Европы, для народов с потреблением европейского уровня – мог быть только один: тотальная, всепоглощающая, доходящая до безумия, инфернальная ненависть к русским. Как отрицание себя самих, как ненависть к таким же, как они сами; презрение к тем, кто по их мнению недопотребляет в сравнении с европейцами и поэтому, не имеет права заявлять себя одной крови с украинцами, так как факт такого родства создаёт риск быть не допущенными к европейскому корыту, а то и вообще быть уничтоженными вместе с Россией.
Мы всегда больны украинством. Современная проблема с новоделанной республикой является продолжением проблемы нашего уровня жизни, по тем или иным параметрам, уступавшего уровню жизни западных соседей. Хотя бы потому, что семь месяцев в году у нас не пригодны для земледелия, а расходы на оборону никогда не опускались ниже верхнего предела.
Русское национальное, особенно верхних слоёв общества, развлечение в виде охаивания всего своего, начиная от одежды и заканчивая всей современной политикой и экономикой и, конечно, историей. К такому осуждению, еще в исторические времена были склонны бояре, а во времена последующие, новое властное сословие – дворяне, следом и бедная интеллигенция, что в критицизм вовлечена была в силу общего с властным сословием образования, да так и застряла в нём по сей день.
Еще не существовало Украины, а Иоанн Грозный уже насмерть бился с русской знатью, завидовавшей как вольностям знати польской, так и её потреблению.
Так было и при трехсотлетнем царствовании Романовых. Знать той эпохи менее жестко противостояла центральной власти, так как уже ощущала себя частью европейской цивилизации, потому что утоляла жажду потребления пробитым Северной войной путём в Европу, в Париж, где в развлечениях спускались национальные накопления, успешно развивая экономику Запада.
Так было и при коммунистическом режиме, который, как ни закрывал границы, как ни строил железный занавес, ничего не мог поделать против всесоюзного разглядывания лейблов на задницах импортных джинсов, потому как доступ к потреблению, а значит и общественный статус определялся таким лейблом.
Тоже происходит и сейчас, когда уже забыт железный занавес, и современная знать, приобщённая к власти и её финансовым потокам, имеет неограниченное потребление мирового уровня. Но всё равно, храня накопления на Западе и пытаясь вжиться в него через потомство, она нуждается в подтверждении своего допуска к свойству, что обеспечивается тем же проявлением нелояльности к России. Распространяемым через приближённую к знати, материально зависимую интеллигенцию, которая, играя роль бедной свиты при малых и больших сюзеренах, разгоняет в обществе волну недовольства хозяев через недовольство культурой России, состоянием её экономики, политики, осуждением её прошлого и настоящего, действуя как разговорами так и публичным протестом. Отсюда все «Болотные» и «Эхо Москвы» и прочая. И это тоже, своего рода, вечное наше украинство.
Если посмотреть на это шире, то можно выявить определённый закон украинства. У нас нет тотального, повсеместного предательства на Востоке, так как в этом направлении мы продвигались и технологически, и потребительски, в статусе более высокой цивилизации. Продвигаясь же на Запад, мы были и, ещё в существенной части остаёмся, цивилизацией технологически и потребительски отсталой. Отсюда все проблемы борьбы с самими собой. И с этим ничего не поделать, так как народ трудится, создаёт семьи, плодит и растит детей, нуждаясь в потреблении, – «чтоб не хуже, чем у других!».
Отсюда и всегдашняя готовность людей к обсуждению того, что они лишены доступа к потреблению, что имеют жители стран Запада.
Думаю, что история готовит нам свою шутку в виде бурно развившегося Востока, из отношений с которым у нас никогда не возникало проблемы своего внутреннего раскола по причине недоступности к потреблению высокого уровня. Если по отношению к Китаю и Индии мы в исторически близком времени окажемся так, как всегда были по отношению к Европе – отстающими в уровне потребления, то не будем ли мы реагировать на это подобным же образом, то есть внутренними проблемами раскола русской национальности? К примеру, на такой осколок как Сибирская Русь?
Правда, между нами и растущими титанами Востока множество других азиатских народов, которые на этот процесс могут существенно влиять и не обязательно в худшую сторону. Тем не менее, логичен вопрос: не перейдёт ли внутренне присущая России проблема украинства с наших западных рубежей на просторы Сибири?
Есть и еще одна проблема, всегда присутствующая в украинстве.
В моменты исчерпания этой злобной энергии национального безумия новоделы, проливая горючую слезу якобы родственных чувств, со свойственной им эмоциональностью и артистизмом, как уже не раз проделывали, легко способны прильнуть в якобы братском объятии к ненавистной, бескорыстной и беспамятной ко злу, всегда готовой к всепрощению России. Прильнуть, чтобы через уверения в братской дружбе, набравшись новых сил, выкачав все какие только возможно ресурсы, разрушив изнутри насколько можно, ослабив повсеместно, вновь гордо отделиться от вечно недопотребляющей, в сравнении с передовыми странами, по их мнению жалкой Руси, в сознании безнаказанности и превосходства своего непреходящего зла.
Собственно, это – проблема уровня доверия метрополии к окраинам, доверия к их представителям, которое никогда не должно быть безоглядным…
Нетрудно заметить, что все страны СНГ, которые ещё при СССР жили лучше России, от неё отделились. Исторический опыт учит, что финансирование Дальнего Востока и Сибири не должно вести к превышению уровня жизни населения этих местностей над уровнем жизни населения коренной России.
У этих скрытых, внутренних процессов русской истории есть ещё одна, может быть, самая главная её закавыка.
Она в том, что сытая, высоко потребляющая, комфортно живущая, всех устраивающая Русь, скорее всего весьма быстро перестанет быть собой, переформатируется под стандарты Запада.
И прежде всего перестанет быть православной, перестанет быть воинственной. А значит утратит национальную самоидентификацию. И как следствие исчезнет, сперва как единое государство, а потом и как единый русский народ. После чего утратит не только свою историю, культуру, политические, географические и материальные результаты борьбы и труда предков во множестве поколений, но и социальные гарантии людей, которых Запад никогда не признает равными. Русские просто утратят шансы физически выжить в тех катаклизмах, которыми всегда богата историческая жизнь человечества.
Когда наши украинствующие стремятся к комфорту и потреблению, как на Западе, они, возможно, стремятся к собственной гибели, не в данный конкретный момент, конечно, но к гибели или переформатированию своего потомства, наверняка! Под другим форматом здесь понимается уже нормальный и обязательный в Европе отход от норм морали в сторону прав человека, вплоть до любых, ненормальных, нечеловеческих по сути…
Есть один важный принцип политики. Государство – это политическая система, работающая, в каждый данный момент не на данный момент, а на отдалённое будущее. И потому, то, что есть в данный момент, являлось главной целью государства в отдалённом прошлом, а в списке сегодняшних целей имеет второстепенное значение.
В этом смысле план урегулирования в Донбассе уже не может являться главной целью государства. Говоря о государстве, я, конечно, имею в виду Россию…
Сегодня, надо полагать, следование этому плану урегулирования представляет собой некое ожидание результата происходящих процессов, как бы ожидание дозревания гнойника… Просто государству предстоит понять: гнойник прорвется сам или его придется вскрывать хирургическим путем. Второй вариант декларировался многими, включая меня, еще зимой 2014 года.
Конечно, первый вариант предпочтительнее. Но вероятнее – второй!
Павел Дмитриев, адвокат, публицист
